Дискету я обнаружил случайно в нижнем ящике письменного стола. В этот ящик я годами сваливал бумажки, карточки и документы, которые не представляли для меня большого интереса, но все же могли когда-нибудь пригодиться. И вот настал как раз такой случай. Мне понадобилось связаться с одним человеком, и я вспомнил, что когда-то он давал мне свою визитку. И я принялся копаться в этой куче хлама. Долго там рылся, но нужная карточка все не попадалась, и, в конце концов, я в ярости вытащил ящик и вытряхнул все, что в нем хранилось, на пол. Дискета упала последней, видно, лежала на самом дне. Стоило мне взглянуть на ее белый ярлычок, как я мгновенно позабыл о визитке.
«Петли. История моей «болезни», — было написано на дискете знакомым до боли почерком. Рита! Боже мой!
Бросившись к компьютеру, я вставил дискету.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как Рита пропала, и я уже не надеялся, что сумею о ней что-нибудь разузнать. И вдруг это послание! Явно предназначенное мне, но отчего-то спрятанное в моем письменном столе, да еще и в самой глубине ящика, куда я почти не заглядываю. Ведь я мог и за несколько лет его так и не обнаружить!
На дискете был один-единственный текстовый файл — письмо Риты ко мне. Открыв его, я стал читать.
Послание начиналось с приветствия и содержало много признаний слишком личного характера, чтобы их здесь демонстрировать. Поэтому письмо я буду приводить выборочно:
«Знаю, что ты сейчас думаешь: «если она хотела, чтобы я просмотрел дискету, то почему не отдала мне ее в руки, а втихаря засунула черти куда?»
Прости, я опять поступила не вполне адекватно. И это не единственное и не самое большое мое чудачество, правда? Я всегда казалась тебе, мягко говоря, странной… Помнишь, как мы познакомились?..»
Конечно, я помнил! Все до мельчайших подробностей. Сколько раз я прокручивал в памяти все наши встречи, в надежде понять, почему Рита так внезапно исчезла из моей жизни! Свиданий у нас было немного – всего семь, и первое из них, пожалуй, можно назвать самым необычным из всех.
В один из солнечных апрельских дней, в четверть седьмого вечера, я вышел из офиса и направился к своей видавшей виды светло-бежевой «шестерке». В окнах дома напротив горели нестерпимо яркие блики. После спокойного рассеянного света офисных ламп блеск весеннего солнца казался ослепительным, и я даже на какое-то время зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел ее – тоненькую, коротко стриженую шатенку в джинсах и кожаной курточке, плотно охватывавшей ее стройную фигурку. Она шла к моей машине, улыбаясь мне тепло и радостно, как старому другу. Мои губы невольно растянулись в ответной улыбке, в то время как в мозгу происходило быстрое сканирование образов всех знакомых женщин. «Нет, я определенно никогда ее раньше не видел», — подумал я, в некоторой растерянности наблюдая за девушкой. Она подошла к машине и, все так же приветливо улыбаясь, указала пальцем на кнопку, запирающую правую переднюю дверцу. Ни слова не говоря, я сел в машину и, протянув руку, поднял кнопку. Секунда – и девушка приземлилась на пассажирское сидение.
— Привет, дорогой, — сказала она и подставила мне губы для поцелуя.
Я оторопело застыл и безмолвно таращился на нее, совершенно сбитый с толку. Девушка чуть нахмурилась и замерла. Она больше не улыбалась, и в ее больших серых глазах появился испуг. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, а потом она очень тихо, на грани слышимости, произнесла:
— Ты… – она конвульсивно сглотнула, — …вы не узнаете меня? — голос ее дрогнул, — мы, что… не знакомы?
Я, наконец, вышел из ступора и, разлепив губы, произнес:
— По-моему нет.
Она закрыла лицо руками и откинулась на спинку сидения. Плечи ее задрожали.
«О, черт! – подумал я, — она, кажется, плачет?! Только этого не хватало!»
Вот чего я не выношу, и всегда не выносил, так это женских слез! Они меня повергают в такое неприятное смятение, что единственное мое желание в таких случаях – немедленно предпринять что угодно, лишь бы это прекратилось.
— Послушайте… не плачьте… – я дотронулся до ее руки, судорожно соображая, как бы ее успокоить, и не придумал ничего лучше, чем сказать, — да, мы не знакомы, но это же легко поправимо! – довольно глупо хихикнув, я откашлялся и продолжил: — меня зовут Сергей, а вас?
