Вольдевей
ТИГИОН
Роман
Часть первая
ДО ВСПЫШКИ
Через 1 час после вспышки.
Конец июля 1982 года выдался архижарким. В Вашингтоне ближе к полудню уже плавился асфальт. В пятницу генерал Хейг с семи утра был в своем кабинете.
— Мэри, — позвал он по селекторной связи свою секретаршу.
— Да, генерал.
Мэри никогда не называла шефа госсекретарем.
— В корпорации Дженерал электрик тебя ждут. Вот телефон. Свяжешься, когда тебе будет удобно.
— Спасибо, — несколько суховато для благодарности сказала она и спросила, — подать сводку?
— Неси. О моей отставке президент доложит на утренней встрече. А пока не будем нарушать порядок.
Все помощники госсекретаря Александра Хейга тоже были на местах. За информацией Central Intelligence Agency следил референт доктор Браун. Но сводку он передавал опять через секретаря. Так уж было заведе-но. Но на этот раз Хейг, просматривая последние события, вызвал Брауна.
— Джордж, присаживайтесь. Вы должны поладить с Шульцем!
— Почему?
Доктор еще не дошел до кресла и остановился. На лице его было написано крайнее недоумение.
— Ну, не надо изображать невинность, вы же аналитик!
Браун изогнул бровь:
— Ну да, имена у нас сходятся.
— Не поладите, пристрою. А теперь ответьте, что это?
Он протянул лист сводки с отмеченной красным цветом фломастера строкой. Сведения о СССР он поме-чал именно этим цветом.
Доктор ответил:
— Зафиксирован мощный выброс фотонной энергии на территории СССР. Это произошло на территории Туркменистана, почти в центре пустыни.
— Что значит фотонной? Объясните, это связано с ядерной энергией?
— Нет. Это нейтральная элементарная частица с нулевой массой и спином 1.
— Итак, это природное явление или взрыв?
— Это шло от поверхности земли. Но не пуск ракеты. Время зафиксировано: 13.44 московского времени.
Государственный секретарь подошел к окну. Солнечные лучи упали на его лицо. Он резко развернулся и посмотрел в лицо помощнику:
— В недавней речи на пленуме партии генсек Брежнев хвалился новым сверхмощным оружием, спо-собном вызвать природные катаклизмы.
— Это возможно, если взорвать водородную бомбу на определенной глубине океана, что позволит спро-воцировать цунами и вызвать гигантскую волну, которой можно вылизать любое наше побережье.
— А что, если предположить, что они сумели обуздать фотонную энергию? В чем это может выразиться?
— Пока это из области фантастики, — пожал плечами доктор. — Русские в Дубне пытаются раскрутить час-тицы, но фотоны пока не управляемы.
— А если они их приручили? Фантазируйте, доктор, — потребовал генерал.
— Если допустить прорыв русских в экспериментах, то они могут через два-три десятилетия вывести кос-мические корабли на световую скорость или, да нет…
— Продолжайте, не стесняйтесь!
— В сочетании с лазерными установками они могут сжечь из космоса любой объект на нашей территории. Вывести из строя мощным направленным лучом любые атомные реакторы.
— Вы это серьезно?
— Вы потребовали фантазий, я допустил это.
— И что же у них в пустыне?
— В том квадрате лишь буровая. Шахты ракет у них гораздо севернее, вот здесь.
Браун подошел к карте СССР на стене и ткнул указкой, которую он снял с крючка за драпировкой.
— Тогда я не завидую Шульцу, он еще не знает коварства Советов. У них всегда что-нибудь подают на десерт.
