Он бежал уже 4 круг лесного маршрута, который показал ему отец ещё в детстве. Это был скорее не лес, а посадка большого размера, состоящая в основном из высоких стройных елей, и только здесь Егор мог хотя бы ненадолго забыть о происходящем. Сюда он наведывался по понедельникам, средам и пятницам, раньше встретить его тут можно было и в воскресенье, ближе к 11 часам. Но мать в эти дни стала брать его с собой на местный рынок для того, чтобы помочь принести продукты домой. Егор старался быстрее закончить этот долгий поход, постоянно повторяя: «Ну мам!». Он предполагал, что это заставит мать поторопиться, и тогда может быть он успеет до 11 появиться в лесу. За 2 последних года этого так и не случилось. Мать Егора была женщина спокойная, дотошная и сомневающаяся. Она могла долго стоять у какого-нибудь прилавка, выбирая лучшие помидоры, а когда продавцу это надоедало, он говорил:
— Давай я вам памагу! — хватал первые попавшиеся помидоры и клал их в мешочек, затем спрашивал: — Нармальна?
Мать Егора кивала головой. Продавец хватал ещё несколько помидор, всё также небрежно кидал их в мешочек и шёл взвешивать. Она заглядывала вовнутрь, вытаскивала непонравившийся помидор, протягивала продавцу, а тот говорил:
— Што? Отличный памидор!
И получал в ответ сомневающимся голосом:
— Да?
— Да! Ну хочешь, я паминаю?
— Нет-нет, наверное, действительно хороший помидор. Спасибо. До свидания.
Только после этого выбор помидор заканчивался и Егор хвостиком шёл за мамой к следующему прилавку.
Сегодня бежалось не очень, это Егор заметил, когда подбегал к лесопосадке, но всё равно решил не останавливаться, потому что стояла лучшая среда за последние несколько месяцев. Проступало солнце, снег под ногами стал значительно плотнее, а градусник за окном на кухне показывал -6. Такая февральская погода в этой полосе крайняя редкость. Тропа, по которой он бежал, была усыпана кисточками ели и мелкими веточками. Видимо, они попадали ещё вчера из-за сильного ветра, и Егор старался на них не наступать, оббегая каждую, не желая нарушить эту природную красоту.
— Эй, Егор! — услышал он позади и, не останавливаясь, обернулся.
Это был дед Тимофей, который всю зиму ходил на лыжах по тому же маршруту.
— Всё бегаешь?
— Да, — ответил Егор.
— А я вот, по-видимому, скоро лыжи в гараж понесу, зима-то заканчивается.
— Да.
— Хотя давеча по телевизору комментатор говорил, что и март у нас тут будет, как январь. Как говорится: «В марток — не ходи без порток». Даже и не знаешь, кому верить. Глазам или комментатору этому.
— Угу. — тяжело пробормотал Егор.
— Слушай, а ко мне на выходных Стёпка приедет. Он теперь в авиамодельный кружок ходит и там собирает самолёты. Говорит один собрал и приедет ко мне, чтобы тут, на пустыре, его запустить. Там-то в центре пустырей теперь и не осталось вовсе. Пойдём с нами Егор, я мать твою предупрежу.
— Не. — отрезал Егор, добавил шагу и побежал вперёд.
Он услышал, как дед Тимофей остановился.
— Тьфу ты. Ну что за человек?!
Остаток маршрута он бежал с какой-то тревогой. То ли от того, что отказал деду Тимофею, то ли от того, что узнал, что приезжает Степан. Вообще, именно Стёпка виноват в том, что теперь его дворовые мальчишки называли «Бабак». Именно он, узнав о том, что фамилия у Егора — Бабаков, будучи ещё совсем маленьким, при встрече сказал: «Привет, Бабак!». Он ничего плохого тогда не имел в виду, просто сократил фамилию, но после это сокращение прочно прилипло к Егору и почему-то очень не нравилось ему. А деда Тимофея Егор любил. Человеком он был добрым, приветливым и относился к Егору, как к родному. Очень часто летом Егорка помогал деду Тимофею в саду, копал землю или носил воду. После они сидели, пили чай, дед Тимофей рассказывал о своей молодости, как повстречал свою первую и последнюю любовь, Евгению Станиславовну, как похоронил её, и как теперь по вечерам пьёт чай с её фотокарточкой и телевизором. Дети навещали деда Тимофея не часто, и ещё реже к нему приезжал в гости внук Степан. И поэтому каждый его приезд был для Тимофея праздником. Он шёл на рынок и покупал там самые дорогие конфеты, чай, какие-то фрукты и овощи, а также обязательным атрибутом этого события был торт. После того, как его родственники уезжали, дед Тимофей звал Егора пить чай и доедать торт, к которому его дети и внук Степан так и не притронулись. Сам Степан был парнем складным, аккуратным и компанейским. Когда-то, когда его родители ещё не купили квартиру в центре, он жил вместе с ними в 4‑комнатной дедовской квартире. Тогда Егор очень часто встречал Стёпу на местной детской площадке в компании дворовых ребят. Степан всегда первый здоровался с Егором, а тот в ответ махал рукой.
