Sub speciae aeternitatis — c точки зрения Вечности…
Я инстинктом, ноздрями пса понял,
что из всех сюжетов в мире главные —
это война и женщина… И еще я понял,
что самым современным жанром
является биография.
Вот я так и шел по этому пути.
Мои книги – это моя биография.
Э. В. Лимонов.
«Сегодняшний читатель прежде всего не доверяет тому, что предлагает ему писательская фантазия. […] Повествование от первого лица […]обладает хотя бы видимостью пережитого, достоверностью, которая вызывает уважение читателя и умеряет его недоверие», — эти слова Натали Саррот о ситуации во французской литературе середины 20 века применимы и к современной России. По этой причине книжный рынок наводнен произведениями автобиографического и квазиавтобиографического характера. Ирина Денежкина, Илья Стогоff , Ник Лухминский, — как видно, в основном, молодежь пишет в этом жанре. Из представителей старших поколений: Венедикт Ерофеев, Эдуард Лимонов. Здесь нельзя не отметить, что эти два писателя начали создавать автобиографические произведения несколько десятилетий назад, а распространение данный жанр получил фактически только к началу 21 века. То есть, Ерофеев и Лимонов опередили время лет на тридцать.
Поговорим пока об Эдуарде Лимонове. Его упрекают в порнографии, фашизме и т.п. А между тем, рискну утверждать, что произведения данного автора прививают читателю литературный вкус и учат глубже понимать жизнь. Аргументы? Они в книгах Лимонова.
«У большинства людей бывает короткий и яркий период, во время которого они неотразимы, быстры, красивы, гениальны. После такой вспышки опустошенный человек живет еще долго, но скудно и серо, не распространяя никакого сияния».
Эти слова автор в первую очередь относит к своей бывшей жене Елене. Ее «короткий и яркий период», по мнению Лимонова, заключался в способности совершать экстраординарные поступки, выбивающиеся из ряда серых, ровных, одинаковых дней. Например, бросить богатого мужа, сытую жизнь и уйти к «бедному панку в белых джинсах и красной рубашке», потому что любовь, страсть такой небывалой силы, что перевешивает всё. Любовники (или влюбленные? Уместнее употребить английское слово lovers – оно включает оба понятия.) ловят губами снежинки и счастливы. Вот так трогательно.
Через много лет после разрыва он снова встречает её. И, в чем соль! Он сожалеет не о том, что они когда-то расстались, а о том, что она стала такой, какой он её видит, «дурно, не по возрасту одетой, говорящей глупости». То есть, «короткого и яркого периода» в помине нет, а его герой – любимая некогда женщина – стала «скудной и серой, не распространяя никакого сияния».
К числу сильных, даже можно сказать, великих поступков Елены Лимонов относит тот, когда она подарила очень дорогое кольцо его первой жене – бедной женщине, страдающей психической патологией. «Жест, достойный Настасьи Филипповны», — дает свою оценку Лимонов.
Именно поэтому в книгах Э.В. Лимонова читатель найдет духовную основу для понимания Достоевского. Лимонов предъявляет читателю конкретных современных людей, достойных быть героями Достоевского, и объясняет, почему они этого достойны. Лимонов учит увидеть в обычных, на первый взгляд, людях что-то оригинальное, может быть, великое. Это ли называется порнографией?
Фашист? Председатель Национал-большевистской Партии Эдуард Вениаминович Лимонов неоднократно подчеркивает, что не является расистом, а партия не разжигает межнациональные конфликты. Наглядным подтверждением слов вождя национал-большевиков стал темнокожий Айо Бенес, ливиец по происхождению, принятый в рижское отделение НБП. Но в следующей фразе Э.В. Лимонов сообщает, что многие нацболы были категорически против наличия представителя другой национальности в рядах партии. Сам Лимонов, действительно, не проявлял расовой нетерпимости. Правда, необходимо учитывать, что в партиях, бывает, расходятся настроения руководства и рядовых партийцев.
Мотивы своей политической и военной деятельности Эдуард Лимонов объясняет просто: «А мне страстно хотелось идти через мост к Кремлю над Москвой-рекой впереди колонны под нашими чудесными страстными кровавыми знаменами. А я до головокружения был счастлив лежать под обстрелом на горе Верещагина и чувствовать вкус дольки мандарина во рту, только что сорванного мандарина, который может оказаться последним в жизни. Именно так я всегда хотел жить: пестро, рискованно, ярко».
Да, жить ярко у него действительно получилось. Один термин «национал-большевизм» чего стоит! Для большевизма 1917 г. был характерен подчеркнутый интернационализм (вспомните, с каким энтузиазмом СССР оказывал экономическую, военную помощь странам Африки, Европы, Азии). Тогда был «интернационал-большевизм», а теперь вот «национал-большевизм». Интересная эклектика вышла.
Еще раньше, чем начать писать прозу, Эдуард Лимонов сочинял стихи. Поэт в нем жив и сейчас. «Москва-река ни к чему не побуждает, не навевает никакого настроения. Это странное кладбище мертвой воды посередине города, разлегшееся в неопрятных серых берегах. Как опасная ртуть». Эти строки из «Книги воды». Проза, но в то же время чистейшей воды поэзия. «Странное кладбище мертвой воды» — так не мог сказать человек, не обладающий мировоззрением поэта.
