— Г-н Гальярди, расскажите нам одну из своих историй, поднимите нам настроение!
— Да, ведь у вас в запасе всегда есть дюжина веселых историй!
— О нет, нет, кажется, именно сегодня историй не будет!
— Ну пожалуйста, г-н Гальярди!
— Ну тогда она будет не иначе как грустной!
— Ну расскажите нам хоть что-нибудь!
— Хорошо, я расскажу вам про человека, который однажды произвел на меня сильное впечатление!
Среди всех людей, которых я встречал в своей жизни, больше всего мне запомнился человек, который даже никогда и не был моим другом. Он был моим знакомым и то только потому, что однажды я просто был вынужден столкнуться с ним по вопросу, связанному с моими дальними родственниками, которые в сущности не имеют никакого отношения к моему рассказу. Я был еще очень молод, тогда мне только исполнилось девятнадцать…
Так вот, этот человек был очень немногословен, из него просто слова нельзя было вытянуть. Но надо сказать, что это только в том случае если собеседник совсем не интересовал его. Мне, например, говорили, что он был прекрасным рассказчиком и мог без конца болтать и рассказывать невероятные захватывающие истории, хотя мне, признаться честно, тогда трудно было в это поверить. У него были две сестры, которые постоянно его приглашали к себе, там-то я и узнал его.
Мне рассказали, что когда-то в молодости он был женат, но жена его скончалась и с тех пор он живет холостяком в маленьком домике на краю города. А еще всю жизнь он плавал в море и странствовал и очень редко виделся с родственниками. И когда он приезжал, то почти ничего о своей жизни не рассказывал и потому никто о нем почти ничего не знает. Это был и вправду очень занятный человек, и хотя он всегда молчал, не заметить его было невозможно, что-то в нем привлекало внимание. Он всегда ходил с отсутствующим взглядом, витая где-то далеко в своих мыслях и когда кто-то его о чем-то спрашивал, он говорил : «Ммм нет, не думаю, хотя постойте, о чём вы спросили?». И когда вопрос был повторен, он очень долго думал над ним, не зависимо от того знал ответ или нет. В то время, когда мы с ним познакомились, ему было около шестидесяти лет. Он выглядел очень худым и изможденным, и объяснял это скукой, прочно поселившейся в его жизни. Иногда он мог просидеть весь вечер на одном месте, уставившись в одну точку и не замечая никого. Однажды, как раз на одном из таких вечеров, я подошел к нему и спросил:
— Неужели вас совсем не занимает здешнее общество, люди и разговоры?
Он встрепенулся, как будто очнувшись ото сна, и взглянул на меня устало и без интереса.
— Ммм, я не…, простите, что вы спросили?
— Я спросил, почему в такой веселый вечер вы сидите тут один, ни с кем не разговариваете, не общаетесь?
— Вспоминаю — вяло протянул он.
— Вы о чем-то забыли?
— Нет.
— Тогда вспоминаете что?
— События.
— Какие-то определенные?
— Нет.
— Может, расскажете мне об одном из них.
Он подумал, помолчал довольно долго, а потом поднялся, взял свою шляпу и сказал, тщательно подбирая каждое слово:
— Любому рассказу нужен подходящий момент или причина, а сейчас простите мне надо идти.
Тогда мне показалось, что он считает меня слишком молодым и глупым, и совсем не уважает меня. Я на него, даже помню, немного обиделся и больше старался не заводить разговоров о чем бы то ни было, и избегать его общества. А когда я входил в помещение и видел там его, то старался делать вид, что я так спешу или занят, что совсем не замечаю его. Хотя на самом деле это он совсем не замечал меня, и по правде говоря, мне кажется вообще никого.
Но один раз мне пришлось столкнуться с ним поближе. Я и мой приятель, который приходился ему родным племянником, должны были как-то забрать кое-какие бумаги. И, заранее договорившись о встрече, пришли к нему субботним вечером домой.
Неожиданно для меня он встретил нас очень приветливо и тепло. Сразу пригласил войти и начал готовить чай, а пока он был занят, мы с его племянником прошли в его кабинет. Обстановка комнат тогда я помню очень удивила меня, она была не менее странной чем сам обладатель этого дома. Все стены не только в кабинете и на кухне, но даже в коридоре были увешаны разными вырезками из газет на различных языках, картинками, пожелтевшими фотографиями плохого качества, какими-то предметами, различными способами прикрепленными к стенам, подвешенные веревочками или прибитые гвоздями, обрезками материала самых пестрых цветов, порванными нотными листками, высушенными растениями и цветами и еще многим другим. Всего этого было так много, что от пола до потолка едва ли можно было найти хоть кусочек обоев. Но все это не создавало хаоса, напротив создавало уют и ощущение, будто ты попал в сказку. На полках и столиках стояли вазы с сухими цветами, словно мел белые и твердые кораллы, корабли в бутылках и заспиртованные змеи.
