Французские поцелуй. Курс немолодого бойца 2


Французские поцелуй. Курс немолодого бойца 2

Марти Хелл
А жизнь, между тем, течет себе.
И я плыву вместе с нею – сквозь время и пространство, располагающиеся вокруг меня. И одновременно, — текущие, очевидно, сквозь меня куда-то вдаль.
Правда, не совсем понятно – куда и зачем?

Наши ученые, например, установили, что через сколько-то там миллиардов лет солнце погаснет. Выработает все топливо, сожмется и взровется.
Вот, какая печальная перспектива…Подумать только, все что нажито непосильным трудом – и коту под хвост.
Печально и грустно. И зачем туда течь?

На такой фоне, и я сейчас, кажется, плыву, а может быть, тоже просто теку — не совсем в правильном направлении.
Конечно, я не взорвусь, выработав топливо, как солнышко, но прямо по курсу у меня опять наблюдаются очередные рифы.
В личной жизни – как водится.

***
Моя подруга Аля умеет иногда весьма тактично меня утешить, подбодрить, и даже развеселить.

Стоило мне зачем-то рассказать ей, что у меня на службе грядут перемены, как она моментально реагирует, — и, приблизительно, так:
— А разве ты мало получаешь?
Чисто женская постановка вопроса. Она как будто сразу в самый корень смотрит.
Хороший, прагматический взгляд. Очень свойственный женщинам в таком юном и жадном до всего возрасте.

— Всегда, милая, хотелось бы большего, — говорю я.
— Зачем? У тебя скоро будет совсем неплохая пенсия! Тысячи три, не меньше… Так что – и не расстраивайся понапрасну. Не поздно ли тебе лезть куда-то наверх, командовать-то? Береги сердце. Мне кажется, оно у тебя иногда слишком громко стучит.
Ты этого не замечал?

Здорово все это звучит… Заманчиво.
Интересно, в ее возрасте я был таким же? Бескомпромиссным?

***
Что же это она меня в пенсионеры так сразу? – размышляю я чуть позже. — Ведь в постели она говорит мне совершенно обратное… Как ей хорошо говорит, и что натрахалась до упада, — говорит она мне обычно… Натрахалсь так, что больше и не хочет. …Ой, поправляется она тут же – больше и не может…
И прижимается ко мне доверительно.

А мне маловато как раз…
— Так не хочешь, или не можешь? – спрашиваю я, обычно, ее.
— Хочу, хочу… Но устала очень…
— Так отдохни немного, и мы…
— Нет- нет, пора уже домой собираться…

Какая-то нестыковка в ее речах происходит.
Не поймешь… То одно сейчас, то совершенно другое – в постели.
Прямо – противоположное.

***
Что же касается моей грядущей когда-нибудь шикарной пенсии в три тысячи рэ — мне до пенсии…эх…грести еще, и грести…
Да и сам я туда не очень тороплюсь подгребать.
В силу природной лени.
***
Кстати: кто быстрее помрет – падишах, моя будущая замечательная пенсия, или осел – тоже еще неизвестно. Скорее всего – осел.
То бишь – я.

Если все же я, то падишаху, моей шикарной — с Алиной точки зрения — пенсии в три тысячи рублей, придется искать себе другого клиента.
Я буду не в претензии, пусть ищет и обрящет.

Мне это будет уже все равно. Плохо мне верится в загробную светлую жизнь. Совсем не верится.
Особенно на фоне установленных учеными фактов. Насчет взорвавшегося солнца.
Ученые зря врать не будут. Зачем им врать-то?

***
Когда я иногда размышляю о смерти, фантазирую, какие могут быть варианты, то мне начинает казаться, что самый хороший вариант — умереть на женщине. Вот ведь классная и достойная смерть!
Геройская.
Из всех – возможных вариантов, самый интересный.

Подумать только: умереть не на какой-нибудь завшивленной амбразуре во славу, например, какого-то усатого параноика, неизвестно за что и почему. А на целой женщине… На полном эротическом скаку – как всадник пасть на поле боя!
Мечта!
Если сама по себе смерть может быть классной мечтой…
***
Как там, в «Войне и мире» — про князя Болконского, лежащего на поле брани? То ли на Бородинском, то ли, под Аустерлицем?
То ли еще на каком-то, — похожем.
Что-то там у графа про это написано было — про достойную смерть.
Очень близкое, — если память не подводит будущего пенсионера.

