Меня попросили рассказать про розовую птицу. Попросила моя маленькая дочь. Ума не приложу, откуда она знает про розовых птиц, ведь она пока не ходит в школу, не читает книг и не любит смотреть телевизор. Я, конечно, как только услышал о розовой птице, сразу же попробовал отвертеться от ответа: еще маленькая. Но Ритулька пошла вся в моего дядю, который ужасный зануда, не отстанет от человека, пока не выпытает у него все про старые фронтовые письма, которые могли бы остаться у того от его дедов. Мой дядя — историк и собирает собственную коллекцию фронтовых писем. В общем, и моя дочка такая же зануда – стоит и смотрит мне в глаза так, будто я все обо всем знаю. Вот, и вышло, что я не выдержал и сказал ей:
— Розовые птицы – это райские птицы. Они живут в райских садах, а это где-то в Африке. Ты же знаешь, что такое Африка?
— Да, папа, – она все продолжала смотреть мне в глаза, и я продолжил.
— Розовые птицы, конечно, очень красивые, но кричат они просто ужасно, аж уши закладывает! У них розовые перья и хохолки на головах, а еще пышные, просто королевские хвосты!
Ритулька улыбнулась, а это было первым доказательством того, что мой ответ пришелся ей по душе. Но вдруг он вся как-то поникла.
— Папа, а ты правду сказал, да?
— Да, конечно, — кивнул я, чувствуя, что все во мне похолодело от этого вопроса. – Разве папа когда-нибудь врал тебе, а?
— Нет, но…,- она помолчала, что-то обдумала и спросила. – Розовые птицы существуют? Они живые, настоящие?
— Да, Ритулька, самые живые, самые настоящие.
Тут я заторопился, потому что мне срочно надо было идти к одному своему приятелю и забрать у него кое-что, и потом, в такие моменты, как этот, я почему-то становлюсь очень мягким, глаза начинают, глаза начинает щипать. Не хочу, чтобы мои дети знали, что я такой слабохарактерный, что стоит спросить меня, правду ли я говорю, и у меня льются слезы. Тут я ничего не могу с собой поделать, ничего. В общем, я ушел.
В то время (как давно это было, кто бы знал!) меня не звали Петром, Питом или Петрухой, как зовут сейчас друзья и коллеги по работе. Тогда мое имя было Петушок. Бывало моя мама сидит у моей кровати, когда я не могу долго уснуть, и шепчет:
— Петушок, Петушок, золотой гребешок, спи, мой мальчик, спи.
А я только и не спал, потому что все не мог наслушаться этого ласкового, нежного маминого голоса, он такой становился только поздно ночью, когда я не мог уснуть. В детском саду я тоже был Петушком, меня так называли еще и потому, что волосы мои росли только на середине головы и образовывали «гребешок». А про розовую птицу я и в помине не знал до пяти лет. Если бы не серый свитер Пашки, соседа по подъезду, который часто разрешал мне посторожить его велосипед у магазина и катал меня на его багажнике, то я никогда бы не узнал про эту розовую птицу.
Конечно, я насочинял Ритульке про розовых райских птиц, чтобы сбить ее с толку. Ладно, больше не буду отвлекаться и начну рассказывать все по порядку. Слушайте…

На столе лежали большие квадратные очки. Мне не разрешалось их трогать, потому что я — пятилетний мальчик, у которого руки все могут уронить и разбить. А очки были, как назло, отцовские, взять никак нельзя, а то попадет по первое число. Соблазн был велик: хотелось померить их, посмотреть в зеркало на свое лицо с очками, проверить, стану ли я в них похож на папу, вырасту ли? Пашка говорил, что в очках люди стареют. Вот и мне сильно хотелось стать взрослее. Я только дотронулся до их стекол пальцем и тут же в ужасе отпрянул. Мне стало страшно, что, если я буду взрослый, то Пашка перестанет меня катать на своем велосипеде и не подарит свой серый свитер, который он два дня назад обещал отдать мне, лишь тот основательно пропахнет бензином. Дело в том, что мама Пашки терпеть не может запах бензина, поэтому ее сын отдаст его мне. Я оставил в покое очки и пошел на улицу. Решил пока повременить с взрослением.