-Еще дядя увлекается рисованием — сообщил мне мой приятель, видя моё восхищение обстановкой, и yказал на несколько картин небрежно сложенных на полу. Я присел на корточки и начал рассматривать их одну за другой. Все они были просто великолепны.
— Господи, да это шедевры! — воскликнул я.
— Да…- безучастливо протянул мой друг, — только дядя так не думает. Однажды он сжег около десятка своих картин, потому что их класть было некуда, и они ему мешали.
— Почему же он не отдал их вам или не подарил кому-нибудь?
— Не знаю…
Я посмотрел на картину, стоящую на мольберте. Она была еще не закончена, но понравилась мне больше всех. На ней была изображена очень красивая молодая азиатка, одетая в дорогие и богатые восточные одежды. Её густые черные волосы, мягко струящиеся по плечам, были убраны дорогими камнями и золотыми нитями, черные сверкающие глаза, огромные и бездонные, были полны глубокой печали, в них, казалось, блестели слёзы, настолько сильно был схвачен художником момент и настроение. Из под полупрозрачных рукавов одежды девушки были видны тонкие изящные руки, а в сцепленных кистях, как будто символ её страданий, она держала выцветшую и высохшую сухую черную розу. Картина была написана маслом в темных и пёстрых, как сама Азия, тонах, и при одном взгляде на неё на душе становилось очень тяжело. Казалось, что не только на картине, но и в самой жизни свершилось что-то настолько ужасное и непоправимое, что выхода из этой ситуации нет и нельзя ничего изменить. На мгновение я настолько был очарован и заворожен изображением, что даже не заметил, как сам художник вошел в кабинет, и, присоединившись к нам, так же молча стал разглядывать её будто видел в первые. Я очнулся только когда услышал сонный голос моего приятеля:
— Как будет называться ваша новая картина, дядя?
— «Печаль» — ответил он.
— Да, подходит в самый раз.
Я почему-то онемел и не мог сказать ни слова. Но видимо восхищение моё не трудно было прочитать по глазам, потому что когда художник посмотрел на меня, было видно, что он понял это.
Он улыбнулся:
— Да, я решил написать эту картину, потому что мне вспомнилось одно событие, — говорил он очень медленно и отчетливо, описывая в воздухе круги своими сухими и худощавыми руками.
Мы уселись за стол, и он стал разливать в изящные фарфоровые чашки чай. Сегодня он был непривычно открыт, в его глазах не было как всегда тумана и задумчивости, он даже не переспрашивал вопросы, которые мы задавали, и, казалось, он даже был заинтересован беседой с нами.
— Это событие из вашей жизни? Вы лично были знакомы с этой девушкой? — спросил я.
— О нет, нет, что вы… Как видите, эта девушка очень знатна и жила она еще задолго до того, как родилась моя мать…
— Но всё же вы сказали о каком-то событии.
Его глаза на мгновение опять застлал туман, но это длилось недолго. Он повернулся и пристально посмотрел мне в глаза. Несмотря на возраст, они были глубокими и ясными, и в них было столько силы, выдержки и спокойствия, что я невольно почувствовал себя несоизмеримо ничтожным рядом с ним.
— Да, я не был непосредственно участником или даже свидетелем этого события, но я пережил его, как и многие другие события, по рассказам других, и оно запало мне в душу так глубоко и сохранилось в моей памяти настолько сильно, что мне кажется, будто это случилось со мной.
Невозможно описать, насколько мне стало интересно, и насколько сильно вышло из под контроля моё любопытство. Мне очень хотелось попросить, потребовать его рассказать, но, помня тот случай на вечере, я промолчал.
А он, казалось, и не думал рассказывать. Мы молча попивали чай с сухофруктами и кофейным печеньем, каждый думал о своём, и я уже отказался от мысли услышать рассказ, как вдруг он как всегда медленно и четко выговаривая каждое слово начал рассказывать:
— Как я и говорил, это случилось очень давно. В одной из тех стран, где женщины были лишены возможности даже думать о том, что у них есть своя воля и право реализовывать её согласно своим желаниям. И это касалось не только простых женщин из низших кругов, но также и знатных, очень богатых особ, и даже императриц. Девушка, изображенная на картине, была одной из тех избранных людей, кому просто суждено было быть счастливыми до конца своих дней, и иначе быть не могло.
