«Серебристая махина многоэтажки нависла над улицей-змеёй—с её зловеще-извивающимся, чётко вычерченным хребтом дорожной разметки, разноцветными чешуйками торопливых машин и подстриженными, словно кактусы, шевелюрами платанов вдоль тротуара. С её кричащей, пёстрой до нервного раздражения рекламой и снующими букашками прохожих. Спешащих куда-то, погружённых в себя—чужих и непонятных. Непонятных всегда и повсюду—даже когда фланируют …
Острова—как люди—своя судьба, характер,своя душа. Понятное дело, что судьбы их неразрывно связаны с судьбами населяющих их людей. При этом затерянные средь солёной стихии кусочки суши, как чуткие барометры, колеблются в своём режиме—режиме муссонов, циклонов, тёплых и холодных течений истории, в режиме бушующих либо отбушевавших на них когда-либо человеческих страстей… Мысль …
Острова—как люди—своя судьба, характер,своя душа. Понятное дело, что судьбы их неразрывно связаны с судьбами населяющих их людей. При этом затерянные средь солёной стихии кусочки суши, как чуткие барометры, колеблются в своём режиме—режиме муссонов, циклонов, тёплых и холодных течений истории, в режиме бушующих либо отбушевавших на них когда-либо человеческих страстей… Мысль …
Что и говорить, великим писателем был Йоханн Вольфганг Гёте. Поэтому, видать, и после кончины своей оказался он способен на нечто необыкновенное. В то время как все простые смертные, покинув бренную оболочку свою, отправлялись по месту назначения- кто в рай, а кто прямиком к чёрту на сковородку — где и пребывали …
Острова—как люди—своя судьба, характер,своя душа. Понятное дело, что судьбы их неразрывно связаны с судьбами населяющих их людей. При этом затерянные средь солёной стихии кусочки суши, как чуткие барометры, колеблются в своём режиме—режиме муссонов, циклонов, тёплых и холодных течений истории, в режиме бушующих либо отбушевавших на них когда-либо человеческих страстей… Мысль …
Мой дедушка был знаменитостью. Той самой заоблачной птицей, что сияют с экранов телевизоров своими белоклювыми улыбками, разъезжают по ближним и дальним зарубежьям и знать не ведают об очередях за сыром или колбасой. Он выступал с концертами на фортепиано в Германии и Италии, готовил учеников из Японии и имел кремовые лакированные …
-А-а-а!!! Бабушка, я огло-ох!.. Я глухо-о-ой!!! –вопил Максимка не своим голосом, вприпрыжку описывая вокруг нас круги и нелепо вскидывая руки к ушам. Я сидел на корточках возле Герика, пальцами стиснув его виски, и молил открыть глаза—припудренные сажей щёлки на ставшем враз мертвенно-белом лице. Он лишь мотал головой и мычал что-то …
Даже сейчас, спустя три десятка лет, ОНО обдавало меня тоской. Безотчётной, студёной—что гнездится много глубже, нежели в простом расположеньи предметов да молчаливой игре теней. Тех самых, что в детстве навевали страх. Леденящий, сковывающий дыхание и парализующий волю. От которого мои конечности враз дубели—совсем под стать той угловатой, слегка пошарпанной временем, …
«Что за чертовщина—кто только придумал это название!.. Очередной армейский бред—или загадочная русская душа?.. Любящая ширину в поступках и в слове—даже если словцо это обозначает всего лишь ничтожную портяночную вошь… Хотя—вшей у нас в роте нет—видать, все от холода подохли…» «Хм-м, а Александр Сергеевич такие холода знавал? Когда по молодости на …
Вообще-то, звали его Темур. Нет, не по Гайдаровскому «Тимуру и его команде», которого мама никогда и не читала—а по имени одного из закавказских царей средневековья—гордого и всемогучего Тэймура. Однако, как это у нас водится, нерадивая заведущая дворца бракосочетания одну букву перепутала, другую выкинула вовсе—и получился Темур. «Темурка»—как называли его порой …