Генерал сделал паузу. Это мысли об отставке. Его Рональд дрогнул:
— Наши друзья в сенате, — по его тону было ясно, что это за друзья, — хотели избавиться от «ястреба»! Но ведь кто-то должен клевать головы русским. Да и не только им… Проект о вводе экономических санкции против Польши предложил как раз я, «ястреб». И вот, поверьте, доктор, осенью на выборах в конгресс демократы используя мой уход, продвинутся. За нами останется сенат, но дальше, не знаю…
Александр Хейг, как в воду смотрел. За две недели до Рождества палата представителей конгресса США откажется удовлетворить запрос президента Рейгана о выделении 988 миллионов долларов на строительство и испытания первых пяти из 100 ракет класса «MX». Но это уже другая история. А в то утро генерал Хейг сложил свои полномочия государственного секретаря Соединенных Штатов и вто-рым лицом после президента стал Джордж Шульц. Он отправил доктора Брауна дослуживать в Цен-тральное разведывательное управление.
36 часов до вспышки. Москва.
Сергей Лемешев опаздывал. Он быстро проскочил вахтера, лифт услуж¬ливо открыл дверь, и оказалось, что придется подниматься на шестой этаж одному. Неужели все уже работают? Когда он шагнул в полу-темный коридор, то понял, что ошибся этажом, в запарке нажал на пятый. Это был за¬куток главного ре-дактора, его заместителей и ответственного секретаря. Ковры, кондиционеры, тишина. Дом отдыха!
— Молодой человек, Лемешев, зайдите ко мне!
Ну, надо же, главный редактор помнит его еще молодым человеком!
Андрей Николаевич Артухов, как и все люди невысокого роста, славился коварным гостеприимством. Он как рыбак вылавливал опоздавших и тащил на леске вежливых слов в свой кабинет, на ходу приказы-вая секретарше подать им чая, а лучше — кофе, на две персоны. Первая персона был он сам — Бог и Царь всех этажей, где располагалась редакция «Комсомольской правды». Вторая — подвернувшийся под руку со-трудник. Чем грозила беседа в кабинете главного? Да ничем особенным: в конце мирного разговора о «Спартаке» и «Динамо», видах на урожай зерновых, происках американских спецслужб в средствах массо-вой информации стран социалистического лагеря, Артухов звонил редактору отдела, в котором работал провинив¬шийся, и приказывал оформить командировку такому-то туда-то! Обычно ме¬сто командировки выбиралось такое, чтобы болельщик «Спартака» почувст¬вовал, что о «Торпедо», любимой команде шефа, нельзя отзываться пренеб¬режительно! И в командировочном удостоверении появлялись Колыма, Араль-ское море, Монголия…
Так что при Артухове дисциплина в редакции два года, пока Андрея Ни¬колаевича не перевели в орготдел ЦК ВЛКСМ, была железной.
— Давно были в командировочке, Сергей Иванович? — ласково спросил главный.
— Да вот, еще отписываюсь после Молдавии.
— Михаил Абрамович, — энергично звонил главный в отдел Сергея по телефону, — Леме¬шева, Серея Ива-новича, в Ашхабад. На три дня. С четверга. Во вторник дол¬жен быть материал.
Все коротко и ясно!
— Андрей Николаевич! — попытался, было, увильнуть от поездки Сергей. — Там же на солнце в июле 70 градусов! В пустыне, говорят, яйца мгновенно запекаются.
— Где, где запекаются? — но рукой Артухов показывал на зазвонивший телефон, мол, все, аудиенция окончена, дела.
— В песке, запекаются… — уточнение было уже сделано рядом с массивной дверью, обитой кожей.
— Надо же? — послышалось сочувственное главного. — Береги себя, Леме¬шев.
Это уже по ту сторону двери, как по ту сторону жизни.
Про яйца Сергей сказал просто так. Волновало другое: на пятницу у него была назначена встреча со Све-точкой Сергеевой, которая пригласила его на дачу родителей, с ночевкой. Они познакомились в метро, у касс. В вагоне выяснилось, что имя и фамилия у них совпадают перекрестным образом. Чем не повод для более близкого знакомства? Они уже успели встретиться несколько раз. Наконец Светочка предложила да-чу. «Будем одни!» — сказала она. Сергей настроился на очень приятное во всех отноше¬ниях рандеву. И вот облом из-за какого-то опоздания на работу! Артуховская казарма!
