Рассказ пробуждение

Он проснулся у себя в квартире, маленькой двушке, не видевшей ремонта лет 25, которая осталась ему от родителей, давно уже крякнувших. Хата была насквозь прокурена, ещё бумажные обои были оторваны местами, все заляпаны каким-то говном неясного происхождения, и по углам обоссаны, подобранным с помойки, котом, да и хуй с ними. В хате стояла невыносимая вонища из запахов многодневного перегара, кошачьего ссанья, дыма дешевого табака и прокисших, недельных щщей, которые стояли на ржавой нечищеной газовой плите, где работали две горелки. Но аромат не смущал проснувшегося жирного грязного уёбка по имени Вася, 35-тилетнего жлоба, без постоянной работы и образования – путягу, ещё в 90-е, ему закончить не удалось. Он лежал на старом скрипучем советском диване, поролон был до неприличия промят, обивка, жёлтая от пота, местами порвалась. Характерные коричеватые разводы свидетельствовали о том, что на данном диване неоднократно ссались. Таки да, во времена своих самых лютых запоев, Вася не удосуживался даже поднять свою жопу с дивана и донести её не то что до очка, а хотя бы до стоящего в углу таза, бывшего эмалированным году в 75-м, и ссался лежа, прямо на матрац. Ну а хуле? Рука его соскочила с дивана и задела стоящие на полу бутылки, упавшие с привычным, милым уху, звоном. «Вот, блядь!», подумал Вася: «Там ничего не осталось?! Всё выжрали?». Бутылки «Балтики 7» все, как одна, были предательски пусты. Во рту был отвратительный сладковатый привкус перегара, голова гудела, вставать не хотелось чрезвычайно, но сушняк мучал, карал безбожно. Он сел на диван и громко рыгнул, потом ещё раз и ещё. Отрыжка пива, пшеничной водки за 179 руб. и шпрот. Руки дрожали, чувствовалась слабость многодневной пьянки. Он огляделся, ему открылась стандартная картина: на липком, залитом всеми возможными видами дешёвого пойла, столе стояли три гранёных стакана, мутных и замызганных, т.к. мыть их было не принято, а хлебали с них и водяру, и пивас, и винидейчик, другую цветную херню. Там же на столе стояла банка из под шпрот, в масле которой плавали хабцы «Примы», такие же хабцы в обилии валялись на полу и особо концентрировались в ближайшем к столу углу. Под столом батарея пустых бутылок из под водья, «Охоты», «Балтики» и «Блайзера», «С нами были дамы» — пронеслось в голове. Осуществить подъём с дивана было сродни подвигу. Так он и сидел, почёсывая яйца через застиранные, не менянные пару недель, клетчатые семейные трусы, давно потерявшие цвет. Но шмонина ссаных трусов перебивалась вонью перегара, и едкого похмельного пота, которым насквозь пропиталось старая простыня-одеяло и одетая на уёбке растянутая, вся в жирных пятнах и следах блевотины, майка-алкоголичка. Накатили воспоминания о недавних попойках. Жрать, как ёбаная сука, он начал около недели назад, когда ему дали 7500 руб. в качестве гонорара за выкопанные траншеи, учитывая тот факт, что он нигде не работал, ничего не мешало расслабиться. Копать траншеи для домов в частном секторе его подрядил давний знакомый Володя, бывший одноклассник. Такие халтуры бывали нечасто… Он отлично помнил этот счастливый день получки, когда с шиком заказал себе у Гашавджона двойную шаверму в лаваше, и ещё такую же взял с собой, со смаком сожрав её до прихода собутыльников. 