Во дворе я встретил Пашку. Он прокатил меня на велосипеде, и я получил пару новых ссадин и синяков, когда он пару раз не справился с управлением, и я падал в какую-нибудь канаву или бился коленями о бетонные столбы. Было весело играть с этим мальчиком. Он был старше меня на два года и считал меня совсем малышом. Может, поэтому дружить с Пашкой было так увлекательно. После нескольких заездов на велосипеде Пашка вынес из дома свой серый свитер, который теперь полностью пропах бензином, это чувствовалось метров за пять. С радости я так и надел его на себя. Тут к нам подошла Света. Девочка она была буйная. Чересчур буйная по сравнению со мной. С ней играть интересно было в любые, даже самые скучные игры. Вот с того момента, как она подошла к нам, и началась эта история. Света молча окинула взглядом мой наряд и сказала:
— Теперь ты не Петушок совсем.
— А кто же? – спросил я.
— Ты улыбник.
— Кто? – снова спросил я.
— Улыбник, самый настоящий улыбник.
— А кто это такой? – спросил я, потому что мне стало очень интересно узнать о нем побольше, ведь, выходит, я улыбник, а сам и не подозревал об этом до сих пор. Вот это штука! Конечно, быть улыбником просто потрясающе интересно! – подумал так я, весь выпрямившись от гордости за свою персону.
— Улыбниками становятся люди, которые меняются в лице, меняют улыбки, в общем, взрослеют, — сказала Света.
— Это, значит, что я совсем не улыбник, — понял я.
— Конечно, ты еще не взрослый! – фыркнула Света. – Но ты одел Пашкин свитер, а Пашка на два года старше тебя, вот ты и стал старше на два года. У тебя совсем другая улыбка и другое лицо. И вообще, ты совсем забыл, что ты Петушок и больше им никогда не станешь, даже если свитер вернешь!
— Почему?
— Ну и тугой же ты, а! – сказал мне Пашка. Он любил называть людей «тугими», потому что отец его так называл, если он не мог что-то выполнить из школьных заданий.
— Тугой, – вздохнула Света.
И в этот самый момент передо мной встала вся гольная правда и трагедия этого мира! Люди становятся улыбниками, и я тоже им стал!!!
— Нет, я не хочу! – сказал я, топая ногой.
— Ничего не поделаешь.
— Я ведь нечаянно! – попробовал оправдаться я, с наивысшей мольбой в глазах глядя на Свету и Пашку.
Наверное, потому, что я был среди них самым младшим, они меня пожалели и согласились помочь.
— Ладно, так и быть, — кивнул по-взрослому Пашка.
— Поможем, — по-матерински успокоила Света.
— Снимай этот свитер!
Его я почти без сожаления снял и послушно протянул Пашке. Но тот к моему удивлению, резко отшатнулся от меня и сказал:
— Нет!
— А что мне с ним делать?
— Сжечь, конечно, что же еще! – сказала Света. Глаза девочки горели, видимо, предвкушая что-то очень интересное. – Его надо сжечь в полночь!
— Но меня же никто не отпустит! – взмолился я.
— А ты и не должен ни у кого спрашиваться, — сказала Света, обиженно надувая губу. – Вообще сейчас престану тебе помогать. Сам будешь выход придумывать!
— Ладно, — обреченно кивнул я.
— В полночь разожжешь костер у гаража дяди Толи, — продолжила Света, мечтательно прищурив левый глаз. – А утром ты должен поймать розовую птицу!
— Кого? – спросил я, потому что тогда я еще ничего не знал о существовании этой розовой птицы.
— Кого-кого, розовую птицу, конечно! – сказала она словно само собой разумеющееся. – Разве ты не знаешь?
— Не знаю.
— Вот это да! – Света всплеснула руками и обменялась с Пашкой понимающими взглядами, мол, меня еще учить и учить!
— Розовые птицы прячутся в облаках.
— Да, они розовые, — добавил Пашка.
— Их надо ловить.
— Да, животом.
— Чем??? – удивленно переспросил я.
— Животом, – ответил Пашка. – Расставил руки, закрыл глаза и пошел вперед, а животом чувствуешь, где она, эта розовая птица.
