Эдельвейс


Эдельвейс

Горец внезапно возник на тропинке и преградил Светке путь.
Он был одет в куладжу из яркого бархата, общитую галуном, на ногах мягкие кожаные сапоги — цаги, туго обтягивающие икры, с острыми носами. На поясе висел динный, оправленный золотом кинжал.
Светка от неожиданности даже испугаться не успела .
Незнакомец быстрым колючим взглядом осмотрел местность, и убедившись в том, что девочка в горах одна, спросил:
— Откуда здесь? — и кивнул в сторону заставы. — Оттуда?
— Ну да. — протяжно сказала Светка, внимательно рассматривая горца.
Это был молодой мужчина с важной осанкой, смуглой кожей, крепкими мускулами, гибкими движениями, черными, как уголь глазами.
Горец тоже рассматривал Светку. Светлые волосы до плеч, а не тридцать три косички, как у девушек из его горного аула. Короткий джинсовый сарафанчик, кепка козырьком наоборот. Выразительные зеленые глаза. Вероятно, ей лет одиннадцать-двенадцать, в ауле за такую уже платят выкуп.
Светка нахмурилась. Еще никто и никогда не не смотрел на нее так, как смотрел этот горец, будто раздел догола и осмотрел всю — до кончиков пальцев на ногах.
Она зябко поежилась от его взгляда, а еще испугалась непонятного чувства, полыхнувшего изнутри и обжегшего душу . Она не понимала, что с ней происходит.
Вот так и стояла на горной тропинке, растерянная и перепуганная, и заглядывала горцу в глаза наивно и удивленно.
А тот продолжал осматривать горы, на ходу соображая, на что эта русская девочка может сгодиться.
Светке почему-то сразу приглянулся этот горец. А еще ей захотелось прикоснуться к его кинжалу. Конечно, одет мужчина был как ряженый на рождественских праздниках в России. Только не ощущал он себя ряженым: уверенность и сила исходили от него.
Светка представила себя в сарафане времен крепостного права и едва сдерживала улыбку, а он догадался, о чем она думает и только презрительно усмехнулся в ответ.
— Как тебя зовут?
— Света. — протяжно сказала она.
Это была ее особенность — всем и всегда отвечать протяжно, выделяя в словах ударный слог.
— Света. — повторил он, пытаясь понять, что обозначает ее имя, и взглянул на Солнце. — Свет, да?
— Да. — смутилась она от такого комплимента.
Ее глаза на солнце стали совсем зелеными и прозрачными, как вода в горной реке. Было в этой девочке что-то удивительно трогательное, женственное и желанное.
— Ну? — повторил он.- Зачем ты здесь?
— Ищу цветок — эдельвейс.
Он поморщился от несусветной глупости этой девчонки. О каких эдельвейсах она мечтает?
— Хочу, чтобы люди все были счастливы.
— А ты несчастна?
Она нахмурилась, щеки вспыхнули, как два наливных красных яблочка.
— Счастлива. — проговорила еле слышно.
— Тогда зачем тебе этот цветок?
— Что бы мама не плакала.
— А мама плачет?
Горцу непонятно было, почему русская женщина плачет в доме русского мужчины. Неужели этот мужчина не способен успокоить и защитить свою женщину?
— Она скучает по березкам, — оправдывалась Светка.
— По деревьям плачет? — он сделал ударение на слове ‘деревья’ и пренебрежительно усмехнулся.
Светка по глазам поняла: там, в горах, откуда он родом, женщины не плачут попусту. А если и всплакнут, то только от радости или на похоронах.
— Ты тоже плачешь по березкам ?
Вопрос был задан вполне серьезно, и Светка также серьезно ответила.
