Мой дядя Ваня

Он был самым ярким воспоминанием из моего детства. Вернее сказать не сам он, а его фотография, которая, сколько я себя помнила, висела на стене над кроватью дедушки и бабушки в маленькой комнатке старой коммунальной квартиры Москвы. Тогда, мне, маленькой девочке, он казался самым красивым человеком из всех знакомых лиц мужского пола.
Мой дядя Ваня … Открытое лицо с едва приметной улыбкой, прямой нос, слегка миндалевидный разрез глаз, чуть припухлые губы. А брови!.. Таких, у нас в роду ни у кого не было. Сросшиеся в переносице, густые вразлет, брови были настоящим украшением родного лица и предавали ему мужественность и очарование.
Война…Это слово вошло в мою жизнь вместе с именем и образом дяди Вани и было страшно и безысходно, как любое горе. Дядя Ваня пропал без вести на Великой Отечественной войне за двенадцать лет до моего рождения.
Бабушка часто плакала, и тяжко вздыхала, когда, стоя на коленях, молилась богу , перед этим останавливая свой взгляд, исполненный тоски, на фотографии сына. Мое детское сердце не могло оставаться равнодушным: я становилась рядом с бабушкой и, как она, молилась и просила боженьку вернуть нам дядю Ваню.
Шли годы…Иногда мне казалось, что дядя Ваня где-то совсем близко, только по каким-то, достаточно веским причинам не может вернуться домой. Я, оправдывая его отсутствие в своей жизни, придумывала всякие истории о том, как он, став калекой, инвалидом, скрывается от родных, не желая обременять всех своим жалким существованием, или представляла себе, что мой дядя Ваня после великой победы стал разведчиком и живет где-нибудь за границей. Все свои сознательные годы я не могла мириться с безвозвратностью потери. Много позже, став уже совсем взрослой и волею судьбы побывав в зарубежье: ГДР, ФРГ и США, я всякий раз надеялась его встретить. Как бы я узнала его? Не знаю, ведь прошло много времени и дядя Ваня, конечно, из-менился. Только я почему-то была уверена, что непременно узнаю его. А тогда … продолжала ждать его, ждать его возвращения вместе с бабушкой, потом уже без нее…Летом 1972 года бабушка Таня умерла, так и не дождав-шись своего ненаглядного.
Все советские киноленты и книги о Великой Отечественной войне незримо несли в себе образ дяди Вани. Он был героем. Мне хотелось быть похожим на него. Но что я о нем знала? Моя информация о нем как о родственнике была очень скупа. Иван Сергеевич Гусев родился в 1916 году ( никто из родственников теперь уже не помнит ни числа, ни месяца рождения, а метрик не сохранилось) в деревне Аксеново Рязанской области Рыбновского района, в семье был старшим сыном, кроме него у родителей было шестеро детей. В 30-ые годы Иван переехал жить в Москву, где в это время уже работал его отец, закончил вечернее отделение техникума по специальности столяр-краснодеревщик, до войны женился, за год до начала войны родилась дочь. С 1940 года проходил срочную службу в армии на Дальнем востоке в десантной части. В 1941 году пришло сообщение о том, что Гусев Иван Сергеевич без вести пропал при выполнении боевого задания.
Все послевоенные поиски по запросам не увенчались успехом, так и остался Иван Сергеевич числиться в списках без вести пропавших. Вот, пожалуй, и все, что я знала о своем любимом дяде Ване. Я говорю: “Любимом” – не случайно. Эта любовь в лучших родственных чувствах передалась мне от моей дорогой бабушки Тани, которую я также и поныне продолжаю любить всем сердцем, сохраняя о ней добрую и светлую память. Мои первые наивные детские стихи родились и написались на острие боли сострадания и любви к этим двум родным душам:
“ И если не в когтях ты смерти черной,
Среди живых находишься людей,
А умер, то восстань из мертвых,
Вернись же к бедной матери своей
Ведь у нее глаза от слез пустыми стали,
Запорошило сединой виски…
Неужто даже в самой дальней дали
Не слышишь материнской ты тоски?”