— Как же я ее почувствую?
— Горячо если, то рядом она, холодно, нет ее, — равнодушно сказала Света.
— А ловить как?
— И всему-то тебя учить, Улыбник! – проворчал Пашка, наверно, нарочно не называя меня по имени, чтобы мне еще больше захотелось вновь стать прежним Петушком.
— Ну, как же???
— Руками и глазами!
— Но они же закрыты!
— Все равно ты ими птицу увидишь, — пообещала Света.
— А поймаю, что тогда?
— Принесешь нам.
— Принести и показать?
— Ну, конечно!
— А это правда? – спросил я, подозрительно прищурившись.
— Не веришь?! – возмутилась Света. – Тогда навсегда Улыбником останешься!!!
И тут я твердо решил во что бы то ни стало перестать быть Улыбником и поймать эту розовую птицу.
Конечно, в полночь никто меня не выпустил на улицу. Хотя я устроил настоящую войну со слезами и криками. Хорошо, что поплатился я «малой» кровью, только очень неприятно было, когда старший брат схватил меня за ухо и потащил обратно в спальню, а потом громко и очень убедительно сказал мне, чтобы я спал. Смирившись со всем этим, я понял, что сделал все, что было в моих силах, повернулся на бок, потер красное ухо и со спокойной совестью уснул.
А рано утром, когда солнце только-только стало освещать землю, я вышел во двор. Быстро устроил костер, сжег предательский свитер и принялся ловить розовую птицу. Я закрыл глаза, расставил руки, все как мне говорили Пашка со Светой, поднял голову и принялся ее ловить. Сначала, конечно же, ничего не получалось, я, честно говоря, почти отчаялся, но потом почувствовал что-то теплое. Я смотрел закрытыми глазами на солнце и видел красные круги, и вдруг среди них ясно различил птицу, розовую. Конечно, я побежал за ней, принялся ловить, но она была неуловима, просто неуловимка какая-то! В очередной раз хватая руками воздух и опуская их на живот, я почувствовал, что моя победа наступит скоро. И вдруг я ее поймал! Да, что-то горячо обожгло мой живот, но не успел я и глаз раскрыть, как земля ушла из-под моих ног, и я полетел куда-то вниз. Да, я упал в канаву. Между прочим, в кровь разбил нос и поцарапал коленки. Ну, и крик же я тогда поднял! Мало того, что оказался тяжело раненным, так еще и птицу упустил! Старший брат отнес меня домой на руках, а мама заботливо наложила бинт на мои раны. На улицу меня отпустили только после обеда. Пашка и Света уже ждали меня. Я насупился, чувствуя огромную досаду и свое собственное бессилие. Надо же — упустил!!!
— Как нос? – поинтересовалась Света.
— Болит, — буркнул я.
— Шрамы закаляют! – гордо сказал Пашка. – Покатаемся, Петушок?
Я весь засиял.
— Я уже Петушок, не Улыбник?
— Но ты же поймал розовую птицу? – строго спросила Света.
— Н-н…, Д-да, — промямлил я.
— Видел ее?
— Да.
— Обожгла?
— Да.
— Ну и ладно. Ее до сих пор никто поймать не может, – Пашка махнул рукой так, точно говорил не о розовой птице, а о такой мелочи как носовой платок!
— Как не могут, а я тогда зачем ловил? – рассердился я.
— Чтобы перестать быть Улыбником, — ответила Света.
— И что, так все время ее ловить, что ли?
— Не все время, а когда очень быстро взрослеешь, — сказал Пашка. – Я вот папины очки мерил и разбил их. Пришлось и мне розовую птицу ловить. Не поймал, конечно, ударился об угол гаража, лоб рассек. Зато папа почти не ругался…
А потом мы все по очереди катались на пашкином велосипеде…

Кстати, я на всякий случай прячу от своих детей очки и другие опасные вещи, от которых дети могут быстро повзрослеть. А то еще пойдут ловить эту розовую птицу, свалятся, как я, в канаву, и лечи их потом, переживай. Лучше уж пускай постепенно взрослеют. И вообще лучше никому не знать про эту розовую птицу, а то, знаете ли, дурной пример заразителен.