— Я буду плакать по этим горам, когда вернусь в Питер.
Она привыкла к этим горам, родилась здесь и уже не мыслила себя без этих гор.
Девочка пробежалась взглядом по знакомым местам.
Между вытянутыми отрогами в глубоких ущельях пробивали себе дорогу быстрые прозрачные реки. Над перевальной долиной возвышалась массивная стена скал, а за ними раскинулись озерные цирки в истоках Белой реки. А дальше — луга, любовно названные пограничниками «альпийскими». Не сговариваясь, оба — мужчина и девочка, смотрели куда-то в горы, и оба замерли, околдованные их красотой и величием.
Светка перевела взгляд на мужчину, в его глазах была гордость за эти горы, за эту землю, доставшиеся ему и его народу от Всевышнего.
— Но эти горы не ваши! — напомнил он ей строго и злобно глянул в сторону заставы, и скулы на лице его гневно заиграли, а рука потянулась к кинжалу.
— Зачем твой отец сюда приехал? Это не ваша земля!
— Мой отец служит там, где ему прикажут!
— Кому служит твой отец? Дьяволу???
Светка задумалась. Она вспомнила суровые взгляды горцев: даже на рынок за продуктами жены офицеров ходили в сопровождении солдат с автоматами. Она слышала, как русские кричали с заставы в адрес каждого встречного горца : ‘ Шакал идет! Шакал!! Шакал!!!’.
Она переживала за маму, когда та плакала и говорила отцу: ‘Скорей бы вернуться домой! Живыми.’
А если застава вставала в ружье, Светка вместе с мамой молилась за отца, и чемоданы их всегда были собраны на случай внезапного отъезда.
— Мой отец охраняет границу от бандитов! — смело ответила девочка.
— От бандитов, говоришь? — горец оглядел скалы, как хозяин осматривает собственный двор, где каждая травинка, каждый камень ему знакомы.
И опять она прочитала по его глазам: те, кому надо пройти границу — пройдут! Обязательно пройдут, минуя пограничников, по особым, известным только им одним, тропкам.
Горец задержал взгляд на заставе и снова рука его потянулась к кинжалу.
— В этих горах твой цветок не растет!
Светка безмерно огорчилась, будто мир рухнул, а вместе с миром рухнула и ее мечта — сделать так, чтобы в мире никогда не было оружия и границ.
— А где растет? Где искать? — она готова была тотчас отправиться на поиски эдельвейса.
Горец поразился ее решимости.
— Нет цветка в этих горах! Не любит он кованых сапог! — и опять в его словах прозвучала горечь.
Светка загрустила, душа ее заболела, заплакала.
Горец осторожно и нежно коснулся светлых волос девочки.
— Значит, говоришь, будешь плакать, когда уедешь отсюда?
Светка грустно улыбнулась ему в ответ. А он вдруг резко и зло крикнул:
— Иди домой! — и крик его разнесся по горам.- Иди домой! Иди домой! Иди домой!
Светка вздрогнула, — перед ней стоял один из тех самых горцев, которых пограничники называют бандитами, и от которых охраняют границу. Она испуганно и послушно побежала к заставе. Пробежав несколько шагов, остановилась. Ей захотелось сказать что-то на прощание этому человеку, но она не знала, что сказать и только виновато смотрела ему в глаза.
— Обещай, что найдешь свой цветок и привезешь в эти горы! — проговорил чуть слышно, но она по глазам догадалась, о чем он просит и почему-то расплакалась.
— Я покараулю твой путь! Иди домой!- повторил горец.
— Спасибо! — крикнула Светка и , уже не оглядываясь, побежала домой.