150 залпом и королевский вкус жирного чесночного соуса, размазавшегося по рукам и текущего на майку. Послевкусие шавухи не смывала даже 8-мипроцентная «Охота». Потом он начал хуярить запоем с друзьями-алкашами, сначала с Петрухой, разнорабочим с из местной «Пятёрочки» и Коляном, пенсионером по инвалидности – отморозил по пьянке руку, вечером подтянулся Макс, разжиревший бугай с банками «Страйка», ещё с юностью страдающей шизофренией и регулярно посещавший психо-неврологический диспансер в стационарном режиме, тоже одноклассник Васька. Телевизор, на любимом канале «ТНТ», не затыкался ни на минуту, кто-то постоянно приходил и уходил, вспомнить всех было трудно, появлялась синька, даже, иногда, закуска, и какие-то третьесортные метадоновые бляднины и алкашихи, решившие нахаляву побухать. Все хуярили, орали, жрали, курили, некоторые оставались на несколько дней. Соседи пару раз вякали что-то на счёт мусоров, мол шумно, накурено, но дальше дело не дошло, в общем, никто не мешал отдыхать. С ёбаной женой Тонькой, раскабаневшей, в край охуевшей тварью в бигудях, он посрался накануне счастливого дня, по итогу зарядив ей с кулака в дыню. Тонька хотела хотя бы частично оплатить коммуналку и поменять себе порвавшиеся сапоги на гонорар муженька, чем выбесила Васю, имевшего совсем другие планы – на честно заработанное повеселиться с друзьями. Жена уехала к парализованной тёще и тестю-мудаку, с которым он никогда не ладил. «Ничего, блядь, пизда, заебёшься за своей старой сукой говно в горшках выносить, в миг прибежишь! Захочешь быстро хорошей жизни!» — радостно думал Васёк, в предвкушении своего триумфа, ещё он питал надежду, что тёща скоро сдохнет, а тестя он как-нибудь, правдами-неправдам сплавит в дурку и у него будет ещё одна хата, которую он сдаст. Находясь в сладостных воспоминаньях он громко перданул, вонь говном резко спустила его с небес на землю – он захотел срать. И не просто срать, а жутко продристаться вчерашним «Дошираком», шпротами и огурцами. Если сушняк ещё можно было терпеть, то теперь ситуация изменилась. В комнате он никогда ранее не срал, пришлось превозмочь себя. Древний линолеум, весь в чёрных разводах, шатался под ногами. Вася шёл в одних носках, не менянных пару недель точно. Пропитанные потом заражённых хуй пойми каким грибком ног и уличной сыростью, носки стали твёрдыми, сродни копытам, и линолеум скрипел от грязи при каждом шаге, т.к. на улице была промозглая, слякотная погода, а снимать уличную обувь в хате было не принято… В коридоре было размазано кошачье говно, вероятно, кто-то из гостей не внимательно покидал квартиру. «Сука ёбаная! Надо выкинуть его в мусоропровод! На хера пизда припёрла его домой!» — думал грязный уёбок, ему было очень хуёво и мысль об уничтожении блядского кота прошла мимолётом. Не сбавляя скорости Вася рухнул на очко – ржавый унитаз, со сколом и трещинами, в котором постоянно текла вода, и начал с грохотом дристать жидким дерьмом, не удосужившись даже закрыть дверь, наполняя квартиру дополнительным ароматом. Впрочем, в открытой двери было и практическое применение. Сортир был засранный до невозможности – Васёк принципиально его не чистил, т.к. ему западо заниматься петушиной работой, жена, когда ещё была в квартире, тоже особенного энтузиазма к уборке говна за многочисленными алкашами-собутыльниками и любимым муженьком не проявляла. В помещении сортира – камере метр на полтора, стоял и кошачий лоток, которым кот давно не пользовался и безнаказанно срал где не попадя. В лотке же обычно валялись рекламные газеты из почтовых ящиков, которыми страждущие вытирали свои сраные жопы, т.