Меня попросили рассказать про розовую птицу. Попросила моя маленькая дочь. Ума не приложу, откуда она знает про розовых птиц, ведь она пока не ходит в школу, не читает книг и не любит смотреть телевизор. Я, конечно, как только услышал о розовой птице, сразу же попробовал отвертеться от ответа: еще маленькая. Но Ритулька пошла вся в моего дядю, который ужасный зануда, не отстанет от человека, пока не выпытает у него все про старые фронтовые письма, которые могли бы остаться у того от его дедов. Мой дядя — историк и собирает собственную коллекцию фронтовых писем. В общем, и моя дочка такая же зануда – стоит и смотрит мне в глаза так, будто я все обо всем знаю. Вот, и вышло, что я не выдержал и сказал ей:
— Розовые птицы – это райские птицы. Они живут в райских садах, а это где-то в Африке. Ты же знаешь, что такое Африка?
— Да, папа, – она все продолжала смотреть мне в глаза, и я продолжил.
— Розовые птицы, конечно, очень красивые, но кричат они просто ужасно, аж уши закладывает! У них розовые перья и хохолки на головах, а еще пышные, просто королевские хвосты!
Ритулька улыбнулась, а это было первым доказательством того, что мой ответ пришелся ей по душе. Но вдруг он вся как-то поникла.
— Папа, а ты правду сказал, да?
— Да, конечно, — кивнул я, чувствуя, что все во мне похолодело от этого вопроса. – Разве папа когда-нибудь врал тебе, а?
— Нет, но…,- она помолчала, что-то обдумала и спросила. – Розовые птицы существуют? Они живые, настоящие?
— Да, Ритулька, самые живые, самые настоящие.
Тут я заторопился, потому что мне срочно надо было идти к одному своему приятелю и забрать у него кое-что, и потом, в такие моменты, как этот, я почему-то становлюсь очень мягким, глаза начинают, глаза начинает щипать. Не хочу, чтобы мои дети знали, что я такой слабохарактерный, что стоит спросить меня, правду ли я говорю, и у меня льются слезы. Тут я ничего не могу с собой поделать, ничего. В общем, я ушел.
В то время (как давно это было, кто бы знал!) меня не звали Петром, Питом или Петрухой, как зовут сейчас друзья и коллеги по работе. Тогда мое имя было Петушок. Бывало моя мама сидит у моей кровати, когда я не могу долго уснуть, и шепчет:
— Петушок, Петушок, золотой гребешок, спи, мой мальчик, спи.
А я только и не спал, потому что все не мог наслушаться этого ласкового, нежного маминого голоса, он такой становился только поздно ночью, когда я не мог уснуть. В детском саду я тоже был Петушком, меня так называли еще и потому, что волосы мои росли только на середине головы и образовывали «гребешок». А про розовую птицу я и в помине не знал до пяти лет. Если бы не серый свитер Пашки, соседа по подъезду, который часто разрешал мне посторожить его велосипед у магазина и катал меня на его багажнике, то я никогда бы не узнал про эту розовую птицу.
Конечно, я насочинял Ритульке про розовых райских птиц, чтобы сбить ее с толку. Ладно, больше не буду отвлекаться и начну рассказывать все по порядку. Слушайте…

На столе лежали большие квадратные очки. Мне не разрешалось их трогать, потому что я — пятилетний мальчик, у которого руки все могут уронить и разбить. А очки были, как назло, отцовские, взять никак нельзя, а то попадет по первое число. Соблазн был велик: хотелось померить их, посмотреть в зеркало на свое лицо с очками, проверить, стану ли я в них похож на папу, вырасту ли? Пашка говорил, что в очках люди стареют. Вот и мне сильно хотелось стать взрослее. Я только дотронулся до их стекол пальцем и тут же в ужасе отпрянул. Мне стало страшно, что, если я буду взрослый, то Пашка перестанет меня катать на своем велосипеде и не подарит свой серый свитер, который он два дня назад обещал отдать мне, лишь тот основательно пропахнет бензином. Дело в том, что мама Пашки терпеть не может запах бензина, поэтому ее сын отдаст его мне. Я оставил в покое очки и пошел на улицу. Решил пока повременить с взрослением.