— Попал дорогой? — Михаил Абрамович Коган вырастил огромные усы «ala Щорс», в которые семит-ски улыбался. — Не удивительно, что Туркмения! Вчера Артухову подложили на стол республи¬канскую га-зету «Комсомолец Туркменистана», в которой промелькнула ко¬роткая заметка о колодце глубиной 220 метров! Самом глубоком в Караку¬мах! Вероятно, и во всем мире, если не считать природный колодец в Италии, близ Рима. Тебе обязательно следует побывать на его дне! Вернешься с полосой, — шеф сделал паузу, чтобы вложить в последующие слова весь пафос того замечательного времени, когда знаменитым можно стать, подвергнув себя смертельному риску ради общего дела, — встретим, как героя Космоса!
Сергей открыл дверцу правой тумбы своего письменного стола. Здесь не было полок. На дне шкафчика лежал небольшой рюкзак с набором самого необходимого: несессер, фотоаппарат «Зенит», фотовспышка, новый блокнот. Ну, что ж, пора в дорогу!
24 часа до вспышки. Борт самолета Москва-Ашхабад.
Жара при выходе самолета на глиссаду аэродрома столицы Туркменистана сдавила «героя Космоса» словно противник в классической борьбе, намереваясь положить на обе лопатки. Отчего между ними по-текли струи пота. Салон ТУ-104 превратился в парную бани. Взмокла рубашка, хоть снимай и отжимай!
Хорошо, что народ здесь приветливый! Подкатила к трапу «Волга» ЦК ЛКСМ Туркменистана. Инст-руктор отдела пропаганды и агитации Кака¬гельды Байрамов, важный, сановитый, с животиком – спутни-ком излишеств, вышел, чтобы под белы руки проводить гостя к машине. И гостиницу подыскали уютную — коттедж в Ботаническом саде.
— Это же настоящий оазис прохлады, дорогой, — по-свойски склонился над ухом Какагельды.
Он лично провел гостя в домик, открыл холодильник, забитый свежим пивом, копченой осетриной (при-везли с Каспия!), запотевшими бутылками водки. Камера для овощей была полна крупным виноградом сорта «Дамский пальчик», гранатами и инжиром.
В первый же вечер Какагельды и редактор газеты «Комсомолец Туркме¬нистана Мурад Гафуров в ресто-ране, примкнувшем к Ботаническому саду и скрытым под сенью густых, экзотических для Туркмении ду-бов, угостили мо¬сквича пловом и шашлыком под многочисленные тосты. Наконец Сергей пришел в тупое созерцание стройных ног разбитной официантки, которая разве что не садилась к нему на колени! И села бы юная проказница, сделай москвич ей намек. Но единственное, на что был способен прибывший из Мо-сквы журналист, так это вспомнить со смешанным чувством благодарности и ненависти Артухова.
Утром его поднял звук клаксона «Волги», остановившейся перед гости¬ницей. По Ашхабаду уже бегали «Жигули» первых моделей, но престиж¬ными в мире партийной и, естественно, комсомольской верхушки оставались машины Горьковского автозавода.
Лемешев морщась от боли в висках и в затылке, войдя в ванную взглянул в зеркало. Но вместо мрач-ного человека, страдающего синдромом похмелья, увидел молодого мужчину с веселым оскалом ровно-го ряда белых зубов. В отражении светлые, почти льняные, волосы истинного русича очень необычно со-четались с черными бровями. Голубые глаза Алана Делона. Все это производило на женщин не¬изгладимое впечатление.
Он знал об этом, но считал, что еще не родилась на свете та женщина, которая бы завлекла его в сети Ги-менея.
