Первое, что я обязан сделать вслед за таким заглавием, это отречься от него. Оно чересчур категорично; настоящая работа ни в коей мере не претендует на истину в последней инстанции, все нижеизложенное только гипотеза, одна из многих, и если моему сердцу она дорога больше остальных, то обмануть это может только меня и никого другого. Причины, побудившие меня выбрать именно это заглавие, я хотел бы утаить; по моему глубокому убеждению, оно совершенно не годится для солидной научной работы, оно слишком эффектно, слишком звучно, слишком литературно, а это означает, что я не утаил, как ни хотел, что в свою очередь указывает на то, что и хотел-то, по-видимому, не больно. Полагаю, что это вступление не хуже многих и перехожу к сути вопроса.
История рядового Колпакова получила такую широкую известность, имела такой общественный резонанс и подверглась такому бурному обсуждению, что считаю совершенно необходимым заново изложить её фабулу или, как выражаются лучше, нежели я, воспитанные люди, напомнить. Я привожу её в том единственном виде, в котором она до нас дошла, то есть почти слово в слово переписываю драгоценное свидетельство генерала Ардалиона Александровича Иволгина. С одной стороны, это не пойдёт мне на пользу, поскольку мой собственный стиль бледен и жалок в сравнении со стилем генерала, с другой же стороны, читатель, ознакомившись с первой частью настоящего предложения, то есть начиная со слов «с одной стороны» и заканчивая «генерала», поразится моей объективности. Думаю, что и это вступление не хуже многих, в том числе и первого, и снова перехожу к сути вопроса. Напомню – напомню! – только, что князь, упоминаемый генералом, есть князь Николай Львович Мышкин, отец незабвенного Льва Николаевича Мышкина, по счастливой случайности тоже князя. Открываю кавычки:
«Дело невозможное! Дело, можно сказать, таинственное: умирает штабс-капитан Ларионов, ротный командир; князь на время назначается исправляющим должность; хорошо. Рядовой Колпаков совершает кражу, — сапожный товар у товарища, — и пропивает его; хорошо. Князь … распекает Колпакова и грозит ему розгами. Очень хорошо! Колпаков идёт в казармы, ложится на нары и через четверть часа умирает. Прекрасно, но случай неожиданный, почти невозможный! Так или этак, а Колпакова хоронят; князь рапортует, и затем Колпакова исключают из списков. Кажется, чего бы лучше? Но ровно через полгода, на бригадном смотру, рядовой Колпаков как ни в чём не бывало оказывается в третьей роте второго баталиона Новоземлянского пехотного полка, той же бригады и той же дивизии… Все стали в тупик… Я был свидетелем и участвовал сам в комиссии. Все очные ставки показали, что это тот самый, совершенно тот же самый рядовой Колпаков, который полгода назад был схоронен при обыкновенном параде и с барабанным боем.» Кавычки закрыты.
Как известно, свидетельство одного лица по какому-либо вопросу совершенно субъективно и с силу этого свидетельства двух и более лиц по тому же вопросу практически не подлежат согласованию. Поэтому сразу оговорюсь, что моя разгадка дела рядового Колпакова базируется на версии событий в изложении генерала Иволгина, то есть исходит из её формального смысла. Применительно к данному этапу моих рассуждений это означает, что лицо, совершившее кражу сапожного товара у своего товарища и распечённое вследствие этого князем Николаем Львовичем, действительно умерло в указанный момент времени, причём окончательно и бесповоротно. Версий, основанных на противоположном допущении, множество, и если бы не моё пристрастие к научной точности, я бы даже сказал, что их миллиарды тысяч. Интеллигентному читателю ( а Читатель Неинтеллигентный, как известно, давно и безвозвратно перевёлся ), безусловно, доводилось слышать чрезвычайно занимательные рассказы, в которых фигурируют то запойное пьянство полкового врача, то состояние летаргии, то подмена трупа, а чаще всего всё вместе взятое плюс Бог знает что ещё. Все эти версии более-менее невероятны с точки зрения здравого смысла (за исключением, разумеется, запоя, вероятность которого стремится к единице ), но это ещё пол- или прибегая к научной терминологии, 50% беды. Гораздо более скверно, на мой взгляд, то, что все эти версии абсолютно одинаково вероятны с точки зрения обстоятельств дела, поскольку базируются исключительно на фантазии авторов и никакими фактами ни подтверждаются, ни опровергаются. Собственно говоря, моя разгадка с известной, правда, корректировкой, не противоречит и исключаемому мною варианту несмерти рядового Колпакова, просто в этом случае вся первая часть дела до похорон включительно представляет собой почти сплошное белое пятно, заполнять же его так, как это делают многие мои коллеги, то есть исключительно по своему усмотрению, я не могу, не такое у меня воспитание, и пусть меня упрекнёт тот, кто считает, что я пошёл по пути наименьшего сопротивления.
