Французские поцелуй. Курс немолодого бойца 3


Французские поцелуй. Курс немолодого бойца 3

Марти Хелл
Продолжение. Начало:
http://proza.ru/texts/2007/03/31-116.html

Я думаю, немного на свете вещей, которые имеют настоящее, критическое значение. В конце концов, все закончится весьма весело – мы все обязательно умрем, и, может быть, даже переселимся — кто уж куда.
Но если посмотреть на это дело в свете печального открытия ученых, рассказавших миру, что наше любезное солнышко погаснет, и сделается совсем темно и страшно, то получается страшная неразбериха.

Какие тут, к чертям собачьим, стоящие вещи?
Или – счастливая и спокойная загробная жизнь, какая к бесу, а?
Одно сплошное расстройство.

Вот интересно, а куда же тогда те, которые раньше нас в счастливую жизнь переселились – денутся-то? А мы – также в дорогу собирающиеся?…

Ведь это же шарахнет – так шарахнет! Когда взрыв сверхновой произойдет…
Всех раскаленная плазма достанет! Своими миллионами градусов Цельсия…
И тех, кто раньше, и нас, которые позже, и даже конструктора вселенной, наверное, заденет.

Или же – всех нас в черную дыру утянет. И размажет на элементарные частицы и лучистую энергию.
Куда не кинь, все клин – одинаково непонятная перспектива.
***
А что? Разве действительно не интересный вопрос, — что же конструктор нашего мира по данному поводу думает?

Как-то, на мой взгляд, он не очень предусмотрительно тут поработал. Не все, кажется, предусмотрел. То ли топлива не хватило, то ли еще чего…
Или же – замысел был у него такой?
И дело совсем запутывается.
Нет, не лучшее решение он, по-моему, принял. Хотя, как известно, и на старуху бывает проруха.

А сам-то, кстати, он куда денется? При таком неординарном раскладе — в конце нашего белого света?
Наверное, какую-нибудь другую галактику сбежит…
От греха подальше.

***
Я даже решил к Нинон подкатиться с такими вопросами. Она ж у нас девушка начитанная, недаром дедушка французом был. Или – даже оба дедушки.
Тогда, может быть, она и вдвойне начитанная?

Французы, вообще все — очень начитанные и образованные люди.
Коли у них Сорбонна есть, колыбель современной науки, и прочих гуманитарных штук. Где когда-то, помнится мне, училась и Мари-Анетт.
И всяких там остроумных вольнодумцев во Франции полным-полно, вроде Вольтера, Дидро и прочих Монтеней с Мольерами… Прямо – пруд пруди.

Французские гены должны бы и в Нинон играть и бурлить. В смысле — образованности и живости ума.

***
Но что-то, кажется, и Нинон в затруднение пришла.
Посмотрела на меня сурово:
— Тебе все бы шутки с честными девушками шутит…– сказала она так, будто неожиданно, прямо в одночасье, ужасно верующей стала. Не хуже нищего Зюганова с компанией других царедворцев. Которых на церковные праздники так и тянет в церковь заглянуть, так и тянет.
И перед телекамерами пофланировать.

Хотя, внешне Нина – совершенно не похожа на богомолку.
Ни капельки не похожа.
Еще меньше похожа, чем вся эта материалистично-атеистичная в прошлом, и крайне набожная ныне — шатия-братия. На «ауди» с «мерседесами», почетно въезжающими в церковные дворы за барьеры – на крестный ход поглазеть. И себя показать.
А я бы их туда, будь я попринципиальнее, и не пускал бы.
Того же Льва Николаевича, и то — когда-то отлучили, – и ничего. А этих-то…
Да разве ж можно их отлучить! Власть, все же. Нельзя кусать руку, которая кормиться дает.

В нашей ортодоксальной принципы вообще все как-то не в почете. Только что – если папу не пустить – это да.
Но тут и понятно – тот у них вотчину оттяпать запросто может.
А вотчина – вещь такая, очень кормящая.
Не отдадим ни пяди. Ни рубля родного иноверцу не отдадим!

