Странно вообще как я решился на эту поездку.
— Зимой? В деревню?! Что там делать?.. — удивились мои исключительно городские родные и близкие.
Да. Зимой в деревню. На далекую речку Сясь. Хочу, и всё тут!
Еду.
По грязной, шелестящей под колесами, ленте шоссе. Потом по белой полосе, да по черной колее проселочной дороги. Затем по сугробам, по сугробам, по сугробам, что завалили все подступы к крыльцу… и… Всё – добрался!
С трудом открываю примерзшую дверь и вот я уже внутри своей неуютной, промерзшей дачи. Облако пара из моего рта приветствует полумрак чрева старого деревянного дома.
Ничего… ничего. Сейчас повожусь с дымоходом, прогревая его из топки подожженными газетами и разведу огонь в печи. Каких-нибудь два, три часа и в доме станет тепло и уютно.
Я приехал. Я здесь один. Я давно об этом мечтал.
Утро будит меня, загнанным в угол Солнышком. Великолепно! — с погодой кажется повезло!
Завтракаю, предвкушая изысканно, глубоко по-старинному, вне цивилизации проведенный выходной. Строю планы. Почему-то хочется сегодня посетить Святое озерцо… Зимой не бывал там ни разу… А значит надо решиться на лыжную прогулку по замерзшему руслу извилистой речки Сясь. Придется прошагать километров пятнадцать выше по течению, но когда за окном тебя поджидает ясный солнечный день такой поход только в радость. Правда, на горизонте скапливаются подозрительные облака-тучки. Ну да, даст Бог пронесет — не занесет! Лишь бы не разыгралась пурга.
«Пурга — слово вепское», — почему-то вспомнилось мне.
В этих краях с незапамятных времен и до начала прошлого века жил народ называющий себя Весь. Потом, вечно всё всегда вытесняющий да впитывающий в себя русский поселенец, потеснил да породнился с этими лесными людьми и стал называть их — Вепсами. Весь, то есть теперь — Вепсы, не возражали: Весь или Вепс — какая в Сущности разница?..
Но вот, утекло еще немного (или много?) воды с тех пор, и от их народности почти ничего не осталось. Где они теперь? Где? Почти все растворились в нас, обитающих теперь здесь, на северо-западе России-матушки. Возможно, часть их лесной крови есть и во мне… Как знать… как знать…
Сясь в переводе с Вепсского языка означает комариная. Я давно имею дачу в этих краях и знаю, что кроме комаров тут летом водится огромное количество слепней, мелкой надоедливой мошки и прочих кусущих-кровососущих насекомых. Наверное, название относится и к ним тоже. Возможно, этим словом вепсы называли все виды и подвиды летучих мелких паразитов – не знаю, я не изучал этот вопрос так пристально. Сясь для меня имя собственное этой вертлявой мутной речки и всё. И всё…
И вот я здесь зимой… Холодно. Мне вдруг становится понятно одно из преимуществ морозного времени года – нет иных насекомых кроме кружащихся в воздухе белых, мохнатых мух. А они, эти мухи, не кусаются поодиночке… Лишь при сильном ветре, бывает, роем жалят не закрытые участки тела. Ну да кто ж в Пургу из дома неодетый выходит?.. Ухмыляюсь этому своему открытию и собираюсь в недолгий поход. Одеваюсь потеплее, беру рюкзак с канистрой для воды (ведь за ней, за святой водой, собственно, и отправляюсь в одиночную экспедицию), натягиваю через плечо лямку карабина (на всякий случай) и в путь!
Кто не гулял зимой по замерзшей реке — никогда не поймет магию хождения по воде аки посуху. Плывешь на лыжах вдоль русла, оглядываешься по сторонам, узнаешь знакомые, загримированные зимушкой-вьюгажистом места, где летом купаются люди и где стоят со спиннингами рыбаки-любители в надежде поймать большущую рыбину. Всё вокруг до поры (теплой) до времени (весеннего) надежно законсервировано белым, как начало повести, снегом да бескомпромиссным морозом.
Иду, выпускаю пар из ноздрей, словно огнедышащий дракон. Медленно уходят за спину бесконечные берега, украшенные наметенными кружевными сугробами, взлохмаченные беспорядочной прической, замерзших в ожидании неизбежного, кустарников. Ну не чудо ли? Не чудо ли все это зимнее великолепие и… безмолвие?!
