А что, а правда, господа, Что нами кончен род? Вы полагаете, пора, Швырнуть в каминные дрова Истлевший переплет? Вы полагаете, уже Истаял в гранях лёд? И нас на призрачной меже В старинном званном падеже Никто не позовёт? А я надеялся — смешно, Но чёрт с ним, жить — не жить… …
А что, а правда, господа, Что нами кончен род? Вы полагаете, пора, Швырнуть в каминные дрова Истлевший переплет? Вы полагаете, уже Истаял в гранях лёд? И нас на призрачной меже В старинном званном падеже Никто не позовёт? А я надеялся — смешно, Но чёрт с ним, жить — не жить… …
А что, а правда, господа, Что нами кончен род? Вы полагаете, пора, Швырнуть в каминные дрова Истлевший переплет? Вы полагаете, уже Истаял в гранях лёд? И нас на призрачной меже В старинном званном падеже Никто не позовёт? А я надеялся — смешно, Но чёрт с ним, жить — не жить… …
Не помню, сколько мне было, когда меня впервые туда отправили, но с тех пор, как себя помню, я уже не пытался убежать из подвала. То есть он существовал как бы всегда – как папа, мама и брат на Новый Год. Даже Кристина появилась потом, ее появление я прекрасно помню, а …
… И волнами нахлестывала живая жизнь, пенящаяся, как прибой, горькая, как кофе; пьянящая, как ямайский ром, радостная, как мальчишечий крик; буйная, как штормовой порыв, светлая, как улыбка девушки; гулящая и пропащая, проклятая и благословенная! Та, что прожита так, что нельзя поменять – пьяная моряцким весельем и темная ночной страстью, яркая …
— Я вас люблю, — сказал Тольновский и сам поразился, как безжизненно это прозвучало. — Ах, мне это уже говорили, — махнула веером Эстер и скривилась. – Я бы сказала: это говорили не только мне. — Я могу написать стихи, — пробормотал Тольновский, старательно пытаясь не зевнуть. — Ах стихи. …
… И волнами нахлестывала живая жизнь, пенящаяся, как прибой, горькая, как кофе; пьянящая, как ямайский ром, радостная, как мальчишечий крик; буйная, как штормовой порыв, светлая, как улыбка девушки; гулящая и пропащая, проклятая и благословенная! Та, что прожита так, что нельзя поменять – пьяная моряцким весельем и темная ночной страстью, яркая …
Сети, мой Сети Хор. Я ярость гнал, но поднимался гнев; И был прекрасен пламени напев, И серебристый перезвон огня С рожденья, чрева радовал меня. Я был огнем, седым, как серебро; Я был песком, оплавленным в стекло; Я звал на бой, я не давал вам спать: Мне шторм дороже, чем морская …
Накрапывало, воздух становился влажным. Листва и дерн хорошо скрывали от посторонних взглядов, но казалось, что нас все равно видно. Я неосознанно отползла назад. Брат попытался высунуться, чтобы разглядеть чужаков, но я вмазала ему оплеуху, и он тоже откатился вглубь зелени, покрывающей плато. Чужие копошились внизу, в долине. Вокруг их выжженного …
Строка — продажная девица Кокоткой ветреной резвится; Рыдает кукольным Пьеро Бесстыже легкое перо. Искрится ремеслом поэта Слегка фальшивая монета; Перо роняет мадригал, И аплодировать устал Бомонд блистательного света Строке продажного сонета.