С тех пор прошло семь лет. Сейчас Светка живет в Питере, изучает восточные языки. Этим летом по линии Красного Креста поедет на Восток.
Иногда Светка шутит — позови ее тогда горец за собой, и она пошла бы за ним на край света и заплела бы все тридцать три косички, и не плакала бы попусту, потому что умела читать его мысли по глазам, а он знал, как защитить и уберечь свою женщину от беды, но друзья говорят, что Светка не шутит.

Она и сейчас еще ищет свой Эдельвейс

Добавить комментарий

Эдельвейс

Горец внезапно возник на тропинке и преградил Светке путь.
Он был одет в куладжу из яркого бархата, общитую галуном, на ногах мягкие кожаные сапоги — цаги, туго обтягивающие икры, с острыми носами. На поясе висел динный, оправленный золотом кинжал.
Светка от неожиданности даже испугаться не успела .
Незнакомец быстрым колючим взглядом осмотрел местность, и убедившись в том, что девочка в горах одна, спросил:
— Откуда здесь? — и кивнул в сторону заставы. — Оттуда?
— Ну да. — протяжно сказала Светка, внимательно рассматривая горца.
Это был молодой мужчина с важной осанкой, смуглой кожей, крепкими мускулами, гибкими движениями, черными, как уголь глазами.
Горец тоже рассматривал Светку. Светлые волосы до плеч, а не тридцать три косички, как у девушек из его горного аула. Короткий джинсовый сарафанчик, кепка козырьком наоборот. Выразительные зеленые глаза. Вероятно, ей лет одиннадцать-двенадцать, в ауле за такую уже платят выкуп.
Светка нахмурилась. Еще никто и никогда не не смотрел на нее так, как смотрел этот горец, будто раздел догола и осмотрел всю — до кончиков пальцев на ногах.
Она зябко поежилась от его взгляда, а еще испугалась непонятного чувства, полыхнувшего изнутри и обжегшего душу . Она не понимала, что с ней происходит.
Вот так и стояла на горной тропинке, растерянная и перепуганная, и заглядывала горцу в глаза наивно и удивленно.
А тот продолжал осматривать горы, на ходу соображая, на что эта русская девочка может сгодиться.
Светке почему-то сразу приглянулся этот горец. А еще ей захотелось прикоснуться к его кинжалу. Конечно, одет мужчина был как ряженый на рождественских праздниках в России. Только не ощущал он себя ряженым: уверенность и сила исходили от него.
Светка представила себя в сарафане времен крепостного права и едва сдерживала улыбку, а он догадался, о чем она думает и только презрительно усмехнулся в ответ.
— Как тебя зовут?
— Света. — протяжно сказала она.
Это была ее особенность — всем и всегда отвечать протяжно, выделяя в словах ударный слог.
— Света. — повторил он, пытаясь понять, что обозначает ее имя, и взглянул на Солнце. — Свет, да?
— Да. — смутилась она от такого комплимента.
Ее глаза на солнце стали совсем зелеными и прозрачными, как вода в горной реке. Было в этой девочке что-то удивительно трогательное, женственное и желанное.
— Ну? — повторил он.- Зачем ты здесь?
— Ищу цветок — эдельвейс.
Он поморщился от несусветной глупости этой девчонки. О каких эдельвейсах она мечтает?
— Хочу, чтобы люди все были счастливы.
— А ты несчастна?
Она нахмурилась, щеки вспыхнули, как два наливных красных яблочка.
— Счастлива. — проговорила еле слышно.
— Тогда зачем тебе этот цветок?
— Что бы мама не плакала.
— А мама плачет?
Горцу непонятно было, почему русская женщина плачет в доме русского мужчины. Неужели этот мужчина не способен успокоить и защитить свою женщину?
— Она скучает по березкам, — оправдывалась Светка.
— По деревьям плачет? — он сделал ударение на слове ‘деревья’ и пренебрежительно усмехнулся.
Светка по глазам поняла: там, в горах, откуда он родом, женщины не плачут попусту. А если и всплакнут, то только от радости или на похоронах.
— Ты тоже плачешь по березкам ?
Вопрос был задан вполне серьезно, и Светка также серьезно ответила.
