Дело инвалида


Дело инвалида

  

  

  

  

  

  

  ДЕЛО ИНВАЛИДА

  Рассказ

  

  

  Смотреть на все это было жутко. Но все смотрели. Видеофильмов с извращенными убийствами хватало: на каждого смотрящего приходилось не меньше десятка в их жизни. Здесь, в лесопосадке, находилось двенадцать человек — опер группа Самарского линейного отдела транспортной милиции, свидетели, которые нашли труп, водитель автомашины и он, Салтыков, следователь транспортной прокуратуры, младший советник юстиции. Было его дежурство. И было шесть часов 22 минуты.

  — Она передвигалась на своей коляске, — говорила одна из свидетельниц, пенсионерка, копавшаяся на своей даче еще с марта. В трехстах метрах от места происшествия находился ее участок с поставленной на аккуратные бетонные блоки цистерной. Зимой пенсионерка набивала ее снегом — лучшей поливной водой для внесенной в грунт массы саженцев.

  — Ее звали Марго, — словно вспомнив, сказала дачница.

  И чтобы не оставалось сомнений, кого так звали, свидетельница показала рукой в сторону трупа.

  Конец апреля был жарким, словно перенесенным на несколько дней разгаром июля. Дачники радовались теплу, но проклинали пыль, поднимаемую бесконечной вереницей машин, тянувшихся с длинного моста через железнодорожное полотно и реку Самарка.

  — А где она проживала? — задал вопрос майор милиции, следователь уголовного розыска того же отделения Дыров.

  Сейчас свидетельница покажет на микрорайон у автостанции Аврора, подумал Станислав, и мог бы улыбнуться правильности догадки, не будь перед ним растерзанного тела жертвы.

  Однако дачница указала рукой в противоположную сторону: в сторону трубы котельной.

  — Где-то на Партизанской… Сама-то я живу в городе.

  По местной топографии это означало, что отсюда не ближе железнодорожного вокзала.

  Фотограф Гриша, которому на вид было уже за пятьдесят лет, лысоватый, но улыбчивый даже в таких ситуациях, которые были для него нормой, кружился с камерой, словно ворон, озаряя мгновенными вспышками тело убитой женщины. Рядом валялась ее никелированная коляска, по всей видимости, полученная по какой-то зарубежной спонсорской программе.

  Кровь, вытекшая из-под нее и уже застывшая, выхватывалась во время вспышки причудливым пятном в виде крысы с очень толстым хвостом.

  Ног у Марго не было. Она потеряла их в детстве, когда ее везли в служебном ЗИМе отца, председателя городского комитета народного контроля. Машина врезалась в огромный БелАЗ. Так же когда-то погиб и первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Машеров. Родители не выжили, и Марго воспитывалась у тетки. Когда девушке-инвалиду исполнилось девятнадцать лет, умерла и тетка. Для сироты началась жизнь беспризорной. Она облюбовала себе один из удобных спусков в подвале соседнего дома, а квартиру захватили предприимчивые соседи. Несколько раз Марго, из уважения к памяти ее отца, водворяли в загородный Дом инвалидов, но девушка «сбегала». Обо всем этом Станислав узнает позже, а сейчас перед ним лежала тридцатилетняя женщина, на вид — все шестьдесят, которая была зверски убита после изнасилования.

  Кто мог пойти на это? Без сомнения, тот, кто был жесток, неуправляем, и… труслив.

  Салтыков мог с уверенностью предположить, что покусившимся на «прелести» инвалида могли быть или закоренелый преступник, отсидевший в зоне лет десять, и увидевший беспомощную женщину в этом укромном месте, или подросток-недоросток, у которого буйные эротические фантазии и стеснительность привели к нападению на эту женщину.

  Что же убийца оставил после себя?

  Свою кровь. Под ногтями Марго, забитыми грязью, осталось место кусочкам кожи с лица насильника. Руки у обезноженных инвалидов натренированные, необычайной силы, а пальцы цепкие.

  Сперму на грязной юбке.

  Это уже много. Но и очень мало в полутора миллионном городе.

  Сейчас криминалист осматривает коляску и прикладывает прозрачную пленку для дактилоскопии. Если пальчики оставлены преступником, то уже пол дела сделано.

  — Не так уж все безнадежно, — подошел к Станиславу Дыров, после того, как криминалист торжествующе кивнул им головой, — думаю, найдем мерзавца! Ну а ты как, Салтыков? Это у тебя второе дело? Говорят, что свое первое убийство ты раскрыл сидя в кабинете? Потрясающие способности!