к. сортирной бумаги в доме отродясь не было. Поросшая паутиной лампочка в двадцать свечей почти не освещала чудное место, потому налететь в дерьмо или ссанину было проще простого, а в коридоре горела энергосберегательная лампа дневного света. «О-о-ох! – кряхтел Вася, шумно заполняя бывалый унитаз жёлто-коричневой массой – Хорошо-о!». Стесняться было некого, да и присутствующие в квартире люди его никогда особо не смущали. И чего стесняться? Большинство из этих уважаемых людей сами неоднократно блевали в это очко, пока оно не было засрано, что пиздец, учитывая, что совать своим рылом в дерьмо не особо здорово, блевать стали в ванной, в пакеты для мусора, а самые нетерпеливые просто в углы. Ещё не досрав до конца, ёбаный алкаш начал разминать газетёнку, для придачи ей мягкости – это сука заботилась о ощущениях своего очка. В процессе вытирания жопы, он угодил таки своей клешнёй в собственное дерьмо. «Блядь! Придётся в ванну идти!» — подумал он. Кинув сраную бумагу в очко, подтянув семейники, он дёрнул ручку слива, жалобно подвывая в очко вылилось не больше стакана воды – слив почти не работал. Васе было по хуй, он хотел смыть говно с руки и окропить холодненькой свое небритое отёкшее ебло, остальное его не заботило. Отвернув скрипучий кран холодной воды, какие тут на хуй смесители, на максимум в жестяную раковину ударил приличный напор. ЖКС ещё более менее работало, правда Вася, за коммуналку давненько не платил — денег не было, у когда появлялись, то тратились на более приятные душе моменты. Смыв говно, Васёк протёр замызганный кусок зеркала, висевший над раковиной. Сквозь чёрные точки и грязные разводы на него смотрел опухший ублюдок с сальными слипшимися волосами, красными от перепоя глазами, в двухнедельной щетине, росшей клочьями, застряли макаронина «Доширака» и вчерашняя блевотина. «Я чё блевал?! Ни хуя не помню…», такие мысли посетили синяка. Умыв ебло, засунув его прямо под кран, после чего, прополоскав пасть, несколько раз смачно харкнув в раковину, Вася огляделся. Ванна была завалена грязным, нестиранным бельём, некоторое валялось так давно, что самое старое уже поросло плесенью. «Да, блевал таки» — ванна была заблёвана. Блевотина смывалась нормально только горячей водой, а последние пару дней её не было, трубу прорвало или типа того, Васе отнёсся к событию с полнейшим похуизмом. Качественно просравшись и умывшись, уёбище почувствовал себя несколько лучше. «Хм, интересно, я все деньги проебал? И покурить бы…», учитывая, что алкашей в хате не осталось – всё бабло, по ходу, пропито. На кухню он даже не пошёл – основным местом попойки являлась комната, где он спал, вторая комната двушки была завалена в хуй никому ненужным барахлом: старая мебель, тряпьё, книги, типа сочинений Ленина, сломанный велосипед, три лысых покрышки от «Жигулей», которые пидрила подрезал лет восемь назад, и всё в таком духе. Дверь в комнату давно отсутствовала, он вынес её с петель, сломав косяк, во время очередной пьянки на 23 февраля. А хуле, имел право отметить Праздник – два года в мотострелках под Красноярском и звание ефрейтора было одно из самых главных его достижений. Учитывая, что ни один алкаш и бомж, за время лютых многодневных пьянок, пока хозяин квартиры валялся в беспамятстве, ни хера не взял из комнаты, ценность вещей предельно ясна. Разумеется, сигареты отсутствовали и на столе и на старом телевизоре и в карманах, за то он нашёл там мелочь и зажигалку, что порадовало, но искать долго не было сил. Не мудрствуя, он взял с пола хабец подлиньше и закурил. Приятный дым защекотал