Правда, мне кажется, там Болконский не совсем помер, потом он, кажется еще и на ком-то даже женился, бедолага.
Или кто-то от него сбежал, что ли?
Или, все же, я его с Петро Безухим путаю?…

Давно я читал «Войну и мир»…
Очень давно, и с пятое на десятое.

Можно утешиться, что, — положа руку на сердце, — мало кто сможет сказать про себя, будто внимательно прочитал Толстого. От корки и до корки. Хотя бы не всего даже, а «Войну и мир».
И я – не исключение.
Там же половина написана по-французски…

И это – несмотря на то, что я, после того, как Мари-Анетт выслали отсюда, выучил самостоятельно французский язык.
Правда, никогда не пишу об этом в анкетах. Ни к чему это. Как говаривал один знакомый реаниматор, держа меня за запястье ледяной рукой и, не мигая, глядя в в глаза, излишнее знание укорачивает жизнь.
И делает ее совсем не комфортной.

***
Интересно, а что в этот момент думает та самая дама, также лежащая на все том же поле брани, только, в отличие от всадника, лицом вверх и обхватив всадника тренированными ногами за поясницу?
Та самая, — на которой всадник внезапно пал. От натуги, что ли? Или – просто от полового бессилия в желании удовлетворить дамочку.
Упустив поводья и полетев кувырком с лошади лицом прямо в жидкую грязь?

— Нам такой вялый хоккей не нужен, дорогой, – говорит, наверное, в такой момент дама раздраженно. — Слезай к чертовой матери! И презерватив свалившийся не забудь!
И размыкает слегка затекшие ноги.

Говорить-то она говорит, а сама еще до конца не понимает размеров лежащего на ней молчаливого счастья.
Но это все – не про нас с Александрой. Правда, Аля?
А у нас тут что?

Да рифы у нас – прямо по курсу, вот что!
И весел нет, пообломались весла. Нечем даже от камней оттолкнуться.
А грохот разбивающейся о скалы воды – все ближе, все сильнее.

***
Оказывается, в представлении моей тридцатилетней девочки я уже пенсионер. Почти что.
Буквально без пяти уже минут.
Или – без семи, если ей так нравится больше.
И сердечко у меня в представлении моей тактичной девочки уже не слишком хорошее, поношенное сильно.
Барахлит насосик. Стучать начал – шестеренками, чавкать стал дырявыми мембранами.
Как только это она все слышит и чувствует – про мое сердечко? Не иначе, вроде Нинон сделалась – экстрасенсом.

А я вот про свой насос ничего такого и не знаю. Стучит, и стучит себе – как обычно.
А некоторые утверждают, что его вообще у меня не слышно. Как будто у его там и нет вовсе – в моей грудной клетке за ребрами. Чтобы меня задеть – видимо, за живое.
И напрасно.
К сожалению, довольно бесчувственный малый. Жизнь научила такие мелочи побоку пускать.

Кстати, давление у меня тоже – совершенно нормально-повышенное. Привычное. В висках не стучит, и слава богу.
Не дождетесь, как говорится.

Интересно, думаю я, если я так уже ей нехорош, что это Аля со мной тут делает? Какие положительные перспективные ожидания она может связывать с таким конченным человеком, как я?
Круглым пессимистом. Не романтиком. Чересчур для нее резвым… — если ей верить.
***
Меня такие наши встречи тоже уже не очень устраивают.
Раз в неделю, да не регулярно, да с ее спешкой в семью, – у меня так и спермотоксикоз наступить может. Глубокий и ядовитый.
А зачем мне это надо – на девушек с голода без разбора бросаться? С затуманенной ядом головой?
Не привык я так. Люблю, чтобы голова была чистая и свежая.
Если приспичило, то пусть девушки сами первые шаги навстречу делают. А не приспичило – так и плывите дальше мимо.

Хоть я и кандидат в пенсионеры, после всего этого нашего с ней, так сказать, эротического секса, тянет что-то меня еще одну девушку себе завести – более любвеобильную.
Менее семьей загруженную.

