Слёзы Юлии.

Слёзы Юлии.

«Дура, дура! Ну и дура…»
Юлия отёрла с лица злые – жгучие и мелкие — слёзы.
Несколько следов её обиды и бессилия всё же остались на листе бумаги, изборождённом его летящим торопливым почерком. Она резко смахнула и их. Всхлипнула.
Поднялась, выпила воды.

Чернила не размазались. Только бумага, высохнув, съёжилась в тех местах, где её настигла солёная влага. Получилось четыре хвостатых кометы.

«…Я сходил с ума. … Единственное, о чём я мог думать, была она».
Письмо Юлия нашла в журнале, который Сергеев дал ей почитать. Она не сразу поняла, что это письмо – в журнале были опубликованы его рассказы, и вложенный листок она тоже приняла за одну из его историй.
Кому он писал его – другу, брату? Самому себе? Да, скорей всего, себе самому.

Появись она тут сейчас, Юлия бы не стала выбирать выражения. Она бы!.. Она бы высказала ей всё! Без обиняков!
«Ну как, КАК ты можешь НЕ ЛЮБИТЬ ЕГО?! — сказала бы она. — Как ты можешь его не любить?.. Ведь он ТАКОЙ!.. И он тебя ЛЮБИТ!»
Нет… Глупости… чушь.
«Пожалуйста, — сказала бы она – Пожалуйста… я умоляю тебя… люби его. Ну, вспомни, как это было, когда всё только начиналось… Ведь вначале ты любила! Любила? Ну вот… И ведь не просто так ты плакала тогда на кухне… Ну, когда он всё решил, а ты ещё не знала… Или знала?.. Когда ты вдруг запела… впервые при нём, помнишь?.. Вот. Ты плакала. Это хорошо… Ну, хочешь, я поделюсь с тобой моей любовью к нему, а ты будешь отдавать её, будто она твоя? Хочешь? Ну, пожалуйста!.. Я так его люблю! Возьми! Я прошу… Я умоляю… И только не дай ему сесть в поезд и уехать – иначе будет страшное!.. Я знаю! Не важно, откуда — знаю и всё. Просто поверь мне и не отпускай его…»

На глаза навернулись слёзы. Это были уже совсем другие слёзы. Тяжёлые и затяжные.
Юлия положила лицо на согнутую в локте руку – как делала в детстве – и предалась горькому плачу навзрыд.

Почему я не могу любить Сергеева?.. Нет, я ЛЮБЛЮ его, но почему я не могу отдать ему свою любовь? Почему?.. Для чего вы, господа устроители, всё так глупо устроили: у меня есть право любить только того, кто любит меня, а тот, которого не любит она, нуждается только в её любви. Ну, ради Бога, будьте милосердны, позвольте всем любить всех – без условий, не требуя ничего взамен! Просто – любить. Подумайте, господа надзиратели — почему бы не раздавать любовь, как шоколадки?.. Или яблоки… Вот, возьми моё яблоко! Оно тоже сладкое и сочное. Может, даже слаще того. И не червивое… Ты любишь кисло-сладкие? Я тогда дам тебе кисло-сладкое! Или любое другое, скажи только – какое ты любишь?..

* * *
Щёлкнул замок. Это вернулся её возлюбленный. Губы холодные с мороза.
Юлия быстрым движением распахнула куртку и прильнула к нему, обхватив за спину.
Джемпер под курткой холодный. И под джемпером тоже холодно… Надо всё-таки купить ему тёплое пальто, хоть он и противится…

Почему ты плакала? — спросил он и взял её лицо в ладони. Одни его руки не реагировали на холод.
Мне так жалко бабушку… соседку, сказала она, помнишь, её собачка попала под машину? Так вот, она сегодня умерла.
Кто, бабушка?
Нет, собачка.
Бедная собачка, сказал возлюбленный, и бедная бабушка. И бедная моя девочка… Ну, поплачь, поплачь.
И он снова поцеловал Юлию. Губы его уже отогрелись.
А её лицо, не успевшее просохнуть от прежних слёз, оросились новыми.

* * *