***
— И вообще, — говорит Нина, — сегодня страстная пятница… Могли бы нас и с работы пораньше отпустить. А ты такие вещи…
— Какие, Нинон? Страстная – от слова «страсть»? Ты на что намекаешь? Я всегда – готов! Особенно, если с работы раньше отпустят. Ты это сама придумала, или слух такой распространился?
— Нет, слуха никакого. А страстная от слова «страдания». Что ты богохульничаешь?! Сегодня годовщина, как Христа распяли…
— Да, неприятно вышло… Извини, пожалуйста. Я не хотел оскорбить твоих глубоких чувств.
— Библию читать надо. И телевизор больше смотреть. И дурачком меньше прикидываться. А то ты как-то действительно неразвито выглядишь. Один у тебя секс на уме. Или – косишь под убогого? Но ты не грусти, тогда все хорошо закончилось.
— Все умерли в один день?
— Нет, он потом воскрес.
— А вот это – радует, — сказал я. – Бывают же на свете чудеса.

Нина смотрит на меня своими большими зелеными монашескими глазками, и не вполне понимает, шучу я, или серьезно:
— Ты какой-то сегодня не такой. Наверное, вчера тяжелый вечер был?
— Ты права, нелегкий выдался. Да вся неделя у нас какая-то чумовая… С вашей сменой начальников.
— А с вашей? – парирует Нина.

Вот так мы с Нинон и пообщались насчет конца света и прочих занимательных вещей. Содержательно очень.
Но вопрос насчет конца так и остался не проясненным. Повис,
что называется, в воздухе. Так и висит – на ветру колышится.

***
Кстати, этих бы самых ученых, да за такие открытия – да взять бы за одно место… За ушкО, например, да на солнышкО. Тоже, например…
Пока оно еще горячее.
Или за другое какое-нибудь место взять… Поинтимнее. У них наверняка такие места тоже имеются. И еще куда-нибудь.
Чтобы они, эти, с позволенья сказать, ученые, настроение порядочным гражданам, вроде меня, не портили всякой гадостью.
Вроде погасшего солнца, черной дыры, мобильников, которые покоя не дают, компьютеров, с помощью которых тебе неприличные вопросы задают, да автомобилей с безголовыми всадниками и дорожными пробками…

***
На фоне таких вот грядущих глобальных и глубоких потрясений, и, даже, я бы сказал, катаклизмов – есть ли какая-нибудь разница для моей невидимой собеседницы, длинный у меня член, или — очень длинный?

А может быть, – он у меня вообще с гулькин нос. И я об этом ей сообщить стесняюсь.
Не найдешь его, милочка, и не нащупаешь, — даже при очень большом сексуальном голоде… При таком голоде, когда даже — что не нащупывается – все и годится. И не просто годится, а даже в ротик просится, будто упругий шампиньон на толстой ножке.

Эх, эти ветреные девушки, — нет, чтобы о вечных материях подумать…
А они – какой длинны у тебя нос… какой длины у тебя член…
Нормальной он у меня длины. Подходящей… Вполне разумной – с медицинской точки зрения. Явно большей, чем шампиньон на ножке пресловутый.

А если все же кому-то не хватит — всегда в нашем арсенале есть много разных волшебных способов эти недостающие ей дюймы в другие эротические и даже сексуальные измерения перевести.
Не менее ошеломляющие. Может поверить мне на слово.

***
Так вот сам себя развлекаю – околоэротическими теологическими мыслями.
Надо же чем-нибудь на работе среди планов и цифр развлекаться. В моменты, когда даже и бюст Нинон приедается. И ее неправдоподобная непорочность, что сияет в ее зеленых распутных глазищах.
Витаминами ведь тоже иногда объесться можно.

***

А я развлекаюсь дальше…
Еще не оперившимся до конца, но уже вполне половозрелым подростком, я заметил, что в женщинах все хорошо, и даже замечательно.
И тело. И душа. И даже одежда.
Хотя, конечно, женщина лучше выглядит – без одежды. Привлекательнее, что ли? Более эротично, как мне кажется. Существенно эректичнее.