— Я буду плакать по этим горам, когда вернусь в Питер.
Она привыкла к этим горам, родилась здесь и уже не мыслила себя без этих гор.
Девочка пробежалась взглядом по знакомым местам.
Между вытянутыми отрогами в глубоких ущельях пробивали себе дорогу быстрые прозрачные реки. Над перевальной долиной возвышалась массивная стена скал, а за ними раскинулись озерные цирки в истоках Белой реки. А дальше — луга, любовно названные пограничниками «альпийскими». Не сговариваясь, оба — мужчина и девочка, смотрели куда-то в горы, и оба замерли, околдованные их красотой и величием.
Светка перевела взгляд на мужчину, в его глазах была гордость за эти горы, за эту землю, доставшиеся ему и его народу от Всевышнего.
— Но эти горы не ваши! — напомнил он ей строго и злобно глянул в сторону заставы, и скулы на лице его гневно заиграли, а рука потянулась к кинжалу.
— Зачем твой отец сюда приехал? Это не ваша земля!
— Мой отец служит там, где ему прикажут!
— Кому служит твой отец? Дьяволу???
Светка задумалась. Она вспомнила суровые взгляды горцев: даже на рынок за продуктами жены офицеров ходили в сопровождении солдат с автоматами. Она слышала, как русские кричали с заставы в адрес каждого встречного горца : ‘ Шакал идет! Шакал!! Шакал!!!’.
Она переживала за маму, когда та плакала и говорила отцу: ‘Скорей бы вернуться домой! Живыми.’
А если застава вставала в ружье, Светка вместе с мамой молилась за отца, и чемоданы их всегда были собраны на случай внезапного отъезда.
— Мой отец охраняет границу от бандитов! — смело ответила девочка.
— От бандитов, говоришь? — горец оглядел скалы, как хозяин осматривает собственный двор, где каждая травинка, каждый камень ему знакомы.
И опять она прочитала по его глазам: те, кому надо пройти границу — пройдут! Обязательно пройдут, минуя пограничников, по особым, известным только им одним, тропкам.
Горец задержал взгляд на заставе и снова рука его потянулась к кинжалу.
— В этих горах твой цветок не растет!
Светка безмерно огорчилась, будто мир рухнул, а вместе с миром рухнула и ее мечта — сделать так, чтобы в мире никогда не было оружия и границ.
— А где растет? Где искать? — она готова была тотчас отправиться на поиски эдельвейса.
Горец поразился ее решимости.
— Нет цветка в этих горах! Не любит он кованых сапог! — и опять в его словах прозвучала горечь.
Светка загрустила, душа ее заболела, заплакала.
Горец осторожно и нежно коснулся светлых волос девочки.
— Значит, говоришь, будешь плакать, когда уедешь отсюда?
Светка грустно улыбнулась ему в ответ. А он вдруг резко и зло крикнул:
— Иди домой! — и крик его разнесся по горам.- Иди домой! Иди домой! Иди домой!
Светка вздрогнула, — перед ней стоял один из тех самых горцев, которых пограничники называют бандитами, и от которых охраняют границу. Она испуганно и послушно побежала к заставе. Пробежав несколько шагов, остановилась. Ей захотелось сказать что-то на прощание этому человеку, но она не знала, что сказать и только виновато смотрела ему в глаза.
— Обещай, что найдешь свой цветок и привезешь в эти горы! — проговорил чуть слышно, но она по глазам догадалась, о чем он просит и почему-то расплакалась.
— Я покараулю твой путь! Иди домой!- повторил горец.
— Спасибо! — крикнула Светка и , уже не оглядываясь, побежала домой.

С тех пор прошло семь лет. Сейчас Светка живет в Питере, изучает восточные языки. Этим летом по линии Красного Креста поедет на Восток.
Иногда Светка шутит — позови ее тогда горец за собой, и она пошла бы за ним на край света и заплела бы все тридцать три косички, и не плакала бы попусту, потому что умела читать его мысли по глазам, а он знал, как защитить и уберечь свою женщину от беды, но друзья говорят, что Светка не шутит.

Она и сейчас еще ищет свой Эдельвейс

0 комментариев

Добавить комментарий