Итак, учитывая не всё, но некоторое из вышесказанного, делаем основополагающий вывод: лицо, умершее и похороненное при обыкновенном параде и с барабанным боем ( в дальнейшем Колпаков-1 ) и лицо, через полгода после этого неожиданно появившееся на бригадном смотру в составе Новоземлянского пехотного полка ( в дальнейшем Колпаков-2 ) не есть лицо одно и то же; сведения о выводах следствия формально истинны, сами выводы ошибочны. Если уважаемый читатель полагает, что эти положения нуждаются в дополнительном обосновании, ему предлагается поискать более занимательное времяпрепровождение, нежели чтение данной работы. Формулируем проблему: почему Колпаков-2, не являющийся Колпаковым-1 ни полностью, ни частично был тем не менее за такового принят? Частный случай решаем на основании общего правила, которое гласит: наблюдатель ложным образом воспринимает одно лицо как другое в случае такой степени внешней схожести данных лиц, которая субъективно достаточна наблюдателю для их ошибочного отождествления, причём при значительном увеличении числа наблюдателей внешняя схожесть упомянутых лиц стремится к абсолютной идентичности, и естественно, что я не открыл Америку. Идея двойника в деле рядового Колпакова даже не лежит на поверхности, а просто-таки носится в воздухе, что, впрочем, для идей весьма характерно. Десятки исследователей изломали сотни копий на вопросе о пространственно-временном соотношении обоих Колпаковых с лицом, получившим в литературе условное наименование Колпакова Истинного. Является ли Истинным Колпаковым Колпаков-1? Является ли Истинным Колпаковым Колпаков-2? Существует ли в принципе Истинный Колпаков и не есть ли он лишь комбинация первого и второго Колпаковых, и если да, то в какой пропорции? Помимо того, специально дискутировалась проблема, являются ли Колпаков-1 и Колпаков-2 братьями-близнецами или они таковыми не являются? Все эти вопросы, на мой взгляд, вполне правомерны, но недостаточно принципиальны, ибо суть не в этом. В конце концов, нет ничего удивительного в том, что после смерти рядового Колпакова-1 остался жить чрезвычайно схожий с ним брат либо небрат Колпаков-2; удивительно то, что по прошествии полугода этот человек появился на плацу Новоземлянской бригады и встал в строй на место своего брата либо небрата, и причина этого появления, по большому счёту, и составляет тайну рядового Колпакова.
Первым исследователям проблемы ход событий рисовался следующим образом. Истинный Колпаков, который по ходу действия окажется Колпаковым-2, уговорил своего двойника ( наличие либо отсутствие родственных связей непринципиально ) сыграть роль рядового Новоземлянского полка в тот период времени ( явно предполагавшийся краткосрочным ), пока Колпаков-2 будет наносить несанкционированный непосредственным начальством визит, скажем, кухарке генерала Соколовича ( относительно цели этого визита также существуют некоторые соображения, останавливаться на которых не буду за их неоригинальностью ). Колпаков-1, впервые ( или не впервые ) оказавшись в обстановке казармы и введённый в заблуждение ложной доступностью сапожного товара, принадлежащего товарищу Колпакова-2, совершает его кражу, что влечёт за собой весь комплекс описанных выше событий. Колпаков-2, каким-то образом узнавший о происшедшем, пользуется ситуацией, дезертирует и тайно проживает у генерала Соколовича в доме, но по прошествии полугода в силу пробудившегося сознания, либо желая явкой с повинной предупредить донос со стороны домочадцев ( или недомочадцев), либо в силу иных причин возвращается в часть, что называется, для дальнейшего прохождения службы.