  И Дыров хохотнул. Он даже попытался похлопать по плечу молодого следователя прокуратуры. Но Станислав резко отклонился, и рука майора повисла.

  — Гордый, ну-ну… Какие будут указания, товарищ прокурор?

  Дыров тот час же записал Салтыкова в список строптивых. И уж, конечно, указаний не ожидал.

  — Акт осмотра и протоколы, — спокойно ответил Салтыков, — пришлите, пожалуйста, в прокуратуру, на имя прокурора.

  — Нарочным? — с издевкой отреагировал Дыров.

  — Как положено.

  Снова в голосе Станислава ни малейшего желания поиграть в эмоциональный пинг-понг.

  — Как положено, так и трахают девку…

  Дыров, невысокого роста, пухленький, розовощекий, азартно ударил по ладони одной руки кулаком другой.

  В этот момент Гриша, оторвавшийся от поисков новой точки съемки трупа, поднял камеру в сторону Дырова и щелкнул затвором фотоаппарата.

  — Гарный снимок буде товарищ майор! — похвалил он себя.

  Это разрядило обстановку. Все засмеялись, а дачница и другие свидетели поразились неожиданному веселью милиционеров. Здесь горе, труп, а эти ржут. Разве такие найдут насильника? Как же, ждите!

  

  Вечером, после сдачи дежурства, прокурор вызвал Салтыкова к себе.

  — Будешь заниматься убийством женщины-инвалида. Ты же был там…

  Он снова стал пересматривать полученные из РОВД материалы.

  — А это что за хренетень?

  И показал Станиславу снимок, где Дыров демонстрировал блатной сексуальный жест.

  Станислав посмотрел и усмехнулся, подсунул таки Гриша фото. На заднем плане увидел себя хмурого и не выспавшегося. Такие вот Пинкертоны пошли.

  — Дыров в своем амплуа? — скорее утвердительно сказал, чем спросил Полянин. И в упор посмотрел на подчиненного. — Ладно, я ему сделаю то же самое, что на фото, но, по-другому, с извращением! Он у меня давно просится на доверительную беседу. Есть какие-нибудь соображения по делу?

  Однако после этого вопроса прокурор придвинул к себе справочник телефонов и стал выискивать какой-то номер. Соображения Салтыкова, казалось, его не волновали.

  Станислав поделился своими мыслями о зеке и об «отвязанном» подростке.

  — Не пойдет! — Полянин неожиданно отложил телефонный справочник — Зек осторожный после отсидки, не будет разбрасываться семенным материалом на радость экспертам. Если не вахлак окончательный. А пацан с нетерпеливым стручком не осилит женщину, которая может ходить на руках.

  Полянин вышел из-за своего стола.

  — Под ногтями кожа. Следы остались на лице. Но в Самаре примерно сто тысяч мужиков сорокалетнего возраста. А сколько мне лет?

  — Мне сорок четыре, — ответил сам себе Полянин. — А думаешь, не хочется с разбегу трахнуть деваху, да помоложе? Хочется, факт!

  Станислав удивленно взглянул на него.О таких откровениях профессор кафедры уголовного права Патрин не говорил на своих лекциях. Но вспомнил практикантку в лифте, когда месяц назад они ехали одни. Ведь у них почти все сладилось. Жаль, что их здание не небоскреб в деловой части Нью-Йорка! Нет, не жаль, его разбомбили…

  — Но в чем мое алиби? — гнул свое Полянин. — В том, уважаемый, что у меня по горло работы, на мне форма, вечная форма! И я не люблю инвалидов, понимаешь, не извращенец!

  — Значит, по-вашему, это…

  — Все правильно, — закончил за него Полянин, — быстро разбогатевший, но сексуально озабоченный «новый русский».

  

  Что делать молодому сотруднику прокуратуры, когда он уходит с дежурства в свою однокомнатную квартиру? Или упорно читать труды по криминалистике, или возиться у плиты. Кухня была огромной, и Станислав поставил здесь кушетку, которую соседи вытащили на лестничную площадку, чтобы выбросить. Он лежал, рассматривая потолок, который осыпался мелом. Нужен ремонт.

