Суровая зима набросила свой бело-голубой покров на Великую Северную Пустыню. Все покрыто плотным слоем снега ослепительно и пронзительно белого, сверкающего под лучами низкого полярного солнца.
По бескрайним заснеженным просторам тундры мчится белый волк — исполин, поражая легкостью движений. Он словно стелется над землей; не меняя аллюра, преодолевает большие расстояния без тени усталости. Одно из самых загадочных и неуловимых существ на Земле, внушающее страх. Могучее дитя тундры. Сам он не знает ни страха, ни боли. Он счастлив. Кажется, что Крайний Север открыл ему свои объятья, и он здесь — как у себя дома. Эта белая нескончаемая пустыня действительно его дом и только он в ней хозяин. Волк был прекрасен. Широкая грудь и развитые мышцы зверя внушали трепет. Серо-дымчатый полярный красавец — настоящее украшение Севера.
Крупный хищник (здесь, в Заполярье, волки бывают размером с годовалых телят) скалил зубы и злился: люди стреляют и не дают приблизиться к оленям, ловят песцов и прочую живность в его исконных владениях.
Вообще волк ненавидит и людей и собак. Но все-таки больше — собак.
Домашние собаки иной раз даже становятся добычей волков, за ними волки охотятся специально, дерзко похищая их чуть ли не на глазах у хозяев.
…Этот промысловик обходился без собак: его прежняя погибла, а новую заводить он не то чтобы не спешил или не хотел, просто найти стоящую замену в этих местах было непросто. Однако волку-то это было неведомо, и он выделял охотника среди прочих, окружавших себя сворой ненавистных «дальних родственников», плативших впрочем, ему (волку) той же монетой…
Несколько лет тому назад судьба свела меня с удивительным человеком, живущим так бурно, что просто диву даешься, как все эти события укладываются в одну человеческую жизнь. Таких людей я не встречал ни до, ни после встречи с ним.
Есть характеры, которые не выносят однообразия слишком прямых дорог и ясных перспектив. Им достаточно одной вспышки, чтобы они перевернули вверх дном свой быт, разорвали сложившиеся связи и очертя голову бросились в жизненный омут. Из таких людей часто выходят путешественники, моряки, бродяги и просто блестящие рассказчики, кому, что на роду написано.
Наверное, дорога эта самая трудная, но и самая интересная, хотя вся она вымощена сомнениями в правильности жизненного выбора. Эти люди не умеют ни приспосабливаться к жизни, ни приспосабливать жизнь под себя. Они выбирают третий путь: живут крайне энергично, меняя годы на жизненный опыт.
Ему знакомы морозы Якутии, не один сезон провел на рыбных путинах Курил и Камчатки. Искал золото на Колыме и Чукотке, рыбаком-охотником исходил, изъездил необозримые территории Таймыра и Эвенкии, сплавлял лес по Ангаре и Енисею.
При этом его нельзя было назвать летуном. Непонятная для многих, но только не для него самого, неутолимая жажда новых дорог двигала этим человеком. Мне приходилось встречаться со многими людьми, знавших его не понаслышке, а живших и работавшими с ним рядом. Но ни один человек не помянул его плохим словом. Так он и шагает по этой жизни, пересекая незримую черту Полярного круга чаще в северном, нежели в южном направлении. Помощи ни у кого не прося, ни кому в помощи не отказывая. Делится с любым, отдавая свое кровное, практически никогда не дожидаясь отдачи.
Сам он был плотен и кряжист, словно сбит из плах сибирской лиственницы, но весьма легок на подъем.
Имя было у него ему под стать — Дорофей. Жену Дорофея поначалу очень раздражала эта охота к перемене мест, но затем она смирилась и ожидала его очередного возвращения, воспитывая двойняшек: сына и дочь, в «южном» (по меркам Заполярья) городке — Абакан.
Но…. Наверное, в неожиданностях судьбы и есть вся прелесть жизни…
В те времена, о которых пойдет речь, он промышлял пышных снежно-белых песцов. Его охотничий путик (промысловая тропа) исчертил необозримые просторы Таймыра и Эвенкии во всех мыслимых и не мыслимых направлениях.
Дорофей не брал в тундре более чем нужно и не стрелял без нужды направо и налево, беспричинно пугая ее обитателей, а при случае в его капканах было чем поживиться.