Правда, на Нине юбку распускать мне бы не очень хотелось. Только, если с закрытыми глазами.
Лучше бы сначала с нее лифчик стянуть. Это как раз можно с открытыми глазами делать. Там у нее все в порядке, и даже – с избытком, и даже глаз и ладони радует.
Но вот юбку… Нет, пожалуй. Не хочется за юбку браться. Мало ли, какие виды узришь.

…Но это так – все теоретически лишь.
Конечно, эрекция со временем наступит, но все же – не стоит с Нинон экспериментировать.

***
Если уж об устройстве женщин речь заводить – так вот, на мой малопросвещенный взгляд, устроены они просто здорово.
Почти совершенно устроены. И в своих отдельных частях, и вообще, в целом, в собранном, так сказать, виде. Если, конечно, в природе совершенство достижимо.
Каждая часть – и сверху, и снизу, и сбоку, и даже сзади — для чего-то полезного служить может.

Если с конструкторской точки зрения их оценивать, с точки зрения функциональности всяких там их женских приливов, выпуклостей и отливов – в самых нужных, приятных местах — то, видимо, создатель тоже толк в тетках понимал.
Очень много весьма соблазнительных и практичных штучек понаделал, — просто на загляденье.

У меня даже иногда закрадывается мысль – а сам-то он, конструктор, не был ли наполовину, хотя бы, женщиной? Или – даже целиком, не женского ли пола он сам был-то?
Иначе – откуда у него такие знания в их привлекательной анатомии? Как это он все рассчитал – где добавить, а где и убавить?
Не иначе, как женщина участие принимала – в процессе создания. Мужчина на такую тонкую вещь не способен. Мужчине облапить бы побыстрее, в койку затащить, а потом опять футболом под пиво заняться.
Тонкости в нас – не хватает… Для такой вдохновенной ювелирной работы.
***
Как-то однажды ко мне пристала вторая моя жена. Или – нет, третья, кажется:
— Вот я тебе не нравлюсь, да?… Так – возьми, и нарисуй свой идеал. Интересно было бы посмотреть, на кого у тебя может стоять-то.

И я нарисовал – с губами неимоверными, и с осиной талией. С бедрами и грудью – выдающимися, прямо – порнографическими. С длинными ногами, и с волосами до попы… И с глазами, как две фары.

Ох, как она на меня напала – только перья из меня полетели:
— А где у нее центр тяжести, а? У твоей ненаглядной? При такой-то попе… И при таком-то бюсте…Инженер… Она же ходить даже не сможет. Опрокидываться будет на ходу…Особенно, если каблуки напялит. Чучело какое-то, а не женщина. А у тебя либо совсем нет вкуса, либо он у тебя ужасно извращен. Ренуар… Фу…

Ну, я все-таки – не художник, подумал я скромно. Однако от такой нарисованной штучки точно бы не отказался. Она гораздо лучше, чем эта говорящая корова. Пусть даже и опрокидываться будет – а что мужчине еще надо?
Опрокинулась на кроватку – и все довольны.

***
Вообще говоря, появляться подобные интересные наблюдения за устройством женщин у меня стали после того, как я пережил волнующий жизненный момент. Когда мне постоянно хотелось трахать буквально все, что движется.

Был такой момент и у меня в биографии, и довольно длинный. После того, как меня выпустили, — непонятно как выжившего в армии, — на гражданку. И даже ничего особенного потом со мной не сделали.
Хотя волчий билет несколько лет действительно исправно работал.

Я думаю, любой нормальный мужчина через это проходит – когда хочет трахнуть все, до чего может дотянется.

Только – некоторые комплексуют, и делают вид, что женщины и девушки вокруг их совершенно не занимают. А на самом деле — просто боятся она за свои приставания в лоб от них получить. Или – ожидания девичьи не оправдать.
В фигуральном смысле, конечно.
Ведь так часто бывает, и девушки из-за этого очень злятся.
***
Или же — они изначально голубые, и к мужским немытым попкам тянуться.
Тогда их, конечно, к женщинам и калачом не подманишь.