Она отняла руки от лица, повернулась ко мне и вдруг, к моему крайнему изумлению, обвила мою шею руками и быстро заговорила:
— Извини, я знала, что это когда-нибудь произойдет, не может не произойти, просто не думала, что это случится так скоро! Я старалась, правда, изо всех сил старалась подготовить себя к этому, чтобы не раскиснуть, столкнувшись с неизбежным, но, но… – она замолчала и, отпустив мою шею, взялась за ручку дверцы, — я сейчас уйду, — левой рукой она, как ребенок, размазывала по лицу снова и снова набегавшие слезы, — прости…те меня… за вторжение…
И тут неожиданно мной овладело такое острое чувство «дежавю», какое я прежде никогда не испытывал. Весь ее облик, жесты, голос показались мне настолько знакомыми, милыми и родными, что я буквально задохнулся от нахлынувших на меня чувств. Я вдруг совершенно отчетливо осознал, что ни в коем случае не могу ее сейчас отпустить, что нельзя, нельзя этого делать! Я понял с необычайной, не требующей никаких размышлений ясностью, что должен удержать эту девушку во что бы то ни стало, что она нужна мне…
— Подождите, так нельзя, не уходите! — забормотал я, не зная, как выразить свои мысли-ощущения, — вы это… зачем же?.. В чем, вообще, дело? Останьтесь и объяснитесь!
— Я не могу, — сдавленно сказала она.
— Что? Остаться?
— Объясниться, — и она вновь разрыдалась, чем окончательно вывела меня из себя.
— Ну всё, хватит! – взревел я, стукнув руками по рулю, — прекратите, черт возьми! Что вы тут истерики устраиваете? Возьмите себя в руки и расскажите, что случилось!
— Не могу, я же вам сказала! – выкрикнула она, перестав, к моему великому облегчению, плакать.
В этот момент я почувствовал какое-то необычное и сильное волнение, словно пытался вспомнить нечто очень важное, но никак не получалось. Я растерянно замер, глядя на девушку. Мне вдруг стало стыдно, что я наорал на нее. В конце концов, ну что плохого она мне сделала?
— Извините за грубость, но вы меня просто измучили, — мой голос прозвучал даже мягче, чем я ожидал.
— Ладно, проехали, — вяло сказала она, окончательно успокоившись, — я тоже хороша – ворвалась к вам сюда, фамильярничала…
Я ничего не ответил. Девушка явно передумала выходить из машины и, пару раз шмыгнув носом, затихла. Какое-то время мы просто молча сидели. Потом она извлекла откуда-то из-под мышки маленькую дамскую сумочку и достала оттуда зеркальце и салфетку. Я тактично отвернулся, давая ей возможность спокойно удалить потекшую косметику.
Пока я смотрел в окно, у меня опять появилось ощущение, что все это уже со мной было когда-то. Когда я попытался на этом чувстве сосредоточиться, оно так усилилось, что я испытал легкое головокружение. Резко повернувшись к девушке, я сказал:
— Знаете, теперь я уже не уверен, что никогда раньше вас не видел… Как вас зовут?
— Рита. И это твоя первая встреча со мной.
Ее ответ меня покоробил. Я не мог тогда понять, что на самом деле Рита имела в виду, казалось, она просто хочет подчеркнуть собственную важность, и моим первым порывом было ответить какой-нибудь колкостью. Но, встретившись с ней взглядом, я отчего-то передумал и как-то неожиданно для самого себя предложил, решив тоже перейти на «ты»:
— А давай поедем куда-нибудь?
— Куда?
— Тут есть неподалеку неплохое кафе. Можно туда. Посидим, выпьем за знакомство.
— Ты же за рулем!
— Ну, я выпью безалкогольный коктейль «Облом гаишника», а ты чего-нибудь покрепче.
— Нет, одна я пить не хочу, так что поехали лучше к тебе.
«Ох, не фига себе! – развеселился я про себя, — ну и ну! Прямо — быка за рога!»
— А ты знаешь, что у меня дома жена и двое детей? – спросил я, изо всех сил пытаясь сделать серьезное лицо.
Рита прыснула.
— Нет у тебя никакой жены!
— Да что ты говоришь? – я перестал сдерживать улыбку, — интересно, откуда же тебе это известно?
— Да уж известно!
Я хмыкнул, завел машину и стал выруливать со стоянки.
— Слушай, а может, ты телепатка?
— Может.
Когда на следующее утро я открыл глаза, Рита уже ушла. И я понял это сразу, как только проснулся. Я быстро встал и вышел в коридор. Из-под двери ванной комнаты пробивалась полоска света. Точно зная каким-то шестым чувством, что Риты там нет, я, все же надеясь непонятно на что, резко распахнул дверь. Пусто. Только капельки воды на зеркале, да влажное полотенце, оставленное на бортике ванной. Внезапно я с особой ясностью ощутил, насколько дорога, оказывается, мне эта девушка. Я смотрел на полотенце, а в груди будто закручивался холодный твердый узел. «Телефон! Я даже не спросил у нее телефон! Болван!» Я принялся лихорадочно припоминать, не обмолвилась ли вчера Рита о том, где живет, где работает… вдруг вскользь что-нибудь упоминала… Минут через пять я с тоской констатировал, что ничего такого не было. С тяжелым вздохом я опустился на бортик ванной. Как же так? Почему? Мысли заметались в поисках выхода из сложившейся ситуации. Что делать? Где теперь искать ее? Стоп! Записка! Может, она оставила записку?
