И пошли они по сальским степям…
— Абрам, я так устал, ноги уже подкашиваются.., может, сядем и не много отдохнем? – остановившись и тяжело дыша, произнес Циперович.
— Мордке, немного потерпи… Видишь стоит у дороги большое дерево..? Подойдем и сядем под ним. – хриплым голосом ответил Абрам.
— Нет у меня сил дальше идти… – произнес Мордухай и сел на траву.
Было уже десять часов дня и солнце начало припекать. Со вчерашнего дня старики ничего не ели и не пили, а недалеко от дороги послась кем-то забытая рябая корова, которая изредка хвостом отгоняла назойливых мух. Абрам посмотрел на вымя коровы и понял, корова давно никем не доена.
— Мордке, может, подоим бедную корову, у нее скоро лопнет вымя?
— Во что? У нас нет, даже, кружки… – печально произнес Циперович.
— Но есть, слава Богу, наша обувь! – оживленно и шутливо сказал Сойфер.
— Но она грязная и потная, как из нее можно пить? – возразил Циперович
— Мордухай, ты меня удивляешь! Твой ботинок одет на твою ногу, твоя нога пахнет твоим потом, так в чем дело? Пить молоко будешь?
— Хорошо! – согласился Циперович. – Тогда начни доить корову в свой туфель и выпей сам, как сделал бы на твоем месте пророк Моисей…
— А почему бы и нет..? – удивленно спросил Сойфер и направился осторожно к корове.
Животное повернуло свою морду с печальными глазами в сторону приближающегося человека и глухо промычала. Сойфер подошел к ней, погладил шею, почесал за ухом и начал снимать с ноги ботинок. Затем он присел и подставил под вымя обувь. Только старик взялся рукой за сосок, как неожиданно корова сгорбилась, согнула дугой хвост и начала спокойно мочиться.
— Мордке, как тебе это нравится? Не успел я ее приласкать, как получил излияние ответных чувств! Хорошо, я таки, подожду…
— Абрам, хотя ты и не племенной бык, но все же мужчина..! – улыбнувшись, пошутил Циперович и подошел к корове. – Может она и меня полюбит?
Циперович сорвал щепотку травы и поднес к ноздрям коровы. Та понюхала и, захватив ее серым влажным языком, начала жевать. Тем временем Сойфер начал неумело дергать поочередно за соски. Молоко струйками начало брызгать в разные стороны от ботинка. Корове было неприятно и она несколько раз попыталась лягнуть незадачливого доера задним копытом.
— Эй, ты Тэве-молочник, куда дергаешь соски? Нужно слегка подбивать соск вверх, потом сжимать и направлять в „туфель-подойник“.
— Чем меня учить, взял бы сам и подоил! – сердито пробурчал Сойфер.
— Абрам, я не смогу присесть, болят колени… Делай, как говорю…
Наконец, Сойфер приноровился и начал хорошо доить. Надоив молока в свой ботинок, он начал доить в ботинок своего товарища. Циперович с отвращением смотрел на молоко, заполнявшеетего правый ботинок. „О, зохен вэй! – горько подумал он. – До какой жизни мы дошли, пьем молоко из грязной обуви! И это наверное, не все… Самое страшное — впереди!“
— Вот, пожалуйста, угощайся! – протянув Мордухаю ботинок с молоком, радостно произнес Сойфер.
— Абрам, может, вначале выпьешь ты? У-у меня что-то пропал аппетит…
— Как хочешь… – ответил Сойфер и пригубил свой ботинок со стороны задника. Без тени отвращения он выпил, весь ботинок молока, вылив остаток у стельки.
— Вот и все! С удовлетворением сказал старик и добавил. – Тот, кто завел праздник пятидесятницы (религиозный обряд у евреев) по утрам употреблять молочную пищу, тот поверь мне был мудрецом…
— Эти слова принадлежат не тебе … Их сказал Нухим Вевиков, в своем рассказе „Тэве молочник“. Мой отец был лично знаком с этим писателем и очень огорчен его отъездом в Америку. – держа в руке свой ботинок с молоком, сказал Мордухай своему товарищу.