Во дворе я встретил Пашку. Он прокатил меня на велосипеде, и я получил пару новых ссадин и синяков, когда он пару раз не справился с управлением, и я падал в какую-нибудь канаву или бился коленями о бетонные столбы. Было весело играть с этим мальчиком. Он был старше меня на два года и считал меня совсем малышом. Может, поэтому дружить с Пашкой было так увлекательно. После нескольких заездов на велосипеде Пашка вынес из дома свой серый свитер, который теперь полностью пропах бензином, это чувствовалось метров за пять. С радости я так и надел его на себя. Тут к нам подошла Света. Девочка она была буйная. Чересчур буйная по сравнению со мной. С ней играть интересно было в любые, даже самые скучные игры. Вот с того момента, как она подошла к нам, и началась эта история. Света молча окинула взглядом мой наряд и сказала:
— Теперь ты не Петушок совсем.
— А кто же? – спросил я.
— Ты улыбник.
— Кто? – снова спросил я.
— Улыбник, самый настоящий улыбник.
— А кто это такой? – спросил я, потому что мне стало очень интересно узнать о нем побольше, ведь, выходит, я улыбник, а сам и не подозревал об этом до сих пор. Вот это штука! Конечно, быть улыбником просто потрясающе интересно! – подумал так я, весь выпрямившись от гордости за свою персону.
— Улыбниками становятся люди, которые меняются в лице, меняют улыбки, в общем, взрослеют, — сказала Света.
— Это, значит, что я совсем не улыбник, — понял я.
— Конечно, ты еще не взрослый! – фыркнула Света. – Но ты одел Пашкин свитер, а Пашка на два года старше тебя, вот ты и стал старше на два года. У тебя совсем другая улыбка и другое лицо. И вообще, ты совсем забыл, что ты Петушок и больше им никогда не станешь, даже если свитер вернешь!
— Почему?
— Ну и тугой же ты, а! – сказал мне Пашка. Он любил называть людей «тугими», потому что отец его так называл, если он не мог что-то выполнить из школьных заданий.
— Тугой, – вздохнула Света.
И в этот самый момент передо мной встала вся гольная правда и трагедия этого мира! Люди становятся улыбниками, и я тоже им стал!!!
— Нет, я не хочу! – сказал я, топая ногой.
— Ничего не поделаешь.
— Я ведь нечаянно! – попробовал оправдаться я, с наивысшей мольбой в глазах глядя на Свету и Пашку.
Наверное, потому, что я был среди них самым младшим, они меня пожалели и согласились помочь.
— Ладно, так и быть, — кивнул по-взрослому Пашка.
— Поможем, — по-матерински успокоила Света.
— Снимай этот свитер!
Его я почти без сожаления снял и послушно протянул Пашке. Но тот к моему удивлению, резко отшатнулся от меня и сказал:
— Нет!
— А что мне с ним делать?
— Сжечь, конечно, что же еще! – сказала Света. Глаза девочки горели, видимо, предвкушая что-то очень интересное. – Его надо сжечь в полночь!
— Но меня же никто не отпустит! – взмолился я.
— А ты и не должен ни у кого спрашиваться, — сказала Света, обиженно надувая губу. – Вообще сейчас престану тебе помогать. Сам будешь выход придумывать!
— Ладно, — обреченно кивнул я.
— В полночь разожжешь костер у гаража дяди Толи, — продолжила Света, мечтательно прищурив левый глаз. – А утром ты должен поймать розовую птицу!
— Кого? – спросил я, потому что тогда я еще ничего не знал о существовании этой розовой птицы.
— Кого-кого, розовую птицу, конечно! – сказала она словно само собой разумеющееся. – Разве ты не знаешь?
— Не знаю.
— Вот это да! – Света всплеснула руками и обменялась с Пашкой понимающими взглядами, мол, меня еще учить и учить!
— Розовые птицы прячутся в облаках.
— Да, они розовые, — добавил Пашка.
— Их надо ловить.
— Да, животом.
— Чем??? – удивленно переспросил я.
— Животом, – ответил Пашка. – Расставил руки, закрыл глаза и пошел вперед, а животом чувствуешь, где она, эта розовая птица.