Когда Егор вернулся домой было уже за полдень. Об этом говорил аромат, доносившийся с кухни, мать уже всё приготовила и ждала его. Он по привычке скинул старые кроссовки, которые ему достались от отца, стянул промокшую олимпийку, затем футболку с длинным рукавом. Егор помнил, что матери очень не нравилось, когда он все это оставлял в прихожей и поэтому, собрав все, он бросил это в корзину с грязным бельём. Это тоже не нравилось домашним, но что делать с этой одеждой он не знал и не мог найти ответа на этот вопрос с того момента, как начал без отца выходить на пробежку.
— Мойся и иди обедать, — услышал он.
— Ага, — пробормотал Егор и пошёл в ванную.
Когда он вышел всё уже было на столе. Стояла большая тарелка супа, аккуратными кусочками был нарезан хлеб, а посреди стола была салатница.
Егор сел на своё место, оно было прямо около окна, позади стоял холодильник, а перед ним сидела мать.
— Как твой лес? Стоит?
— Ага.
— А друг то твой, Тимофей, тоже там появляется?
— Сегодня.
— И хочется вот морозить себя? Наверное, всё рассказы про бабку свою травит.
— Нет. Сегодня нет. — Егор замешкался на стуле.
— Ну ладно-ладно, кушай. На днях нужно будет в больницу съездить, помнишь да?
Он знал, что поход в поликлинику ничего хорошего не принесёт. Опять лечащий врач Игорь Павлович расскажет о том, что помочь ничем нельзя, но это не значит, что жизнь бессмысленна. Что можно малыми шажками достичь больших высот. Что можно быть счастливым и с этим. В общем-то, уже заученный Егором и его матерью стандартный текст.
— Ну что ты молчишь-то? Опять завис?
— Ладно. — Егор поковырялся в тарелке, съел кусок хлеба, встал и медленно побрёл в свою комнату.
— Доедать не будешь?
— Нет.
В комнате Егора было крайне тесно. С правой стороны от входа уперевшись о стену, стоял большой матрац, который остался от старой кровати и этим летом должен перекочевать в огород. Сразу же за матрасом, вдоль стены, стоит потёртый комод, его к ним привёз перед самым Новым годом коллега отца, сказав: «Выкидывать жалко, а тебе в сад самое оно». А прямо перед окном стоял большой шифоньер коричнево цвета, он был покрыт толстым слоем лака и отражал в себе всю противоположную сторону комнаты. Посередине правой дверки был скол размером с пятирублёвую монету, он появился, когда Егор однажды от досады и обиды на себя, на родителей, на ребят со двора стукнул дверь железной трубкой, которую мать клала поперёк ванны, чтобы повесить на неё только что постиранные коврики или палас. На противоположной стороне стоял диван Егора, на котором он спал, за ним шёл письменный стол со стеклом на столешнице. Под это стекло мать когда-то подсовывала вырезки из журналов про вязание. На этих страницах были рисунки различных петель и положений спиц, а также пояснение что за чем идёт. Стекло лопнуло пополам, когда стол переносили из зала в спальню, но оно не разлетелось, так как было окантовано синей изолентой, сделано это было изначально для того, чтобы никто не порезался об это покрытие. Никто и не порезался, значит не зря. Ну а дальше был уже подоконник, который мать уставила цветами. Егор часто, смотря на эти домашние цветы, думал, а почему же мать называет сансевиерию цветком? Тёщин язык, щучий хвост, домашнее растение, кустарник, но почему цветок? Егор не помнил, чтобы в этом горшке когда-нибудь появлялись цветы, хотя мать каждый раз повторяла: «Вот в следующем году она точно зацветёт».
