Тигион часть вторая (подача первая)


Тигион часть вторая (подача первая)

Часть вторая
ЗВИЯ
Мгновение до вспышки
На грудь уже мертвого человека, согнутого в нелепую позу вывернутой навзничь куклы, выкатился мяч. Он ярко засветился и тут же стал увеличиваться в размере, занимая собой всю сферу дна колодца. Неук-люжее тело было выдернуто из грунта и поднято к центру шара, напоминавшего геофизический, и тот ярко вспыхнул, превратившись в закатное солнце, и потух, скатившись мячом стального цвета под лампочку. Человека в колодце не было. Теперь Сергей Лемешев перестал существовать для Земли — даже как мертвая плоть.

Мгновение после вспышки
Но сознание не покинуло Сергея. Оно парило над густым покровом высоких деревьев, и его полет по¬вторял извилины лент рек, кружил по ободу блюдцев голубых озер, спускался с ог¬ромной скоростью близко к воде океанских просторов. Городов, казалось, не было. Но, лишь изредка чаща лесов нехотя расступалась, и открывала белеющие крыши небольших зданий.
Это было похоже на отрывки из фантастического фильма, в котором довлел бестелесный полет в мире без звуков и запахов. Только свет! И это было полетом внутреннего зрения, не сдерживаемого рамками времени и пространства. Как и в любом сне, обзор неведомой прекрасной планеты неожиданно оборвался и теперь он оказался над самим собой, лежащим на низкой тахте с тускловато-белой поверхностью в не-лепой позе бесчувственного манекена, облепленного песком.
Эта картина не вызвала ни ужаса, ни сочувст¬вия. Было лишь ощущение некоей развязки, потому что было ясно, что тело, неподвижно лежащее на столе, ждало осмотра. Вполне возможно, патологоанато-ма, который, покуривая дешевые сигареты, вкатит тележку со скальпелями, пилами и ручной дрелью, да-леко неполный комплект инструментов краснодеревщика. Чуть позже, когда исследователь его тела выку-рит всю пачку, измочалит полотенце о свои руки и лоб, придут практиканты местного мединститута, чтобы зашить все, что осталось. Они начнут тыкать иглами и при этом с опаской поглядывать на лицо умершего: не поморщится ли тот от боли?
Но случилось иное: сквозь стену в «операционную» влетело пульсирующее облако. Оно зависло над неподвижным телом, словно изучая его состояние, и затем двумя изумрудами, излучавших не толь-ко зеленый свет, но и интерес, «повернулось» к Его еще не угасшему сознанию с каким необъяснимо вы-раженной мыслью: «Будем жить? Будем!»
Так спрашивают земные доктора у больных.
Он попытался в ответ «кивнуть» головой в знак согласия. И этот внутренний жест был понят «облаком», потому что его зеленый «взгляд» тотчас обратился к неподвижной кукле. Столешница стала мягкой и просела так, пока не образовалось нечто похожее на саркофаг, который заполнился прозрачной жид-костью, твердеющей на глазах, словно раствор при очень низкой температуре. Скоро человек оказался под коркой льда, словно попал в осеннюю реку накануне сильного мороза. В одном из фильмов про Аляску Джека Лондона Сергей видел подобную картину.
А здесь «лед» потерял прозрачность и превратился в … поверхность все того же стола. Так процесс ма-фиозного «бетонирования» тела закончился, и Его сознание провалилось в темноту и безвременье.