ноздри, перебивая не столь приятные привычные запахи. Похмел вступал в свои силы – появлялся озноб, тело трясло, неумолимо хотелось остограмиться, ну или хотя бы пива… Вася подошёл к окну, отодвинув, натянутое, в качестве занавески, на покосившейся карниз дырявое прокуренное одеяло, погода не порадовала – мелкий снег с дождём, на сером асфальте лужи и грязь – типичная ранняя весна. «Говно погода! Как же впадлу выходить, но надо бухнуть. Обязательно. И покурить». Собравшись с силами, Васёк начал шмонать карманы своей куртки-пуховика, грязных, вонючих штанов, в них он упал на улице пару дней назад и валялся, пока друзья алкаши его не подняли. Местами попадались и двушечки, и серебряные пятаки, и даже золотистая десятка, так согревшая душу. «53 рубля! Вот сука! Только на пиво или сигареты! Может у ёбаной чурки в долг занять?». Вася ходил обычно в ларёк-шаверму в конце дома и продавец-чурбан знал его, как облупленного и разок занял полтинник. Бережно сложив мелочь в карман, он уже собирался уходить, как его осенило – он же бухал в ватнике! В своём армейском ватнике! Он точно одевал его пару раз, и он точно ходил в ларёк! Трясущимися руками, он залезал в карманы ватника и, да, чудо произошло! Мятая, как будто побывавшая в жопе соточка! Вот оно – счастье! Рваная, да и по хуй! Окрылённый победой грязный уёбок начал напяливать пуховик на обтягивающую волосатое пузо майку, сев на диван, он нацепил сраные джинсы, и тупоносые, ублюдочного вида, ботинки из кожзаменителя, которыми только говно месить, не видевшие обувной щётки с момента покупки на рынке. Довольный собой он вышел из любимой квартиры, в которой прожил всю жизнь, и, закрывая обшарпанную дермантиновую дверь на замок, услышал мерзкий голос старой бабки-маразматички, живущей в соседней хате: «Ах, ты сука! Опять за водкой собрался! Я на тебя участковому пожалуюсь…». «Пошла на хуй!» — буднично перебил её Вася, она уже порядком подзаебала его, и направился по лестнице вниз, сбивая со ступенек пустые банки из-под «Яги». В парадной было темно, несмотря на светлое время суток, окна были грязные, а лампочки постоянно били наркоманы и гопота, регулярно посещающие соседа сверху – молодого героинового торчка Серёжу, который подбанчивал, и гнилухи ставились прямо в парадняке, оставляя после себя спидозные шприцы. Нравился этот подъезд с незакрывающейся дверью и малолетним ублюдкам, изрисовавших все стены только им понятной хуетой, само собой, что выходить ссать на улицу после выпитой «Яги» они себя не утруждали, плюс горы окурков. Вася спускался вниз и сам не заметил, как наступил в лужу блевотины. «Да ёбаный в рот! Какая псина облевалась здесь?!», ботинок грязнее не стал, но всё равно не приятно, можно сказать, оскорбительно. Как ни странно, виноваты в его неприятности были не нарики и не малолетки, а храпящий на весь подъезд БОМЖ. В рванине, нахуяришись «Боярышика», источая зловоние, он развалился прямо на лестничной клетке между этажами, на картонке из под плазменной панели «Филипс», которую выбросили на помойку перед домом какие-то буржуи. Похоже, что он обосрался. «Вот же пидор ёбаный! Спит в моём подъезде!» — Вася не любил и более того, презирал БОМЖа, считая его низшим, антисоциальнм элементом, сам же БОМЖ был частым гостем в парадняке. Вася аккуратно подошёл к спящему телу, воевать даже с БОМЖом у него не было сил, и вытер об него наступивший в блевоту ботинок-говномес. «Вот так тебе, тварь!» — гордый собой он вышел на улицу, погода не порадовала его ничем. Холодный