Егор упал на кровать, закрыл глаза и тяжело выдохнул, он никак не мог забыть о предложении деда Тимофея, пойти запускать модель самолёта с его внуком Степаном. С одной стороны это было очень интересное предложение, а с другой, он помнил историю, которая произошла в прошлом году, и от неё у него потели ладони и пересыхало во рту. Он до сих пор не мог поверить в то, что она произошла с ним на самом деле. Ему казалось, что это был очень реалистичный сон, но маленький шрам в районе правой коленки постоянно возвращал его в реальность. Егор его получил прошлым летом. Это был жаркий день, город изнывал от зноя, дороги плавились, дворовые собаки валялись в траве под тенью деревьев, киоски с мороженным пустели в считанные минуты, а бабки, которые вдоль продуктового магазина продавали стаканами семечки, сидели чуть поодаль от своих рабочих мест на низком заборе в тени киоска. Отец отправил Егора за хлебом к обеду. Выходя из прохладного магазина, Егор вновь почувствовал обжигающую силу солнца, остановился на крыльце, поднял голову вверх и закрыл глаза. И в этот момент он услышал:
— Эй, вон Бабак!
Кажется это был голос Саньки Чиркунова из 8 дома, Егор обернулся на мгновение и тут же отвёл взгляд. Он увидел знакомые лица, но вместо того, чтобы пойти к ним на встречу, его руки крепко сжали булку хлеба, которую он только что купил и нёс домой к обеду. Он чувствовал, как его пальцы проваливались в хлебную мякушку, а свежая корочка крошилась и похрустывала. Всё его тело наливалось свинцом от страха, его ноги постепенно становились ватными, а в голове проступал туман, который мешал ему думать. Бежать, а может быть обернуться и пойти к ним на встречу, может быть они ничего плохого не хотят? Там же Санька, которого я знаю с самого детства. Помню, как нёс его на себе, когда он упал с дерева и сломал ногу. Там же Олег, с которым мы живём в одном подъезде, он на 4, а я на 2 этаже. Наши отцы очень часто встречаются возле крыльца, стоят, курят и о чём-то говорят. В этой же компании и Степан, внук деда Тимофея. Нет, нужно обернуться. Но, когда Бабак услышал за спиной догоняющий его топот, он, не раздумывая и не оборачиваясь, побежал. Он бежал так быстро, что не слышал собственного сердца у себя в голове, не видел, что происходило вокруг, не понимал, куда он бежит.
Он помнил, как однажды свора мальчишек, в которой были и Санька, и Олег, и тот же Стёпка больше 3 часов гоняли его по окрестностям, крича ему в след: «Стой! Бабак, стой, хуже будет!».
Тогда он был словно загнанный кролик целой сворой гончих. Они преследовали его везде, не отставая ни на шаг и, в конце-концов, загнали его в палисадник школы, которая находилась практически за его домом. Бабак взобрался на смотровую вышку, которая стояла посреди палисадника, а мальчишки кидали в него камнями снизу и кричали, чтобы слазил, а не то сами поднимутся и скинут его с этой вышки. Это продолжалось минут 20, после чего выскочил сторож и всех разогнал.
— Слезай давай, чо ты там сидишь, как белка.
Егор начал аккуратно и не торопливо спускаться. А сторож стоял и смотрел, как он это делает.
— За что они тебя так?
— Не знаю.
— Или говорить не хочешь?
— Не знаю.
— А чего отпор им не даёшь? Здоровый же вон какой!
— Не знаю.
— Эх ты, не знаю, не знаю. Иди из палисадника, здесь вам делать нечего. Видишь дети яблони окопали и цветы рассадили, а вы тут всё топчите и ломаете. Чтоб я вас здесь больше не видел. В следующий раз в милицию всех отведу.