Новые мгновения после вспышки.
…Сквозь веки забрезжил свет, и Лемешев открыл глаза.
Дальний светлый пятачок колодца мгновенно уве¬личился, став бескрайним белым пятном, которое рас-плылось потолком. Почему-то сразу же мысль пришла о больничной палате. Но идеально ровная поверх-ность потолка, без трещин на стыках плит, осыпающейся известки повысила уровень больницы, вероятно, Четвертого управления! А как же иначе, горделиво подумал Лемешев, он из Москвы и гость ЦК комсомо-ла республики!
Он перевел взгляд на грудную клетку, поднял руки, затем поочередно ноги. Он гол, как сокол! Похоже его вытащили из колодца и вертолетом отправили в Ашхабад. И это произошло так давно, что боль оста-лась в про¬шлом, а теперь каждая клетка его тела рапортовала о силе и неограниченных возможностях! Так было в шестнадцать лет, когда он, на глазах Наденьки Свирской, взобрался на самый верхнюю площадку вышки для прыжков в бассейн и взлетел сначала вверх. А затем, сильными рывками подгребая воду, по-плыл к Наденьке, готовый перевернуть ради нее весь мир!
Сергей поднялся, свесив ноги на пол. Никаких видимых следов от травм и операций не было. Мало того, когда он преподнес запястье правой руки к глазам, то не обнаружил следов шрама. То была отметина о схватке у кафе, когда он, защищая Наденьку от подвыпивших ребят, схватился за лезвие ножа и дернул его. На ладони шрам был незаметен, потому что совпадал, как ему объяснила медсестра в травматологиче-ском отделении, совпал с линией судьбы.
Но еще больше его поразило отсутствие шрама от операции по удалению аппендикса, на первом году работы в «Комсомолке». Низ живота был девственно чист.
«Мое ли это тело?» – спросил себя Сергей.
Он ощупал левое колено со сдвинутым мениском. Чашечка сидела крепко и не думала шататься.
Его грудь вздымалась, поглощая прекрасный воздух, который приносил чувство силы, радости жизнью. Он жив, полностью здоров! Тогда что он делает здесь?
На обследование помещения, похожего, из-за отсутствия мебели и приборов, на камеру для усмире-ния буйно помешанных времени не потребовалось. Лишь одна низкая широкая кровать, похожая на тах-ту, и то без матраса, подушки, простыни с запахом машинной стирки в больничной прачечной. Но все-таки, думая, что за ним наблюдают самым изощренным способом, он, прикрывая наготу, встал ногами на кровать, или как там ее, тахту из белого пластика, и стал осматривать потолок, верхние части стен и углы в надежде найти скрытый глазок. Все было безукоризненно.
Тогда он спрыгнул на пол и нагнулся, чтобы заглянуть под кровать, и обнаружил нишу, в которой лежа-ла, сложенная аккуратной стопкой его одежда, весь комплект: майка, трусы, бежевые ру¬башка, брюки, легкие туфли, носки. А поверх стопки сверкнули серебристой оправой «Командирские», часы, подарен-ные на какой-то праздник. Здесь же лежали паспорт, удостоверение корреспондента, бумажник с выдан-ным авансом, и еще какая-то мелочь. Все в целости и сохранности! И за это спасибо!
Лишь его руки отметили необычайную шелковистость и мягкость его одежды. Она была свежа и бла-гоухала легким запахом хвои. Да и его легкие туфли с верхом из ромбовидно скрещенных полосок из кожи будто только что сошли с фабричного конвейера!
Вот это обслуживание! Все новое! И одежда, и обувь и… тело! От этой мысли можно было рехнуться!
В волнении Сергей вскочил и зашагал из угла в угол, меряя шагами небольшое пространство неожидан-ной камеры. Значит, над ним произведен некий эксперимент! И он находится в каком-то секретном на-учно-исследовательском институте?
Один знакомый из КГБ рассказывал как-то ему об исследованиях, проводимых на Западе с ЛСД — мощным наркотиком-галлюциногеном. Знакомый утверждал, что ЦРУ экспериментировало с особыми грибами, мескалином, амфетаминами и марихуаной. А в качестве «подопытного материала» для исследова-ний широко использовались проститутки, люди без определенного места жительства. Сотрудники ЦРУ за-манивали их в конспиративные квартиры, где поили их соответствующим образом приготовленными кок-тейлями, после чего скрупулезно фиксировали их реакцию на препараты. Почему же здесь, в таком уеди-ненном месте, службе из КГБ не поэкспериментировать на нем? Возможно сейчас, когда он иллюзорно воспринимает себя, свое тело, идет скрытое наблюдение и запись его поведения и реакций…
Ну, и хрен с два! Наблюдайте, Лемешев не доставит вам удовольствия!
Он оделся, осмотрел себя, и сел, рапортуя о своей готовности покинуть странный санитарный блок в полном уме и здравии.