— Ты презираешь всех нас, красавчик, — сказала однажды на вечеринке в редакции бойкая машинистка Глория, она же Акулина Мамонова из-под Тулы, мечтавшая подхватить москвича с университетским ди-пломом и родителями-партийными боссами. По энергии и любви к экспромтам она походила на героиню Ирины Му¬равьевой из кинофильма «Москва слезам не верит». Холостяк Сергей Лемешев давно привлекал ее внимание, хотя это «давно» составляло всего семь месяцев после ее появления в редакции.
— Это наглый поклеп, — усмехнулся Сергей, и после вечеринки Глория оказалась в его квартире.
— Потрясно! – так Глория выразила свое восхищение большим количест¬вом африканских масок в комна-те Лемешева и плюхнулась на тахту, открыв для широкого обозрения неплохие ноги. Плюшевая кукла, подаренная мамой Сергею еще в его детсадовские времена, подскочила и неуклюже зарылась го¬ловой в углу тахты, прижимая к своим тряпичным ушам полусогнутые лапы. Приговор был окончательный. Как истинный джентльмен лишь ближе к по¬луночи Сергей вызвал для Глории такси, которое доставило де-вушку в редакционное общежитие в Сокольниках.
Это было еще при жизни мамы Лемешева, которая была очень рада, узнав, что Глория выскочила замуж за старше¬курсника факультета геологии МГУ, который принес в редакцию свой труд для публикации. Это было что-то о психологии молодежного коллектива гео¬логической партии в условиях суровой тайги…
Сергей расслабленно сидел на переднем сиденье «Волги», которая несла его на аэродром. Его развлекали анекдотами о туркменах и грузинах, причем — последние оказывались в дураках, — инструктор Какагель-ды Байрамов и Дурды Сахатов — худощавый главный инженер треста «Туркменспецводопровод». Затем разговор принял темп неспеш¬ных вопросов и таких же обстоятельных ответов.
В этой республике Сергей был впервые. Здесь успешно работал их собст¬венный корреспондент Василий Кирсанов. Но его месяца два назад взяли в «Правду». Артухову нужна была «география» и экзотика.
Что за порода людей, думал Сергей, наблюдая за своими собеседниками? Просто из чиновников, добрав-шихся до заметных вершин, но еще не почувст¬вовавших предела мечтаний «альпиниста-аппаратчика»? Или это была смесь истинного гостеприимства с расчетливой угодливостью — что ТАМ, в Москве, скажет о них он, человек с трудной для произношения фамилией? Дурды Сахатов так и переспросил при знакомст-ве: «Лэмэсев?». На это Сергей с улыбкой ответил, используя вчерашнее общение в кругу туркмен: «Ова, ова!» — «Да, да!». Не станешь же поправлять людей, в алфавите которых нет мягкого знака!
Их ждал вертолет МИ-4 зеленого цвета.
Когда все оказались в его по-армейски простом салоне, главный инженер, человек простодушный, дос-тал из своего портфеля (Сергей усмехнулся — прекрасное приобретение из кожи крокодила служило ко-томкой!), бутылку туркменского коньяка – визитной карточки в длинных коридорах министерств в Моск-ве.
— По глотку, Сэргэй?
— Нэт, дарагой, — в тон Дурды (почему-то к имени инженера хотелось доба¬вить слово «Мурды»!) ответил корреспондент, — мне бы аспиринчику.
Инженер с явным облегчением пожал плечами, пряча бутылку (сам он не очень любил коньяк — лучше русская водка!), и достал аспирин, обнаружив этим полную осведомленность о состоянии корреспондента и готовность всячески угодить.
Организм быстро согласился с приемом лекарства, и голову отпустило настолько, что Сергей задумался над судьбой мух, жужжащих в салоне. Вроде бы праздное занятие, когда летишь над морем серо-желтого песка, которому ветры придали вид огромной стиральной доски. Блеснула нитка идущего к столице канала. О его строительстве писали только в восторженных тонах.
Потянулись барханы и низины между ними с темными вкраплениями пустынной растительности.
