Ссора

В малогабаритной квартире с кривыми, обшарпанными стенами лязгнул замок входной двери. Анастасия Павловна, услышав возню в прихожей, поморщилась и с силой ударила ножом по моркови, так что зеленая головка отлетела на пол, а висящая рядом в воздухе курва-стерва, встрепенувшись, что-то зашептала на ухо хозяйке. Вспомнился вечер накануне, похожий как две капли воды на все вечера последних лет, храпящий в кресле муж с запрокинутой головой и вечная газета на коленях. Курва-стерва увеличила изображение, чтобы Анастасия Павловна лучше разглядела волосатые обрубки с грязными ногтями, отдаленно похожие на пальцы, и белое пузо с глубокой дырой посредине. «Жжжирная сссвинья», — зашипела тварь за спиной, напомнив подопечной недавнюю, робкую попытку мужа заняться любовью, его сдавленное «Настенька», тяжесть его рук на груди и внизу живота, отчего женщину тут же, как и тогда, затошнило. Душный запах обжаренного лука сдавил горло, Анастасия Павловна бросила нож и, распахнув форточку, ухватилась за подоконник — мимо, по мертвой улице проползал ярко освященный изнутри трамвай с висящими на трубах пассажирами, тяжелое небо опустилось на крыши домов и выдавило в лицо холодный сырой воздух, которого едва хватило на пару вздохов.
Вместе с Иваном Петровичем, а точнее, верхом на нем, в квартиру влетело прозрачное шарообразное существо с болтающимися ручками и ножками, губищи его непрерывно двигались, будто жевали мочку уха, рожей оно весьма смахивало на своего спутника, крыльев за спиной не было. Иван Петрович сбросил, не развязывая шнурков, ботинки и с трудом наклонился через свой, туго набитый потрохами живот к обувной полке в надежде найти шлепанцы. В мозгу замелькали летающие тапки, в разное время запущенные в него женой из различных мест и позиций: из положения стоя, сидя, лежа и даже в наклоне между ног — последний бросок стал причиной замены двух оконных стекол в спальне. Упражняясь на муже в прицельном метании обуви, Анастасия Павловна, казалось, готовилась стать тайным агентом, поскольку так искусно прятала ненавистные шлепанцы, что Иван Петрович никогда не мог их найти. «Курррва-стерррва», — прорычал газообразный боров в ухо подопечному и напомнил ему недавнюю и тщетную его попытку исполнить супружеский долг, безосновательные обвинения в импотенции, демонстративный зад отвернувшейся к стене Анастасии Павловны и обидный, хотя и ненамеренный, удар локтем прямо по носу, когда, казалось бы, дело пошло.
Выпрямившись, Иван Петрович открыл, было, рот, чтобы потребовать свои шлепанцы, но, помедлив, махнул рукой в сторону кухни и тихо проследовал в тесный туалет с холодным кафельным полом — самое безопасное в здешних краях убежище. Затем он прошел в большую, неубранную комнату, в углу стояло любимое его кресло, на котором он ел, читал и дремал. Единственным недостатком кресла было его расположение — как ни вертись, перед глазами все время маячила кухня с женой. Иван Петрович пытался несколько раз перетащить его вправо, ближе к окну, но тщетно — жена неизменно все ставила на положенное ему место, в угол.
«Хочу есть, а эта змея еще ничего не приготовила», — донес на хозяйку боров и примостился с левого боку Ивана Петровича, потому что правым боком тот улегся на кресло, лицом к стене.
«И даже не поздоровался, боров. Не буду кормить, пока не поздоровается», — ответила тут же курва-стерва Анастасии Павловне на ухо, на что та уперлась локтями и грудями в подоконник, выпятив в сторону мужа мощные ягодичины.
«Стерва», — боров так весело рявкнул в ухо Ивану Петровичу, что тот, дернувшись, развернулся в сторону кухни.
«Жирная свинья», — парировала курва-стерва, живо обратившись к врагу тем местом, которое больше всего напоминало лицо, радужный пузырь ее тела угрожающе заколыхался, но не лопнул.
