Малахитовый перстень
Размещая на полочке трюмо причудливые трофеи наших с сыном лесных «странствий», я неожиданно вспомнила свою прабабушку Ольгу.
В сущности, я никогда не забывала о ней, но сейчас, мимолетно глянув на собственное отражение в зеркале, вдруг увидела… её, такую, какой она была в моём детстве: стройную, моложавую, с замысловатым гребнем в рыжеватых волосах.
Обладая отменным вкусом во всём, бабушка почему-то питала необъяснимую слабость к дешёвым, ярко раскрашенным деревянным бусам и тяжелым серебряным кольцам с чернением. Но я так и не спросила — почему.
А ещё бабушка умела замечательно лечить любые болезни. Например, у кого-нибудь из соседей вдруг «вылезет» на носу прыщик — баба Оля глянет разок на болячку искоса и скажет сурово, обращаясь неизвестно к кому: «А ну иди прочь! Прямиком — в землю! И чтоб я тебя здесь больше не видела!» И на следующий день — заразы как не бывало!
Многие побаивались моей бабули. О ней частенько злословили, обзывая ведьмой,
Но при этом уважали её, как никого другого во всех окрестных дворах. Уж чем-чем, а «дурным глазом» она явно не грешила. Скорее — наоборот. К примеру, посмотрит на малыша, страдающего заиканием, и не то пожелает, не то прикажет: «Говори по-человечески!» И денька через два — сбывается. Болтает ребенок без умолку. Умно и красиво. Будто бы и не заикался никогда…
Милая, любимая прабабушка! Мудрая покровительница моих детских приключений, тайн и любовей! Хранительница моего одиночества!
Нефритовый с золотом подсвечник, подаренный бабой Олей на моё восемнадцатилетие, раскололся сам собою, когда бабушка вдруг заявила, что ей пора отправляться в мир иной.
Решила и умерла, отказываясь от пищи и воды. Причем все домашние дружно уговаривали её не дурить. Ведь она до самой смерти абсолютно НИЧЕМ не болела! Даже гриппом! В сто лет «с хвостиком» выглядела как пятидесятилетняя. На лице — практически ни одной морщинки не было. А если смотреть со спины, то и вовсе — молодухой казалась. Пятидесяти-шестидясятилетние мужички за нею чуть ли не до самой её смерти приударяли. Замуж звали. Но она всем отказывала, свято храня верность своему умершему супругу, который, по её собственным словам, нагло украл её из родительского дома. И увёз далеко-далеко. В Польшу. Там она и жила с ним. Вплоть до самой его кончины. Сколько правды в этих её рассказах, сколько — вымысла, не берусь судить, поскольку с детства обожала в ней ВСЁ: и удивительные истории «из жизни», и чудаческие наряды, и экстравагантные украшения.
Странной она была. И в православную церковь ходила, и в костёл. И на латыни молилась, и на старославянском. Но крест носила — православный…
Когда бабушка умерла, и гроб с её телом оставили на ночь не в церкви, а в доме, я собственноручно, в дополнение к нательному кресту, надела на усопшую все её любимые кольца, перстни и бусы, оставив на память лишь один перстенёк — серебряный с малахитовой вставкой. Тот, который она завещала за три дня перед кончиной, говоря так:
— Эта вещь — мужская. Сама не рискуй носить! Береги его… Отдашь только тому, кто тебе — и только тебе! — предназначен. Живи, с кем хочешь! Выходи замуж столько раз, сколько вздумается! Рожай детей! Чем больше — тем лучше! Но перстень, будь умницей, отдай суженому. Сколь б мужчин у тебя ни было — перстнем не играйся! Перстень этот лишь одному во всем свете предназначен. Поняла?
Славная, мудрая моя прабабушка! Прости меня, дуру! Много лет прошло с тех пор, много воды утекло, но я так и не подарила никому из мужчин ТОТ перстень… Правда, и сама не ношу… Лишь примеряла пару раз — из интереса. Великоват он мне. Даже с большого пальца соскальзывает. Такие дела…
Знаю, многие боятся, когда им умершие родственники снятся. А я так наоборот — радуюсь, когда бабушка является ко мне во сне. Случается это, как правило, накануне какого-нибудь важного и счастливого для меня события. Но иногда, бывало, снилась мне баба Оля перед чьей-нибудь смертью…
Как сейчас помню — ровно через сорок дней после её похорон — бабушка явилась мне… будто бы наяву. Молодая, немыслимо красивая, одетая в то самое платье, в котором её положили в гроб. И «пришла» не одна, а в сопровождении чёрной, как смоль, кобылицы. Подвела её ко мне и заявила, как бы между прочим: «А ну, правнучка, иди стряпать блины!».
…Ровно через три дня после этого сна, скоропостижно скончалась бабушкина подруга, по национальности — хакаска. Волосами её, черными и жёсткими, как лошадиный хвост, многие в округе восхищались.
…И пришлось мне весь день стряпать блины для поминок. Сколько настряпала — не знаю. Помню лишь, что перестала считать блины, когда количество их перевалило за сотню…
И еще раз снилась мне бабушка Ольга перед смертью одного из давних знакомых моего отца. Бабушка сидела на облучке чёрной повозки, рядом с каким-то скрюченным мужичком, и умело правила двумя лошадьми — одна чёрная, другая — пегая. А колёса экипажа напевали-выбивали мотивчик и слова песенки: «В путь-до-ро-гу, на-ко-нец, со-би-ра-ет-ся мерт-вец…»
Тот, кто умер от инфаркта через два дня после этого сна, был у нас в гостях — не помню уже по какому по случаю. Сидел за столом рядом со мною и от души хохотал, слушая пересказ страшного сновидения. Честно сказать, я не узнала в нём героя сна, но почему-то весь вечер стеснялась смотреть в его сторону. Уж не знаю — почему. Может, потому, что могла предотвратить его смерть, если б сообразила, что он и есть тот «мертвец в чёрной повозке».
…Знакомый моего отца умер от инфаркта. Причем обнаружили мужчину в его собственной машине. Окоченевшим и скрюченным… Он поехал в одиночку к себе на дачу и…
Мой сын любит слушать «сказки про бабу Олю». Он хранит в своём личном альбоме пожелтевшую фотографию конца позапрошлого века, где «бабуле» лет восемнадцать… Узкое черное платье со шлейфом… Какая-то невообразимая, но по-своему изящная шляпка на голове… А в левой руке, облеченной в перчатку — маленькая книжка. Наверное, со стихами…
Моему сыну нравятся грубые деревянные бусы и серебряные кольца, которые я очень люблю носить дома и на работе…
И я точно знаю: когда-нибудь — ещё не скоро — придёт за мною, то ли наяву, то ли во сне, моя красивая, молодая прабабушка. Скажет: «И тебе — пора!»
Я не буду бояться. Только за три дня перед уходом непременно передам малахитовый перстенек… Нет, не сыну, а дочери… Кто знает, может в любви ей повезет больше, чем мне?
