Утро. Теплые солнечные лучи нежно гладят мне лицо, проскользнув через раздвинутые шторы моего окна. Слышится чириканье воробьев, шелест сухих листьев, собирающихся в кучу с помощью метлы дворника.
Приятный осенний воздух наполняет лёгкие, принося с собой некий праздник жизни.
Я щурюсь от лучей, падающих в глаза. “Пора вставать,”- думаю я.
Вспоминаю, что сегодня воскресенье в ту же секунду поворачиваюсь на бок и с улыбкой мартовского кота медленно закрываю глаза. Боже как приятно…- проваливаюсь я в сон.
-Хлор вар, Хлор, Хлор- вонзается в мозг хриплый и сухой тенор, — Я так и знал, всего лишь один, единственный, долгожданный выходной в неделе и на тебе. Ну что его так приспичило орать в такую рань. Всё настроения испортил, всю романтику сгубил.
-Хлор*, мебел йагы*, таракан дерманы*, габ пастасы*, хлор вар, хлор, — продолжает кричать с набухшими венами на шее, продовец.
Я открываю прилипшие, красные от недосыпания глаза и, одевая рубашку, выхожу на балкон. На улице прекрасный солнечный ноябрь. Во дворе почти никого кроме старого дворника, голубей воркующих на трубе и дворняжки неистово роившейся в помойке.
Ах да, я забыл добавить в список, нашего героя времени. Вот он, то есть продавец хлора во всей своей красе.
Длинный, худощавый, обросший, с грубой чёрной от солнца кожей и панамой на голове. Сутулясь, щуря глаза, от чего его морщины на лбу становятся более отчётливыми, он кричит голосом непохожем на человеческий и повторяет раз за разом те же слова – Хлор вар, Хлор, хлор.
— Сегодня мне поспать не удастся, – грустно опускаю я голову, прохаживаясь пальцами по растрёпанным волосам.
-Все дело в том, что этот крикун не первый и не последний. За ним потянется продавец женского белья, посуды, лечебных трав, гатыга* и напоследок нищий, с голосом которому позавидовал бы сам Энрико Карузо.
Все, кроме нищего будут продавать, предлагать, он же нищий будет просить и получать.
-Даже не знаю, что думать. В порыве гнева ругаемся, осуждаем, но если успокоиться, умерить свой пыл и подумать, то многое становится ясно. Ясно, больно и страшно.
Сколько этих мелких людей в нашем городе в нашей стране, в нашей жизни.
Бывало, расхаживаясь по городу, один, я немало замечал и наблюдал за такими людьми.
Их не трудно заметить, просто нужно захотеть не быть эгоистичным по отношению к своему народу.
Почему и отчего так повелось, я не знаю. Порой легче задавать вопросы, чем отвечать на них. Мы, да именно мы, не я, не он и не она. А именно мы. Наш народ, наша нация, наша страна, потеряла многое. Сначала сыновей, далее свои земли, потом веру в свои силы, ну и под конец моральные ценности и разум.
У народа, которого мужчина держал в руке меч и лук наводя ужасающий страх на врага, теперь тот же потомок, того же народа торгует на улице женским бельём.
Для мужчины считалось большим позором, если его жена или дочь была бы в роли саги* на пиршестве у врагов, да и не только у врагов. Теперь же во всех элитных ресторанах, да и не только в элитных, пузатых дядек и не только пузатых, обслуживают молоденькие девушки в мини юбочках и с ангельской улыбочкой на лице.
Вечером же за ними заходят мужья и, взявшись за руку, счастливая семья отправляется домой.
Народ, славившийся своими писателями, художниками, композиторами и просто творческими людьми на весь Восток, теперь же бесцеремонно и нагло разрушает старинные архитектурные здания, библиотеки и музеи.
Весь абсурд в том что, вместо разрушенных строений, строятся не как не иначе, как высотные здания, рестораны или же сауны и массажные салоны ( притоны).
Звон телефона прерывает мои пессимистические мысли.
— Доброе утро.
— Когда проснулся?
— Недавно.
— Почему так рано?
— Нет, ты не разбудил. Куда? Я еще не завтракал, мне нужно принять душ, попить
чашечку кофе, — цитирую я фразы с любимого фильма “ Бриллиантовая рука”.
Кстати, некоторые кадры из фильма снимались в нашем же городе.
