ЛЫСЫЙ.

Наверное, всем приходилось бывать на праздновании Дня рождения, но чтобы от праздничного стола попасть прямо на операционный — навряд ли. Конечно, у судьбы свои сюрпризы, но такой подарочек — я от неё никак не ожидал…
В те годы я был молод, холост, любил острить и не упускал момента, чтобы посмеяться. Но на этом «празднике жизни» — мне было не до смеха.
Начиналось всё прекрасно, накрытый стол ломился от количества разнообразной выпивки и богатой закуски. Во главе стола, весь в губной помаде от поздравлений, сидел «новорождённый». Всё шло своим чередом, но после третьего тоста я вдруг почувствовал резкую боль в правом боку. Замерев на месте, я боялся шелохнуться, пронизывающая боль отдавалась во всем теле. Я мгновенно изменился в лице и по всей вероятности — побледнел. Заметив это, ко мне стали приставать с вопросами и давать разного рода советы. Один, из которых, заключался в дополнительном бокале спиртного «на грудь». Но и это как оказалось, не помогло. Я засобирался домой, решив для себя, что лучшее средство в моём состоянии это покой. Наспех попрощавшись с именинником и пожелав всей компании, от души повеселиться, я отбыл в сопровождении двух товарищей. Родной подъезд встретил нас разбитой лампочкой у входа, друзья подхватили меня под руки и мы стали медленно подниматься по лестнице. Подойдя к дверям квартиры и решив, лишний раз не беспокоить меня поиском ключей, один из друзей позвонил в звонок. Дверь открыл отец. Увидев своё чадо в обнимку с сотоварищами, он был неприятно удивлён, но, понимая, что с пьяным разговаривать бесполезно, не поворачиваясь, позвал жену:
— Мать, а мать! Иди, погляди, кто пришёл!
Жена быстро подоспела на зов супруга.
— Посмотри! Нет, ты только посмотри, наш сын совсем взрослый стал, домой уже на руках приносят…, — усмехаясь, издевательски съязвил он.
Зная отцовский юмор, который бывает чёрным, когда он начинает злиться, я с трудом перевёл дыхание и жалобно посмотрел на него. Пристально посмотрев на мою совершенно трезвую физиономию, мать сразу встревожилась.
— Сынок, что стряслось? Что с тобой? – с беспокойством воскликнула она.
— В боку болит и колет, терпенья нет! – стиснув зубы, выдавил я, из последних сил.
Общими усилиями меня затащили в квартиру и уложили на диван. Пообещав вечерком наведаться и справиться о самочувствии, друзья, извинившись, удалились. Отец вызвал «скорую помощь» и мы с нетерпением стали ждать. Примерно через час приехала «неотложка». Прослушав и прощупав меня, врач поставил предварительный диагноз — приступ аппендицита. Собрались мы быстро и под присмотром отца меня повезли в центральную больницу.
Не могу сказать, что дорога была ухабистая, а машина слишком разбитая…, но каждая выбоина, каждый переезд через трамвайные линии — доставлял мне неимоверные страдания. И всякий раз, я вспоминал при этом, всех тех, кто ответственен за дороги, начиная от градоначальников и кончая дорожными рабочими, не забывая их ближайших родственников.
Наконец мы прибыли в больницу, меня с машины переложили на «каталку» и вдоль длинного коридора повезли прямо в операционную. Там нашего появления ожидали дежурный врач с молоденькой практиканткой. Прежде чем перебраться с «каталки» на операционный стол, мне пришлось по указанию хирурга полностью раздеться. Врач не позволил оставить даже носки, сославшись на то, что их аромат может вскружить голову и без того впечатлительной сестричке. Спорить было бесполезно и я, слегка смутившись, снял всё.
Улёгшись на холодный стол, я принялся разглядывать торчащий из под марли хирургический инструмент. Разглядывая, я пытался отвлечься…, но при виде острого скальпеля – меня охватил панический страх. В этот момент, ко мне подошёл доктор и приступил к осмотру.