— Мордке, ты почему не пьешь молоко, ждешь, когда оно прокиснет?
— Ты как хочешь, я пить молока из грязной обуви не стану! Я все же воспитывался не в сапожной мастерско й, как ты … Извени, Абрам…
— Хорошо, Мордке, пусть я не так воспитан, как ты, но я уже утолил свою жажду, могу идти дальше … – улыбнувшись сказал Сойфер.
— Нет, Абрам я не смогу выпить это ..! – брезгливо произнес Циперович и выплеснул молоко из ботинка на траву. – Пойдем, я потерплю …
к полудню, под палящем солнцем, старики прошли по степной дороге еще несколько километров. Мордухай выбился из сил окончательно, он уже не мог идти, не смотря на то, что опирался на плечо Софейра.
— Все, Абрам, я дальше не пойду … У меня болит сердце….
— Ну что же нам теперь делать? Придется остановиться здесь в степи и отдохнуть до вечера. Мордке, ты ложись отдохни и поспи, а я пойду поищу целебную травку и корни для питания … Голову покрой пиджаком, Мордке. – сказал Сойфер и, сняв ботинки, босой пошел по степи. Его босые ноги касались травы и старику было приятно от нежного покалывания ступней комочками земли. Сойфер вспомнил детство, когда он, бывало, целыми днями гулял в летнюю пору на лужайках полесья в западной Белорусии, собирал съедобные корешки и побеги. Всему этому научила его мудрая и суетливая бабушка Сара-Броха, которую он очень любил за её нежность и ласку. Боже мой, как это было давно! Вот ему попался подорожник и серебристая полынь, а дальше – цветы календулы и пастушьей сумки. Все это он понемногу собрал и положил в карман брюк. Затем он увидел колючие бодяги с большими фиолетовыми шапками цветов, которые обладают целебным свойством при сердечном приступе. Но попробуй отделить коричневый „блин“ основания цветка от шипов-колючек, исколешь все пальцы рук, Абрам это делать умел хорошо. Возвращаясь обратно, он увидел у обочины листья лопуха. Это его обрадовало. Если пожевать стебли листьев лопуха, можно утолить жажду, и старик сорвал несколько роскошных листьев. Наконец, он подошел к спящемутоварищу и сел рядом с ним. Мордухай спал, слегка похрапывая. Сойфер достал перочинный ножик, расстелил пиджак и занялся обработкой собранных растений. Он думал быстро закончить свое занятие и лечь спать.
Неожиданно Сойфер услышал гул машины. Он посмотрел в сторону горизонта, где сливалась степная дорога с холмом. Абрам с трудом поднялся на ноги и , присмотревшись, заметил в дали большую грузовую машину, поднимавшую за собой шлейф пыли. Безусловно – это была немецкая машина.
— Мордке, просыпайся! – произнес Сойфер. – немцы едут, вставай!
— Что.., где немцы? – спросоня спросил Циперович. – Что им нужно в степи?
— Слышишь, едет грузовик? Нужно где-то спрятаться! – помогая другу, предложил Сойфер. – Но, где же мы скроемся в открытой степи..? Боже мой!
— Поздно, Абрам, прятаться… Они нас уже заметили… Все бесполезно!
— Мордке, нужно спрятать документы! – волнуясь, предложил Сойфер.
— Абрам, проще всего спрятать их в ботинок! – доставая из кармана паспорт, предложил Циперович. – Прикпрой меня, чтобы они не видели, как я нагинаюсь.
Огромный, темно-серый грузовик, с открытым кузовом, остановился напротив перепуганных стариков. Из кабины вышел рыжеволосый лейтенант и что-то сказал лающим голосом сидящим в кузове солдатам. Четверо из них, с касками на голове и с автоматами, выпрыгнули из кузова машины. Офицер подозвал одного, в звании ефрейтора, и приказал ему проверить документы у стариков. Сойфер и Циперович понимали по-немецки, поскольку когда-то в молодости, служили в австро-венгерской армии короля Франца-Иосифа.
