Печаль


Печаль

-Г-н Гальярди, расскажите нам одну из своих историй, поднимите нам настроение!
-Да, ведь у вас в запасе всегда есть дюжина веселых историй!
-О нет, нет, кажется, именно сегодня историй не будет!
-Ну пожалуйста, г-н Гальярди!
-Ну тогда она будет не иначе как грустной!
-Ну расскажите нам хоть что-нибудь!
-Хорошо, я расскажу вам про человека, который однажды произвел на меня сильное впечатление! Он даже не был никогда моим другом. Он был моим знакомым и то, только потому, что однажды я просто был вынужден столкнуться с ним по вопросу, связанному с моими дальними родственниками, которые в сущности не имеют никакого отношения к рассказу. Я был еще очень молод, тогда мне только исполнилось девятнадцать…
Так вот, этот человек был очень немногословен. Но надо сказать, что это только в том случае если собеседник совсем не интересовал его. Мне, например, говорили, что он был прекрасным рассказчиком и мог без конца болтать и рассказывать невероятные захватывающие истории, хотя мне, признаться честно, тогда трудно было в это поверить. У него были две сестры, которые постоянно его приглашали к себе, там-то я и узнал его.
Мне рассказали, что когда-то в молодости он был женат, но жена его скончалась и с тех пор он живет холостяком в маленьком домике на краю города. А еще всю жизнь он плавал в море и странствовал и очень редко виделся с родственниками. И когда он приезжал, то почти ничего о своей жизни не рассказывал и потому никто о нем почти ничего не знает. Это был и вправду очень занятный человек, и хотя он всегда молчал, не заметить его было невозможно, что-то в нем привлекало внимание. Он всегда ходил с отсутствующим взглядом, витая где-то далеко в своих мыслях и когда кто-то его о чем-то спрашивал, он говорил : «Ммм нет, не думаю, хотя постойте, о чём вы спросили?». И когда вопрос был повторен, он очень долго думал над ним, не зависимо от того знал ответ или нет. В то время, когда мы с ним познакомились, ему было около шестидесяти лет. Он выглядел очень худым и изможденным, и объяснял это скукой, прочно поселившейся в его жизни. Иногда он мог просидеть весь вечер на одном месте, уставившись в одну точку и не замечая никого. Однажды, как раз на одном из таких вечеров, я подошел к нему и спросил:
-Неужели вас совсем не занимает здешнее общество, люди и разговоры?
Он встрепенулся, как будто очнувшись ото сна, и взглянул на меня устало и без интереса.
-Ммм, я не…, простите, что вы спросили?
-Я спросил, почему в такой веселый вечер вы сидите тут один, ни с кем не разговариваете, не общаетесь?
-Вспоминаю — вяло протянул он.
-Вы о чем-то забыли?
-Нет.
-Тогда вспоминаете что?
-События.
-Какие-то определенные?
-Нет.
-Может, расскажете мне об одном из них.
Он подумал, помолчал довольно долго, а потом поднялся, взял свою шляпу и сказал, тщательно подбирая каждое слово:
-Любому рассказу нужен подходящий момент или причина, а сейчас простите мне надо идти.
Тогда мне показалось, что он считает меня слишком молодым и глупым, и совсем не уважает меня. Я на него, даже помню, немного обиделся и больше старался не заводить разговоров о чем бы то ни было, и избегать его общества. А когда я входил в помещение и видел там его, то старался делать вид, что я так спешу или занят, что совсем не замечаю его. Хотя на самом деле это он совсем не замечал меня, и по правде говоря, мне кажется вообще никого.
Но один раз мне пришлось столкнуться с ним поближе. Я и мой приятель, который приходился ему родным племянником, должны были как-то забрать кое-какие бумаги. И, заранее договорившись о встрече, пришли к нему субботним вечером домой.
Неожиданно для меня он встретил нас очень приветливо и тепло. Сразу пригласил войти и начал готовить чай, а пока он был занят, мы с его племянником прошли в его кабинет. Обстановка комнат тогда я помню очень удивила меня, она была не менее странной чем сам обладатель этого дома. Все стены не только в кабинете и на кухне, но даже в коридоре были увешаны разными вырезками из газет на различных языках, картинками, пожелтевшими фотографиями плохого качества, какими-то предметами, различными способами прикрепленными к стенам, подвешенные веревочками или прибитые гвоздями, обрезками материала самых пестрых цветов, порванными нотными листками, высушенными растениями и цветами и еще многим другим. Всего этого было так много, что от пола до потолка едва ли можно было найти хоть кусочек обоев. Но все это не создавало хаоса, напротив создавало уют и ощущение, будто ты попал в сказку. На полках и столиках стояли вазы с сухими цветами, словно мел белые и твердые кораллы, корабли в бутылках и заспиртованные змеи.
-Еще дядя увлекается рисованием — сообщил мне мой приятель, видя моё восхищение обстановкой, и yказал на несколько картин небрежно сложенных на полу. Я присел на корточки и начал рассматривать их одну за другой. Все они были просто великолепны.