Надо будет продумать и такой вариант. По-восточному.
Как продумаю, Александра, скажу прости-прощай, милая.
Пошел твой пенсионер вразнос – налево.
И вряд ли вернется.

***
— А что бы ты еще хотел от меня услышать, что? — переспрашивает Аля, точно попадая в интонации нашей полуфранцуженки Нинон.

Она осматривает внутренности моего пустого холодильника, и его ледяная пустота окончательно портит ей настроение:
— Я тебе предлагала в магазин зайти, что-нибудь купить, и даже приготовить. На романтический ужин. Вроде мяса или курицы.
А ты почему-то уперся…
— Ты же знаешь, Александра, какой я замечательный романтик. Обычно, даже и романтически не ужинаю, — берегу свою последнюю фигуру, — говорю я. – И еще боюсь птичьего гриппа – если ты о курице.
— Зато я – ужинаю. И фигура, в отличие от твоей, у меня совершенно не портится. Разве у меня плохая фигура? Плохая, да?
— Почему же? Бывают, конечно и лучше… Но и у тебя тоже – ничего…
— В каком месте? – живо поворачивается она ко мне.

Я успокоительно похлопываю Алю по джинсовой попке. И хочу, как бы невзначай, вспомнить о шестом номере Нинон, например.
Но она перебивает меня:
— Тебе что, фигура дороже любимого человека?
— Ну, что ты, что ты, Аля, как так можно… Конечно, сначала человек, а потом уже фигура. Тем более, любимый, — говорю я примирительно и немного фальшиво.

Хотя у меня-то как раз в последние годы — все наоборот.
Сначала забористая фигура, а там, глядишь, и любимый человек проклюнется. Или – не проклюнется.

***
Без постельного антуража, считаю я, дружбы между мужчиной и женщиной, по-моему, и не бывает. Не складывается никакая дружба с любовью. Блеф это все. Только если у голубых такая дружба бывает – в силу их слезливости и жеманности.
Но это как-то – фу…

Так уж природа сделала, — наша мать.
А мать лучше уважать, не сердить ее и не перечить ей понапрасну.
Она все равно по-своему все обустроит.
А то, что не по ней, быстро и жестко наладит. Да так, что все не рады будут.

— Кстати, главный санитарный врач тут выступал, — говорит Аля, которой наш диалог о дамских фигурах, романтизме и птичьем гриппе явно еще больше добавляет хорошего настроения. — Он сказал – дайте, мол, ему, гриппозную курицу, он ее съест. В присутствии свидетелей.
— Знаешь, Аля, я не такой смелый… Я вообще – живых куриц не очень люблю есть, и даже немного побаиваюсь. Ты разве этого не замечала?
— Он имел ввиду – что сварит ее сначала. Давай, сейчас куда-нибудь пойдем, пиццу хоть какую-нибудь съедим… Я же после работы…

— Пойдем, — говорю я без энтузиазма. — Потом ты начнешь домой торопиться… И никаких у нас эротических сношений, никакой у нас любви…
— Но кто же занимается этим на голодный желудок? А терминология у тебя, дорогой…
— Самая правильная: из брошюрки о здоровом и безопасном сексе. В нашей поликлинике.
— Ты в последнее время, кажется, только о сексе и думаешь. А на меня тебе наплевать. Не находишь, что это не очень нормально?
***
Ну, вот, я дождался…
Конечно, нахожу.
Я еще нахожу вот что: что этот диалог вполне пригоден для замужней пары, прожившей под одной крышей уже минимум, как лет десять. Для супругов, осточертевших друг другу до безобразия.
Неладно все в нашем с Алей королевстве.
Ох, не ладно…
Но винить мне некого – только если самого себя.

***
В последнее время я стараюсь заводить отношения только с замужними девушками. Желательно, из проблемных семей.
Такая хорошая сложилась у меня традиция, надо это признать чистосердечно.

Одни девушки, насытившись, уходят. Другие девушки приходят. Голодные до романтики — за порогом собственного холодного дома.
А общий баланс сохраняется.

У такого нынешнего стиля жизни есть много преимуществ.

Например, редко, кто из моих текущих замужних пассий начинает покушаться на мое спокойное холостяцкое одиночество. Что уже само по себе – очень важно.
Люблю я в собственном доме тишину и покой.
Не люблю я этого постоянного беспокойного мелькания перед глазами. Мелькайте на здоровье, но где-нибудь в другом месте.