Егор отряхнулся и медленно, озираясь побрёл в обратную сторону от дома, чтобы не нарваться на мальчишек. Это было с ним. И теперь он бежал что есть силы, чтобы оторваться от этих же дворовых ребят. Когда Егор завернул за угол дома, он больно ударился о бетонный пандус выступающий на полтора метра от дома и, про который он забыл. Это небольшая площадка предназначалась для разгрузки хлеба в магазин. К ней задним ходом подъезжала машина с будкой, открывала заднюю дверь, как большой грузовой самолёт, на эту опустившуюся дверь выкатывалась высокая хлебопекарная тележка. Затем водитель брал в руку большой пульт с толстым проводом и несколькими кнопками, нажимал на одну из них и дверь начинала медленно съезжать вниз до этого бетонного пандуса, и преодолев его попадала в магазин. И теперь Егор, убегая, больно ударился об этот пандус. В тот момент он не заметил, что очень сильно разбил колено и бежал в сторону подъезда, но когда он отдёрнул входную дверь на пружине, ощутил невыносимую боль. Его нога будто онемела и начала подкашиваться, опираясь на перила, Егор добрался до 2 этажа, забежал домой, оставил хлеб в прихожей и нырнул в ванную. Уже там он пришёл в чувство и увидел окровавленное колено. Он промыл его водой, умыл лицо и сел на ванную. Сердце Егора так и норовило выпрыгнуть из груди, ему не хватало воздуху и поэтому дыхание то и дело сбивалось, а в руках была мелкая дрожь. Он услышал стук в дверь.
— Егор, всё в порядке? — это была мать.
— Угу.
— А чего ты там закрылся? Что случилось?
Она не переставала стучать в дверь. Этот стук диссонировал с пульсом в голове, и из-за этого казалось, что голова сейчас расколется надвое. И одна её часть будет жить в ритме пульса, а вторая — в ритме маминого стука в дверь. Он открыл дверь.
— Что случилось, Егор? — тут же услышал он встревоженный голос матери.
— Ничего.
— Ну как ничего? Посмотри на своё колено! Почему оно в крови?
— Упал, — как можно спокойнее ответил Егор.
— Как так можно упасть? Посмотри, оно же всё в крови.
— Ну мам.
— Сядь здесь, подожди. Тут зелёнка нужна. И она ушла в спальню.
Егор опять сел на ванную. Справа от него была раковина, а над ней висело зеркало. Егор поднял голову и посмотрел на своё отражение. И почему-то, ему тут же стало жалко себя. Ему захотелось выбежать из квартиры и бежать в лес, где он мог бы обо всём этом забыть, хотя бы на час, хотя бы на полчаса, хотя бы на минуту. Но тут вернулась мать с зелёнкой, бинтом и ватой в руках.
— Ну как же ты так, Егор? В подъезде что ли споткнулся?
— Ага.
— Ох, сынок, сынок. Потерпи немного, сейчас чуть-чуть пощиплет, зато заживёт быстрее.
Она смочила бинт зелёнкой и приложила его к колену. Егор зашипел и зажмурил глаза.
— Терпи, ты же мужчина. В следующий раз будешь аккуратнее.
Уже минут через пять колено было полностью зелёным и перебинтованным…
Здесь его мысли нарушил звон телефона. Он поднял голову и услышал:
— Алло.
— Да, пришёл. Всё нормально.
— Да он всегда такой смурной, как в больницу идти, вы не переживайте.
— Ага. Спасибо.
— А куда вы хотите?
— Конечно можно. Он будет только рад.
— Да, да, да, — мать Егора засмеялась.
— Ага. До свидания!
Егор понял, что это звонил дед Тимофей. Он частенько справлялся, дошёл ли Егор до дома? Всё ли в порядке? Надо идти, подумал в этот момент Егор. Надо сходить, запустить эту чёртову модель самолёта. И сделать это даже не потому, что это интересно, а чтобы не обидеть старого деда.
Пришло воскресенье.
Егор проснулся раньше, чем обычно. За окном стоял мрак и дул сильный ветер, такой, что карниз постоянно трепыхался и гремел, видимо он и разбудил его. В комнате было холодно, от этого вылазить из-под одеяла совсем не хотелось, но и смысла валяться дальше уже никакого не было. Егор встал, натянул шерстяные носки, тёмно-синее трико, клетчатую фланелевую рубашку и пошёл на кухню. Оттуда доносился запах омлета, который готовила мать.
— О, а ты чего так рано? Чай будешь?
— Угу.
— Ну садись тогда. Дверь только закрой, отец ещё спит. Пусть хоть на выходных отоспится, а то же сам видишь, день и ночь на работе.
Егор уселся на своё место и почему-то подумал, о том, как же Стёпка сегодня будет запускать самолёт при такой погоде? Ветер-то не шуточный.
— Мы сегодня с отцом сами на рынок сходим, чуть позже, а ты сходи с Тимофеем и внуком куда-то там. Я так и не поняла, что этот старик на этот раз придумал, но слёзно просил тебя отпустить с ними.