  Полянин был мужиком! Он выбил у начальника железной дороги квартиру для своего молодого сотрудника. Тот держал три однокомнатные для диспетчеров. И что сказал начальнику дороги Полянин? «Павел Семенович, хочешь, я выложу перед тобой 400 тысяч рублей! У меня есть на сберкнижке. Но давай эти деньги отложим про запас. Ведь ни ты, ни я не вечны в этом празднике должностей. Если министры не держатся долго, то, что говорить о нас? Для диспетчера ты всегда выбьешь жилье — это производственная необходимость. А для молодого человека с юридическим образованием кто даст? Он еще не прокурор, он вчерашний студент. Он смотрит на мир еще глазами птенца! Даже пять лет борьбы за квартиру сделают его изворотливым и циничным. А на работу — на то, чтобы твою дорогу оберегать, — у него не будет времени! Или ты хочешь, чтобы он женился на дочке «нового русского», которая страшна и избалована, а домашний прокурор им ох, как нужен! Или чтобы столковался с криминальным дядей, потому что красотка-жена с длинными ногами попросит комфортной жизни? Красный диплом и там ценят!» «Ладно, почти уговорил, — согласился Строгов, — но не стал бы ты просить за обычного мальчишку, так ведь? Скажи, что он твой дальний родственник, и все встанет на свои места!» «Он мне родственник! — с готовность признался Полянин. — Еще какой! Первое же дело с трупом раскрыл за пять часов, не выходя из кабинета!»

  Станислав не знал об этом разговоре, но сосед по кабинету, старший советник юстиции Шувалов, просветил:

  — Ты Салтыков, а прокурор — Щедрин! Это же надо, через семь месяцев выбить тебе хату! Восходящая звезда! Так и заявил начальнику дороги: мол, гений сыска у нас завелся.

  

  Неожиданно Станислав подскочил от взрывной мысли. Прокурор признался, что мог бы трахнуть деваху, если бы не форма! А без формы? Но, ведь, еще и убить?

  А почему вчера позвонил Шувалов и просил отпуск за свой счет? Почему не пришел сам? И голос у него был не нарочито веселым, а в нем слышался какой-то страх.

  Нет, Славик, называл он себя в момент озарения, ты уходишь в сторону. Шувалов пятнадцать лет работает в прокуратуре, не будет оставлять после себя массу следов. Он же не последний идиот! Ну, не совсем приятный мужик, это есть. Дыров, ведь, тоже не из джентльменов! Но не вешать же на всех, с кем тебя сталкивает жизнь, первое попавшееся преступление!

  Однако внутренний голос, как заведенный, твердил: «Шувалов мог! Такой может!»

  Какой такой?

  Замкнутый, раздраженный. По отдельным телефонным звонкам, когда Шувалов сумрачно смотрел на него, выслушивая какой-то домашний нагоняй, можно было понять, что в доме у него не все в порядке. Станислав во время таких сцен старался выходить, но, закрывая за собой дверь, слышал, как Шувалов шипел:

  — Ты что себе позволяешь, дура, это же прокуратура! Да еще сосунок здесь…

  Это в его, Салтыкова, адрес.

  Впрочем, это мелочи.

  Как и мелочи то, что канцелярский прибор в виде узкой горизонтальной коробки с секциями был весь залеплен наклейками от пакетов с презервативами. Голые грудастые, шоколадного цвета девицы в позах готовности к сексу. И кассеты с порнухой, которые реквизировали у продавцов ларьков, обязательно одна-две оставались в ящиках письменного стола Шувалова. И его плотоядные взгляды на женщин, которые заходили в кабинет, и которым, при случае, Шувалов отпускал комплименты с далеко идущими намеками…

  И, все-таки, хорошо же ты начинаешь службу, если коллеге по работе приписываешь такое изуверство?

  

  Станислав решил освежить голову и, схватив сумку-визитку с двумя тысячами рублей, выскочил из дома. Тот был новый, и заасфальтированная площадка была еще черной, не заезженной тысячью следов от шин. Молодой человек вышел к краю проезжей части и поднял руку перед мчавшимся такси. Но машина с высоким «гребешком» на крыше о квартирах, промчалась мимо. Зато следующая машина остановилась. Это была восьмерка дознавателя транспортной милиции Михаила Рудакова. Станислав пригнулся, а Михаил приоткрыл дверь:

  — Такси на Дубровку вызывали? Ты куда, прокурор?

  — Перекусить куда-нибудь.

  — Куда-нибудь — несерьезно. Я еду к ребятам в Красноглинку, там есть хорошая шашлычная. Садись, рванем с ветерком…

  Чувствовалось и по манере вести «Жигули», и по тому как она мягко и стремительно неслась по улицам, четко реагировала на все команды водителя, не говоря о тормозах, что Рудаков любил машину, как опытный наездник своего коня. И холил, и учил, и требовал.

