Родителей Красникова опять вызвали в школу. Папа, отдуваясь после вскарабкивания на третий этаж, вытирая лоб бумажным платком, грузно рухнул за парту. Мать Василия, миниатюрная блондинка с перьями короткой стрижки, в белых брюках, и светлой блузке, встала за спиной мужа, положив ладонь ему на плечо. Во взглядах людей, произведших на свет Красникова-младшего, читалась вина и растерянность.
Сам Василий сидел поодаль, угрюмо вазюкая ручкой в тетради. Мы со Степанидой Михайловной статуями немезид и вершительниц судеб грозно застыли у доски. Я, как классный руководитель, хочу того или нет, тоже должна была присутствовать при экзекуции.
Выдержав весомую паузу, за которую взгляд Васиной мамы стал еще растерянней, Степанида произнесла:
— Ваш сын написал в сочинении, что Микеланджело был… гомосексуалистом.
При произнесении этого ужасного слова голос завуча дрогнул и мне показалось, что под взглядом Степаниды все семейство Красниковых сейчас должно превратится по меньшей мере в раскаленный пепел.
— Не был гомосеком, а существует гипотеза…
— Василий! – оборвал отец, утираясь скомканным платком.
В голосе звучала обреченность. Красникова еще сильнее сжала плечо мужа.
— Далее, — продолжала Степанида Михайловна. – Написал, что согласен с Толстым, который – по мнению вашего сына, подчеркиваю! – считал Анну Каренину не жертвой, а… Я не могу произнести этого слова. Так было, Ирина Евгеньевна?
— Так, — покорно кивнула я. Было очень неловко глядеть на Красниковых.
— В сочинении про Обломова написал, что Гончаров в лице этого лентяя создал образ положительного героя, — продолжала перечислять грехи завуч. – Отвечая на открытом уроке по «Войне и миру», сказал, что делить произведение на периоды войны и перемирия не существенно, поскольку о мирном времени Толстой не писал вообще. А название?!
— Но… — попыталась робко вступить в беседу мама Васи, и замолчала.
— Что – но? – грозно сдвинула очки Степанида.
— Нет, ничего… — прошептала Красникова, и теперь уже муж поднял руку и погладил ее по ладони.
«Уйду из школы», — подумала я.
— Мы примем меры, — сказал Красников-старший. Степанида, смерив его испепеляющим взглядом, кивнула и вышла из класса.
… Я сидела опустив голову. Васин папа вздохнул и развел огромными ручищами. Я сказала:
— Василий, ну пойми ты, что нельзя постоянно лезть на рожон, бороться с существующими правилами, вести свою маленькую войну против взрослого мира…
— И что, мне всю жизнь так жить, с языком в жопе?
— Вася! — воскликнула мама.
— Он еще молодой, — виновато сказал отец. – Вырастет, поймет… Юноша, максималист.
— Сочинение придется переписать, — сказала я, подавая Василию листок бумаги.