Злую и глупую шутку на тот счёт, что рядом с именем рядового Колпакова всегда будут вертеться идиоты, я с большим удовольствием отнёс бы на адрес авторов самой шутки, а не изложенной версии. Конечно, гипотеза малость несуразновата, но причина этой несуразноватости не в глупости и уж тем более идиотизме, а в некотором, так сказать, психологическом казусе, психология же характеризуется как наука тёмная и палка о двух концах. Судя по всему, первые исследователи подсознательно так и не смогли преодолеть тот барьер, который поставила перед ними внешняя, псевдомистическая сторона дела. Как известно, призраки, восставшие мертвецы, вампиры и иже с ними славятся в числе прочего полным пренебрежением к правилам общежития, доходящим до наплевательства, интересуются людскими заботами только в непосредственной связи со своими собственными, на предъявленные вопросы отвечают уклончиво и неясно и не поддаются не только общественному увещеванию, но и государственному принуждению. Видимо, в глубине души, даже несмотря на прямое указание на проведенные очные ставки, авторы версии полагали, что, объявив свою персону на бригадном смотру, рядовой Колпаков-2 с сатанинским хохотом растаял в воздухе или, покинув расположение части и роняя по пути капли крови и лоскутья кожи, доволокся до кладбища, где навечно захлопнул за собой крышку гроба, презрев тем самым все попытки получить у него какие-либо объяснения своему нестандартному поведению. Что говорить, отсутствие в деле показаний Колпакова есть пробел досаднейший и прискорбнейший; что именно он сообщил на следствии, нам неизвестно, известно только, к какому выводу это следствие пришло, а в той ситуации, которую предлагают на наше рассмотрение авторы первой версии, я полагаю, явившийся с повинной Колпаков-2 вряд ли был заинтересован оставаться живым мертвецом и, уж конечно же, разогнал бы все мраки. Если обратиться к крайнему средству и попытаться подумать, то что же Колпаков-2 мог, собственно, поведать? Если, подобно бессмертному Данту, он живописал круги ада, то ему место в кругу обманщиков, причём в секторе наибессовестнейших, рядом с самим Дантом. Если утверждал, что последние полгода практически безвыездно провёл в могиле, то в том же кругу, в том же секторе, но от Данта подальше в силу явной несоразмерности дарования. Лично я полагаю, что рядовой Колпаков-2 оставил решение вопроса о своём местопребывании и, раз уж на то пошло, то и времяпрепровождении, на усмотрение следствия, решительно открестившись либо от возможности каких-либо знаний по этому вопросу, либо от самого контакта с властями, но на более прозаическом уровне, чем это сделал бы его призрак. Собственно говоря, версия первых исследователей даже в том виде, в котором она изложена выше, представляет собой наиболее популярную и сейчас разгадку тайны рядового Колпакова, только под словами «в силу иных причин» принято понимать помрачение сознания, душевную болезнь или частичную амнезию, но справедливости ради отметим, что поправки эти внесло второе поколение учёных, первое же ни до чего такого не додумалось в силу уже изложенных мною обстоятельств. Также ради справедливости добавим, что недостоверные сведения, предоставленные Колпаковым-2 в состоянии психического расстройства, не являются основанием для помещения его в ад, естественно, с точки зрения человеческой юриспруденции.