— Абрам, отвечать и говорить будем по-русски, документов у нас нет… – тихо скакзал Мордухай и попытался улыбнуться подходившему к ним ефрейтору.
— Вер ист зих? (кто вы такие) – спросил ефрейтор. – Партизанен..?
Старики, волнуясь и молча смотрели на ефрейтора, будто не понимая вопроса.
— Шульц, достаньте разговорник и спросите у них документы! – приказал лейтенант. – Спросите у этих старых ослов, почему они оказались в степи и куда идут?
Ефрейтор достал из кармана френча немецко-русский разговорник и начал его листать. Найдя подходящий вопрос, он спросил искажая слава:
— Господа, предиавитэ ваш документен! Ви мне понимайт?
— Не у нас документов… – ответил Сойфер. – Потеряли при бомбежке…
— Господин лейтенант, они говорят, что потеряли документы и заблудились по пути в деревню, где они проживают. – доложил офицеру ефрейтор.
— Что-то я им не верю, Шульц, чтобы в пожилом возрасте, да еще в местах военных действий, мог разумный человек покинуть свое жилище! Обыщите этих безумцев, да побыстрей, у нас мало времени! – приказал лейтенант.
Ефрейтор подозвал к себе одного из солдат, передал ему свой автомат, а сам начал выворачивать карманы у стариков. У Циперовича немец обнаружил две красные тридцатирублевые купюры и горсть разной мелочи, а у Сойфера был найден паспорт и металлическая коробочка с сапожными кривыми иглами, кусочек смолы и воска, шило с плоским жалом и дратва (нитки).
— Шульц, спросите у этого осла, для чего он носит эту коробку с иглами и шилом? – приказал лейтенант. – И почему он сразу не показал паспорт?
— Господин лейтенант, оказывается, он сапожник, а насчет паспорта, он сказал, что позабыл его в кармане и сейчас только обнаружил…
— Ладно, Шульц, ему простительно забывчивость, прочтите, что там значится в паспорте. Обратите внимание на место жительства и национальность.
Старики поняли, о чем говорил офицер ефрейтору и решили, что – это конец. Ефрейтор с трудом разобрался с тем, что было написано в паспорте. И только произнес одно магическое слово „юдэ“, как лейтенант весь преобразился, побледнел и с озабоченным видом подошел к ефрейтору.
— Шульц, видимо оба старика евреи… Их следовало бы отвезти в зондеркоманду и сдать Кристману, но у нас нет времени возиться с этими старыми ослами! Может быть, сами расстреляем и уедем? Как вы думаете, нас оправдает руководство? – неуверенно и волнуясь спросил лейтенант у пожилого ефрейтора. Ефрейтор опустил глаза и задумался. Затем закурил сигарету и подойдя поближе к молодому рыжеволосому лейтенанту, тихо скакзал:
— Господин лейтенант, военнослужащему вермахта не подобает заниматься карательной акцией – это дело зондеркоманды войск СС и гестапо… Но я понимаю и другое… Среди наших солдат есть и те, которые могут донести начальствуо непринятии мер призадержании евреев, а за это вы лишитесьпогон и офицерского диплома. Расстрелять их проще, но честь солдата…
Пока совещались лейтенант с ефрейтором, солдщаты стоявшие рядом со стариками начали возмуаться медлительности командира. Один говорит:
— Вальтер, как ты думаешь, о чем они там спорят? Я бы этих евреев уже давно расстрелял и спокойно уехали… Что ты на это скажешь?