Приземлится вертолет, мухи вылетят, лениво иронизировал по поводу своих мыслей Сергей, а что потом? Они же, как домашние животные, пропадут без человека!
Что за чушь лезет в голову? Зря он отказался от коньяка. Не ровен час — по мухам заплачет! А Светочка обиделась, когда он отложил встречу из-за командировки. Студентка планового института немного по-молчала и объявила в телефонную трубку, что последует вечному закону арифметики: «От перестановки сла¬гаемых сумма не изменяется!» Жаль, но это не смертельно!
В свои 33 года журналист сумел выработать защитную реакцию от вся¬кого рода недоразумений с пре-красным полом — равнодушие и к их, и своей судьбе.
Он закрыл глаза. Шум двигателей уже не раздражал, а стал убаюкивать. Обозревая пустыню сверху, рас-тревоженный темой любви, он вспомнил одноклассницу Наденьку Свирскую. Когда после выпускного вечера собрались у Верки Самойловой, они уединились в спальне и до самозабвения целова¬лись. Они настолько распалили себя, что уже не сдерживались и дошли до неизведанного еще, но главного. А затем, до конца не осознавая, что произошло, вернулись к столу и поклялись любить друг друга до гроба.
Получилось — до Наденькиного. Через день ее сбила машина, и Сергей, это случилось одиннадцать летна-зад, впервые после смерти отца познал мерзкую способность жизни сюрпризно создавать вакуум жела-ний. Сергею вспомнилась мало кому известная в Союзе трагедия в Донецке, когда пятиэтаж¬ный дом ушел под землю — в рукотворный вакуум выработанных шахт. Дом стал могилой для сотен людей! Спецкор «Комсомолки» летал тогда на место трагедии, но репортаж из-за цензурных соображений так и не появился в га¬зете. Сейчас Сергей подумал, что в таком доме исчезла и его любовь к Наденьке.
Дурды-Мурды показал рукой в иллюминатор: там детской игрушкой замаячила буровая вышка. Базиро-вались колодцекопатели в двухстах метрах от поселка буровиков. Поэтому вертолет пошел на посадку.
4 часа до вспышки. Центральные Каракумы. Колодец Азатлык.
Ничего похожего на строительство колодца не было. Сергей увидел хи¬бару из самана , которую, веро-ятно, построил самый ленивый из известной троицы поросенок Ниф-Ниф, колесный трактор «Беларусь», холм какой-то глины, спекшейся на солнце в гранитную массу. За холмом мелькнуло и про¬пало темное кольцо колодца.
Бри¬гада строителей собралась в полном составе для встречи прибывших вертолетом. Семь человек поочередно протягивали то ли грязные, то ли загоревшие до коричневых оттенков кожи руки для приветст-вия. Затем все расположились под навесом из брезента с восточной стороны домика, который оказался достаточно крепким — все-таки его построил трудолюбивый Наф-Наф! Горячий ветер пустыни, неся пока проносил мимо удушье начинающейся жары. Было еще часа два до полудня, когда они решили войти в домик, потому что солнце все раскаляло пустыню, а небо стало терять синеву, превращаясь блекло грязную шатровую накидку.
Пили зеленый чай и вели неспешную беседу. Больше о политике, которую делали в Москве. За тысячи километров от столицы СССР в пустыне, оторванные от жизни строители, комсомольский функционер и главный ин¬женер треста задавали Сергею вопросы односложные по конструкции: «А правда ли то, что?» Лемешев не знал, от чего больше устал: то ли от жары, то ли от ис¬креннего интереса людей к жизни Кремля.
Наконец, бригадир, невысокий коренастый туркмен с черной копной волос, пере¬мешанной с песком, при-давшим голове пепельный налет, оценил скрытое раздражение гостя, вынужденного говорить, а не зани-маться делом, кивнув ему и Паше-мотористу, поднял рабочих и направился к колодцу.
Лемешев с радостью схватил свой рюкзачок и вышел за бригадиром.