Безусловно, всё это ещё далеко не всё. С годами из общей массы отфильтровалось некоторое число версий, способных в большей или меньшей степени объяснить тайну рядового Колпакова. Их немного, сколько точно, сказать не могу, всякий может выяснить это самостоятельно, либо посчитав непосредственно по пальцам, либо пойти научным путём и из общего числа вычесть число идиотских, которых, правда, по пальцам не перечтёшь. Все они ( то есть разумные ) заслуживают упоминания, но тем не менее упомяну я не их, а то обстоятельство, которое все их делает сомнительными и стало настоящим камнем преткновения для многих, к подобному преткновению склонных. Заключается оно в том, что рядовой Колпаков-2 через полгода после смерти рядового Колпакова-1 был обнаружен не где-нибудь, а в СТРОЮ своего подразделения; не подлежит никакому сомнению, что если не все, то большинство солдат роты прекрасно помнили Колпакова-1 и последовательно видели его живым, мёртвым и живым, а такая последовательность как нельзя лучше располагает к некоторому недоумению, стремительно трансформирующемуся в чувство здорового животного ужаса, и тем не менее ни то, ни другое никак не налицо. Чем же объяснить спокойствие, пусть даже и относительное, и способность держать равнение плечом к плечу с восставшим покойником при полной невозможности дать впоследствии какое-нибудь разумное объяснение происшедшему? Был строй – значит, было и объяснение, причём, учитывая интеллектуальный уровень солдатской массы, объяснение самое элементарнейшее. Было следствие – и объяснения не было, причём никакого, ибо то, что было – не объяснение. Случай невероятный и, как верно заметил генерал Иволгин, случай, можно сказать, психологический, а я бы добавил, что и психопатологический. Как известно, во всякой социальной общности или профессиональной группе формируется нечто вроде коллективного ума, включающего в себя совокупность традиций, навыков и опыта, и в немалой степени именно коллективный ум руководит членами своей среды в их деятельности, может быть, даже больше, чем их ум персональный, поскольку профессиональные обязанности на разном уровне способны исполнять чуть ли не все, интеллект же так широко не распространяется. Коллективный ум вполне может быть косным и инертным, но в деле рядового Колпакова мы натыкаемся на совершенно уникальный случай, когда коллективный ум зашёл за коллективный разум. Действительно, мозг военнослужащего, как и любого индивида, в отдельности и в быту вполне способен к восприятию любого вида идей, вплоть до самых завиральных, но какие же должны были произойти в этом мозгу грандиозные подвижки, чтобы официально и в совокупности представляя армию, офицеры следственной комиссии в итоге пришли к выводу, который абсурднее самого абсурда, и тем самым практически отменили философскую основу своего собственного существования? Армия как институт стоит на позициях материализма и руководствуется самыми проверенными законами: законы физики обрушивают бомбы и поддерживают бомбардировщики; законы химии душат неприятеля в окопах и выжигают чудом уцелевших; законы математики вычисляют кривую полёта снаряда и законы вероятности не дают ему дважды падать в одну воронку. Устав не предусматривает жизни после смерти, ибо это чрезвычайно затруднило бы истребление живой силы противника. Устав не предусматривает души, ибо это повлекло бы к братанию с врагом, дезертирству и оголению линии фронта. Устав не предусматривает Божьего Суда, ибо не всё же день, будет и ночь, и восстанут из земли смешанные с землёю, чтобы выть над тобою в твоей постели и рвать тебя в твоей могиле. Какие же доказательства, спросил я себя, должны были получить все эти офицеры, чтобы, расследуя дело Колпакова, в итоге признать то, что признали, что ещё куда ни шло, и доложить свои выводы по инстанции, что уму непостижимо? И единственный ответ, который я смог себе дать – никакие. Таких доказательств нет и не может быть, и если они всё же сделали это, то по причине столь же простой, сколь и капитальной: потому что это им было выгодно.