Да и бог с ними, с геями-то.
Пусть себе друг дружкой наслаждаются – по сортирам, и даже в рабочее время.
Они же никому, особенно, кроме начальства, и не мешают. Да еще – записных моралистов раздражают.
Которые, кстати, частенько забывают, что мораль вещь весьма условная. Изменчивая, как мода, и так же, как мода – бродящая по замкнутому вечному кругу.
Ничего нового ведь ни в моде, ни в сексе, ни в морали за несколько последних тысячелетий не изобрели.
Это, по моему — просто медицинский факт.
***
Сегодня у нас девушки в почете, а завтра эти же моралисты и от мальчиков не отказались бы… Следуя общественным усмотрениям или монаршим указам.
Коли родина прикажет – на все пойдут.

Вон, стоит только на какой-нибудь праздник в церкву заглянуть, или телевизор внимательно посмотреть – стоят, топчутся моралисты на службе, и лица такие, благостные, известные до оскомины. А ведь еще несколько лет назад они в сугубых атеистах числились. Но – приказано верить, и верят.
Так же и с моралью, и с сексом.
Мода! Не попрешь против нее, если в дураках не хочешь оказаться.

***
— Кстати, Нина, ты не замечала, а Бодряков – не голубой, случаем у нас, — вырывается у меня вслух неожиданная мысль.
Нинон молчит.

Я отрываю глаза от монитора, на котором упрямо мигает:
— Давай, все-таки, позанимаемся. А? Тебя как зовут? — продолжает моя невидимая сильно озабоченная визави.

Коллега Бодряков неслышно зашел в комнату, и раскрыв рот от возмущения, смотрит на меня.
А затем, молча, забыв, что хочет нам сказать, выходит, тихо закрыв за собой дверь.

-Ну ты даешь!, — говорит Нина. – Вот, обидел человека не за что… Мне даже такая мысль в голову не приходила.
— А розовый галстук? Тебе ни о чем не говорит?
— Только о дурном вкусе. Хотя… Но все равно – ты сегодня просто в ударе.

***
Да, все было… И действительно, бегал и я за всем, что движется.
Но теперь вот, — чего уже нет, того уже нет, как-то стал я более разборчивым.
Движется, и движется. И пусть себе на здоровье движется, — пританцовывая, волнующе играя бедрами, и строя глазки.

Правда, положа руку на сердце, при этом, — зрение, обоняние, осязание и эрекция работают исправно, и особенно расслабляться не дают.
За что я к организму конечно не в претензии.
Но вот так, очертя голову, бежать за сим предметом – э, погодите…

***
После нескольких жен, хочется, — прежде чем хвост задрать, и к каким либо неприличным действиям приступить, — сперва внимательно и придирчиво рассмотреть устройство этого совершенного природного механизма, танцующего мимо, и делающего вид, что тебя в упор не замечают.
Подумать над тем, как он поведет себя в разных экстремальных условиях.
Чего от него можно ждать, а чего – не стоит.

И вот, потом уже, рассмотрев вопрос с разных сторон, поизучав это чудо, либо впасть в сладкое состояние желания и понестись вперед, вздымая пыль… либо просто плюнуть мысленно себе под ноги. И сказать себе – нет, это не тот вариант, милый. Эта штучка не для тебя.
И механизм не тот, и худовато что-то, плосковато, без крутых бедер и груди с гибкой талией.
И глазки какие-то неспокойные, куда-то косят, и только, что не бегают тревожно.
А главное — трещит этот механизм без умолку.
И вообще, не очень понятно, куда он тебя затащить может.
То ли в постель, то ли в загс, то ли в суд.

И зачем тебе в постели ощупывать эти кости?
Зачем думать о том, что неплохо было бы подушкой умную ее голову накрыть… Для легкой острастки. Чтобы не слушать ахинею причитаний, состоящую из ахов и вздохов на тему – какой же ты у нас хороший.
Или – совсем наоборот, какой же ты недотепистый… чурбан.