— Так говоришь, в боку болит? — переспросил он и стал ощупывать мой живот, сильно надавливая при этом длинными пальцами.
— Ой, доктор, да больно же! — не стерпев, охнул я.
— Тебя, молодой человек, как зовут? — пытаясь заговорить мне зубы, поинтересовался врач.
— Андреем…! Вы, доктор, дали бы обезболивающее и щупали себе сколько угодно, а то терпеть, сил никаких больше нет.
— Всё, всё не буду! Для меня и так ясно, аппендицит. — заключил он. — Будем удалять, но для начала надо бы тебя побрить. — И он отошёл к столу, стоявшему у стены.
— Зачем бриться? – удивился я. – Не надо меня брить! У меня и так ничего не растёт.., и мне сейчас, простите, не до бритья.
— На лице может и не растёт…, а вот ниже пупка всё закучерявилось — улыбнувшись, сказал доктор. — Так что, лежи спокойно и не спорь! — И достав из ящика стола бритву, он протянул её медсестре.
— Давай Раечка побрей его шустренько, да будем приступать к операции.
Девушке было лет семнадцать — восемнадцать и по выражению её вытянувшегося лица можно было предположить, что их этому в институте не обучали. Взглянув в её растерянные, голубые глаза я догадался, что в маленькой головке — борется девичья скромность и клятва Гиппократа, плюс ещё какое-то непонятное мне чувство. Нерешительно взяв станок и на ходу, соображая с чего бы начать — она медленно подошла ко мне.
— Постойте, девушка, погодите! Вы что, собираетесь, вот так и брить? Без мыла, без воды? — с тревогой воскликнул я.
— Без мыла?! — переспросила она и вопросительно взглянула на врача.
— Без мыла, без мыла. — сказал тот и выходя из операционной, мимоходом добавил. – Ты что думаешь здесь парикмахерская? Ещё одеколончика попроси, чтобы освежили!
Постояв немного в замешательстве и видимо решив, что работа есть работа, Рая приступила к выполнению деликатного задания.
Чтобы лучше видеть, что происходит и как, я закинул руки за голову и с тревогой стал наблюдать за происходящим.
Неловкими движениями практикантка принялась срезать один волосок за другим. К моему счастью лезвие бритвы было острое, но всё равно процесс протекал слишком медленно, и я ей посоветовал:
— Девушка, вы лучше состригите длинные волосы ножницами, а потом брейте, легче будет… Только смотрите, поаккуратнее, ничего лишнего мне там не отрежьте! — предостерёг я.
Раечка так и сделала. Отыскав ножницы, она взяла в свои маленькие, нежные ручки то, чего не следовало отрезать и медленно, не торопясь, принялась срезать пышную растительность. Закончив со стрижкой и отложив в сторону ножницы, она взяла станок и приступила к бритью. Всё теми же неторопливыми движениями Рая добросовестно выполняла данное ей поручение, осторожно перекладывая с одной руки в другую — такой дорогой для меня орган.
Между тем, все эти манипуляции немного меня возбудили, боль утихла и в голову стукнули последние сто грамм, выпитые на дне рождении.
— Девушка, вы бы поспешили.., а то я, знаете ли, быстро возбуждаюсь..! – пытаясь сгладить неловкость, негромко проговорил я.
— Я это уже заметила! — не отрываясь от процесса, произнесла она и густо покраснела.
В это время в операционную вошёл доктор. Он пристально взглянул на меня, затем, не мигая, уставился на медсестру. Раечка, тем временем не останавливаясь, продолжала брить, лишь присутствие наставника заставило её — ускорить темп.
— Так, ну и молодёжь пошла! Один «мазохист» какой-то, ему и аппендицит нипочём, а другой — лишь бы подержаться! — негодующе воскликнул врач.