Вера в чудо! Ты спасала меня не раз, ты всегда жила во мне подсознательно как чудодейственный элексир, доставшийся в наследство от каких-то далеких предков. И вот, однажды…
“Кошурко Степан Савельевич”? — представился полненький бодрячок, моложавый мужчина, небольшого роста, всем своим видом и улыбкой, излучающий неистощимый оптимизм. Извинился за “неожиданное вторжение”. Я никого не ждала, но была не очень занята, кроме того, гость говорил без умолку и наш разговор завязался. Степан Савельевич достал из объёмного портфеля альбом и журналы и рассказал о том, что является президентом клуба “Поиск”, занимающимся розыском без вести пропавших воинов Вели-кой Отечественной. Тема была интересной, На какое-то время мне показа-лось, что нет ничего случайного в этом мире. Вот она — судьба, сама прислала мне знаменитого Кошурко Степана Савельевича и я, подумав о том, что это шанс, взяла координаты нового знакомого и собрав материалы, какие только смогла, отослала письмо в организацию “Подвиг”. Это была последняя надежда найти дядю Ваню. В течение четырёх лет я периодически звонила Степану Савельевичу. Он рассказывал о своих находках, извинялся и обнадёжи-вал. Я понимала, что прошло слишком много времени, и надежды на положительный исход таяли с каждым днём. За это время в моей судьбе произошли большие перемены, заставив меня на время выкинуть из памяти историю поиска, но вдруг в квартире раздался звонок. Это было как “гром среди ясного неба”: звонил Степан Савельевич. Он сообщил, что поиски увенчались успехом: найдено захоронение Гусева Ивана Сергеевича. Сказать, что я обрадовалась этому внезапному известию, значит не сказать ничего. Я задохнулась от счастья, нахлынувших бурным потоком слёз радости и торжества прекрасного момента обретения родной души. Одной рукой, размазы-вая по лицу и вытирая слёзы, другой – я старалась наспех записать информацию о боевом пути дяди Вани, о месте его захоронения в братской могиле… Эмоции переполняли меня, я, то дело, переспрашивала Степана Савельевича, чтобы не ошибиться в записях, однако, меня слегка насторожил тот факт, что Степан Савельевич местом рождения дяди Вани назвал какую-то другую деревню. Вероятно, тоже волнуется, ошибся – решила я.
Моя душа пела. Она хотела поделиться вновь обретённым счастьем со всем миром. Я тут же купила справочник автомобильных дорог, нашла по карте село Ильинка на Карельском перешейке, то самое место, где был дан последний бой и геройски погиб мой дядя Ваня. Я мысленно была уже там, рядом с ним. Что я скажу ему там, на его могиле: »Здравствуй! Ну, вот я, наконец — то, нашла тебя, родной. Я всегда помнила о тебе. Спасибо тебе за то, что ты всегда незримо был в моей жизни и помогал сохранять свет в моей душе». Больше мне нечего было сказать.
Степан Савельевич стал часто звонить, иногда по нескольку раз в день. Из нашего разговора Кошурко выяснил, что я работаю в весьма солидной организации, непосредственно относящейся к деятельности Правительства Москвы. Он оперативно созвонился с нашей администрацией, сообщив о таком торжественном и неординарном случае, как находка без вести пропавшего героя, а мне радостно заявил о том, что подключит к этому событию корреспондентов и телевидение, ведь этот год – юбилейный: 60-летие победы в Великой Отечественной войне над фашистской Германией. Оставалось ждать.
Мысленно, я уже представляла будущее «во всех красках дня». Долгожданный праздник души и сердца.
Одна мысль не давала мне покоя: почему Кошурко неправильно называет место рождения дяди Вани? Мне было неловко, но я опять задала этот вопрос. Кошурко занервничал и попытался сбить меня с толку, сказав, что названное мной и им – один и тот же населённый пункт и даже упрекнул меня в некомпетентности. Тогда на помощь мне пришёл Интернет. Я пересмотрела все возможные материалы о Рязанской области, начиная от правления Петра первого. У меня уже не было сомнений и я, позвонив сама Степану Савельевичу, высказала всё, что я думаю по этому вопросу. Кошурко начал говорить на повышенном тоне и бросил трубку. Больше звонков не было. Я сделала всё, что смогла. Я не хочу быть статисткой на празднике лжи и лицемерия. Слишком дорога для меня память о тебе, дядя Ваня, чтобы я смогла променять её на свет искусственных софитов и бездушных аплодисментов. Прости меня, дорогой мой дядя Ваня за то, что не смогла найти тебя на земле, не узнала, в какой могиле покоится твой прах. Прости тех, кто в погоне за славой, созданной твоим великим подвигом, потерял слово офицерской чести. Прости, как прощаю я.
И это стихотворение из далёкого детства – тебе, я его сохранила, как мою любовь и вечную память:
…Ты друг, хоть не дружили мы.
Ты друг, хотя и старше на полвека.
С тобой небытием разделены,
Но там лишь половина человека.
Вторая часть всегда живёт во мне
И, если ты почти забыт другими,
Желаю всем напомнить о тебе
Поступками, успехами своими.
Хочу я, так как ты, в родном краю,
Без капли страха или сожаленья,
Отдать за счастье жизни — жизнь свою
У маленького русского селенья,
И не карьерою закончить путь,
А перед памятью не виноватой,
Не думая о славе ни на чуть,
Жить в памяти другой – солдатом…