***
Да…
А время идет и идет, капает, сочится, течет и течет… И водород наверху — в гигантском газовом шаре по имени солнышко — все выгорает и выгорает, пожираемый ядерным синтезом…

Зачем же так много времени терять – когда его и так мало осталось… в свете неприглядных открытий ученых, будь они неладны…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

© Copyright: Марти Хелл, 2007
Свидетельство о публикации №2704100069

Добавить комментарий

Французские поцелуй. Курс немолодого бойца 3

Марти Хелл
Продолжение. Начало:
http://proza.ru/texts/2007/03/31-116.html

Я думаю, немного на свете вещей, которые имеют настоящее, критическое значение. В конце концов, все закончится весьма весело – мы все обязательно умрем, и, может быть, даже переселимся — кто уж куда.
Но если посмотреть на это дело в свете печального открытия ученых, рассказавших миру, что наше любезное солнышко погаснет, и сделается совсем темно и страшно, то получается страшная неразбериха.

Какие тут, к чертям собачьим, стоящие вещи?
Или – счастливая и спокойная загробная жизнь, какая к бесу, а?
Одно сплошное расстройство.

Вот интересно, а куда же тогда те, которые раньше нас в счастливую жизнь переселились – денутся-то? А мы – также в дорогу собирающиеся?…

Ведь это же шарахнет – так шарахнет! Когда взрыв сверхновой произойдет…
Всех раскаленная плазма достанет! Своими миллионами градусов Цельсия…
И тех, кто раньше, и нас, которые позже, и даже конструктора вселенной, наверное, заденет.

Или же – всех нас в черную дыру утянет. И размажет на элементарные частицы и лучистую энергию.
Куда не кинь, все клин – одинаково непонятная перспектива.
***
А что? Разве действительно не интересный вопрос, — что же конструктор нашего мира по данному поводу думает?

Как-то, на мой взгляд, он не очень предусмотрительно тут поработал. Не все, кажется, предусмотрел. То ли топлива не хватило, то ли еще чего…
Или же – замысел был у него такой?
И дело совсем запутывается.
Нет, не лучшее решение он, по-моему, принял. Хотя, как известно, и на старуху бывает проруха.

А сам-то, кстати, он куда денется? При таком неординарном раскладе — в конце нашего белого света?
Наверное, какую-нибудь другую галактику сбежит…
От греха подальше.

***
Я даже решил к Нинон подкатиться с такими вопросами. Она ж у нас девушка начитанная, недаром дедушка французом был. Или – даже оба дедушки.
Тогда, может быть, она и вдвойне начитанная?

Французы, вообще все — очень начитанные и образованные люди.
Коли у них Сорбонна есть, колыбель современной науки, и прочих гуманитарных штук. Где когда-то, помнится мне, училась и Мари-Анетт.
И всяких там остроумных вольнодумцев во Франции полным-полно, вроде Вольтера, Дидро и прочих Монтеней с Мольерами… Прямо – пруд пруди.

Французские гены должны бы и в Нинон играть и бурлить. В смысле — образованности и живости ума.

***
Но что-то, кажется, и Нинон в затруднение пришла.
Посмотрела на меня сурово:
— Тебе все бы шутки с честными девушками шутит…– сказала она так, будто неожиданно, прямо в одночасье, ужасно верующей стала. Не хуже нищего Зюганова с компанией других царедворцев. Которых на церковные праздники так и тянет в церковь заглянуть, так и тянет.
И перед телекамерами пофланировать.

Хотя, внешне Нина – совершенно не похожа на богомолку.
Ни капельки не похожа.
Еще меньше похожа, чем вся эта материалистично-атеистичная в прошлом, и крайне набожная ныне — шатия-братия. На «ауди» с «мерседесами», почетно въезжающими в церковные дворы за барьеры – на крестный ход поглазеть. И себя показать.
А я бы их туда, будь я попринципиальнее, и не пускал бы.
Того же Льва Николаевича, и то — когда-то отлучили, – и ничего. А этих-то…
Да разве ж можно их отлучить! Власть, все же. Нельзя кусать руку, которая кормиться дает.

В нашей ортодоксальной принципы вообще все как-то не в почете. Только что – если папу не пустить – это да.
Но тут и понятно – тот у них вотчину оттяпать запросто может.
А вотчина – вещь такая, очень кормящая.
Не отдадим ни пяди. Ни рубля родного иноверцу не отдадим!

