Сказка о последнем человеке


Сказка о последнем человеке

Когда он родился, никто еще не знал, что он будет последним человеком. Мама его лишь устало улыбнулась, когда его поднесли к ней — снова мальчик, — и забылась глубоким сном, а отец удовлетворенно ухмыльнулся — еще один сын.
Он рос обычным ребенком, ничем не выделяясь, но и не отставая от других. Когда его старшие братья, — один стал известным журналистом, другой попал в тюрьму, — пытались вовлечь младшего в какую-либо авантюру — залезть в сад к соседям или, спрятавшись у кладбища, пугать вечерами прохожих, — он только испуганно кивал и шел с ними, хотя сердечко его начинало уходить в пятки при мысли о возможности попасться. Но попался по-настоящему он уже взрослым, а точнее, молодым двадцатилетним человеком, — он несильно изменился с возрастом, — когда на танцах к нему подошла девушка ли, женщина ли, ну в общем, существо женского пола, и поманила глазами, он только вновь испуганно кивнул и пошел за ней. Через полгода он на ней женился, хотя она оказалась старше его на семь лет, а еще через три месяца стал отцом — он был обязательным человеком и по своим долгам старался платить, хотя позже, в минуту откровенности, он узнал от нее, что все так было и задумано, — ей надо было замуж и хотелось ребенка, — но он к ней к тому времени уже привык, может, даже полюбил и не обиделся — все равно ведь на ком-нибудь жениться надо. И махнул рукой.
Жизнь его текла размеренно и спокойно: проснувшись и позавтракав, он уходил на работу, чмокнув жену в щечку и погрозив пальцем детям, чтоб не шалили; на работе аккуратно составлял различные отчеты и сводки, обедая в перерыве с сослуживцами в кафе напротив, украдкой поглядывая на молоденькую барменшу за стойкой, а вечером, усталый и довольный собой и своей устроенной жизнью, возвращался домой, к родному очагу, чтобы сытно поужинав, принять душ и почитать перед сном вечернюю газету. Так текли годы, но он не знал, что он будет последним человеком. Только жена его, уже начавшая увядать к тому времени, в ту, последнюю ночь вместе, после того, как он, удовлетворив свое желание, откинулся на подушку, чуть помолчала и, блуждая невидящим взором в пустоте, тихо спросила его, словно предчувствуя что-то, любит ли он ее? Застигнутый ее вопросом врасплох, он что-то невразумительно промямлил, что это само собой разумеется, разве может быть иначе? Она только вздохнула и повернулась на другой бок, тихо пожелав ему спокойной ночи. Он не знал еще, что это последние слова, которые он слышит от другого человека. Пожелал спокойной ночи и он, а на другое утро людей уже не было — он проснулся один.
Открыв глаза, он первым делом бросил взгляд на часы — пора на работу. Торопливо одеваясь, он крикнул на кухню, чтобы разогрели ему завтрак, но к его удивлению никто не отозвался — ни звуком, ни движением. Слегка раздраженный он ворвался на кухню, застегивая пуговицы на ходу — опоздаю ведь! И остановился — там никого не было. Он хмыкнул. В душе? Но в ванной было тихо. Он медленно обошел квартиру и в спальне детей застыл — постели не заправлены, одежда на местах, но детей не было, — постели их были уже холодны. Все еще не понимая происходящего, он неуверенно позвал жену, детей, но ему никто не ответил, — лишь одиноко и равнодушно тикали часы на стене. Ему вдруг стало страшно. Где они все? Не могли же уйти просто так и спозаранку! Да и куда?! Он выскочил на площадку и кинулся к соседям напротив. Может у них? К удивлению, дверь была не заперта, но соседей не было — везде был обычный порядок, даже обувь стояла рядком у дверей, но квартира была пуста. Он выскочил из нее и бросился к другим — но никого не было и там. Где все? Где? Он бегал по этажам, он звал, кричал, но везде было одно и тоже — незапертые двери и пустые квартиры. А когда он выскочил на улицу, а он жил на многолюдном проспекте, он, потрясенный, застыл — он не верил глазам: улица была пуста и безлюдна, и лишь тоскливый ветер гнал по мостовой опавшую листву и мусор, а вокруг расползалась тишина — ни шума машин, ни людского гомона. Он зашатался, он страшно закричал и побежал. Куда? Этого не знал он сам. Он не помнил и не понимал, сколько и куда бежал, но под конец, обессиленный и с помутившимся взором, упал на городской площади. Он долго лежал без движения, а когда поднялся, солнце уже клонилось к западу и он с потухшим, мертвым взглядом побрел по городу — город был пуст, как были пусты и небеса над ним, город вымер. Поблескивали стеклами брошенные автомобили, распахнутые двери пугали пустотой своих помещений, на город наступала ночь — солнце уходило из него. Человек с тоской, безмолвной, тихо застывшей в его помутившихся глазах, смотрел на заходящее солнце — он почему-то знал, что оно больше не взойдет. Для кого ему светить? Мертвому городу не нужен свет, и когда он погас, человек вскрикнул, упал и больше не поднимался, и лишь насмешливое эхо подхватило и понесло его последний крик по безлюдным улицам и площадям…
…Шли годы, прошли века и тысячелетия, а над городом светили лишь звезды — яркие, немигающие, и их холодный свет падал и искрился в окнах домов, пустых и безмолвных, — солнце так и не встало на другое утро, утра не было. Не было уже и человека — даже праха, — и лишь крик, тот предсмертный, последний крик, крик отчаяния, все звенел над мертвым городом, разносимый ветром, тоскливым, стонущим, напоминая о былом — былом, но прошедшем. Лишь крик… Ах, тишина! Почему все так? Почему?

0 комментариев

  1. anton_smirnov_petrozavodsk

    Задумка дельная, но (по принципу «у смотрящего со стороны восемь глаз») заметил не менее десятка пропущенных необходимых запятых. А от неграмотной пунктуации впечатление меркнет. И — стиль принижен. Впрочем, возможно, таков стилистический ход.

Добавить комментарий