  Станислав скаќзал об этом. Рудаков оценил искренность восхищения им и его машиной и за всю дорогу поведал массу интересных сведений о марках машин, их стоимости и возможностях. Но при въезде в поселок, центр городского района, вдруг спросил:

  — Что у вас там с Дыровым? На что ты ему наступил? Он в кабинете начальника разразился проклятиями в адрес молодых сосунков, которых надо сначала гонять в спецназе, а затем сажать в кресла прокуратуры. Впрочем, о чем спрашивать, он со всеми новичками такой. Это тест такой: ПЧД — Пройти Через Дырова…

  

  Шашлычная находилась в кирпичном гараже. Тот примыкал к двухэтажному зданию с вывеской над входом: «Арагви». Это был небольшой ресторанчик, который стал погружаться в темноту ночи. Станислав взглянул на часы — половина одиннадцатого вечера.

  — А что на втором этаже? — спросил Салтыков, не придавая вопросу профессионального значения.

  — Говорят, квартира хозяина, — ответил Рудаков не совсем уверенно, потому что впервые задумался над этим фактом. Теоретически Гоги Шенава мог жить наверху, но жил ли? Только на той неделе, рано утром, Рудаков видел его машину, выходящей из подземного гаража элитного жилого дома на Ново-Садовой улице. Здесь что-то не так…

  Мужчины скользнули взглядом по окнам второго этажа. Все они были прикрыты белым пластиком жалюзи. Но сквозь едва приметные щели пробивался свет.

  Как только они вошли в зал, как к ним подскочил услужливый кавказец.

  — Вас ждут в кабинете, — сказал он на чистом русском языке,

  И провел их через боковую дверь в небольшой кабинет для встреч, которые не должны бросаться в глаза. За столиком сидела очень красивая девушка.

  — Знакомьтесь, — представил ее Салтыкову капитан милиции. — Полина, бортпроводница. А это наш будущий генеральный прокурор Станислав.

  Салтыков приложился губами к ручке Полины и почувствовал приятный запах духов. Он, было, оценил вкус Рудакова, но тут же был поражен тем, что они завели сугубо профессиональный разговор с именами и направлениями маршрутов. Слово «наркотики» не произносилось, но обозначение «груз» мелькало.

  Принесли шашлык, подали бутылку хорошего коньяка, открыли коробку конфет производства местной фабрики «Россия», которую на корню закупила швейцарская фирма «Nestle». Полина отказалась даже пригубить напиток под предлогом того, что за рулем и ей через два часа в рейс. Только после этого Станислав вспомнил о припаркованной на площадке перед рестораном «десятке» «Жигулей». И неожиданно подумал, что девушка ему знакома. Когда она поднялась, и направилась к двери, Станислав вспомнил: он видел ее в университете в деканате заочного отделения.

  Михаил, проводив девушку, вернулся в кабинет.

  — Полина моя сестра, — с ходу сказал он, словно Станислав спросил его об их отношениях, — заканчивает пятый курс.

  — Нашего с тобой университета, — со вздохом облегчения, не все потеряно, сказал Салтыков. — Да, я видел ее. Не боишься втравливать сестренку в свою оперативку?

  — Может, я и боюсь, но ты спроси ее сам, — усмехнулся Рудаков. — Она прекрасные лабораторные сдает. А что говорить о помощи нам! Кстати, она заметила, как на второй этаж из зала поднимался наш один общий знакомый.

  — Кто?

  — Твой сосед по «камере» — Шувалов.

  Сердце у Станислава замерло. Точно так же, как при допросе Катеньки Шершовой, безнадежно больной СПИДом бухгалтерши издательства «Поволжье-Бизнес». Именно этот случай месячной давности имел в виду Дыров, намекая на гениальность младшего советника юстиции Салтыкова.

  Нет, невозможно поверить в то, что Шувалов в подозрительной «квартире» хозяина ресторана! Но сказал:

  — Миша, его необходимо задержать! Думаю, что он убил безногую инвалидку!

  Рудаков, только пригубивший коньяк, чуть не поперхнулся и во все глаза уставился на Салтыкова. Такое уже было, когда Станислав при нем приказал задержать Катеньку-бухгалтера. И раскрутил ее. Но ведь здесь же старший советник прокуратуры! Их коллега по работе! В какой-то послушности Рудаков дотронулся до кобуры, что была под его пиджаком, и загипнотизировано двинулся таки вслед за Станиславом. Они вышли в зал и направились к винтовой лестнице у входа, ведущей на второй этаж. Подскочил услужливый официант.

  — Деньги на столе, — сказал Рудаков.