Десять минут после вспышки.
Неожиданно по камере прошелся свежий ветерок с запахом полевых цветов, словно было приоткрыто окно в его далекое детство, когда его вывозили на летние дачи! И острота воспоминаний была такая силь-ная, что вместо белой безликой стены он увидел открытое окно его мансарды под крышей деревянного домика. Вместе с солнцем в палату ворвались звуки дачи — гомон птиц, скрытых в кронах деревьев, лай соседской собачонки, ур¬чанье мотора лодки, скользившей по небольшому, но глубокому и чистому озеру.
Он услышал, как родители прыскают от смеха в своей уютной комнатке под ним, на втором этаже, и снисходительно улыбнулся: такие взрослые, а забавляются, как дети!
Он опустил глаза, представляя себя в своем «скворечнике» наверху и сквозь матовый пол палаты уви-дел смеющихся родителей, самых прекрасных и любимых на свете людей! Мама с распущенными по пле-чам волнистыми волосами цвета начищенной меди всегда вызывала в отце восхищение. Он так и говорил ей: «Моя прекрасная Медь!» А сам он, даже сбросив с себя форму военного моряка, оставался подтяну-тым, не унывающим, не признающим даже капли спиртного! Батя, так его звали и дома и на корабле, все-гда возился с книгами, удочками, ружьем… Когда приезжал из очень долгих командировок, за которыми даже не угадывалось то, насколько серьезным и важным для страны занимался он делом!
Сергей хотел, было крикнуть кому-то, что все это он видит под воздействием наркотиков, но не было сил выразить протест и отказаться от воспоминаний. А они накатывались волнами, словно ворвавшаяся из спе-циального шлюза вода в только что отстроенную чашу искусственного моря гигантской ГЭС. Он увидел себя с Катенькой Свирской в парке Измайлово. Тогда на День Победы, был точно такой же майский луго-вой запах цветов.
Они сидели под тенью лиственницы и любовались друг другом, хотя договорились готовиться к экзаме-нам. Раскрытая хрестоматия на «Евгении Онегине» их не смущала…
Сердце забилось от радостного возбуждения, какое овладевает человеком, возвратившимся в город юно-сти после долгого отсутствия. Да, это я, это моя жизнь!
Да, это ты, это твоя жизнь!
Словно кто-то заставил его не только признать этот очевидный факт, но и подчеркнуть, что тело здесь не причем, если он помнит такой свою жизнь!
И как бы в награду за такое признание вдруг одна из стен санитарного блока стала на глазах истончать-ся, пока не исчезла совсем, открыв простор, залитый солнцем и мо¬рем цветов. Тот же запах смеси кле¬вера, ромашки, полыни, подвяленных листьев и стеблей травы ворвался в помещение, и принес мысль, что он свободен, его просто испытывали!

Неизвестный мир.
Сергей вышел на поляну и, сделав несколько шагов, остановился, чтобы понять, где он находится.
Пологий берег небольшого озера, где оказался Лемешев, оказался продолжением небольшой поляны, начинающейся от плотной стены вековых сосен. Они и окружали озеро густым гребнем, лишив более удобных подходов к воде, если не считать пещеру недалеко от поляны. По каменному козырьку грота с легким плеском стекала широкая полоса воды. И там, куда она падала, была видна каменистая площадка.
В бликах водной глади озера отражалось солнце и облака. Лемешеву бросилась неестественно синий, словно на глянцевой открытке, цвет неба. Обернувшись, Сергей увидел все тот же санпропускник с ос-тавшимся проемом, через который он вышел. Еще Сергей увидел несколько невысоких строений, с ущербностью недостроенных домов: у некоторых не хватало даже двух стен, но оставшиеся каким-то об-разом держали на себе куполообразные крыши. Словно это был недостроенный детьми городок из конст-руктора. Но на долгострой они не были похожи, потому что даже издали было заметно присутствие людей по нечто, напоминающему мебель. Ни одной души рядом в этих домах не было, лишь ветер покачивал верхушки деревьев, рябил поверхность озера, заставлял кружить в неопределенном танце одуванчики. Было около полудня, когда солнцу до зенита оставалось подниматься час-полтора, но не чувствовалось изматывающее обилия ультрафиолетовых лучей. Какая-то невидимая завеса ограждала человека от облу-чения.
Все было таким неназойливо-первозданным, дышащим покоем и красотой, что приходили мысли о рае. О рукотворном рае, потому что лубочные синева неба, искусственная извилистость озера, немыслимое смешение деревьев и полевых цветов требовали выглядывающего из чащобы ветвистого оленя и пару ле-бедей на глади озера в искаженной перспективе. Если бы не странного вида здания, то можно было бы считать этот уголок нарисованной картиной, куда попал живой человек.
Чем не галлюцинации?
Как он, Лемешев, попал сюда?
И снова он подумал о трех вариантах ответа на этот вопрос.
Первое — он в колодце и глючит от удара. Ведь когда он почти по локоть залез в песок и нащупал какой-то камень, то, потянув его, вызвал движение грунта. Было больно, когда он падал. И он в отключке, а ос-татки сознания рисуют все эти картины.
Второе — он был вынесен из колодца наверх. Далее — Ашхабад, больница, где его вылечили, и за-служенный отдых! Может быть, в Фирюзе .
Третье — он на дне колодца того же колодца, но мертвый, а его неугасшее сознание, вопреки всему то-му, чему учили в университете на лекциях по диалектическому материализму, находится на Том свете! Если он в раю и скоро предстанет перед Господом Богом, то и само его тело, и одежда иллюзорны. Как и этот мир, окружающий его.
Итак, начнем с последнего! Посмотрим, что представляет собой рай?