Оценка Лимоновым внешнего мира остра и не лишена юмора или иронии: «Если ВДНХ – это сон пьяного кондитера, то Музей современных искусств, Центр Помпиду в Париже […] – это сон пьяного слесаря. Обвитый без надобности трубами, он казался нелепым, когда его соорудили, но с годами приобрел патину времени, и к нему привыкли, как к Эйфелевой башне».
Помимо Лимонова-политика, Лимонова-писателя, Лимонова-поэта можно выделить еще одного Лимонова – художественного обозревателя. В своих книгах Эдуард Лимонов высказывает своё мнение о творчестве многих других известных деятелях мировой культуры. Например, он анализирует причины популярности Иосифа Бродского в США: «Отечественные – что битник Аллен Гинзберг, что какой-нибудь авангардист Джон Ашбери – они все были модернисты, свободно-стилевые шпагоглотатели, в то время как Бродский, даже в переводах, пахнет библиотекой, фолиантами, Вечностью. […] Именно в этом архаизме, во взгляде и мировоззрении 30–х годов еще одна причина успеха Бродского». Следует обращать внимание на мини-шедевры Лимонова – такие метафоры, как «свободно-стилевые шпагоглотатели».
Лимонов не просто ценит классику, а умеет её рассмотреть с точки зрения своей собственной жизни. Так, он пишет о своих ощущениях от стихотворения Блока «Девушка пела в церковном хоре»:
«Прожив 57 лет, я оцениваю это стихотворение Блока как очень страшное. Девушка пела о всех, ушедших в море, пела, что все вернутся, всё будет хорошо. Все верили. Но Блок заканчивает:
И только высоко, у царских врат,
Причастный тайнам, — плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Страшно. Никто. На самом деле не придет».
Эти слова: «Страшно», «Никто», «На самом деле не придет», — ключевые. Автор выбрасывает их по одному, потому что только так, читая их по одному, легче в полной мере осмыслить их значимость.
«Игорь Сергеевич Холин обладал черной сухостью Самюэля Беккета и Томаса Стернса Элиота. Его мир – выжженная опустошенная земля, — пишет Лимонов об одном из поэтов так называемой «лианозовской школы» и тут же сожалеет. — В Европе, во Франции поэт его масштаба был бы оценен. Они к своим талантам относятся бережно, любого второстепенного типчика подают в такой упаковке, что выглядит гением». Лимонов жил в нескольких государствах: он может с уверенностью осуждать и хвалить и «их», и «нас».
Стихи другого поэта той же «лианозовской» школы Кропивницкого Лимонов сам набирал на печатной машинке. Стихи эти представляли так называемую «барачную» поэзию – о жизни рабочих в бараке. А что эта жизнь собой представляла: тяжелая физическая работа, пьянство, драки, жестокость, необразованность рабочих. И в этом, как пишет Лимонов, Кропивницкий разглядел светлое. А Лимонов разглядел и оценил Кропивницкого: «Евгений Леонидович был такой светлый и положительный, что все ужасы быта не смогли его забить». В Лимонове очень ценна именно эта черта: в любой социальной среде увидеть оригинального человека, непохожего на остальных. Хотя сам Лимонов – безусловно, оригинальный человек. К тому же, когда один поэт собственноручно печатает стихи другого, — это признак уважения при отсутствии (!) зависти к собрату по литературе. Это качество в современном мире, увы, встречается нечасто.
А еще Лимонов в молодости переписал для себя трехтомник замечательнейшего русского футуриста Велимира Хлебникова. Ну это же чуть ли не подвижничество во имя поэзии.
В книгах Эдуарда Лимонова есть и другая составляющая, моменты, с которыми можно не согласиться, поспорить. Но… Всё восприятие субъективно: естественно, что в каждом человеке мы находим достоинства и недостатки. И, читая произведение какого-то писателя, надо уметь выделить то, что из этого нужно конкретно нам, а остальное – то, что не нравится, – не брать в голову. Главное, – найдя в творчестве писателя негативные (на свой взгляд) моменты, не отвергать сразу и навсегда, а попытаться понять этого человека, подумать, что он хотел донести до читателя. Например, в книгах того же Эдуарда Лимонова, да, много откровенных эротических, если не сказать, порнографических, сцен, ненормативной лексики, уклон в эзотерику (последние страницы сборника «Русское психо»). Но в этих же книгах и великие мысли, достойные причисления автора к классикам, и великие чувства, и оригинальный литературный стиль. Эти достоинства легко заметны при непредвзятом отношении.
Однажды В.В. Жириновский обронил фразу о том, что книги Лимонова невозможно читать. И вот какой-то период времени назад на стеллажах книжных супермаркетов появляется брошюра «Азбука секса» под авторством самого Жириновского и некоего Юровицкого. У Лимонова в книге «Русское психо» есть эссе о «диких девочках». В нём Эдуард Вениаминович говорит, что основная социальная роль современной женщины – продавать свои сексуальные услуги подороже, а это неправильно. Лимонов пишет, что выбор женщины должен определяться её свободой, а не стремлением удачно пристроиться, отхватив себе мужа с коттеджем, машиной и пачками денег. Владимир же Вольфович, наводящий критику на творчество Лимонова, пишет в «Азбуке секса», что девушка должна продавать свою девственность, как можно дороже, — фактически, на ней спекулировать. Исходя из этого, кто аморален?
Всё равно, в конечном итоге это определит пресловутая Aeternitas.