Наконец, дверь на другом конце зала растворилась, и вошла высокая, метра под два с половиной, статная фигура в белой мантии. Светлое вытянутое лицо оттеняла короткая чёрная борода, коротко стриженные волосы – пожалуй, лишь мантия выдавала в фигуре того, кого ещё со времён ветхого завета восславляли во всех иудейских синагогах, христианских церквях и соборах, мусульманских мечетях, тысячекратно изображённого тысячами иконописцев и художников – никакого тебе нимба, никакой религиозной символики, крестов, полумесяцев. Тёмно-янтарные глаза, впившиеся на мгновение в сидящего в кресле в центре круглого отделанного в тёмно-синих тонах зала бородатого лысого человека, задумчиво опустились в пол. Мелкими, неторопливыми, размеренными шагами фигура прошагала четверть окружности зала, словно продумывая слова для предстоящей беседы. Бородач, всё это время пребывая в совершенном трепете, не смог ни сдвинуться с места, ни произнести звука.
Наконец, решительно повернувшись на пятке и носке в центр зала и вновь пронзив взором бородача, фигура изрекла:
— Дружище, ну и вот зачем вы всё это делали? Я бы ещё понял, если бы вы статую из музея украли или миллионера ограбили. Я бы и сразу понял материальную подоплёку дела, и не тратил бы своё время, да и ваше тоже, кстати! Я понял бы, чего вам недостаёт, постарался бы убрать этот недочёт в нашем новом мире и кинуть какую-нибудь идейку какому-нибудь гению из вашего, чтобы облегчить ваши страдания и подредактировать мир, и без того несовершенный и созданный мною одним из первых. Но ваши деяния, да притом, как я понял, во имя меня же – мне объяснить, да и просто постичь их смысл затруднительно.
Человек в кресле был шокирован. Он явно ожидал не такого приёма. Чтобы Аллах – сам Аллах! – снизошёл до разговора с ним. Бог представлялся ему как нечто великое, недостижимое нигде, кроме последнего круга рая, коего он – несчастный террорист-смертник – не достиг бы даже ценой жизни. А он явился собственнолично, да ещё и распекает его за деяния, призванные продвинуть его веру!
— Не обольщайтесь, не надо. Большинством пребывающих на небеса занимаются мои подчинённые – у меня, знаете ли, и без того забот хватает. Под моим началом, помимо вашего, ещё два десятка миров, и всеми нужно заниматься! Чтобы люди выживали, не делали глупостей, как вы, и по возможности ещё верили в меня и строили храмы.
— Но этого не может быть! – осмелился наконец пробормотать человек в кресле – Всевышний, это правда ты? – он попытался соскочить с кресла и пасть ниц, но только тут понял, что не может этого сделать физически – его словно бы приклеили к спинке.
— Ах, оставьте! Я и так вынужден выслушивать это каждый раз, когда отчитываю здесь кого-нибудь! Да, это я – хозяин и создатель вашего мира, Аллах, Господь и всё в таком духе. Да, под моим началом рай и ад – все с чего-то начинают. Прочие миры на порядок интереснее! Впрочем – к делу, а то мне и помимо болтовни с вами есть чем заняться. Чего я действительно хочу от этой беседы – скажите-ка мне, зачем вы делали все эти бомбы, в результате взрывов которых пятдесят шесть человек отправилось на небеса и ещё сто тринадцать – в госпитали?
— Прославить тебя и веру твою, о великий Аллах! – выпалил бородач.
— Вы моё имя не прославляете, а проклинаете таким образом. Вы не понимаете, насколько такие фокусы постоянно снижают мой рейтинг в общей ранжировке – а скольких трудов стоит это компенсировать! И не надо пресмыкаться – говорите на равных – кого вам теперь бояться? А я и так ваши мысли насквозь вижу. Говорите лучше «Господи», это обращение мне всегда больше нравилось, оно больше подходит для неформального разговора.
— Как вам будет угодно, о великий…
— Да прекрати уже, говорю же – прервала устало фигура. – Подумайте… Были у вас другие цели? Или причины?
Человек уставился в невидимую стенку перед собой.
— Подумайте – мягко повторил Бог.
— Я решил, что я ни на что не годен. Что я ещё мог делать? Я беден, ни жены, ни детей… Врач сказал, что я болен, и протяну я недолго – вот и решил вступить, чтобы хоть под конец жизни кому-то пригодиться.