  — Обижаете, — начал, было, официант, — но Станислав приложил палец к губам.

  — А, понимаю, — осклабился кавказец, — Роза и Вика свободны. Но они деньги любят…

  — Иди, ты тоже свободен, — сказал Рудаков.

  

  Второй этаж представлял собой небольшой холл с двумя диванами и четыре комнаты, в которые вели двери с полупрозрачными стеклами, за которыми угадывались очертания кроватей и людей.

  Почти все пустовали, кроме одной и молодые люди двинулись к этой двери, отстранив вставших было с диванов Розы и Вики.

  На кровати с высокими металлическими спинками лежал голый мужчина, на нем верхом совершала ритмичные движения обнаженная девушка. Она удивленно повернула голову в сторону вошедших. Мужчина, закрыв глаза, стонал в оргазме. Его руки были привязаны веревкой к спинке кровати.

  Когда Станислав шагнул ближе, то увидел Шувалова, на лице которого яркими полосами в момент экстаза налились две борозды. Одна длинная, почти во всю левую щеку, другая короткая, у подбородка.

  Девица прекратила движения.

  Шувалов открыл глаза, еще замутненные удовольствием. А все замечающий взгляд Станислава выхватил низкую тумбочку, на которой лежал клочок бумаги с остатками порошка и скрученные в трубочку новые десять рублей, взятые, по всей видимости, из банкомета.

  — Где твой сотовый, — спросил у Рудакова Станислав. — Звони своим, вызывай группу. А ты, жрица, — обратился он к проститутке, — как это сказать, черт побери! Нам нужна его сперма на анализ!

  — Да что я, дура что ли, голяком? — ответила она, равнодушно покидая клиента, — у него все в презервативе.

  Она быстро соскочила с кровати на пол и спросила у Салтыкова:

  — Мне-то что будет? Гоги обещал, что менты не должны нас трогать.

  Это прозвучало совершенно наивно и в противоречии с недавним контактом со старшим советником юстиции.

  

  А тот отошел от кайфа и пытался освободить руки.

  — Стерва развяжи! — крикнул он проститутке. Но, поняв, что от нее толка мало, перевел взгляд на коллегу по прокуратуре:

  — Ты понимаешь, что делаешь? Вообще, какого хрена ты сюда ввалился! Я в отпуске! Тебя же завтра же выгонят из прокуратуры, да и из города!

  — Это вас жена поцарапала?

  Шувалов мгновенно оценил подсказку:

  — Она, сука! Ты же слышал по телефону, как базлается! От такой хоть куда сбежишь!

  — Даже в придорожную полосу дач? — спросил Салтыков.

  В лице Шувалова произошли изменения:

  — Это ты о чем, сосунок? Ты что себе вбил в голову?

  — О Марго на инвалидной коляске, которую вы изнасиловали и убили!

  Шувалов было зашелся криком, но стал задыхаться и хрипеть.

  Затем неожиданно приступ прошел и он с тоской посмотрел на Салтыкова:

  — Ты кто?

  Затем, через долгую паузу:

  — Кто ты?

  Когда он был связан так, что руки у него находились на животе, почти в паху, его прислонили сидящим к спинке кровати. Где-то по городу мчалась машина с опер группой.

  — Ты позоришь прокуратуру! — тихо говорил Шувалов. — Да после этого Полянина снимут, а он ведь квартиру тебе выбил!

  — Допрос не я буду вести, — сказал Станислав. — Только после анализов. Но, как вы могли… Вам что, мало было этих?

  Он кивнул в сторону девиц. В приоткрытую дверь просунулись головы Розы и Вики. Они со страхом наблюдали, как двое клиентов связывали третьего.

  Послышался еще шум. Рудаков выхватил из подмышечной кобуры пистолет и передернул затвор. Проститутки с визгом бросились врассыпную.

  В комнату ворвался откуда-то появившийся сам Гоги Шенава. За ним двое рослых парней из охраны. Но Рудаков хладнокровно выстрелил в потолок. Все застыли.

  — Звонок сделан, господа, — сказал капитан милиции. — Не суетитесь. Нам нужен этот товарищ.

  Но слово «товарищ», с какой брезгливостью оно было произнесено, могло быть заменено другим, более соответствующим обстановке.

  — Своего замели…

  Сказал кто-то из охранников.

  — Нашли, где, — проворчал Гоги, но ретировался. Он обещал себе, что, если выберется из этой заварушки, то ни одного мусора привечать не будет.

  

  Самара 2003 г.

  

  

  

Добавить комментарий