***
— И вообще, — говорит Нина, — сегодня страстная пятница… Могли бы нас и с работы пораньше отпустить. А ты такие вещи…
— Какие, Нинон? Страстная – от слова «страсть»? Ты на что намекаешь? Я всегда – готов! Особенно, если с работы раньше отпустят. Ты это сама придумала, или слух такой распространился?
— Нет, слуха никакого. А страстная от слова «страдания». Что ты богохульничаешь?! Сегодня годовщина, как Христа распяли…
— Да, неприятно вышло… Извини, пожалуйста. Я не хотел оскорбить твоих глубоких чувств.
— Библию читать надо. И телевизор больше смотреть. И дурачком меньше прикидываться. А то ты как-то действительно неразвито выглядишь. Один у тебя секс на уме. Или – косишь под убогого? Но ты не грусти, тогда все хорошо закончилось.
— Все умерли в один день?
— Нет, он потом воскрес.
— А вот это – радует, — сказал я. – Бывают же на свете чудеса.

Нина смотрит на меня своими большими зелеными монашескими глазками, и не вполне понимает, шучу я, или серьезно:
— Ты какой-то сегодня не такой. Наверное, вчера тяжелый вечер был?
— Ты права, нелегкий выдался. Да вся неделя у нас какая-то чумовая… С вашей сменой начальников.
— А с вашей? – парирует Нина.

Вот так мы с Нинон и пообщались насчет конца света и прочих занимательных вещей. Содержательно очень.
Но вопрос насчет конца так и остался не проясненным. Повис,
что называется, в воздухе. Так и висит – на ветру колышится.

***
Кстати, этих бы самых ученых, да за такие открытия – да взять бы за одно место… За ушкО, например, да на солнышкО. Тоже, например…
Пока оно еще горячее.
Или за другое какое-нибудь место взять… Поинтимнее. У них наверняка такие места тоже имеются. И еще куда-нибудь.
Чтобы они, эти, с позволенья сказать, ученые, настроение порядочным гражданам, вроде меня, не портили всякой гадостью.
Вроде погасшего солнца, черной дыры, мобильников, которые покоя не дают, компьютеров, с помощью которых тебе неприличные вопросы задают, да автомобилей с безголовыми всадниками и дорожными пробками…

***
На фоне таких вот грядущих глобальных и глубоких потрясений, и, даже, я бы сказал, катаклизмов – есть ли какая-нибудь разница для моей невидимой собеседницы, длинный у меня член, или — очень длинный?

А может быть, – он у меня вообще с гулькин нос. И я об этом ей сообщить стесняюсь.
Не найдешь его, милочка, и не нащупаешь, — даже при очень большом сексуальном голоде… При таком голоде, когда даже — что не нащупывается – все и годится. И не просто годится, а даже в ротик просится, будто упругий шампиньон на толстой ножке.

Эх, эти ветреные девушки, — нет, чтобы о вечных материях подумать…
А они – какой длинны у тебя нос… какой длины у тебя член…
Нормальной он у меня длины. Подходящей… Вполне разумной – с медицинской точки зрения. Явно большей, чем шампиньон на ножке пресловутый.

А если все же кому-то не хватит — всегда в нашем арсенале есть много разных волшебных способов эти недостающие ей дюймы в другие эротические и даже сексуальные измерения перевести.
Не менее ошеломляющие. Может поверить мне на слово.

***
Так вот сам себя развлекаю – околоэротическими теологическими мыслями.
Надо же чем-нибудь на работе среди планов и цифр развлекаться. В моменты, когда даже и бюст Нинон приедается. И ее неправдоподобная непорочность, что сияет в ее зеленых распутных глазищах.
Витаминами ведь тоже иногда объесться можно.

***

А я развлекаюсь дальше…
Еще не оперившимся до конца, но уже вполне половозрелым подростком, я заметил, что в женщинах все хорошо, и даже замечательно.
И тело. И душа. И даже одежда.
Хотя, конечно, женщина лучше выглядит – без одежды. Привлекательнее, что ли? Более эротично, как мне кажется. Существенно эректичнее.