— Ну и что? У вас две руки, две ноги – не могли найти им лучшее применение, чем взрывчатку ляпать ящиками? К тому же, у вас только выделительная система дала сбой – хронический гломерулонефрит, как я помню. Забегая в зло – ну и вырезали бы у кого-нибудь почку, нашли хирурга для пересадки и жили спокойно ещё двадцать лет! А ведь возможность была, и донор-то был, в общем, достоин по людским понятиям – стольким жизнь загубил своими разбоями! А вы ЕГО переплюнули… А могли бы одной жизнью обойтись, даже половиной по сути. Ну да, врач вам недальновидный попался, не пришла ему эта идея, показалась нереальной в условиях вашей страны. Но всегда же есть более одного пути – вы бы лучше запомнились людям, если бы завещали своё тело и органы больнице – и спасли бы несколько жизней, и свою бы в результате не зря потратили! Что? Не пришло в голову?
— Какому человеку в своём уме придёт в голову сознательно разбирать себя на органы, когда каждое мгновение – на вес золота!
— А кому в своём уме придёт в голову вступать в террористическую секту? Делать взрывчатку для убийства равных ему? Может вы на тех, кому было отпущено больше, озлобились? Маньяку – вот кому!
Человек посмотрел на бога волчьим взглядом, полным негодования, изо всех щелей которого сквозило подростковое «Да, это так! Ну и что?». Само собой, он не осмелился высказать этого Всевышнему в лицо, хотя тот прекрасно всё понял, да и любой понял бы.
— Ну ладно, успокойтесь. Оставим это. Что сделано, то сделано. Тем более, что большая часть людей, которым ты причинил вред, простили тебя – не без моей помощи, правда. Расслабьтесь. Выпейте воды – внезапно на деревянном подлокотнике кресла возник стакан с водой.
В зале повисла тишина, которую через несколько секунд прервал скрип тяжёлой входной двери зала; из неё показался красивый юноша с длинными, до плеч, кудрявыми волосами – будто срисованный с полотна какого-то из великих художников эпохи возрождения и претворённый в настоящий мир. Господь быстрыми шагами подошёл к нему.
— Перун хочет переговорить, что-то насчёт нового мира. – сказал юноша вполголоса.
— Пусть с полчаса подождёт, у меня пока дела. – Юноша немедленно скрылся за дверью. – Как вы, дружище? Успокоились? – повернулся Бог к центру зала.
— Я в порядке – ответил допрашиваемый, ставя пустой бокал. – Кто это был?
— С позволения сказать, мой секретарь. Ладно, продолжим. Любой человек, который живёт в обществе, постоянно контактирует с людьми. Изредка ему удается даже изменить общество, в котором он живёт, в лучшую или худшую сторону. И это, само собой, находит отклик у людей. Как ты думаешь, что бы с тобой сделали все те люди, с которыми ты хоть как-то взаимодействовал за свою жизнь? Говорил, помогал, дружил, враждовал, подорвал своей бомбой? Если бы это они, а не я, сейчас решали твою судьбу? Если бы они вспомнили каждый поступок, сделанный тобой, как бы они поступили с твоей душой?
— В ад отправили бы – ответил, понурив голову, человек в кресле.
— Но я уверен, что ты делал и хорошее в жизни!
— Господи, люди запоминают только плохое, а хорошее помнить незачем. Кто хочет быть в долгу?
— Ну, тут ты неправ, я считаю, но это дело каждого сугубо личное, да и время моё слишком дорого, чтобы спорить. А как сам ты считаешь, — бог посмотрел своими глазами прямо в глаза сидящего в кресле – какой судьбы ты достоин? Теперь, когда знаешь обо всём?
— Чего тут говорить, Господи… Мне одна дорога – в ад.
— Вот тут ты опять неправ. Очнитесь, сударь! Под моим началом двадцать миров! У тебя двадцать путей, и на каждом достаточно колючих кустарников, палящих пустынь и бедности, чтобы тебя наказать! Жизнь твоя в новом мире в любом случае будет воздаянием за всё, что ты совершил в старом. Твой жизненный путь будет труден и тернист вне зависимости от мира, и даже не жди, чтобы удача хоть раз улыбнулась тебе. Какой мир ты бы себе хотел?
— Я недостоин решать такое…
— Ну ладно – отрывисто согласился Бог. – Тогда ещё вопрос, который нам следует решить — что мне с тобой делать? Что Библия, что Коран послали бы тебя в преисподнюю за такое количество смертей. Кстати, религии-то вообще-то люди придумали, я их только аккуратно надоумил, где несгораемым кустом, где говорящей ослицей. Если ты хочешь самоистязаний – самое оно: сковородки, черти с вилами и кнутами, огонь и лава повсюду(Бородач побледнел, широко раскрыв глаза; на тщательно выбритой голове выступил холодный пот). Но ты не похож на мазохиста, да и через месяцев шесть максимум пребывания там все теряют чувствительность к боли и дальше живут, как жили бы где угодно, свой век, как ни в чём не бывало!
Ты похож на человека религиозного, фанатично преданного мне – такие обычно лелеют мысль попасть в рай.