Когда Иван Петрович увидел жену, состоящую из одного здорового зада и затылка, белая вспышка из прошлого осветила мерцающие глубины его сознания, из темноты проявился вот такой же подоконник, и вот такой же женский силуэт без туловища. «Дежа вю», — прокомментировал боров и дорисовал все остальное. Женитьба. Чужой дом. Два надзирателя в юбках. Две змеи впились в хилое сердце жертвы. Да, одна сидит рядом, другая легла животом на подоконник, выпятив назад мощные ягодичины. Теща. Но то была теща. И вот теперь жена. Иван Петрович зажмурился на мгновенье и снова посмотрел на Анастасию Павловну. Дежа вю — время незаметно превратило дочку в ее маму, Аллу Рудольфовну. Все повторяется, и никуда не сбежишь.
Стало холодно на душе и зябко ногам. Дно желудка провалилось в кишечник, сахар упал в крови до абсолютного нуля. «Все-таки надо потребовать свое», — подумал-таки сам Иван Петрович.
— Куда ты, стерва, спрятала мои шлепанцы? — вдруг взвизгнул боров.
— Я опять не могу найти свои шлепанцы, — смягчил ослабевший от голода Иван Петрович.
— В гробу я видала тебя и твои шлепанцы, — вскинулась курва-стерва.
— Сам ищи свои шлепанцы, — вяло отозвалась, не оборачиваясь, Анастасия Павловна.
— Я эти шлепанцы найду и засуну их тебе в твой толстый…! — подпрыгнул до потолка боров.
— Ты все время их куда-то убираешь, а у меня насморк уже целый месяц не проходит, — осторожно упрекнул жену Иван Петрович.
— Сдохни ты со своими соплями и шлепанцами! — курва-стерва взвилась вверх и очутилась вплотную перед боровом.
— Отстань от меня. Ты каждый день приходишь с работы, и каждый день спрашиваешь меня про шлепанцы, а сам их все время суешь, куда попало, — Анастасия Павловна, наконец, оторвалась от подоконника и вернулась к ножу и овощам.
— Задушу гадину! — боров с воем упал на курву-стерву.
— Удавлю свинью! — курва-стерва впрыгнула в борова, и оба закрутились ревущим вихрем посреди комнаты. Воздух вокруг загустел и перестал пропускать свет и звуки, так что Иван Петрович заморгал от внезапной слепоты и начал тереть глаза.
А в это время, где-то на другом конце света, на краю пропахшей старостью постели сидела Алла Рудольфовна в одной сорочке и носках. В руках она держала маленький, замусоленный молитвослов и пыталась его читать. Сидевшая на левом плече прозрачная тварь зевала, зевала и теща. Слова молитвы то расползались в стороны, то слипались вместе, так что стоявший рядом юноша в белом морщился и скучал. Но вдруг все изменилось. Когда Алла Рудольфовна дошла до молитвы о детях, сердце ее колыхнулось, душа задышала, а зевающая тварь свалилась с плеча. «Господи Иисусе Христе, буди милость Твоя на доченьке моей Настеньке, сохрани ее…», — старуха перекрестила стену, как будто за ней стояла ее дочь. И тут же — одежды юноши заблистали, он довольно улыбнулся и, взмахнув крыльями, исчез… и появился на другом конце света, в квартире Настеньки прямо перед боровом и курвой-стервой. Прекратив потасовку, твари с ненавистью уставились на непрошенного гостя. Ангел поднял руки, комната озарилась золотым светом, и два мыльных пузыря лопнули без брызг.
…Когда к Ивану Петровичу вернулось зрение, первое, что он увидел, была жена с ножом в руке, стоявшая прямо перед ним.
— Что это было? Настя, я есть хочу, — промямлил Иван Петрович, с опаской разглядывая сверкающее лезвие.
— Подожди немного, минут через двадцать все будет готово, — улыбнулась Анастасия Павловна и, медленно повернувшись, удалилась.