В пустыне с полудня до шестнадцати часов установлен обед с дремотой. В норах в это время спали туш-канчики, степные лисы и волки, вараны «зем-зен». Даже змеи, найдя тень в сплетениях пустынной полыни, экономили силы для ночной охоты на мелких грызунов. Лишь медленно ползущие черепахи в растерян-ности смотрели на свои укрытия, не понимая, как отважились покинуть их?
У Мереда-ага был свой резон быстрее ознакомить москвича с колодцем. Ему надо было к вечеру закон-чить облицовку самой нижней части южной его стены.
Внешне колодец пустыни не отличался от обычных, какие можно встре¬тить в сельских дворах туркмен, где не было водопровода. Снаружи он представлял собой кольцо, обложенное кирпичом и покрытое сло-ем штукатурки, в которой было больше цемента, чем песка. Если заглянуть в та¬кой колодец в ауле, то можно увидеть темные отблески воды. Когда Сергей склонился над колодцем, то ничего, кроме пустоты, не увидел. Он бодренько крикнул в темноту: «О-го-го!», звук безвозвратно ушел, поглощенный пу¬гающим нутром колодца.
Моторист засмеялся:
— Твое «О-го-го» ушло навсегда. Ответа не жди.
Однако Сергею показалось, что эхо все-таки отозвалось вздохом чело¬века, ослабевшего в бесполезных потугах выбраться на поверхность: «Ой-ой-ой».
Бригадир лично осмотрел трос, заставив моториста запускать лебедку на спуск и подъем. Еще раз изу-чил состояние «парашюта» — кожаных ремней, переплетенных крест на крест в виде сиденья. Включил свет в колодце: по электрическому проводу от генератора трактора вниз была спущена 12-ваттовая лампочка. Всякое ведь предполагалось! Профессия колодце¬копателя опасна. И об этом говорили их названия. На севере Ка¬ракумов один такой назвали «Адамбосаном» — «Человека задавило», рядом «Адамо¬лен» — «Чело-век умер». В ста сорока километрах к северу от Ашхабада: «Ойкенсиз» — «Нечем дышать», а чуть ближе к Старому Мерву есть колодец «Джангуторан» — «Спас себя». Колодец с таким названием копал сам Меред-ага. Это его слава!
И, дав инструкции «Ни в коем случае не приближаться к краям и не трогать стены», — пригласил мо¬сквича занять место в «парашюте»- скрещенных крест-на-крест брезентовых ремнях.
— Несколько снимков! И сразу же наверх! — Напутствовал бригадир. Его важно кивком головы поддержал главный инженер. Инструктор остался в кибитке.
Когда Сергей занес ногу, чтобы просунуть ее между ремнями «парашюта», вертолет, взревев двигате-лем и подняв песчаную бурю, резко ушел на юг. Он улетел на базу. До завтра.
18 минут до вспышки.
Впоследствии Сергей вновь и вновь попытался проследить свой путь к находке, которая перевернула его жизнь в самом буквальном смысле.
Итак, все начиналось с неторопливого спуска вниз.
Когда пошли оштукатуренные стены колодца, еще освещаемые дневным светом, у него вывалилась за-писная книжка. Она, шурша, прошлась по жерлу колодца, а затем где-то далеко шлепнулась. Звука Сергей не услышал, ревел двигатель трактора, но появилось представление о шлепке. Сергей не зло выругался, но забыл о блокноте, потому что сравнил ко¬лодец с глубоко врытой в землю гигантской пушкой, из ко-торой Жюль Верн запустил снаряд к Луне.
«Ствол» колодца книзу постепенно расширялся, превращаясь у дна в сферу для двух-трех тонн хо-лодной пресной воды. Ею можно поить одну отару овец в день.
Ничего интересного в стенках колодца, обработанных цементом, Лемешев не увидел, хотя предполагал за ними настоящее наслоение геологических эпох.