Правда, на Нине юбку распускать мне бы не очень хотелось. Только, если с закрытыми глазами.
Лучше бы сначала с нее лифчик стянуть. Это как раз можно с открытыми глазами делать. Там у нее все в порядке, и даже – с избытком, и даже глаз и ладони радует.
Но вот юбку… Нет, пожалуй. Не хочется за юбку браться. Мало ли, какие виды узришь.

…Но это так – все теоретически лишь.
Конечно, эрекция со временем наступит, но все же – не стоит с Нинон экспериментировать.

***
Если уж об устройстве женщин речь заводить – так вот, на мой малопросвещенный взгляд, устроены они просто здорово.
Почти совершенно устроены. И в своих отдельных частях, и вообще, в целом, в собранном, так сказать, виде. Если, конечно, в природе совершенство достижимо.
Каждая часть – и сверху, и снизу, и сбоку, и даже сзади — для чего-то полезного служить может.

Если с конструкторской точки зрения их оценивать, с точки зрения функциональности всяких там их женских приливов, выпуклостей и отливов – в самых нужных, приятных местах — то, видимо, создатель тоже толк в тетках понимал.
Очень много весьма соблазнительных и практичных штучек понаделал, — просто на загляденье.

У меня даже иногда закрадывается мысль – а сам-то он, конструктор, не был ли наполовину, хотя бы, женщиной? Или – даже целиком, не женского ли пола он сам был-то?
Иначе – откуда у него такие знания в их привлекательной анатомии? Как это он все рассчитал – где добавить, а где и убавить?
Не иначе, как женщина участие принимала – в процессе создания. Мужчина на такую тонкую вещь не способен. Мужчине облапить бы побыстрее, в койку затащить, а потом опять футболом под пиво заняться.
Тонкости в нас – не хватает… Для такой вдохновенной ювелирной работы.
***
Как-то однажды ко мне пристала вторая моя жена. Или – нет, третья, кажется:
— Вот я тебе не нравлюсь, да?… Так – возьми, и нарисуй свой идеал. Интересно было бы посмотреть, на кого у тебя может стоять-то.

И я нарисовал – с губами неимоверными, и с осиной талией. С бедрами и грудью – выдающимися, прямо – порнографическими. С длинными ногами, и с волосами до попы… И с глазами, как две фары.

Ох, как она на меня напала – только перья из меня полетели:
— А где у нее центр тяжести, а? У твоей ненаглядной? При такой-то попе… И при таком-то бюсте…Инженер… Она же ходить даже не сможет. Опрокидываться будет на ходу…Особенно, если каблуки напялит. Чучело какое-то, а не женщина. А у тебя либо совсем нет вкуса, либо он у тебя ужасно извращен. Ренуар… Фу…

Ну, я все-таки – не художник, подумал я скромно. Однако от такой нарисованной штучки точно бы не отказался. Она гораздо лучше, чем эта говорящая корова. Пусть даже и опрокидываться будет – а что мужчине еще надо?
Опрокинулась на кроватку – и все довольны.

***
Вообще говоря, появляться подобные интересные наблюдения за устройством женщин у меня стали после того, как я пережил волнующий жизненный момент. Когда мне постоянно хотелось трахать буквально все, что движется.

Был такой момент и у меня в биографии, и довольно длинный. После того, как меня выпустили, — непонятно как выжившего в армии, — на гражданку. И даже ничего особенного потом со мной не сделали.
Хотя волчий билет несколько лет действительно исправно работал.

Я думаю, любой нормальный мужчина через это проходит – когда хочет трахнуть все, до чего может дотянется.

Только – некоторые комплексуют, и делают вид, что женщины и девушки вокруг их совершенно не занимают. А на самом деле — просто боятся она за свои приставания в лоб от них получить. Или – ожидания девичьи не оправдать.
В фигуральном смысле, конечно.
Ведь так часто бывает, и девушки из-за этого очень злятся.
***
Или же — они изначально голубые, и к мужским немытым попкам тянуться.
Тогда их, конечно, к женщинам и калачом не подманишь.