— Почему? Зачем так рано? – выясняется, что у друга бабушка проживает в районе, нужно для нее купить медикаменты и продукты. Да и деньгами помочь. Купив все что нужно, мы отправляемся в путь.
“ Дорога, дорога ты знаешь так много о жизни моей не простой”, — припеваю я, сидя в машине.
— А бабушке сколько? – поворачиваюсь я к другу, – что-то не слышал о ней раньше.
— Она тётя моей матери. Приедем, так я вас познакомлю,- ехидно улыбается друг, – ты только не очень обращай внимание на ее странности. Сам понимаешь, старость не радость.
Больше половины дня теряем в дороге. Село, где живёт бабушка, находится в одном из горных районов страны. Ехать трудно, кругом горы, подъёмы, обрывы, тропинки, щебень, гряз. Последние несколько километров добираемся на ослах, оставив машину в самом районе.
— Шукур аллаха*, — говорит друг, указывая радостным и уставшим взглядом на перекошенный домик. Маленькая калитка, дымоход из красного кирпича, лай собаки, мычание коровы, вокруг пахнет навозом и травой.
Мы с полными руками стучимся в дверь.
Послышался звук тапочек, неуверенно ступающих на холодный и обтёртый линолеум.
— Кимду*? – слышится низкий, слабый старческий голос за деревянной дверью
— Менем ай нене*, — отвечает друг, как солдат, реагирующий на вопрос “Стой! Кто идет?”
Перед нами появляется бледная, хрупкая, сгорбленная, полностью поседевшими волосами и маленькими, как пуговки глазами старушка. На ней сарафан, выцвевший от многоразовой стирки и сверху вязанный жилет серого цвета. Держа в дрожащих руках полотенце, она открывает нам дверь и медленно, шатаясь, что-то бормоча про себя, направляется на кухню.
Никаких возгласов, поцелуев, обниманий и т.п. мне это кажется странным.
Разместив все купленное, мы с другом решаем отдохнуть и утром вернуться в город.
В комнате тихо, уютно, тепло. На столе перед нами колбаса, паштет из курятины, пиво, пол литра русского, вобла Каспийская, огурцы соленые, сыр деревенский, зелень пахнующая землёй, свежый хлеб. Я лениво пью пиво, друг выпивает водку, закусывает огурцом.
Сидим, разговариваем, шутим, смеёмся. За окном сумерки, скрипят деревья, ветер воет, как голодный волк, дождь бьёт по стеклам, гром озаряет комнату светом. Усталость дороги, плюс выпитое спиртное делают свое дело, постепенно унося меня в сон.
Очнулся я среди ночи. Рядом, укутавшись в старое и потрёпанное одеяло, храпел мой друг. Показалось, что над головой у меня кто-то стоял, чем и соизволил меня разбудить.
Одевшись, направился на кухню, в надежде утолить жажду холодной, родниковой водой.
В маленькой кухне со старым окном и скрипящим полом сидела хозяйка дома. Я вздрогнул, увидев ее. Старушка сидела в полумраке, уставившись в одну точку, медленно дымя сигаретой. Перед ней на столе, пепельница, несколько газет и очки.
От непривычки к никотину я закашлял, нарушая тишину и этим давая знать о своем присутствие.
— Нене*,- говорю я виноватым голосом, – извини за беспокойство. Уж больно пить захотелось.
— Рыба не может без воды, – увидев меня, старушка потушила сигарету,- в графине есть, посмотри налево.
— Причём же тут рыба? — улыбаюсь я старушке
— А кто солёную рыбу кушал с пивом? Вот она то и просит воды.
Жадно осушив весь графин, я уселся напротив старушки. На столе, откуда не возьмись, появилась колода карт. Старушка худыми, тонкими как у пианиста пальцами, разложила карты на столе.
— Вы гадалка?- смотрю я на карты
— Отпусти ее, не мучай. Пусть она будет с тем, кого любит. На свете много девушек и ты еще встретишь свое счастье.
“ О ком она?” – осмысливаю я услышанное. – Она это мне говорит или про себя?
Не верю я гадалкам, и прочим фокусникам. Не зря меня друг предупреждал о странностях старухи. Да… “ Старость не радость,” – вспомнил я слова друга
— Если ты ее не простишь, она будет несчастна всю свою жизнь, — продолжала тем временем старушка, – нехочу что бы она пережила все то, что пришлось пережить мне- шептала хозяйка дома, расставляя на столе карты.