Вчера, в ресторане, между тостами в их беседу вмешался оказавшийся за соседним столиком директор института пустынь академии наук республики Агаджан Бабаев. Он бубнил специфическими терминами о том, что Каракумы — это наметанный древними реками песок. Но раньше здесь было сравнительно мелкое море, окружавшее Памир. Доказательства в найденных в песке пустыни морских кораллах и ока-меневших страусо¬вых яйцах.
Когда ноги коснулись дна колодца, движение остановилось — там, на¬верху, трос был размечен красными полосками, а журналист перед спуском гадал, глядя на банку с краской, зачем здесь малярные работы! Только тишина и тьма, потревоженные дыханьем человека и автомобильной лампочкой, испуганно мер-цавшей на глубине 220 метров.
Сергей, слегка раскачиваясь в «парашюте», думал о том, что около 120 миллионов лет назад здесь проис-ходили различные тектонические подвижки, молодой организм Земли освобождался от избыточной энер-гии плазменного ядра, и континенты в течение сотен миллионов лет то опускались, то поднимались. Обидно, что все это происходило без человека! Лишь только он один мог оценить и запечатлеть эти нево-образимые катаклизмы! Неживая природа многое теряет, исключив зрителя!
Когда Сергей, обозревая сферу, дно у которой уже было влажным, увидел записную книжку, валяв-шуюся сбитой в воздухе птицей, рас¬пластав белые листы, как крылья, решил подобрать хранительницу записей телефонов московских барышень. И, презрев предупреждение бригадира Мереда-ага, отстегнул «парашют» и встал на грунт. Все! Полет окончен! Дно, дрогнуло, словно живое, потому что под ним уже накапливалась вода, просачивающаяся из подземной линзы. Свет лампочки, бросаемой при движе-нии сполохи, освещал не до конца обрешеченную стену. Оставался лишь сегмент в рост ребенка. Леме-шев, опустившись на колени, дотронулся руками до грунта и ощутил прохладу сыроватого песка, кото-рый был крупнее того, что наверху, горячего, пыльного, истерзанного ветром. Сергей прижался ладонями и щекой к сыроватому песку, как путешественник, вышедший из жаркой пустыни и упавший на берегу моря.
Остатки похмельного вхождения в рутинный репортаж вмиг исчезли. Сергею представилась картина громадного мелководья, по которому ползли первобытные твари — какие-нибудь «завры» несколько тонн весом каждый. Они вминали разлапистыми ступнями ил, оставляя следы в виде отпечатков несоразмер-ных листьев, только что огромных в двести-триста метров высотой деревьев неизвестной породы. После прохода стада кочующих динозавров, они затвердеют, и вода схлынет. В горах Кугитанга есть плато с загипсованными следами динозавров! Местные жители считают их следами копыт коня ангела смерти Азраеля.
Неплохо бы найти в этом песке древнюю ракушку или иное сви¬детельство жизни миллионы лет назад! А может и окаменевшее яйцо какого-нибудь «завра» той эпохи!
Лемешев, как ему казалось, осторожно погрузил пальцы в песок. Тот уже подсох, даже на такой глу-бине, и легко поддался. Еще усилие и кончики пальцев действительно уперлись в нечто твердое. У Сергея сразу же от волнения захватило дух: либо это камень, либо яйцо динозавра! Уже ладони почувствова-ли твердую и гладкую поверхность, скрытой в древнем песке находки. Наконец обе руки захватили с обратной стороны круглый предмет, и Лемешев потянул его. Внезапно зашуршало под ногами. Молодой человек замер, вспомнил об инструктаже бригадира быть осторожным, но не отпустил находку. Шур-шало между ног, словно прорвался кулек с сахаром или солью. Ноги быстро засыпались песком. Когда Сергей решился рвануть находку, лавина песка опрокинула человека.
Последнее, что не услышал, а почувствовал Сергей — это хруст в спине, принесший сильную, но крат-ковременную боль, которая была последней в его жизни…