Все это выделяло его и вызывало «почтение» к нему дымчатого красавца белого безмолвия. Несмотря на бескрайние просторы тундры, пути этих странников Севера иногда пересекались.
Ранней весной добытчик без лишних слов, с риском для жизни: несмотря ни на что волк не подпускал к себе, освободил измученное животное из старой браконьерской петли.
В тундре обессиленный, раненый волк пролежал, не меняя места и не охотясь, будучи голодным, несколько дней. Он сильно исхудал, но, подкармливаемый Дорофеем, полностью оправился от ран и ушел в тундру практически здоровым.
Вообще этот зверь обладает удивительной способностью голодать, не утрачивая при этом жизненных сил.
После этого случая иногда волк подходил к человеку довольно близко, словно рассматривая. Человек, не дрогнув, изучал волка, волк — человека. Похоже, что волк его оценивал. Это его территория, в которой человек был чужим. Человек это понимал, поэтому не нарушал законов тундры
Это безбрежное пустынное одиночество (обоюдное), полное какой-то тайны, успокаивающе действовало на душу и видимо сближало их. Молчание во время редких встреч нарушалось только разрозненными звуками своеобразной жизни пустыни. Нет, они не подружились, просто мирно сосуществовали, испытывая своеобразное «уважение» друг к другу.
Короткий, но яркий, как вспышка, полярный день заканчивался. Тундра вползала в ночь. Даже при отсутствии луны, которая здесь светит очень ярко, белая пелена снега отражает рассеянный свет пронизывающих темно — синее густое небо миллиардов сияющих звёзд. Так что обычно в этих местах царит полутьма. Когда же разыгрывается нередкое, особенно в первой половине зимы, северное сияние, и в бездонном небе начинают переливаться всеми цветами радуги его сполохи, тогда в тундре становится даже светло.
Но сегодня огромный матовый шар луны всходил, заливая ярким светом белое безмолвие. Ни один звук не нарушал унылого покоя. Дневная жизнь замерла, но час, когда пробуждаются голоса блуждающих во тьме жителей ночи, еще не настал.
Отражая блеск луны и рассеянный свет звезд, вздымались массивы скал, у подножья которых спало небольшое замерзшее озеро. Это озеро пересекал человек, выбравшись на берег, он внезапно остановился, что-то привлекло его обостренный слух: в морозном воздухе через весь дикий мир пронесся протяжный, далекий вой одинокого волка. Это был клич к волчьему сбору, великий призыв к охоте, который звал на добычу постоянно голодных, вечно ненасытных хищников снежной пустыни.
На склоне горы высилось редколесье, черное и зловещее. Несколько ниже редкие лиственницы, наполовину согнувшиеся под тяжестью придавившего их снега и льда, окаймляли озеро, окутывая его непроницаемым мраком. Со стороны, противоположной горе и лиственницам, скальные разломы переходили в безбрежную белую равнину, совершенно открытую и лишенную деревьев.
Огромная белая сова вынырнула из темноты, широко взмахнув крыльями. Она испустила хриплый и заунывный крик, который, казалось, возвещал, что близится наступление таинственного часа властителей ночи.
Снег, в изобилии падавший в течение целого дня, теперь перестал. Ни малейшего дуновения ветерка не чувствовалось в воздухе, и хлопья снега, уцепившись за самые тоненькие веточки, так и остались висеть на редких чахлых деревьях. Хотя ветра и не было, но мороз был жестоким. Человек, простоявший неподвижно в течение десяти минут, вслушиваясь в тишину полярной ночи, стал замерзать.
Он уже готов был пуститься в путь, когда охотничий клич волков раздался настолько близко, что охотник остановился в сомнении.
Видимо подсознание все же играет большую роль, и ощутимые мурашки бегут по телу от такого голодного воя не только у новичков промысла. Этот клич летел над заснеженной тундрой, и отголоски его в эту звездную ночь были слышны на многие километры вокруг.
Отдаленный вой, заунывный и в то же время дикий, нарастал, потом замирал, становясь с минуты на минуту все более определенным. Этот вой нельзя было ни с чем спутать.
Затем воцарилось молчание. Оно длилось еще несколько минут, когда внезапно страшный, душераздирающий вопль прорезал воздух и волчий концерт начался снова.