Я вскочил как безумный и метнулся обратно в комнату. Быстрый взгляд на журнальный столик – ничего, я рванулся из комнаты в прихожую к полочке под зеркалом – пусто. Я развернулся и бросился в кухню. Вот! Ура! На столе белел листок. Я схватил его и поднес ближе к глазам, так как свет я не включил, а рассвет только занимался.
«Ты еще меня увидишь». Одна-единственная фраза. Ни указания места встречи, ни номера телефона… Даже подписи нет. Какое-то время я неподвижно стоял, глядя на записку, словно ждал, что там проступят еще какие-нибудь слова. Потом, все так же сжимая листочек, включил свет.
Вернувшись к столу, я положил записку и только теперь заметил, что в кухне царит идеальный порядок. Вымытая посуда аккуратно расставлена на сушке над блистающей чистотой раковиной. Я заглянул в холодильник. Колбаса, сыр и ветчина, оставшиеся после ужина, были заботливо упакованы в пищевую пленку, о существовании которой я и не помнил никогда, не то чтобы пользоваться ею. Обычно я сваливал все остатки в одну большую тарелку, сверху закрывал другой, после чего запихивал все это сооружение в холодильник. Надо же, Рита сумела отыскать где-то эту пленку, однажды купленную мне одной из приятельниц, а потом заброшенную неизвестно куда. Дальнейшая инспекция удивила меня еще сильнее. Салат и жареная картошка были сложены в пластиковые контейнеры с плотными крышками. Я припомнил, что когда-то набор этих контейнеров мне подарила мама. Я сказал «спасибо, мамуля!», сунул набор куда-то в кладовку и больше никогда оттуда не доставал. Как Рита могла самостоятельно его обнаружить?
Меня вдруг охватило чувство нереальности всего происходящего. Может, все это сон? Я с силой потер руками щеки и посмотрел на часы: 5:02. Господи, какая рань! Выходит, Рита ушла посреди ночи. Зачем? И на чем она уехала? Наверное, на такси… Как же все это странно!..
Очнувшись от воспоминаний, я вернулся к Ритиному письму.
«…наверное, ты удивлялся, почему я всегда так рано ухожу. Поверь, не в моей власти было поступать по-другому. Просто в какой-то определенный момент что-то заставляло меня исчезнуть, словно дергало за ниточку, как игрушку «йо-йо». И так было каждый раз. Я не могла тебе ничего объяснить, боялась, что ты окончательно запишешь меня в сумасшедшие. Ты, конечно, и так считал меня немного «того», но все-таки не безумной, а просто страдающей некоторыми провалами в памяти. Провалами ты, скорее всего, и объяснял мое поведение. Это верно, но лишь отчасти, потому что, вспомни, было и еще кое-что. Порой я откуда-то знала то, что никак не могла знать, а иногда тебя поражали некоторые обстоятельства, неподдающиеся пониманию…»
Я оторвался от письма и углубился мыслями в прошлое. Да, действительно, встречаясь с Ритой, я не раз поражался вещам, объяснить которые было крайне затруднительно.
Например, однажды, нарезая салат, она сильно порезала палец. Кровь так и лилась, пока мы не заклеили порез пластырем. Рита, видно, вообще часто ранилась, потому что еще вчера этот несчастный палец был так же обмотан пластырем. Бедняжка! Только сняла старый пластырь, как вновь порезала то же самое место. Рана казалась глубокой, однако, когда мы увиделись на следующий день, вдруг обнаружилось, что никакого пластыря на пальце нет, а от пореза не осталось и следа. Я очень удивился и спросил об этом Риту, но она только отшутилась, сказав, что пластырь, наложенный любящей рукой, способен творить настоящие чудеса…
А в другой раз она появилась с длинными до плеч волосами, хотя еще вчера носила короткую стрижку. Я, естественно, подумал, что она в парике, и побоялся что-либо говорить об этом (мало ли что заставило человека воспользоваться искусственными волосами). Каково же было мое изумление, когда во время нашей близости выяснилось, что это вовсе не парик, а ее родные волосы! Тут уж я не выдержал и, сделав ей комплимент насчет роскошной прически, спросил, как такое возможно. Неужели прогресс дошел до того, что уже научились наращивать не только ногти, но и волосы? Рита засмеялась и заявила, что мужчине не положено знать секреты женской красоты…
И вот теперь, похоже, она собиралась открыть мне эти секреты.