Она с самого первого дня была окружена великолепной роскошью, богатством и раболепием дома своего отца, её безгранично баловали, делая каждую минуту её жизни сладкой, как мёд, яркой, как блеск самого чистого золота, легкой и светлой, как луч утреннего солнца. Любое желание её исполнялось незамедлительно, как по волшебству любой её каприз или выдумка становились явью. И единственным предназначением её существования было жить и, подобно нежному красивому цветку, радовать глаз любого, кому будет дозволено её увидеть. Девушка выросла ослепительной красавицей. Ни в красоте ее, ни в мыслях не было ни единого изъяна. Она была средоточием света, любви и добра. И отец любил её и верил в её незыблемое совершенство настолько сильно, что позволил ей жить и распоряжаться его владениями, как она захочет. Когда она только родилась, отец разбил вокруг небольшого грота с каменистыми пещерами, который находился недалеко от дворца, прекрасный сад с ветвистыми деревьями, мраморными фонтанами полными разноцветных рыб, колоннами, с которых спускались ветвящиеся лозы сладчайшего винограда, площадками, с клумбами полными цветов самых немыслимых форм и полянами, по которым гордо вышагивали белые и цветные павлины. Создав этот маленький рай, он преподнес его в подарок на свадьбу своей дочери. И это стало поистине достойной оправой для такого дорогого камня.
Её муж, еще более знатный и богатый человек, чем её отец, окружал свою жену не меньшим блеском, заботой и защитой. Но сам он был очень жестоким человеком, ревнивым и мстительным, хотя никогда не давал себе воли при жене и сдерживал себя во всём. Так что жизнь девушки по-прежнему оставалась такой же сладкой, яркой и беззаботной. Она была по-прежнему счастлива и вольна во всем, как и в доме своего отца.
Но вот однажды, когда мужа её не было дома, она решила, как это делала часто, отправиться в чудесный грот, подаренный ей отцом. И с самого утра всё было собрано и организовано к её поездке. Ей осталось только сесть в повозку и наблюдать через маленькое окошко за меняющимся вокруг пейзажем. И все было как всегда, всё было просто чудесно, день был светлый, и светло было на душе. Повозка медленно продолжала свой путь. И вот когда они ехали мимо рощицы по грязной широкой дороге размытой недавно прошедшим дождем, им встретилась по пути череда повозок, на одной из которых стояла высокая прогнившая клетка, в которой сидели трое детей лет пяти. Они были грязны и худы, одежда на них была изодрана в лохмотья, руки и ноги связаны тугими веревками, из под которых медленно сочилась кровь, которая, перемешиваясь с пылью и грязью налипшими на смуглую кожу детей, стекала серыми каплями на дно клетки. Но самое ужасающее было то, что дети были неописуемо уродливы. Их лица и тела были лишены гармонии и пропорциональности, при одном взгляде на них все в душе переворачивалась. Глаза их были тусклыми, равнодушными и холодными. Этих существ вообще сложно было назвать людьми…
— Стойте! Остановите повозки! — раздался звонкий и мелодичный, чистый, как горный родник, голос девушки.
Её приказание мгновенно было исполнено. Она поспешно выбралась наружу, и к ней тут же подскочили несколько слуг. Один, из которых был постарше, главный, обратился к ней:
— Что случилось, госпожа? Немыслимо вам показываться этим людям! Скорее садитесь, и мы продолжим наш путь!
— Кто это? — спросила девушка, указывая на детей в клетке, у выскочивших из повозок людей, которые так были поражены красотой и знатностью девушки, что не смели глаз на неё поднять.
— Это уродцы, госпожа, мы везем их на городской рынок.
— Для чего?
— Показывать людям за деньги.
Нависло непродолжительное молчание, девушка разглядывала детей.
— Разве они уродливы? — удивленно и наивно спросила она у своего слуги.
Он не нашелся что ответить.
— Я забираю их с собой, — сказала она, и зная что её приказание будет тут же исполнено, направилась к повозке.
— Но это невозможно, мы получаем за них деньги.
— Деньги? — сверкая глазами, просто спросила она.
— Да, это как золото на ваших руках, — не поднимая глаз, сказал владелец детей.
Девушка сняла со своих тонких изящных запястий три браслета и протянула их ему.
— Я вам дам это, по одному за каждого.
— Но это невозможно, госпожа, господин не позволит, он накажет… — зашептал её слуга.
— Накажет?… В таком случае ему никто ничего не скажет!- и с этими словами, она скрылась массивными покрывалами из дорогой парчи.
Девушку и детей доставили в грот. Слуги отмыли уродцев, переодели, накормили и привели к госпоже, которая, оставаясь по-прежнему счастливой и беззаботной, спокойно лакомилась виноградом. Она познакомилась с детьми, поговорила с ними и уехала во дворец, оставив их жить в гроте, не уступающим по красоте и богатству великолепию дворца. Когда господин вернулся, он спросил у слуги, о том, как прошла поездка, все ли хорошо и счастлива ли госпожа, на что слуга , поклонившись ответил:
— Госпожа счастлива. Все хорошо, сегодня и как всегда.