Егор тут же вспомнил слова деда Тимофея о том, что он отпросит его у родителей на пару часов. Помнит, старый, всё лучше любого.
— Вот, пей. Сейчас уже омлет готов будет. Завтракать будем.
Тревога не отпускала Егора. Ему казалось, что Стёпка будет не очень рад увидеть его.
— А если он позвал и Сашку, и Олега? — думал он.
— Вдруг они, вновь….
— Да, нет! С нами же будет дед.
— А если не будет? Если скажет, сами сходите?
— Да как же он такое скажет-то?
— Нет! — успокаивал себя Егор.
— Ну пей чай-то, остынет же. Не проснулся что ли ещё? Или опять завис?
Он быстро выпил чай и пошёл в ванную комнату, чтобы умыться. Он всегда делал это после кружки чая, потому что однажды слышал по телевизору, как какой-то врач стоматолог говорил, что поступать нужно именно так. Чистить зубы после, а не до чая, так как он делает зубы тёмными. Мать часто смотрела канал, по которому выступали различные врачи, а Егор смотрел это всё за компанию. Вернувшись, он увидел, что омлет уже стоит на столе. Он очень любил этот воскресный омлет. Мать готовила его особенно вкусно.
Ближе к 10 утра раздался звонок телефона, Егор тут же сообразил, что это дед Тимофей, и пошёл в комнату одеваться.
— Алло.
— Доброе утро! Давно уж встал, ждёт, видимо.
— Так он уже убежал одеваться. А куда вы собираетесь-то?
— Аааа. Хорошее дело, только как запускать-то этот ваш самолёт в такой ветер?
— Ну может быть и так. Скорее всего, я в этом деле ничего не понимаю.
— Ну я ему скажу, чтобы минут через 15 выходил, да?
— Хорошо, хорошо. До свидания! — и она положила трубку.
— Егор! Давай собирайся, Тимофей звонил, говорит, что они со Стёпкой уже собрались.
— Угу. — пробубнил он в ответ.
Когда он вышел из подъезда, дед Тимофей и Степан уже стояли у крыльца.
— Ну ты Егор и копуша. Мы тебя уже целый час ждём. Здравствуй!
Тимофей широко улыбался, держа в руках большой макет какого-то самолёта и протягивая ему руку. Егор пожал её и тут же услышал:
— Привет, Бабак!
— Какой же он Бабак, Степан? Его Егор зовут.
— Так я ж ничего плохого не имел в виду, его так все во дворе называют.
— Пусть другие, как хотят и называют, а ты уж его, пожалуйста, Егором зови, ладно?
— Ладно.
— Привет, Егор. — Степан протянул руку.
Егор пожал и её.
— Ну? Пойдёмте? Может пока дойдём, и ветер успокоится немного.
И они медленно зашагали в сторону леса. Ветер действительно был очень сильным, он кружил сворованный из баков мусор, сильно хлестал по лицу и то и дело пытался вырвать из рук деда макет самолёта.
— Дед, ты держи самолёт крепче! — после каждого порыва доносилось от Степана.
— А я что делаю? Я его просто так не отдам, сам хочу посмотреть, как он в небо подниматься будет.
— А ты леску не забыл?
— Нет, в кармане. Всё при нас, не переживай.
— А бутылку с топливом?
— Да нет же, всё взял.
Они почти дошли до того самого пустыря перед лесом, когда Егор услышал:
— Это кордовая модель с компрессионным мотором КМД 2,5. Ох и полетит же он.
— Ты когда-нибудь видел, как запускают такие самолёты?
— Нет.
— Сегодня увидишь. Хорошо, что дед взял тебя с нами.
Когда они дошли до пустыря, дед Тимофей заверещал.
— Вот тут и станем запускать твой самолёт. Какое место-то хорошее. И ветра почти не стало! Вот как лес нас сберегает.
Ветра действительно почти не было.
— Дед, доставай, — сказал Степан.
Тимофей закопошился и начал что-то доставать из внутреннего кармана куртки, в этот момент к Егору подошёл Степан и тихо сказал:
— Егор, ты уж прости меня, что тогда так получилось.
— Ага. — ответил он и улыбнулся.
— Ну, айдате, что вы там встали? Надо же и леску распутать, и дурынду эту заправить, а то ж не полетит.
Он стоял и молча смотрел, как дед Тимофей вместе со Стёпкой заправляют самолёт, как мальчик говорит деду, что надо медленнее лить топливо, а то много мимо бака уходит, а дед отвечает ему, что если нужно, он ещё целую цистерну этого топлива купит.