Кроме того, семьи, дети, — куда же они, эти постельные романтики, от них сбегут?
Пусть – и не очень любимые, — но все же и мужья имеются. Как же их бросишь, бедолаг?
Это похоже на ситуацию с каторжником.
Проклинает каторжник ядро, прикованное к ноге. Но без него уже и жизни себе не представляет…
Вот преимущество номер один – такого незатейливого ритма жизни.

***
Да и сам роман я всегда могу оборвать на самом интересном месте словами: в семью, милочка, в семью!
Могу так сказать: тебе разве не стыдно – перед несчастным рогатым мужем, который с горя пьет и даже, кажется, поседел? И готовится к самому худшему?… Даже налево с горя отправился… Судя по твоим разговорам.

А дети! Дети! Ты об этом подумала, радость моя?
Это же цветы жизни на родительском кладбище! Хочешь кладбище без цветов оставить – чтобы сорняками поросло?
Это же все-таки кладбище, и его надо уважать.

Вот так иногда конце концов такие романы приходится иногда разруливать… Когда от романа слегка устаешь, и сам роман вдруг начинают приближаться к опасной точке дамского закипания: все бросить и начать жизнь сначала. Со мной, например.
Но – стоит ли она, эта новая жизнь, того, чтобы начинать ее сначала – хочется мне спросить? С таким аморальным типом – как я?
Да естественно, — не стоит она этого. Так что – в семью, пожалуйста.

Прекрасный, по-моему, способ. Бескровный.
Вто уже целых два преимущества.
***
Еще один приятный момент.
На фоне их проблемных мужей, я выгляжу в глазах этих милых романтичных дам — просто отъявленным ангелом. Особенно – на первых порах нашей близости. Когда все происходит страстно, с всхлипыванием, и громкими возгласами радости. Которые настораживают, кажется, соседей. И они стучат по батарее, или даже в стену.
А при встрече, утром, у лифта, спрашивают:
— У вас какое-то несчастье, да? Кто-то ночью так убивался и рыдал…Мы уж думали зайти…
— Нет, — говорю я. — Это были слезы радости. Женский оргазм, знаете ли… Он шумным бывает. С вами такого не случалось?
И молодая соседская пара спускается вместе со мной в лифте, стараясь не встречаться с моим изучающим их взглядом.

***
Я даже сам начинаю немного верить в свою ангельскую сущность.
Иногда у меня даже чешется спина между лопаток. Как будто я вспотел и не помылся. Хотя – ванная мое любимое место в квартире. И у меня есть щетка с длинной удобной ручкой — самому себе тереть спину. Которой я постоянно и усердно пользуюсь.

А спина все равно время от времени чешется.
Значит, все просто — там режутся крылья.
Но, натеревшись досыта щеткой, глядя изогнувшись, в зеркало, я убеждаюсь: все что-то они никак не вырастают.
Жалко, однако.
Крылья бы производили на некоторых, отдельных, с извращенным эротическо-сексуальным вкусом, сильное впечатление.
Недаром же некоторые любят инвалидов и уродцев. У кого-то чего-то не хватает, а укого-то и что-то лишнее даже — вроде крыльев.
Очень их это возбуждает.

…А от усердной моей щетки, вижу я, кожа краснеет и начинает потихоньку облезать. И я думаю. надо какой-нибудь крем для тела купить.

***
Наверное, даже, фантазирую я, я похож иногда — для романтичных замужних особ на распахнутую форточку. В тяжелой и душной атмосфере быта. От которой болит голова, и лицо делается совершенно деревянным – как у снулой рыбы.
А тут вот есть рядом форточка — из которой тянет свежим морозным ветерком. Почему бы и не подышать полной грудью, выпуская на улицу теплый пар?

Это уже три, четыре, пять и шесть вместе взятых преимуществ! Со счета сбиться можно – право слово.

***
Оказывается, есть и другая точка зрения. О которой, кстати, никого тут и не спрашивали, -между прочим.

Выясняется, что для Али-Александры я уже далеко не тот самый Буцефал, которого – хоть в сенат, хоть в постель, хоть с друзьями на вечеринку…
Не, не тот уже Буцефал.
Совсем уже не тот – по мнению Али.