Спать больше не хотелось. За окном стояла тёмная и холодная ночь. Луна спряталась за облаками, погружаю во мрак жителей села. Дождь прекратился, но ветер бушевал во всю, изредка принося с собой душераздирающий вой шакалов и волков.
— Кто она и что с тобой произошло? – я был в недоумении
— Всему своё время. Сейчас же послушай меня, и в свое время сделаешь выводы из услышанного,- затянула новую сигарету старушка.
Продержав минутную паузу, показавшаяся мне целой вечностью, старушка тихом и хриплым голосом начала свой рассказ.
С чёрными, длинными до пояса волосами, со стройной фигурой я считалось самой красивой девушкой нашего села. Помню те взгляды парней, наблюдавшие за мной у ручья, когда стирала бельё или же с кувшином в руках шла за водой. В то время, пососедству с нашим домом жила Армянская семья. Дома наши делились лишь одним маленьким деревянным заборчиком. Хлеб и соль делили вмести. Праздники, дни рождения тоже справляли всей семьёй. Тогда никто не-мог знать, что через пол века о такой дружбе будет даже стыдно вспоминать.
Так вот был у них сын по имени Гарик. Он был моим ровесником. Парень среднего роста, чернобровый, черноволосый и с характерным удлинённым носом.
Когда мне исполнилось восемнадцать, Гарик признался мне в любви. Тогда я много смеялась, он же растерянно стоял и смотрел на меня.
Гарик клялся мне в любви и просил чтобы я согласилась выйти за него замуж. Мне же
нравился совсем другой человек . Да и семья моя не одобрила бы этого союза с Гариком. Ведь он был христианином.
В ту ночь погода была жаркая. Мне не спалось, я вышла в сад прогуляться. На улице стоял удушающий август 1938 года. Небо было усыпано звездами, сверкающими как бриллианты. В саду я встретилась с Гариком. Лицо у него было падавленное.
— Через месяц ты выходишь замуж?
— Да! Знаешь Гарик, я его очень люблю и хочу быть с ним.
— Ты никогда с ним не будешь, – у Гарика на глазах показались слезы.
— Ну почему, зачем ты так, Гарик. Перестань, мы же росли вместе, я отношусь к тебе как к брату.
— Ай гыз пойми, Ермениден Азерие гардаш олмаз* – плакал он как ребёнок у которого отняли мячик, — Я проклинаю тебя, тебе никогда не быть счастливой. Пока я жив я буду ходить за тобой, как тень принося с собой несчастье – Гарик отвернулся и, вытирая кончиком рубашки слезы, исчез за деревьями.
Больше я Гарика не видела. А через месяц состоялась моя свадьба.
С супругом мы прожили всего лишь 3 года. Началась война, вторая мировая война.
Утром 1943 –го постучался почтальон, передал мне чёрную бумагу и, неподнимая головы, исчез. Я же застыла и не могла поверить своему несчастью. Мы остались в этом мире одни. Я и мой пятилетний сын. Потом, через несколько лет спустя, вспоминая тот день, я думала лишь об одном. Почему же почтальон не поднял голову, не посочувствовал.
Он смотрел вниз, на глазах были чёрные очки, на голове кепка, но продолговатый нос почтальон спрятать не смог. Тогда я не обратила на это внимание, не подумала. А зря…
После войны с сыном приехала в Баку. Устроилась на работу в сельскохозяйственный магазин. Сначала продавщицей, а далее бухгалтером.
Директор, маленький, толстый, с большим и круглом носом, то ли по воле судьбы, то ли по случайности тоже оказался Армянином. В те годы многие посты директоров школ, магазинов и различных учреждений занимали именно они. В самых лучших домах находившихся в центре города, тоже проживали они.
Именно он, директор и подставил меня. В то время за 200 грамм хлеба сажали. А тут мешков 20 муки пропало.
Прочитал судья приговор и, закрыв резким движением папку, вышел из зала суда.
За все то время что продолжался суд я ни разу не поднимала головы. Даже не знаю от чего. Вот только один раз подняла глаза, после услышанного приговора и посмотрела вслед уходящему судье. На долю секунды удалось мне увидеть не лицо, а профиль. И опять те же черты и тот же характерный, удлинённый нос. А может, мне показалось?