Но теперь он был уже значительно ближе. Жуткий призыв был услышан. Один волк ответил другому, потом третий, четвертый, и скоро это был уже целый хор дико ревущей волчьей стаи, двигающейся прямо на охотника.
В пределах видимости появился дикий северный олень — гигант (в своем виде). Крупное животное, чувствуя себя осужденным на смерть, мчалось в снежной ночи, испуская жалобные вопли агонии, следом летел, настигающий его дьявольский квартет хищников, мощных и быстрых, поджарых, опьяненных близостью добычи.
Волки с хриплым воем и голодным рычанием, вырывавшимся из их оскаленных пастей, преследовали по кровавому следу несчастное животное, пригнувшее голову почти до земли.
Внезапно один из преследователей вырвался вперед и бросился навстречу человеку, остановился, не добежав немного, словно узнал и, развернувшись, издал боевой клич и стал уводить волчью братию в сторону: все дальше и дальше от человека. Волки умело выгоняли оленя на чистый лед озера, где надеялись без помех расправиться с ним.
Облегченно вздохнув, человек продолжил путь. Вскоре показалась милая его сердцу избушка, надежно укрытая от погодных капризов плотным снежным накатом.
Все охотничьи хижины — маленькие, но столь дорогие сердцу каждого полярного промышленника, домики. Теплая печка, длинные нары, добротные стены, запас продовольствия, чего еще желать путнику!
Скоро аромат обжаренного на раскаленной сковороде большого куска мяса смешался с аппетитным запахом удивительного северного напитка*, свежезаваренного в котелке. И недавние сомнения, если они и были, растаяли во тьме морозной полярной ночи.
Суровы и прекрасны просторы Великой Пустыни Севера. В этом северном крае, с открытым до горизонта ландшафтом, столбик термометра падает зимой до минус…, даже страшно подумать.
Кроме дикой стужи, бесприютные равнины глубокого Севера, подвержены еще страшным ураганам, погружающим тундру в сплошной мрак. Казалось бы, пурга во время своего неистового напора наводит ужас и обрекает на покой всех обитателей тундры. Ан нет!
Белое безмолвие только на первый взгляд кажется однообразной «страной снежных дюн»: жизнь среди снегов не замирает ни на минуту!
Нет правил без исключения. Это исключение составляют пеструшки, широко известные под норвежским названием «лемминг». Они не только продолжают прокладывать свои снежные ходы под снегом, но даже продолжают размножаться зимой! Причина такого благоденствия пеструшек заключается в том, что в тундре относительно много вечнозеленых растений, которые зимуют под снегом в законсервированном состоянии. Благодаря этому лемминги круглый год имеют полноценную пищу. Под плотным снегом, куда они стекаются на зиму, им не страшны ни морозы, ни вьюги, и здесь кипит жизнь.
Беспокойные лемминги, кормящиеся с короткими перерывами, и днем и ночью снуют по своим подснежным тоннелям туда сюда, выкашивая поросли пушицы по низинам. Это их «зимние пастбища». От обилия этих зверьков прямо или косвенно зависит благополучие местных пернатых и четвероногих обитателей, даже сам облик тундры.
С обилием леммингов в тундру приходит «Великий праздник жизни».
Вернемся, однако, на поверхность зимней тундры.
Две стихии — ураганный ветер и снег, сливаясь воедино, весьма существенно влияют на мир животных, да и жизнь человека в этих местах могут завернуть в любую сторону, если не вспять.
Кто сам не испытал ничего подобного, тот не имеет ни малейшего представления о невыносимой ярости, с какою пурга в своей неистовости лютует на безлесных равнинах полярных широт. С огромным трудом, да и то не всегда, можно удержаться на ногах, но чаще всего этого сделать невозможно. В открытой тундре ни одно живое существо не может устоять на ногах. Ревущие воздушные потоки беснуются и хлещут жестким снежным песком со всех сторон. Выражение: «не видно ни зги», не говорит ни о чем, потому что сыпучий, превращенный в пыль снег, проникает под одежду, не дает открыть глаз, свищет в уши, и, при попытке перевести дух, забивает дыхание… по местному выражению «пурга загремела». Выход один: зарыться в снег и ждать….