Озеро.
Лемешев двинулся к воде, с силой вминая ногами песок, оглядываясь на следы и стараясь понять, на-сколько реален он сам и этот мир. Следы есть, сила тяготения присутствует, его вес прежний… Итак, это земля!
Он разделся и бросился в воду. Она была теплой и очень плотной. Утонуть человеку было бы здесь не-просто. Метров пятнадцать он плыл ни о чем не думая, закрыв глаза и ритмично работал руками. Но когда открыл глаза, то увидел идеальную прозрачность воды, водоросли, разбросанные островками, смесь не боящихся человека пресноводных и морских рыб, речных раков и крабов. Странный мир.
Притягивало дно, и он, сделав кувырок, сильными движениями рук стал опускаться вниз. Но это оказа-лось невозможным – вода вытолкнула его. Как пробку!
Но он еще и еще нырял, пока вода не сдалась и сделалась менее плотной.
Следовательно, здесь, все-таки все управляемо сильным желанием… человека.
Его ноги коснулись каменистого дна, и Лемешев увидел, что подводные ступени. Они резко подни-мались вверх. Лемешев поднимался по ним, нисколько не испытывая потребности вынырнуть и вдохнуть порцию воздуха. Он был подобен Садко, идущему к трону подводного царя.
Чем ближе он подходил к гроту, тем холодней становилась вода. И оказалось, что это была завеса водо-пада. Когда Сергей вышел из воды, брызги водопада были уже ледяными, но это доставило огромное удовольствие. Он прошел слой водопада, и когда повернулся, то в кратковременном разрыве струи по-казался силуэт человека.
Ну, наконец-то, он с кем-то объясниться!

Сергей решительно прошел вглубь грота по скользким каменным плитам и чуть не столкнулся с женщиной. На ней было одеяние, похожее на хитон из легкого полупрозрачного материала. Она смотрела на Сергея с нескрываемым любопытством. Но и он смотрел на нее с нескрываемым удивлением: перед ним стоял безволосый человек, у которого отсутствовали даже брови. Манекен! Пластмассовый. Чуть внимательнее приглядеться и можно увидеть след, оставленный при заливке формы.
Но какой идеальной по пропорциям! Здесь бы зацыкать и прищелкнуть от восхищения пальцами.
Неожиданно манекен заговорил:
— Тебе здесь понравилось?