Безмолвие… кажущаяся тишина. Звуки есть, но они не давят и не режут слух сквозь туман бесконечного гула, который присутствует круглосуточно в ушах обычного городского жителя. Здесь только иногда, где-то вдалеке услышишь знакомый голос технического прогресса, когда заведет ворчливый мотор своего железного коня деревенский тракторист, чтобы вытащить из сугроба застрявшего водителя растяпу, и всё. А остальные звуковые колебания принадлежат только силам приписываемым природе, да нехитрому деревенскому быту…
Наверное я просто утомился от извечной суеты и шумовых эффектов сверхскоростной жизни в мегаполисе… Наслаждаюсь от «куриной» глухоты, впитываю с непрекращающимся блаженством мудрое вселенско-загородное молчание…
Проходит часа два или три (ощущение времени потеряно), под аккомпанемент только моего дыхания, скрипа снега и равнодушного подвывания ветра.
Вот, наконец, сквозь черную паутину безлиственных крон деревьев небольшого лесочка уже виден скромный купол маленькой деревянной часовенки – значит пора подниматься на берег…
Снимаю лыжи и по узкой тропинке прохожу к цели моего путешествия. В полумраке часовни холодно, но тлеющая лампадка у иконы Богоматери своим упрямым огоньком осторожно согревает меня изнутри. «Слава Богу!» — вырывается вдруг из груди Слово, а возможно лишь только выдох. «Прости меня, Господи!» — вторит мое второе я следом.
Хочется помолиться… Встаю, вступаю на промозглый дощатый пол. Встаю на колени на промозглый дощатый пол. Крещу лоб свой грешный. Господи! ну когда еще так повезет – один… совершенно один… тут, перед Богом. Заныла внутри бренного тела оживившаяся душа. Прочитал шепотом «Отче наш». Почему шепотом? Ведь нет кругом никого! Обстановка настраивает на чуткий лад. Тревожить благодатную тишину совсем не хочется. Необъяснимая радость начинает проникать в подзамерзшее сердце (сжавшееся вдруг в кулачёк), разливается жарким пламенем по всей груди, и выплескивается сквозь глаза слезами…
Судорожно пытаюсь вспомнить еще какую-нибудь молитву. Нужно закрепить успех, удержать, продлить это состояние… Судорожно рыскаю глазами по иконам, а мыслями по руинам памяти. Наконец осознаю, что больше ни одной молитвы наизусть мне не вспомнить. Хочется выругаться, но слово на «ч» застревает на зубах. Обидно! Ужасно обидно! Ничего нужного сейчас, соответствующего сокровенному моменту я не помню, не знаю! Зато на всю оставшуюся жизнь в голове остались понятия о руководящей роли Партии! и принципов демократического централизма… Тьфу ты!.. ч-щ… Раздражаюсь на свою память. Выхожу наружу, осенив себя напоследок крестным знаменем.
Вот на несколько ступенек ниже часовни прямо пред моим влажным взором раскинулось Святое озерцо…
Почему озерцо, задаюсь я вопросом уже не первый год? Ведь это всего лишь родник, источник, охваченный деревянным срубом по подобию колодца, только чуть больше (два на два метра)… Не знаю. Да и никто не знает. Вот так в народе повелось называть его, и всё тут. Бросаю эту навязчивую идею находить всему разумные объяснения. Озерцо — значит Озерцо! Пусть будет Озерцо! Не мне искать рациональное в поклонном месте, куда идут с мольбой, где омываются и пьют во Имя… пьют воду, а не водку.
Считается, что вода в озерце святая, обладающая чудодейственными свойствами. Скептики пытались ее исследовать, брали пробы на анализ, потом чесали в затылке и говаривали: «Да-а… кой чего объяснить с научной точки зрения органической и неорганической там разной химии конечно можно… но вот во время тестирования этой воды, какой странный случай в лаборатории произошел…» и скепсиса больше нет… есть только Вера!
Одним словом – тут, в колодце плещется самая, что ни на есть Святая вода, и в этом теперь никто не сомневается.
Летом сюда обычно вереницей тянутся паломники. Их здесь в хорошую погоду бывает видимо-невидимо. Приходят на Озерцо люди верующие (искренно и не очень), приезжают страждущие исцеления, всяк за своим: кому радость в душе зажечь от прикосновения к намоленному, Святому месту, кому надежду обрести на избавление от недугов разных…
Но бывает заваливаются в этот благодатный уголок с криками и визгами жлобоватые компании, для которых появление здесь не таинство а шоу-программа… Меня всегда угнетает встреча с этими неразумными, невоспитанными, необузданными хамами! тут, в чистом и благолепном святилище… Я хороню их здесь же, неподалеку. Бог им судья… Бог их, меня, нас всех рассудит…
Питер. Джип. Лыжи. Винтовка. Дер. Мелекса. 04. февраля 2006 года.