…Однако не все так просто. Ужас, как обманчивы расстояния в Заполярье! Дезориентированным по тундре можно пройти добрую сотню километров и более. Расстояния очень трудно определить на глаз, так как сопоставить масштаб передвижения просто не с чем.
В ясную погоду удивительная прозрачность воздуха, белизна ровных заснеженных просторов, бесконечные цепи водораздельных хребтов — все это скрадывает расстояние. Теряется ощущение времени и пространства. Путнику кажется, что через несколько минут, ну, от силы через полчаса, он минует застывшее озеро, обогнет ближайшее редколесье.… Но час проходит за часом, кончается короткий полярный день, а он все еще бредет вдоль черных скал, которым — теперь он в этом уверен! — никогда не будет конца. Непросто сориентироваться здесь даже в ясный день. Во время же ураганно-снежного хаоса пурга накрывает бескрайние просторы сплошной непроницаемой мглой, ориентация в пространстве и во времени исчезает напрочь.
…Беда грянула нежданно, казалось ничто ее не предвещало. Небо на заре было совсем чистым, и утром ярко светило солнце. Затем тундру окутала зловещая тьма, окутала с такой неимоверной быстротой, что Дорофей, обходивший свои капканы, порой останавливался как вкопанный, с удивлением озираясь по сторонам. Даже куропатки, еще недавно взлетавшие из под ног так стремительно, словно их застали на месте преступления, внезапно пропали неизвестно куда. Тьма стремительно сгущалась, и в воздухе послышались тихие звуки, похожие на стоны. Хотя они были еле слышны, но не было более грозного предостережения. Великая тундра, раскинувшаяся между полоской леса на горизонте и ледяной Арктикой, посылала всему живому свои предупреждения. Но предупреждение пришло слишком поздно: на тундру обрушилась «Черная пурга»….
…Третьи сутки Дорофей кружился в сошедшей с ума снежной пустыне: несмотря на свой опыт, он сбился с лыжни (и на старуху бывает проруха). В который раз он пожалел, что нет рядом собаки (верный Вайгач погиб так несвоевременно). Звезд не было видно. Впрочем, что там звезд, не видно было вообще ничего. Наконец Дорофей упал в снег и понял, что пришел его час. Хотя пурга видимо заканчивалась, но сил больше не было. Дороги не было тоже. Беззвездная, бесконечная полярная тьма. Подумалось отрешенно: «А ведь сегодня день ангела моих детей, как-то они там, ну что ж… кому родиться, а кому…»
Полярный «красавчик» из снежной круговерти возник внезапно. Сел под самый выстрел. Дорофей протер глаза, не галлюцинация ли. Взял ружье наизготовку, — дескать — врешь: живым не возьмешь. Волк, было, отбежал на несколько шагов, затем вернулся и сел еще ближе. Собравшись с силами, Дорофей медленно поднялся и, спотыкаясь и падая, побрел вслед за то убегающим, то возвращающимся волком. Как слепой… Только когда показалась столь желанная обитель полярного отшельника, волк издал рык, похожий на прощанье радушного хозяина и исчез в снежной мгле также внезапно, как и появился…
…Дорофей давно закончил свой рассказ, а я все размышлял: волк полярный человеку…, как бы это получше выразиться, иначе говоря все, что угодно только не волк! Как бы отвечая моим мыслям в ушах все еще звучит прилетевший издалека тоскливый и протяжный, ни на что непохожий, заунывный клич одинокого бродяги Севера….
Так вот, по мнению самого Дорофея, волк спас его из меркантильных соображений. Волк иногда таскал из его капканов приваду и добычу и понимал, что капканы ставит именно этот человек — других здесь давно нет. И вот этот человек погибает и завтра придется песцов самому ловить.
Но этому может быть и другое объяснение: обнаруживая себя и рискуя собственной шкурой, волк спасает жизнь когда — то пришедшему ему на помощь человеку.
Пусть каждый выберет себе объяснение, которое кажется ему наиболее правдоподобным.
* Удивительный северный напиток — (Золотая кружка Севера):
Мука обжаривается в масле или жире и в таком виде хранится. В кружку насыпается три-четыре столовых ложки этой смеси и заливается кипятком. Весьма сытный напиток, отлично восстанавливает силы.