Перелистывая хоть вновь и вновь, но совершенно машинально бесценное свидетельство генерала Иволгина, я в двадцать пятый раз совершенно неожиданно для себя наткнулся на странную фразу, которой прежде почему-то не придавал значения, то есть попросту не вникал в её смысл. Несколько выше основного текста воспоминаний генерал говорит, что отец Льва Николаевича Мышкина, князь Николай Львович умер под судом по делу рядового Колпакова. ( Я не привёл этой фразы в начале своей работы, приберег её на десерт, пусть уважаемый читатель будет снисходителен, тем более уважаемым он будет ) Под каким ещё судом? За что? За то, что разбранил вора? Или за разложение вверенного ему подразделения, выразившееся в появлении в строю солдата в предположительно мёртвом виде? Кто вообще таков этот князь Николай Львович и что мы о нём знаем? Во-первых, историю его несостоявшейся дуэли с генералом Иволгиным, где обе стороны проявили не столько даже так называемое благородство, которое зачастую лишь покорное следование традиции, а особую чуткость ума и сердца, которая слишком дорого обходится, чтобы кто-то захотел её подделывать. И во-вторых, его сына, на чей счёт распространяться не буду, поскольку описание его редкостных душевных качеств уже составило предмет более обширной работы более известного автора. Разумеется, мне возразят, что князь Лев Николаевич отца не знал и был воспитан совсем другим человеком, но, что бы ни говорили по этому поводу, характер молодого князя сформировался под явным воздействием болезни, и, если учесть, что отец его также умер от болезни в отнюдь не преклонном возрасте, вполне можно предположить, что эта болезнь наследственная. А значит и князь Николай Львович мог обладать многими чертами, присущими сыну, причём, надо полагать, наиболее выразительными. Опираясь на эти рассуждения, я попытался спроецировать характер Льва Николаевича на личность его отца и представить, кем же мог быть такой человек в офицерской среде, где душевная чуткость обратно пропорциональна боеспособности, самомнение равно невежеству, а невежество безмерно. Безусловно, чужаком, объектом поначалу скрываемого, а затем всё более явного пренебрежения и заглазных издевательств; вероятно, князю Николаю Львовичу довелось пройти по возрастающей через целую цепь разного рода выпадов и насмешек, из которой нам известно лишь последнее звено – появление рядового Колпакова через полгода после своей смерти на бригадном смотру в составе Новоземлянского пехотного полка.
Полагаю, что дело обстояло так. Некий офицер, а скорее, группа офицеров ( назовём его или её условно Юнкер Шмидт ) каким-то образом, вернее всего, совершенно случайно, обнаружил ( обнаружила ) человека, в достаточной степени похожего на покойного рядового Колпакова. Зная, что князь, как свойственно тонким натурам, очень тяжело переживает случившееся и некоторым образом винит во всём себя, Юнкер Шмидт с молчаливого согласия абсолютного большинства офицеров полка решает сыграть с князем Николаем Львовичем шутку самого дурного тона, рассчитывая всласть насладиться его растерянностью и ужасом. Проинструктировав самозванца ( если в данном случае данный термин приемлем ) и выдав ему всю необходимую воинскую амуницию, Юнкер Шмидт сам ставит его перед началом смотра в строй, тем самым легализуя его появление. В некоторой степени и этим объясняется та терпимость, которую выказали солдаты перед лицом своего воскресшего сослуживца, но в большей степени, конечно, тем простым фактом, что, как я полагаю, на близком расстоянии Колпаков-2 вовсе не был такой уж идеальной копией Колпакова-1, в лучшем случае, очень похож и только, и весь этот маскарад был рассчитан исключительно на чрезмерную впечатлительность князя.