Глаза человека загорелись. – Разве же я достоин такой чести, Господи?
— Велика честь! Мой самый первый мир, где всё идеально, земля ровная, бесконечная, плоская на всём протяжении и плодородная. Ни скал, ни пустынь, кругом сады с великолепными фруктами. Да только я быстро понял, насколько не оправдала себя идея! Люди становились мягкотелыми, мелочными, ленивыми, «лежачими камнями, под которые вода не течет». Земля везде одинаковая, люди одинаковые – даже путешествовать нет смысла. Уясни – то, что тебе там жить не вечность – это хорошо, потому что ты бы этой смертной скукой за полгода как губка пропитался! Я и сам предпочёл бы райским неженкам выходцев из ада – натуральные черти! Ничего не боятся, в работе вечно по уши, ни минуты отдыха, ни мгновенья покоя! Закалённые твёрже стали – они потом блистают во всех войнах, какие только подвернутся под руку. Как князь тьмы их муштрует – мне невдомёк, у него там своя система, в которую я не суюсь.
— Прошу, Господи, не надо меня в ад! – вскрикнул человек в отчаянии.
— Да ну тебя! Кому ты там нужен? Туда я посылаю талантливых людей, которые так и не проявили свои таланты из боязни, чтобы развить желание действовать и стремление к жизни. Нет, ты себя и так реализуешь – ибо ты устроил ад на земле, в которой жил. Тебе бы разобраться в себе, чтобы, когда ты отправишься в следующую вселенную, твоё предназначение и любовь к миру были на уровне души. Знаю! Послушай, мне пришла идея. Отправлю-ка я тебя в мир, который ещё не завершён и не поделен мной с другими богами.
— Господи! Неужели есть ещё боги кроме тебя?
— А, — Бог махнул рукой – Это всё выдумки пророков! Сколько богов было? Зевс, Афина, Гермес, Гефест, Уран, Кронос – это лишь сотая часть из сонма одной лишь древней Греции. Они не исчезают бесследно, как и души людей. И между ними – постоянная конкуренция! Ты думаешь, почему я беспокоюсь о том, сколько вы, разумные расы, делаете глупостей на душу населения в год? Насколько развит научно-технический прогресс? Потому что я – один из первых в рейтинге лучших богов, и хочу оставаться первым! Насколько хорошо живут люди, сколько их, все ли обуты-одеты; много ли войны уносят жизней, имеют ли они смысл за собой? Конечно же нет… Сделай людей толерантнее к другим нациям и религиям, разреши исповедовать любую идеологию вне зависимости от местности – и количество войн в мире упадёт вчетверо. И уж в последнюю очередь я волнуюсь о том, насколько в меня верят. Ибо если мир отлажен – он справится и без меня.
Так вот, о чём я. Я тебя посылаю в мир, который только на стадии создания. Тут ещё много недочётов, экосистемы не увязаны, законы физики не применены ещё для половины мира, до рельефа наши руки вообще ещё не дошли, багов полным полно… В таком месте душа может легко привлечь к себе внимание любого из богов, равно как и бесследно исчезнуть. Кстати, и молись почаще – держи контакт со мной – где что исправить.
Дверь снова скрипнула.
— Уже иду! – сказал Господь. – А ты остаёшься здесь. Ангелы сделают всё, как надо, чтобы ты прибыл в нужную вселенную. До встречи!
Попросив не беспокоить ближайшую пару часов, Бог запрыгнул в мягкое кресло центра управления. Пролистал статистику всех двадцати двух миров, осмотрел с высоты птичьего полёта наиболее горячие точки. Где-то грохотали взрывы атомных бомб, где-то шла мировая война, где-то звенели мечи, где-то гремели мушкеты, где-то трещали палки и глухо падали наземь камни. Лишь шум, крики и кровь повсюду объединяла эти сцены. «Эти люди никогда не меняются, по крайней мере от мира перемены точно не зависят» — пробормотал Господь под нос, наблюдая за потасовкой в раю – два толстяка дерево не поделили – «а всё же поменьше, чем вчера».
Тем временем бородатый человек, оставленный в том же зале в том же кресле, всё никак не мог отойти от ошеломления и хоть как-то переварить информацию, свалившуюся на него за эти полчаса.
— Нет, это не может быть Аллах. Настоящий Аллах хранит Коран под своим престолом. Аллах велик, он не опустился бы до разговора со смертным. Он ругал меня за то, что я нёс смерть неверным. Это не может быть Аллах! – бормотал он себе под нос, не замечая, что в зале стало темнеть. – Нет, это лишь сон, завтра я проснусь, и голова моя будет чиста от подобных мыслей… — и на этой фразе бородач растворился в кромешной темноте.