Сына, отдали в приют, меня же впихнули в маленький увазик и закрыли дверь, на которой было написано “Хлеб”.
Отсидела десять лет. Многое я повидала, пережила, там и начала курить. Вообще, тюрьма многому учит. Был у нас надзиратель, коренастый мужчина со сломанным носом. Мать у него была русская, отец же был из Кавказа. Догадался? Я тоже это поняла, как только увидела его. Звали Гаджиян, кличали же Слоном. Имя в переводе с Армянского означало Слониха. Товарищи чтоб не обидеть, окрестили слоном.
Любил он издеваться над нами, особенно над Мусульманками.
— У меня просыпаются гены моих предков, – говорил он возбуждённым голосом и сверкающими глазами. Бил он меня жестоко, больно, вкладывая в кулак всю свою ненависть к нашему народу. Как мое сердце, выдерживало, я сама удивляюсь. Порой у него пенилось во рту, он замирал весь в поту и одышке, выпивал из кружки холодную воду и продолжал меня терзать.
На воле узнала, что больше не смогу иметь детей. Зверские побои Армянина по кличке Слон, сделал свое дело. Я стала бесплодной.
О сыне же я ничего не слышала, все его пути и следы были утеряны. Жизнь протекала, дни и недели сменяли друг -друга. Я вернулась в село, где родилась и выросла. Вышла замуж за одного ветерана войны, а после его кончины осталась жить в этом доме. Каким -то чудом нашли меня родственники. Спасибо им, иногда приходят, навещают, кто хлебом поможет, иные деньгами. Да и соседи в биде не оставят.
— Вот, – показала старушка трясущимися руками карты, – иногда гадаю, заглядываю в будущее. Сынок, когда парень проклинает девушку, невидать той счастья.
Сколь бы сильно ты не любил девушку, раз она выбрала другого, а не тебя, ты только пожелай ей счастья и уйди с пути. Не распускай слухов, оскверняющих ее честь, не посылай проклятий в ее адрес. Пусть она будет счастлива,– старушка смотрела на меня таким взглядом, будто все слова предназначались мне.
— Нене, а причём тут…?
— Всему свое время, — глаза старушки смотрели на горизонт, где появлялись первые лучи восходящего солнца. — Всему свое время!
За окном рассветало, яркие, золотистые лучи солнца, вторгались в каждый дом, оповещая жителей села о наступившем утре. Послышался крик петуха с красным, похожем на трезубец Нептуна, гребешком. Наступило утро. Позавтракав, мы с другом собрались в путь. Старушка проводила нас до калитки, по обычаю вылив нам вслед стакан воды.
Всю дорогу до города, я спал в машине. Говорить о ночной беседе, не было ни желания, ни сил. Сказывалась усталость ночи.
Вечером же того дня мне позвонил друг и оповестил о том, что после нашего ухода, старушка скончалась.
Ее бездыханно лежавшее тело, нашла соседка, иногда заходившая к ней, чтобы помочь по хозяйству.
Выходит я был последним человеком с кем она говорила перед смертью,- размышлял я уже дома. — Она была стара, больна, но не совпадение ли это? И кто та, которую мне нужно простить, отпустить, как говорила старушка. Об этом разговоре, я никому не расскажу, даже другу. Все равно эму до этого нет дела. Поживём, увидим, как говориться. Сбудется ли пророчество старушки или нет, покажет время.
Откуда мне было знать, уважаемый читатель, что все это было началом …
Продолжение следует…
Баку 29.11.06
Указатель слов встречающихся в рассказе.
Алфавитный порядок не соблюден.
Хлор* — исползуеться во время стирки бёлья
мебел йагы* — масло для вытирания мебели
таракан дерманы* — средство от тараканов
габ пастасы* — моющие средство для посуды
гатыг* — Кифир ( на Азерб)
саги* — официант(ка) ( с Арабск.)
Шукур аллаха* — слава Богу( на Азерб)
Кимди* — Кто там?( на Азерб)
Ай гыз пойми Ермениден, Азерие гардаш олмаз* — не быть Армянину братом Азербайджанца
Менем ай нене* — это я, бабушка ( на Азерб)
Нене* — Бабушка ( на Азерб)