О том, что произошло дальше, мы можем только догадываться ( как, впрочем, мы поступали и до сих пор ). Представляю себе замешательство князя и безудержный гнев, в который оно перешло, ибо упала последняя капля и чаша терпения переполнилась. Мне справедливо возразят, что безудержный гнев никак не свойствен князю Льву Николаевичу, чей характер я избрал моделью характера его отца. Кроме того, молодой князь вряд ли вызвал бы на дуэль генерала Иволгина, как поступил старший, и уж тем более не стал бы грозить розгами рядовому Колпакову даже в том случае, если бы тот не украл сапожный товар, а перебил бы во сне всех своих сослуживцев и попутно поджёг казарму; а это значит, что отец и сын разные натуры, и вся психологическая подоплёка моей версии летит кувырком. Что ж, естественно, князь Лев Николаевич не копия князя Николая Львовича, так же, как Колпаков-2 не копия Колпакова-1, и тем не менее, и те, и другие могли быть во многих отношениях чрезвычайно схожими и все эти психологические трудности можно, полагаю, пусть с известным трудом, но преодолеть. Однако я этого делать не стану, я их просто обойду и сформулирую свою гипотезу следующим образом: князь Николай Львович Мышкин по какой-то неизвестной нам причине был чрезвычайно неугоден офицерам Новоземлянского полка, и, догадываясь о его не проявившейся пока болезни, они попытались при помощи сильного душевного потрясения спровоцировать её приступ и таким образом избавиться от дальнейшего пребывания князя в их среде. Замечу также, что обе версии вполне удовлетворительно дополняют друг друга.
Но как бы то ни было, а князя отдали под суд никак не за приступ болезни, тоже, впрочем, весьма и весьма вероятный. Интуиция подсказывает мне, что дело не обошлось без применения оружия, во всяком случае, произошло нечто столь непозволительное, что офицеры Новоземлянского полка не нашли в душе мужества взять на себя свою долю ответственности за случившееся и отстаивали свою непричастность к делу всеми способами, которые были им доступны, а доступен оказался лишь один, во всяком случае, в панике и за недостатком времени иного не нашли. Лже-Колпакова устранили либо посоветовали ему разыграть невменяемого, солдаты на очных ставках показали то, что от них потребовали, результаты эксгумации, проведение которой сомнительно, тоже могли иметь лишь косвенное значение: действительно, при отсутствии современных методов исследования наличие в могиле полуистлевшего трупа доказывает только то, что в ней есть чей-то труп, отсутствие же его, хоть и наводит на определённые мысли, но с полной уверенностью позволяет сделать лишь заключение, что тело Колпакова, вопреки логике похорон, находится где-то в другом месте либо не находится нигде.
По-видимому, единственным порядочным и здравомыслящим человеком в следственной комиссии оказался генерал Иволгин, однако Колпакова, скорее всего, он лично не знал, а на дознании был поставлен перед готовыми сфальсифицированными фактами, и хотя безоговорочно верил в искренность объяснений князя, судя по всему, счёл их добросовестным заблуждением, ибо, сам будучи честнейшим и благороднейшим в лучшем смысле этого понятия человеком, не мог даже помыслить, до какой степени низости способны дойти его однополчане. И в это особенно хочется верить, потому что горько предположить, что князь Николай Львович под влиянием давшей-таки знать о себе болезни мог причислить генерала к своим гонителям и, сочтя себя в полном одиночестве перед лицом подлости и всеобщей вражды, умереть, так и не предприняв попытки каких-либо объяснений.
И последнее. Как случилось всё-таки, что несмотря на сенсационный характер дела, несмотря на усилия сотен энтузиастов и перерытые сверху донизу архивы свидетельство генерала Иволгина так и осталось единственным? Причина этого в том, что вопреки общему мнению и всему сказанному мной лично, в строгом смысле не существует никакой тайны рядового Колпакова, есть только Незаконченная история о рядовом Колпакове, и если бы время и обстоятельства позволили генералу Иволгину её закончить, то мы, безусловно, узнали бы от самого генерала, что всё обстояло так-то и так-то ( как именно, в данном случае несущественно ), следствие по делу было прекращено первым же лицом, которому хватило на это ума и полномочий, а все упоминания о нём в документах вымараны с благороднейшей целью не срамиться перед людями; виновные же наказаны, а невиновные прощены. Генерал Иволгин был великим литературным талантом, рассказ он вёл, мастерски переходя от экспозиции к завязке и кульминации, и мы обязательно услышали бы и развязку, если бы уважаемые Нина Александровна и Варвара Ардалионовна соединёнными усилиями не предотвратили её, тем самым сотворив тайну из ничего, что так характерно для дам.