Когда Абрам услышал слова солдата, он понял, что их сейчас расстреляют. Тяжело и горько стало на душе у старика. Он обнял друга и сказал:
— Мой дорогой Мордке, давай попрощаемся перед смертью! Тяжкая доля нам на старости досталась, приходится умирать среди русской степи от рук этих извергов! Даже некому будет совершить над нами „кадиш“…
Мордухай, словно окаменел, обняв друга. Слезы текли из его стариковских глаз и касались лица Сойфера. Он хотел что-то сказать другу, но изнутри вырвался тяжелый стон и задрожало тело Мордухая. Старик вытянулся, глаза закатились и стало тело оседать на землю. Абрам подхватил друга и медленно положил на траву. Немцы решили, что старики розыгрывают спектакль и расхохотались. Абрам понял, что друг умирает и помочь ему он не в силах. Став на колени и нагнувшись над телом, он, рыдая, начал говорить: „Мордке! Дорогой мой, не умирай один! Я с тобой рядом… Не умирай!“. Лейтенант и ефрейтор подошли к старикам. Они поняли, что один из них уже скончался, а второго не следует трогать, пусть похоронит своего товарища. Лейтенант молча положил паспорт Сойфера на траву рядом со стариками и немцы, сев на грузовик, благополучно уехали.
— Горе мне, дорогой друг! – рыдая, причитал Сойфер. – Остался я один… Что я буду теперь делать, куда пойду? Боже мой, за что ты наказал нас и мой народ? Разве не все люди одинаково грешны перед тобой?
Мордухай Циперович лежал, как живой. Его потускневшие глаза были устремлены в голубое небо, постепенно его уши начали синеть и тело покрылось пятнами. Сойфер долго еще сидел у тела своего друга. Потом он прикрыл ему веки и произнес слова из „кадиша“ (заупокойной молитвы):
— Благословен судья праведный… Открой небесные ворота, и пусть наступит конец всем нашим страданиям…
Во второй половине дня жара не спадала. В голубом небе висели жаворонки, приятно оглашая степь своим бесконечным пением. Вечно снующие мухи и разные насекомые, почувствовав труп человека, начали слетаться и назойливо кружить над лицом усопшего. Закрыв лицо покойника пиджаком, Абрам достал из ботинка Циперовича ранее спрятанный паспорт и положил к себе в карман. Предстояло выкопать яму для захоронения, но шанцевого или подобных инструментов у старика не было. Примерно, в километре от того места, где их постигло несчастье, стояло старое, невысокое деревои Сойфер медленно пошел к нему. Подойдя к яблоне, кем-то и когда-то посаженной, он увиделопавшие плоды под деревом и сухие торчавшие ветки из корявого ствола. Собрав немного червивых яблок, Абрам положил их в карман, затем, выломал несколько сухих веток и поволок в то место у дороги, где лежал его друг Мордухай. Он подошел к телу друга, тяжело вздохнул и начал обламывать мелкие сучки от ветки. Недалеко от обочины дороги старик разметил контур могилы с ориентацией на восток и начал острым концом ветки вспахивать травянистую землю. В начале он разрыхлил грунт. Затем ладонями насыпал его на мешок и вывалил рядом с могилой. Только к заходу солнца ему удалось выкопать яму-траншею, глубиной до метра, но больше не хватило у старика сил. Изнемогая от усталости, Сойфер перетащил отяжелевшее тело Мордухая к могиле и положил в траншею. Затем, достав из кармана, вместо кусочков глиняной посуды, два медных пятикопеечных монеты и положил их на глаза покойного. После этого Сойфер принес пиджак Мордухая и, сложив руки покойного на груди, накрыл пиджаком. Помолившись на восток, старик начал засыпать траншею. От слез и страданий глаза Абрама воспалились и лицо горело от боли. Сделав нечто похожее на могильный холмик, он вставил черенок сухой ветки и поклонился праху Мордухая Циперовича. И пошел Абрам Сойфер по степной дороге. Хватило ли сил у него дойти до ближайшего села или нет, об этом никто не знает.
Эту тайну хранят Сальские степи…
Шагин Чагаев