— А что это ты вдруг надулся? – спрашивает она, и захлопывает дверцу холодильника с видом раздраженного водителя, в сердцах хлопающего плохо закрывающейся — по определению — дверцей отечественного тазика.

Неужели сейчас затеется разговор про любовь и про то, что пора начинать жизнь сначала?
— Я не обидчивый, — говорю я. – Просто интересуюсь, что это ты в нашей компании с пенсионером делаешь? При живом молодом муже.

— Я и сама это не очень-то понимаю, — размышляет Александра вслух. – Как будто мне на шею еще что-то повесили… Довольно тяжелое.
Вот так-то, — думаю я. – Шеи ей жалко. Подумаешь, какие-то жалкие девяносто с чем-то килограммов…
Прагматики кругом одни.

***
С утра, злой, как неудовлетворенный и побитый мартовский кот, сижу, ваяю SWOT.
Угрозы прошли. Теперь уже до достоинств добрался.

Нинон, судя по ее телефонным возгласам, переругивается со своими подрядчиками, которые привезли ей не ту плитку.
Ремонт у Нины – хобби. Сколько я ее знаю, всегда у нее ремонт, и она стала докой в строительстве и конструкционных материалах. У нее запросто можно получить на сей счет бесплатную консультацию, иногда разбавленную приятным женским матерком.

Наш коллега – тот самый, которого всезнающая курилка прочит на место Семен Семеныча, тут как тут.
Он останавливается возле моего стола, и, уже — как-то даже по-хозяйски впериваясь взглядом в Нинин бюст, — спрашивает меня:
— Слушай, дружок, а недельный отчет по поставкам бензина готов?
И делает многозначительную, начальственную паузу. Паузу со смыслом.

— Сейчас еще раз пошлю Семен Семенычу, — говорю я, чтобы проверить, насколько товарищ со своим гонором вообще в теме.
По-моему, до него доходит с большим опозданием – он поглощен впитыванием грудных гормонов.
Я терпеливо жду, потом уточняю:
— А что, какие-то вопросы возникли? Семен Семеныч с тобой консультировался, да? – спрашиваю я его, наблюдая за процессом его слюноотделения.
Мне хочется еще добавить: «Шарик».
Но я удерживаюсь.

— Я бы просил копию и мне, — говорит он наконец, понимая, что его никто тут не воспринимает всерьез.
— Хорошо, — говорю я, — я спрошу у Семена Семеныча, нужен ли тебе этот отчет, и можно ли тебе его посылать.
И мысленно добавляю: «Шарик».

***
Нина несколько невпопад хихикает за своим компьютером.
Она все прекрасно видит и слышит. И даже разворачивается так, чтобы слюноотделение у нашего коллеги усилилось многократно.

— Я что-то смешное сказал? – спрашивает коллега.
— Нет, — говорит Нинон, — тут просто забавные циферки. – А у вас сегодня очень красивый галстук. Люблю розовый цвет… Такой, вдохновляющий… Жена подарила? Или – посторонняя девушка? Это я не вам, — говорит она параллельно в трубку строителям. – Зовите прораба к чертовой матери!

Индюк — по прозвищу Шарик – разворачивается, и молча вылетает из нашей комнаты.
— Надо его сразу на место ставить, — говорит Нинон. – А то потом поздно будет. От рук отобьется быстро. Если, конечно, начальником станет.

***
— Странно, а еще вчера я ему симпатизировала, — она смотрит на меня через стол весело. – А теперь вот буду тебе симпатизировать. Ядовитый ты наш.
— Будь со мной осторожней, Нинон. Ботулизм штука неприятная.
— Что это ты сегодня черезчур любезен? Проблемы в личной жизни?
— Разве это жизнь? – говорю я.
— Ну-ка, ну-ка. С этого места, и поподробнее, пожалуйста. Мне уже интересно.