Хозяйка озера
На Сергея смотрели прекрасные, большие, слегка раскосые глаза бирюзового цвета. Они излучали ог-ромное знание жизни, хотя женщина выглядела очень молодой. Лемешев дал бы ей не больше 16 лет.
— Я Звия, — сказала она. — Это мой мир. Называется он Тигион. По имени ученого придумавшего мир лич-ной иллюзорности. И это твоя Земли, которая сейчас в отрыве от твоей реальности на 15 миллионов лет. На ней должно жить триллион людей, но чтобы она выдержала этот вес, каждого жителя перевели в вир-туальное состояние и выделили свой мир. Это и есть Тигион. Мы живем не одну вашу, земную вечность. Мне 12459 лет! Но выходим в реальный мир мы по строгой последовательности, определенной машиной, владеющей виртуальной действительностью. У вас эти машины только развиваются, и вы их называете компьютерами.
— 12459 лет? — поразился Сергей, еще не осознав всей информации. — Так долго не живут.
— Смотря, что подразумевать под процессом жизни? – тотчас же отозвалась Звия. — То постоянное сгора-ние органической сущности, из которой состоит человеческое тело? Процесс этот крайне примитивен. Ес-ли осуществлять идеи человечества, как разумной составляющей Вселенной, то ради этого стоит потратить иную энергию сгорания. И мы научились сжигать ее иным путем…
— Хорошо! Скажи честно, этот санаторий далеко от Ашхабада? И он не для психов? Кто-нибудь есть еще здесь, кроме тебя? Где администрация, врачи? Мне сейчас необходимо срочно позвонить! Телефон в той недоделанном доме?
И он показал рукой на берег, где за поляной цветов, среди деревьев виднелось наиболее приметное по размерам здание.
— Ты не поверил мне. Но позвонить в Москву можно через Модуль, что доставил тебя сюда. Пошли!
Звия встала и, взяв Сергея за руку, подняла его в воздух. Они стремительно вылетели из пещеры. Сон, сон, сон! Даже, если он позвонит в Москву, то это будет сном!
Они приземлились через открытую крышу дома в уютном помещении, задрапированным необычной притягательным материалом, похожим на ткань. Все располагал к долгим философским беседам. Кресла, услужливо выдвинувшиеся при появлении Звии и Сергея, приобрели вид мягких полудиванов с удобны-ми подлокотниками. Перед ними возникло нечто похожее на журнальный столик, сервированный неболь-шими чашечками и сладостями. Сергей пригляделся и… узнал конфеты «Каракумы», «Мишка на Севере». Это его любимые конфеты! Клондайк!
Еще он увидел на стене картину в рамке. И поймал себя на том, как и в случае с конфетами, что сначала она была несколько расплывчатой, а затем оказалось, что перед ним «Сикстинская мадонна». Как в его комнате.
Он огляделся, и в дальнем углу ему нарисовалась тумбочка с телефоном. Внимательно вглядевшись, он и увидел серый болгарский аппарат, который был у него дома. Черт возьми, здесь появляется все то, к че-му он привык и что составляет его мир…
Все-таки это сон, но с какой игрой воображения!
— Ты хотел позвонить в Москву, бери трубку!
Звия сидела на диване напротив. И выражение ее лица было таким, словно она принимала очень дорогого и важного для нее гостя.
Сергей поднялся и прошел к телефону. Он снял трубку, приложил к уху. Ни гуденья, ни потрескивания, словно он взял палку от городка. И удивленно посмотрел в сторону девушки.
— Вам кого? – спросила она голосом заправской телефонистки.
— Когана.
— В какое время?
Сергей прикинул, что шеф, вероятно, на даче.
— Он на даче.
— Ну и слушайте…
Неожиданно трубка ожила, и послышался недовольный голос шефа:
— Кто это?
— Я, Михаил Абрамович! Лемешев!
— Что за черт! Я на даче! И мне позвонил… черенок лопаты! Ты что, телефон в нее вмонтировал? Или это твои друзья из «конторы»?
— Какая лопата, Михаил Абрамович?
— Такая, шутник! Ладно, разберемся. Когда приедешь?
— Не знаю, тут такое дело…
Связь прервалась. Сергей тупо смотрел на трубку в руках. Затем – на Звию. И снова на трубку. Прило-жил ее к уху. Гробовое молчание. Не безмолвнее того деревянного черенка, который был сначала таковым.
— Может, ты еще хочешь с кем поговорить? – спросила Звия.
— Теперь с самим Господом Богом! – тихо, но с чувством выдавил из себя Лемешев, он поднял даже вверх руки. — Что, все-таки, происходит?
— Осмотри свое тело. Сколько шрамов ты не досчитываешься?
— Тело? – раздумчиво переспросил Сергей. Он поднял руки перед собой и посмотрел на них. Кожа, все ссадины и шрамы отсутствовали. Вот он, Лемешев искусственного образца!

Добавить комментарий