И насытится саранча.
«И даже в мыслях не проклинай царя,
И в спальном покое не проклинай его,
Ибо птицы небесные перенесут твою речь,
И пернатые объявят дело».
Екклесиаст.
«По болоту двигалось стадо диких свиней,
они жевали корень аира…»
Хроника времен Георга XI.
ххх
Возникший из лесов, он — символ тех держав,
Вступающий конем в грудь стонущего храма,
Летит вперед, а я шагаю, крепко сжав,
В руке последний стяг последнего имама.
Усни пророк, усни. В тиши ночной горя,
Они мне говорят о празднике веселья,
Но знаю точно я: настанет час похмелья,
Нам не дожить с тобой до праздничного дня.
И этот символ, вставший из лесов,
Он переплавит нас и вычистит нам души,
Усни, пророк, усни, нам не сломить основ,
Мы все войдем во мрак, но поступь не нарушим.
3.10.1988 г.
ххх
В печальной стране, в одиночестве дней,
Орлы прилетали с поклажей своей.
Один пьяных девок принес на крыле,
Другой — кусок мяса, печеный в золе.
И с ними я ночь на пролет пировал,
А дев захмелевших в уста целовал.
И так говорили орлы мне тогда:
«Все то, что ты пишешь, наш друг, — ерунда!
Все это сейчас интересно, а там
Никто не поймет, что же виделось нам.
Все эти вожди опочили давно,
Их кости не тронь, им теперь все равно».
«Орлы, — отвечал я, — у нас, у людей,
Нет прошлых вождей и грядущих вождей,
Как нет прошлых бед и нет нынешних бед,
Пускай, я червяк, мне не нужен скелет.
Живых я хочу потрошить сволочей!..»
Девицы на ушко шептали: «Не пей…»
4.1.1989 г.
ххх
Ночами он пишет ей странные письма:
«Родная, над нами любви облака!
В Женеве — сирень, и я скоро приеду,
А ты не грусти, не печалься пока.
Подполье раскрыли, сплошные провалы.
Ах, как я устал в этой тяжкой борьбе.
Прости, но ты очень давно не писала,
А, впрочем, излишне, я еду к тебе».
Какое подполье? Какая Женева?
Кто он? Сумасшедший иль просто чудак?
И жизнь прожита, да и где эта дева,
Которую любит он преданно так?
Та дева давным-давно спит под Джамбулом,
На бедной могилке нет даже креста.
Слеза, что сбегает по старческим скулам,
Свинцом одиноких веков налита.
Ночами он пишет ей дивные сказки
О добрых правителях доброй страны.
Он пишет: «Закрой свои синие глазки
И слушай, как люди чудесно вольны…»
А тот, кто разбил их на две половины,
Стоит, головою касаясь луны,
И дождь ниспадает ему на седины,
Сбегая слезою по глади спины.
Ночами старик пишет письма любимой,
Она далеко, но она его ждет.
Он пишет: «Родная, я скоро приеду,
Я знаю, что солнце взойдет…»
3-6.12.1988 г.
ххх
Утро. Весна. Два окна.
Во дворе голосит детвора.
Лопнула жизни струна,
Много ж я выпил вчера.
«Мальчик, — ты скажешь, шутя,
Рот его сжатый упрямо, —
Скажи, кого любишь, дитя?»
«Родину, Сталина, маму!»
Утро. Весна. Два окна.
Клетка. Я пью постоянно.
Лопнула жизни струна.
«Родина, Сталин и мама…»
Что ты мне спать не даешь,
Маленький мальчик упрямый?
«Кто в этом мире хорош?»
«Родина, Сталин и мама!»
Мы читали стихи, мы плакали, горло зажав,
Наши руки чертили за знаками знак.
Страшно жить в грандиозной державе держав,
Из барака, кочуя в барак.
Страшно слышать не детские эти слова,
Слово — не слово — программа.
Мальчик спокоен, забрита его голова:
«Родина, Сталин и мама!»
21.12.1988 г.
ххх
Я видел падение града Ашшур,
Хоть были цари его — грозно — велики,
Я видел цветы на стебле повилики,
Я видел достаточно дурней и дур.
Да, видел я тех, кто орал им хвалу,
Царям из Ашшура, надменно — великим,
Я видел их тускло сиявшие лики,
Я видел, как капли ползли по стеклу.
Не странно ль, что я их не принял тогда,
До часа падения града Ашшура,
Моя изначально дешевая шкура —
На ней не осталось даже следа.
10.1.1989 г.
ххх
Сами брали, никому не дали,
Благосклонна к ним была судьба,
И любого смертного раба
На две половины рассекали
И укладывали в два гроба.
октябрь 1991 г.
Борьба с тираном.
Когда Иван пошел за пивом,
Была всеобщая метель,
И в голове бурливший хмель
Звучал в ушах речитативом.
Спеша сквозь снег, слепой, как крот,
Он видел женщины живот,
Потом, поближе подойдя,
Увидел в животе Вождя.
Топор, колун, кусок железа
Лучом возмездия сверкал.
«Убей ее! Вот антитеза.
Тирана раздроби оскал!»
Так думал он, глотая пиво.
Плыла метели панорама,
А женщина ушла красиво.
Прости его, Россия – мама.
2.5.2000-31.11.2000-21.6.2003 г.
Этюд в красных тонах.
Я родился в городе на берегу реки
С глубоким зеленым дном.
Я помню тепло чей-то нежной руки,
Все это кажется сном.
Я помню в детстве
Над мною всегда,
Как бычье сердце
Горела звезда.
Висела звезда,
Кувыркалась звезда,
Мои накоплялись года.
А цвет звезды был кроваво — ал,
Я горько плакал и плохо спал.
Мне говорили: «То — кровь Октября,
Ее проливали не зря!»
Я рос, я видел Октябрь, и лист
Кроваво — красный летал в октябре,
Но я был хитрый, маленький лис
И в кровь не верилось мне.
Потом я видел флаги, гербы,
Я слышал голос вождя.
Мирно, беззвучно, брели рабы,
Сквозь тихую поступь дождя.
Да. В этот красный верилось мне
В моей кровавой стране.
Ночью такие звезды горят,
Будто рванули заряд.
Шествуют важно за рядом ряд
Колонны убитых солдат.
И все это было не где-то там,
А было в нашем краю.
Красным флажком прикрывая срам,
Рисовали землю мою.
Теперь начинается новый век,
Наивные новых ласкают вождей.
Аз рек: потоки кровавых рек
Заменит, заменит ручей.
Но я смотрю, как сгорает заря,
Как загорается вновь,
Зная, вождь не заявится зря,
Звезды требуют кровь.
В этой странной стране,
Где так дороги мне
Каждый камень, каждая пядь,
Я сижу на очень высокой сосне —
Красным задом сверкающий тать.
10.9.1989 г.
ххх
И они полетели, как птицы:
Петь, порхать, голосить, веселиться.
И они поскакали, как звери,
В беспричинно — прекрасное веря.
И они поплыли, словно рыбы,
Прорезая пространство и глыбы.
И, как малые мошки, они вознеслись
В небывало — бескрайнюю высь.
18-19.11.1991 г.