Да и бог с ними, с геями-то.
Пусть себе друг дружкой наслаждаются – по сортирам, и даже в рабочее время.
Они же никому, особенно, кроме начальства, и не мешают. Да еще – записных моралистов раздражают.
Которые, кстати, частенько забывают, что мораль вещь весьма условная. Изменчивая, как мода, и так же, как мода – бродящая по замкнутому вечному кругу.
Ничего нового ведь ни в моде, ни в сексе, ни в морали за несколько последних тысячелетий не изобрели.
Это, по моему — просто медицинский факт.
***
Сегодня у нас девушки в почете, а завтра эти же моралисты и от мальчиков не отказались бы… Следуя общественным усмотрениям или монаршим указам.
Коли родина прикажет – на все пойдут.

Вон, стоит только на какой-нибудь праздник в церкву заглянуть, или телевизор внимательно посмотреть – стоят, топчутся моралисты на службе, и лица такие, благостные, известные до оскомины. А ведь еще несколько лет назад они в сугубых атеистах числились. Но – приказано верить, и верят.
Так же и с моралью, и с сексом.
Мода! Не попрешь против нее, если в дураках не хочешь оказаться.

***
— Кстати, Нина, ты не замечала, а Бодряков – не голубой, случаем у нас, — вырывается у меня вслух неожиданная мысль.
Нинон молчит.

Я отрываю глаза от монитора, на котором упрямо мигает:
— Давай, все-таки, позанимаемся. А? Тебя как зовут? — продолжает моя невидимая сильно озабоченная визави.

Коллега Бодряков неслышно зашел в комнату, и раскрыв рот от возмущения, смотрит на меня.
А затем, молча, забыв, что хочет нам сказать, выходит, тихо закрыв за собой дверь.

-Ну ты даешь!, — говорит Нина. – Вот, обидел человека не за что… Мне даже такая мысль в голову не приходила.
— А розовый галстук? Тебе ни о чем не говорит?
— Только о дурном вкусе. Хотя… Но все равно – ты сегодня просто в ударе.

***
Да, все было… И действительно, бегал и я за всем, что движется.
Но теперь вот, — чего уже нет, того уже нет, как-то стал я более разборчивым.
Движется, и движется. И пусть себе на здоровье движется, — пританцовывая, волнующе играя бедрами, и строя глазки.

Правда, положа руку на сердце, при этом, — зрение, обоняние, осязание и эрекция работают исправно, и особенно расслабляться не дают.
За что я к организму конечно не в претензии.
Но вот так, очертя голову, бежать за сим предметом – э, погодите…

***
После нескольких жен, хочется, — прежде чем хвост задрать, и к каким либо неприличным действиям приступить, — сперва внимательно и придирчиво рассмотреть устройство этого совершенного природного механизма, танцующего мимо, и делающего вид, что тебя в упор не замечают.
Подумать над тем, как он поведет себя в разных экстремальных условиях.
Чего от него можно ждать, а чего – не стоит.

И вот, потом уже, рассмотрев вопрос с разных сторон, поизучав это чудо, либо впасть в сладкое состояние желания и понестись вперед, вздымая пыль… либо просто плюнуть мысленно себе под ноги. И сказать себе – нет, это не тот вариант, милый. Эта штучка не для тебя.
И механизм не тот, и худовато что-то, плосковато, без крутых бедер и груди с гибкой талией.
И глазки какие-то неспокойные, куда-то косят, и только, что не бегают тревожно.
А главное — трещит этот механизм без умолку.
И вообще, не очень понятно, куда он тебя затащить может.
То ли в постель, то ли в загс, то ли в суд.

И зачем тебе в постели ощупывать эти кости?
Зачем думать о том, что неплохо было бы подушкой умную ее голову накрыть… Для легкой острастки. Чтобы не слушать ахинею причитаний, состоящую из ахов и вздохов на тему – какой же ты у нас хороший.
Или – совсем наоборот, какой же ты недотепистый… чурбан.

***
Да…
А время идет и идет, капает, сочится, течет и течет… И водород наверху — в гигантском газовом шаре по имени солнышко — все выгорает и выгорает, пожираемый ядерным синтезом…

Зачем же так много времени терять – когда его и так мало осталось… в свете неприглядных открытий ученых, будь они неладны…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

© Copyright: Марти Хелл, 2007
Свидетельство о публикации №2704100069

Добавить комментарий