С тех пор девушка стала часто навещать детей и по-настоящему подружилась с ними. Они играли вместе, разговаривали, смеялись, и она заботилась о них, как о своих детях и нашла в них по-настоящему близких для себя людей. Но слуги, видя их, отворачивались, старались не общаться с ними. Казалось, только госпожа не замечает ужасающего уродства детей. И эта тайна продолжала скрываться, и слуга продолжал говорить, что все замечательно, что госпожа счастлива, и все хорошо, как всегда.
Но однажды с вестью от господина в грот прибыл слуга из дворца. И увидев уродцев, сделал вид, что ничего не заметил странного, а, прибыв во дворец, обо всем доложил господину.
Все было замечательно, как всегда, и госпожа была счастлива. Они сидели с детьми у фонтана и, наблюдали за рыбками, плававшими по дну. Как вдруг, под каменистые своды грота вбежали десятки солдат, и строго вытянувшись, выстроились ровными рядами. За ними вышел господин, глаза которого горели яростью. Презрительно сощурившись, он оглядел обстановку. Все его существо выражало злость и отвращение. Он бросил взгляд на жену и скомандовал:
— Казнить детей!
В одно мгновение, не взирая на крики и рыдания госпожи, двое солдат оттащили её к каменистой стене грота, несколько других, на её глазах растерзали детей. Госпожа без сил упала на руки солдат, но по приказанию, её быстро привели в чувства.
— Казнить слуг! — громко приказал господин.
Когда пришел черед старого слуги, господин подошел к нему и сказал:
— Госпожа счастлива. Все хорошо, сегодня и как всегда, не так ли?
После этого грот и сад были сожжены, а госпожа доставлена во дворец.
— Даа, вот это сказка…- протянул мой приятель и съел еще одно печенье.
— Может сказка, а может, и нет, — ответил ему его художник.
— А что было с этой девушкой потом? — спросил я.
— А вы как думаете?
— Вряд ли она стала жить дальше…
— Нет, ошибаетесь, она жила еще долго, родила детей, вырастила их и была хорошей женой.
Он посмотрел на картину и добавил:
— Просто она никогда больше не была счастлива. В её душе поселилась печаль!
— Ладно, дядя, спасибо, нам пора идти.
Он проводил нас до двери и больше я его не видел.
Когда мы вышли на улицу, мой приятель сказал, что его дядя постоянно рассказывает истории еще интереснее, чем эта, и что, наверное, это всё из-за того, что много плавал и немного сошел с ума.
Через много лет, когда я стал собирать свои собственные коллекции картин, мне очень захотелось иметь среди них эту — «Печаль». Тогда я вернулся в этот город и нашел дом художника. Мой старый приятель сказал, что он давно умер. Я попросил продать мне ту самую картину. Мой друг порылся среди всех творений, все также небрежно валявшихся на полу.
— В какой-то момент, я испугался мысли, что художник однажды сжег эту картину. Но мой друг нашел её и просто подарил мне.
Когда я бережно взял её, то вся эта история, однажды рассказанная мне, невольно живо и ярко всплыла перед моими глазами. Сквозь толстый слой пыли на меня взирали сверкающие глаза азиатки, огромные и бездонные, полные глубокой печали, и когда я смотрел на неё , мне казалось, что с них вот-вот скатится слеза.
Спасибо!!!
Когда-то давно зачитывался мистическими историями Погорельского. Вот, как будто во времени вернулся… и страшно… и таинственно… и жутко интересно!!!
А Вам спасибо за хороший отклик!
Этот рассказ есть продолжение серии рассказов про господина Гальярди.
На портале их только два пока.
Рада что Вам понравилось.
Всего хорошего
С уважением
Зина
Начало напомнила мне прямо-таки Эдгара По — интерес к необычному человеку, желание услышать его истории…
Так же и истории о портрете встречаются у Эдгара По.
Эпизод о том, как госпожа выехала из дворца и встретила несчастных детей вызвала у меня ассоциации с эпизодом из жизнеописания Будды, когда он впервые стокнулся с нищетой и уродством…
А жестокость ее мужа — одну из типичных восточных историй (встречала такие, к примеру, в изложении Памука и Павича).
А все вместе — держит в напряжении, радует своим слогом и ставит перед читателем вопросы, тут же отвечая на них самым неожиданным для читателя образом!
Очень приятно услышать столь хороший отзыв! Спасибо!
Это продолжение рассказа «Галерея необычных картин». Может он Вам тоже понравится?!
Всего Вам хорошего!