***
Чтобы время летело быстро, надо работать.
Я размышляю, что бы еще такое умное в SWOT-анализ ввернуть. Чего до меня никто не вворачивал.
А в углу монитора у меня мигает:
— Хочешь секса? Если да, то просто возбуди меня. Или дай какой-нибудь сайтик, который мне поможет…

В конце концов, мне никто не запрещает совмещать приятное с полезным.
Под приятным я подразумеваю написание анализа, под полезным – переписку с абитуриентами на место Александры.
Моя клава в ответ — за меня — совершенно правильно реагирует:
— И секса не хочу, и сайтик не пришлю.

Я тем временем занят мыслями о достоинствах нового проекта. Который призван несколько оптимизировать схему налогообложения
Окошко в другой мир опять мигает:
— Сука!

Ну – это уже немного лишнее. За что это она меня так? Мы же не знакомы даже с ней, озабоченной абитуриенткой, ждущей виртуального секса:
— Что это вы так меня? А? Сука — женского рода. А я, какой-никакой – мужчина.

Правильно, клава! С утра, во всяком случае, точно им был, мужчиной.
И даже кое-что чувствовал, как мужчина – еще не далее, чем вчера вечером. Свидетели есть. Одна, свидетельница, например, зовут ее Александра.

Все-таки после отвратительной пиццы мы заглянули ненадолго ко мне еще раз. Правда, Аля занималась процессом как-то очень рассеянно, но все же – каким-никаким мужчиной я себя чувствовал.
Хотя, черт ее знает, как это Али на вкус…
Пенсионерские ласки и прочие атрибуты такой нашей посредственной скоротечной эротики.
***
К нам заходит сам Семен Семеныч.
Вид у него умиротворенный, на лице написано удовольствие человека, которому не так и долго осталось ходить по нашей местной грешной земле. То есть – одной ногой он уже стоит на небе.

— Это зачем же вы на пару так Бодрякова отшили? — спрашивает он, и смотрит то на меня, то на рвущуюся из юбки попу Нинон, которая как раз в этот момент поливает цветок на окне. Нина встала коленями на кресло, прогнулась, тянется к подоконнику, и вид открывается для Семен Семеныча сногсшибательный.

— Я действую строго по инструкции, — говорю я, — в которой написано, что недельные и месячные отчеты я обязан отправлять в адрес начальника управления. То есть вас, Семен Семеныч. Никакого Бодрякова в инструкции нет.
— Все же я призываю вас к большей лояльности к коллегам. Вы же у нас – известный дипломат.
— Нинон, — это все, конечно, красиво, — говорит Семен Семеныч, имея, очевидно, уже теперь ввиду Нинин обширный заманчивый дерьер, — но сводки по продажам я пока не получил. А сегодня у нас среда на календаре.

Нина разворачивается к Семен Семенычу во всей своей фронтонной красе:
— Наверное, в почте затерялась, Семен Семеныч…, — говорит она слегка сюсюкая.
— Первый раз слышу, чтобы в моей почте что-нибудь терялось, — говорит пока еще наш начальник. – Или это ваши фантазии просто, Нина?
— Ну что вы, Семен Семеныч, у меня в эту сторону фантазии не развиты. Они всегда в другую сторону направлены. Например – что у вас, такого привлекательного мужчины, еще и очень красивый галстук. Вам его жена подарила, да? Я раньше у вас такого не видела. – И добавляет томно:
— Хотя постоянно за вами наблюдаю…Украдкой…

Я в душе хохочу во все горло просто.
Гладко бритые щеки начальника управления, похожего на красиво поседевшего голливудского оскароносца, розовеют – непонятно от чего.
Интересно, это для него был комплимент, или пощечина?
Умеет Нинон, ох, умеет девушка сбить наступательный порыв начальников…
И Бодрякова галстуком умыла, и теперь Семен Семеныча – тоже галстуком. По обеим щекам.

***
— Семен Семеныч, а скажите по секрету,- продолжает Нина, переходя в наступление уже по всему фронту, — а кого вы на свое место ставите? Бодрякова, да?
— Это решает правление. Вы все узнаете в свое время, — выворачивается начальник. — Все-таки, будьте лояльнее, пожалуйста. Хотя, конечно, если инструкция написана, значит ее надо исполнять.

***
Приятно, что он не видит моего монитора.
А у меня на мониторе, в окошечке, мигает:

— У тебя член какого размера?

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

© Copyright: Марти Хелл, 2007
Свидетельство о публикации №2703310116

Добавить комментарий