— Не виновата я, Павел Андреевич, сами сказали.., — порозовев от смущения, со слезами на глазах оправдывалась практикантка.
— Я тебя, что попросил сделать? Побрить! А ты что здесь устроила?!! А ну быстренько набери холодной воды и вылей ему на головку! — не успокаивался доктор.
Девушка, смахнув слёзы, шустро подбежала к умывальнику, набрала стакан воды и сходу, не раздумывая — выплеснула мне на голову.
— Да не туда же! — чуть улыбнувшись, с досадой произнёс хирург.
— А куда? — недоумевая, тихо спросила медсестра.
В этот момент от неожиданной порции холодной воды, у меня внутри что-то дрогнуло и оборвалось.
— Вот, сюда! — и доктор указал пальцем, куда следовало лить. Но тут, заметив, что от перевозбуждения ничего не осталось, он усмехнулся и добавил:
— Надо же, сработало! Вот теперь можно и оперировать!
— Стойте, стойте доктор! Вы бы меня ещё раз пощупали, боль, кажется, прошла! — опомнившись, встревожено завопил я.
— Пощупать? Пусть Райка тебя щупает, а я могу лишь осмотреть! – с издёвкой процедил хирург.
— Ну, осмотрите тогда, пожалуйста!
Врач пристально посмотрел на меня и, чуть помедлив, приступил к повторному осмотру. Его прикосновения были такими же, как и в прошлый раз, но боли я больше не чувствовал, чувствовал лишь неприятные ощущения, от его сильных пальцев.
— Неужели не больно?
— Нет, совсем не больно! — ещё сомневаясь, но уже с надеждой, радостно воскликнул я.
Закончив с осмотром, врач повернулся к девушке и ехидно спросил:
— Ты что с ним сделала? Как это у тебя получилось? Может, Раечка ты — экстрасенс?
— Никакой я не экстрасенс! А бритву в руках, вообще первый раз в жизни держу! – надув губки, обиженно ответила та.
— Ну, тогда не знаю! — посмеиваясь и поглядывая на нас обоих, врач уселся на стул и закинул нога на ногу.
— Ну что разлёгся? Вставай, одевайся! Одеколончика у нас нет, так что извини! — с иронией, проговорил он.
Я слез со стола и встав в позу футболиста, стоящего в «стенке», стал боком перемещаться по направлению к своей одежде, висевшей на вешалке.
— Да брось ты, комедию ломать! Как будто тебя, здесь – во всей красе не видели! Собирайся уже, да иди, а то точно, отрежем что-нибудь! – шутя, произнёс доктор. Переглянувшись с Раечкой, они дружно рассмеялись.
Наскоро накинув одежду и на ходу застёгивая брюки, я выскочил в коридор. Там нервничая в ожидании меня – сидел отец. Едва взглянув на него, я понял, как сильно он переживает.
— Пап, пошли домой! — окликнул я его.
— Это ты? А как же операция? – очнувшись, встрепенулся он.
— Операции не будет, всё само собой прошло!
— Как прошло? — недоверчиво взглянув на меня, спросил отец, и добавил: — А волосы, почему мокрые?
— У тебя столько вопросов, что не знаешь на какой отвечать! Во-первых, приступ был, но кратковременный, а во-вторых, голова мокрая потому, что брили меня…
— Так почему ты не лысый?
— Ну, ты даёшь, отец! Лысый, лысый, поверь мне, вот только воду вылили не туда, где брили…
— А, а..! — произнёс он, улыбнувшись, и наконец, сообразив, о чём идёт речь. Мы поднялись со скамейки и направились к выходу.
По пути отец оседлал своего излюбленного конька, по кличке «юмор» и всю дорогу подшучивал надо мной:
— Я конечно, сынок, понимаю, что и в парикмахерской, и в больнице халаты белые, но чтобы так ошибиться учреждением — это уж слишком!..

«ЭВВ» № 9 1999г.