ветер с моросью, обдувая отёкший ебач, и продувая дешёвый пуховик, освежал. Благо идти было метров 200, не больше. Снег таял, обнажая выброшенные на газон пустые бутылки, использованные презервативы, коробки из-под сока и собачье дерьмо. В помойке рылся какой-то чёрт, собирая ценные находки в пакет. Неуверенной походкой, Вася почапал по обледеневшему тротуару к «Шаверме». «Не удивительно, что я тут ёбнулся, хоть бы посыпали чем-нибудь! Только деньги берут, пидоры!». Рядом гулял собачник – мужик лет сорока, типа из рабочих, с мелкой шавкой на поводке. «Слышь, братан, не будет сигаретки?» поинтересовался у него Вася, заметя сигарету в его рту. «Не, бля, кончились» — мужик не одобрительно осмотрел Васю с ног до головы. «Чё, вообще нет?», «В натуре говорю, сам стрелял», «Слышь, дай тяжку, а?», «Да, не, стрельни у пацанов у ларька лучше. Я последнюю курю», «Ну дай тяжку-то! Или добить дай!», «Да отъебись ты от меня, синичьё ебаное!». Недовольный Вася пошёл дальше: «Вот гондон!» пиздел он себе под нос. До шавухи Васёк дошёл без происшествий. У стекляшки толкались какие-то бомжеватого вида мрази, никого знакомого не оказалось. «Слышь, пацаны, дайте сигаретку!», «У самих ни хуя нету!» — ответил ему какой-то мутный хер и подошёл к нему поближе: «Мелочью не выручишь? Хоть рублей двадцать может найдёшь?», «Ага, блядь, сам последнее наскрёб. В другой раз, ёб твою, и двадцать и тридцать…», мутный отошёл к своим. Взяв за ручку, пидрила решительно открыл дверь. В заведении царил божественный аромат жаренной курицы, прозрачные дверцы холодильников с пивом завораживали. А полка с крепким алкоголем? Водка, даже дорогая, коньяк, виска. Эх, мечты! Сладкие и манящие, Васёк бы купил все бутылки и хуярил бы их прямо из горла, лёжа на диване и закусывая, текущей соусом, шавермой двойной в лаваше или пите, наслаждаясь сериалами по «ТНТ». Собственно, теперь ребром встал вопрос, что взять? Он мучал его на протяжении всего пути, 153 рубля – шкалик водки? Пиво и сигареты? Или просто побольше пива? Или сладенького «Блайзера»? Цены в ларьке были неприлично завышены. Он определился. «Здорово!» — сказал он стоящему за прилавком молодому чуркабесу. «Салам аллейкам! Как дела?» — презрительно улыбнулся гадкий чурбан. «Вот понаехали суки! Не живётся у себя?! Чтоб тебя, обезьяна чёрная, малолетки запиздели!», но вслух он сказал другое: «Да нормуль, вроде. За топливом пришёл, блядь», «Водки, да? Пива? «Балтика 7»? Чего тебе?» «Цены у тебя, что пиздец, разориться можно на хуй, в «Пятёрке» дешевле в два раза», «Да неё идти километр, да? А я рядом и спустился и тут. Не, хочешь иди, клиента многа, не один», «По хуй, полтораху «Охоты», давай. И сигарет ещё. «Примы» пачку давай». «Вот молодец, так и нада!», «Скидон не замутишь? Я ж постоянный клиент, на хуй. Блядь, каждый день у тебя беру» «Не, хозяин не разрешает, понимаешь?», «Да, бля… Ладно, давай!». Грязный вонючий уёбок вышел из «Шавермы», сунув пачку в карман пуховика. «Заебись, уложился. И не занял у черножопой гниды ни рубля. И даже сдача осталась!» — подумал Вася и резко свернул крышку тёмно-коричневой полторашки и жадно присосался к горлышку, сделав несколько больших глотков, алкота у стекляхи с завистью посмотрела на него. Горьковатая пенистая жидкость стекала в горло, даря ни с чем несравнимое наслаждение, смывая привкус перегара прямо в пасть. Оторвавшись от баклахи, синяк громко рыгнул, и улыбнулся много дней нечищеными гнилыми зубами. «Жизнь хороша, ёба! Клюёт, блядь!».