— Как же я ее почувствую?
— Горячо если, то рядом она, холодно, нет ее, — равнодушно сказала Света.
— А ловить как?
— И всему-то тебя учить, Улыбник! – проворчал Пашка, наверно, нарочно не называя меня по имени, чтобы мне еще больше захотелось вновь стать прежним Петушком.
— Ну, как же???
— Руками и глазами!
— Но они же закрыты!
— Все равно ты ими птицу увидишь, — пообещала Света.
— А поймаю, что тогда?
— Принесешь нам.
— Принести и показать?
— Ну, конечно!
— А это правда? – спросил я, подозрительно прищурившись.
— Не веришь?! – возмутилась Света. – Тогда навсегда Улыбником останешься!!!
И тут я твердо решил во что бы то ни стало перестать быть Улыбником и поймать эту розовую птицу.
Конечно, в полночь никто меня не выпустил на улицу. Хотя я устроил настоящую войну со слезами и криками. Хорошо, что поплатился я «малой» кровью, только очень неприятно было, когда старший брат схватил меня за ухо и потащил обратно в спальню, а потом громко и очень убедительно сказал мне, чтобы я спал. Смирившись со всем этим, я понял, что сделал все, что было в моих силах, повернулся на бок, потер красное ухо и со спокойной совестью уснул.
А рано утром, когда солнце только-только стало освещать землю, я вышел во двор. Быстро устроил костер, сжег предательский свитер и принялся ловить розовую птицу. Я закрыл глаза, расставил руки, все как мне говорили Пашка со Светой, поднял голову и принялся ее ловить. Сначала, конечно же, ничего не получалось, я, честно говоря, почти отчаялся, но потом почувствовал что-то теплое. Я смотрел закрытыми глазами на солнце и видел красные круги, и вдруг среди них ясно различил птицу, розовую. Конечно, я побежал за ней, принялся ловить, но она была неуловима, просто неуловимка какая-то! В очередной раз хватая руками воздух и опуская их на живот, я почувствовал, что моя победа наступит скоро. И вдруг я ее поймал! Да, что-то горячо обожгло мой живот, но не успел я и глаз раскрыть, как земля ушла из-под моих ног, и я полетел куда-то вниз. Да, я упал в канаву. Между прочим, в кровь разбил нос и поцарапал коленки. Ну, и крик же я тогда поднял! Мало того, что оказался тяжело раненным, так еще и птицу упустил! Старший брат отнес меня домой на руках, а мама заботливо наложила бинт на мои раны. На улицу меня отпустили только после обеда. Пашка и Света уже ждали меня. Я насупился, чувствуя огромную досаду и свое собственное бессилие. Надо же — упустил!!!
— Как нос? – поинтересовалась Света.
— Болит, — буркнул я.
— Шрамы закаляют! – гордо сказал Пашка. – Покатаемся, Петушок?
Я весь засиял.
— Я уже Петушок, не Улыбник?
— Но ты же поймал розовую птицу? – строго спросила Света.
— Н-н…, Д-да, — промямлил я.
— Видел ее?
— Да.
— Обожгла?
— Да.
— Ну и ладно. Ее до сих пор никто поймать не может, – Пашка махнул рукой так, точно говорил не о розовой птице, а о такой мелочи как носовой платок!
— Как не могут, а я тогда зачем ловил? – рассердился я.
— Чтобы перестать быть Улыбником, — ответила Света.
— И что, так все время ее ловить, что ли?
— Не все время, а когда очень быстро взрослеешь, — сказал Пашка. – Я вот папины очки мерил и разбил их. Пришлось и мне розовую птицу ловить. Не поймал, конечно, ударился об угол гаража, лоб рассек. Зато папа почти не ругался…
А потом мы все по очереди катались на пашкином велосипеде…

Кстати, я на всякий случай прячу от своих детей очки и другие опасные вещи, от которых дети могут быстро повзрослеть. А то еще пойдут ловить эту розовую птицу, свалятся, как я, в канаву, и лечи их потом, переживай. Лучше уж пускай постепенно взрослеют. И вообще лучше никому не знать про эту розовую птицу, а то, знаете ли, дурной пример заразителен.