— А ты чего встал? — неожиданно услышал он.
— А ну давай леску разматывай, а то стоишь, как истукан! — дед Тимофей широко улыбался беззубым ртом.
Егор подошёл, взял катушку и начал отходить назад, пока Степан не крикнул:
— Егор, стой. Так нормально. Оставь там катушку и идём к нам.
Он аккуратно оставил катушку на земле и побрёл в сторону места, где базировался самолёт.
— В общем, так. Вы пару шагов ещё от самолёта сделайте назад, чтоб я вас не задел. Я сейчас пойду к катушке, ты Егор держи самолёт, а ты дед пропеллер крути, только аккуратно, руки. Крутанул — руки убрал. Хорошо?
— От какой умный, он значит рулит, а мы «аккуратно руки», — улыбаясь сказал дед.
— Ладно, давай беги. — и Степан отправился к катушке с леской.
— Ну чего, Егорка, готов?
— Угу.
— Ты держи крепче, да руки, в самом деле, не суй под пропеллер. А как зажужжит, ты его в одну руку бери, да как следует запусти вперёд. Всё понял?
— Да, — ответил Егор.
Его ладошки начали потеть, а сердце учащённо биться. Ещё бы, ему доверили такое дело.
— Раз, два, три! — дед Тимофей крутанул пропеллер и ничего не произошло.
— Погоди Егор, щас ещё раз крутану, видимо замёрз, — и он ещё раз крутанул пропеллер. И опять ничего.
— Стёп, а чего-то он не хочет заводиться! — крикнул дед.
— А ты тихонько покрути пропеллер пару раз, а после ещё раз попробуй.
— Ладно.
Тимофей аккуратно провернул его по часовой стрелке пару раз и вновь с силой крутанул.
Самолёт зажужжал. Егор почувствовал, как он вырывается у него из рук и как хочет улететь. По корпусу модели пошла вибрация, а леска, которая вела к Стёпке, натянулась.
— Ну? Готов? — спросил его дед Тимофей.
— Угу.
— Тогда запускай!
Егор поднял самолёт над собой, сделал два быстрых шага и толкнул самолёт вперёд. Тот словно почувствовал волю, жужжа вырвался у него из рук, и начал подниматься.
— Отходите быстрее! — услышал он издалека от Стёпки.
И тут же почувствовал, как его подхватил под руку дед Тимофей и повёл назад.
Он не мог оторваться от этого грандиозного зрелища. Самолёт, который имел несколько килограмм веса, сейчас парил в воздухе так легко и непринуждённо, словно птица. Он описывал круги вокруг Степана, то и дело меняя высоту, а когда он пролетал мимо, создавал звук — вжих. В этот момент Егору впервые за долгие годы не хотелось бежать в лес, такой близкий и такой зовущий его. В последний раз он испытывал такое чувство в далёком детстве, когда с отцом прогуливаясь они наткнулись на эту лнсопосадку. Они только-только переехали в этот район и начали изучать окрестности. В это время, Егор был максимально близок к счастью. Он был слишком мал, чтобы понимать, что происходит вокруг и самое главное, почему так происходит. Ему не нужно было это понимать. И сейчас он пребывал в этом лёгком, безмятежном и невероятно неуловимом состоянии. Теперь его нужно сохранить, подумал он, улыбаясь.
— Красиво летает, да? — перебил его мысли дед Тимофей.
— Угу.
— Егор, мать твоя сказала, что в больницу опять надо идти. Не хочешь?
— Нет, — буркнул он в ответ.
— Сходи, сынок, сходи, не бойся. То, что они там говорят, что ты «того», не слушай их. Они и сами не знают, чего городят. Кто в наше время не «того»? Я что ли? Да я ещё как «того», поэтому сходи с матерью в больницу, может они тебе чего нового скажут. И не переживай ты из-за этого пустяка. А то, я как не включу этот телевизор, а там всё… особые дети, да особые дети. Что они понимают в этих особых детях-то? Только смуту наводят, да людей баламутят. Нормальные дети. Ты вот и бегаешь, и со мной по огороду копаешься, и матери вон как помогаешь, и вот самолёты запускаешь. Многие, как они говорят, нормальные, так не сумеют, поэтому ты их не слушай. А завтра приходи ко мне будем чай с тортом пить.