-Господи, да это шедевры! — воскликнул я.
-Да…- безучастливо протянул мой друг, — только дядя так не думает. Однажды он сжег около десятка своих картин, потому что их класть было некуда, и они ему мешали.
-Почему же он не отдал их вам или не подарил кому-нибудь?
-Не знаю…
Я посмотрел на картину, стоящую на мольберте. Она была еще не закончена, но понравилась мне больше всех. На ней была изображена очень красивая молодая азиатка, одетая в дорогие и богатые восточные одежды. Её густые черные волосы, мягко струящиеся по плечам, были убраны дорогими камнями и золотыми нитями, черные сверкающие глаза, огромные и бездонные, были полны глубокой печали, в них, казалось, блестели слёзы, настолько сильно был схвачен художником момент и настроение. Из под полупрозрачных рукавов одежды девушки были видны тонкие изящные руки, а в сцепленных кистях, как будто символ её страданий, она держала выцветшую и высохшую сухую черную розу. Картина была написана маслом в темных и пёстрых, как сама Азия, тонах, и при одном взгляде на неё на душе становилось очень тяжело. Казалось, что не только на картине, но и в самой жизни свершилось что-то настолько ужасное и непоправимое, что выхода из этой ситуации нет и нельзя ничего изменить. На мгновение я настолько был очарован и заворожен изображением, что даже не заметил, как сам художник вошел в кабинет, и, присоединившись к нам, так же молча стал разглядывать её будто видел в первые. Я очнулся только когда услышал сонный голос моего приятеля:
-Как будет называться ваша новая картина, дядя?
-«Печаль» — ответил он.
-Да, подходит в самый раз.
Я почему-то онемел и не мог сказать ни слова. Но видимо восхищение моё не трудно было прочитать по глазам, потому что когда художник посмотрел на меня, было видно, что он понял это.
Он улыбнулся:
-Да, я решил написать эту картину, потому что мне вспомнилось одно событие, — говорил он очень медленно и отчетливо, описывая в воздухе круги своими сухими и худощавыми руками.
Мы уселись за стол, и он стал разливать в изящные фарфоровые чашки чай. Сегодня он был непривычно открыт, в его глазах не было как всегда тумана и задумчивости, он даже не переспрашивал вопросы, которые мы задавали, и, казалось, он даже был заинтересован беседой с нами.
-Это событие из вашей жизни? Вы лично были знакомы с этой девушкой? — спросил я.
-О нет, нет, что вы… Как видите, эта девушка очень знатна и жила она еще задолго до того, как родилась моя мать…
-Но всё же вы сказали о каком-то событии.
Его глаза на мгновение опять застлал туман, но это длилось недолго. Он повернулся и пристально посмотрел мне в глаза. Несмотря на возраст, они были глубокими и ясными, и в них было столько силы, выдержки и спокойствия, что я невольно почувствовал себя несоизмеримо ничтожным рядом с ним.
-Да, я не был непосредственно участником или даже свидетелем этого события, но я пережил его, как и многие другие события, по рассказам других, и оно запало мне в душу так глубоко и сохранилось в моей памяти настолько сильно, что мне кажется, будто это случилось со мной.
Невозможно описать, насколько мне стало интересно, и насколько сильно вышло из под контроля моё любопытство. Мне очень хотелось попросить, потребовать его рассказать, но, помня тот случай на вечере, я промолчал.
А он, казалось, и не думал рассказывать. Мы молча попивали чай с сухофруктами и кофейным печеньем, каждый думал о своём, и я уже отказался от мысли услышать рассказ, как вдруг он как всегда медленно и четко выговаривая каждое слово начал рассказывать:

— Как я и говорил, это случилось очень давно. В одной из тех стран, где женщины были лишены возможности даже думать о том, что у них есть своя воля и право реализовывать её согласно своим желаниям. И это касалось не только простых женщин из низших кругов, но также и знатных, очень богатых особ, и даже императриц. Девушка, изображенная на картине, была одной из тех избранных людей, кому просто суждено было быть счастливыми до конца своих дней, и иначе быть не могло.
Она с самого первого дня была окружена великолепной роскошью, богатством и раболепием дома своего отца, её безгранично баловали, делая каждую минуту её жизни сладкой, как мёд, яркой, как блеск самого чистого золота, легкой и светлой, как луч утреннего солнца. Любое желание её исполнялось незамедлительно, как по волшебству любой её каприз или выдумка становились явью. И единственным предназначением её существования было жить и, подобно нежному красивому цветку, радовать глаз любого, кому будет дозволено её увидеть. Девушка выросла ослепительной красавицей. Ни в красоте ее, ни в мыслях не было ни единого изъяна. Она была средоточием света, любви и добра. И отец любил её и верил в её незыблемое совершенство настолько сильно, что позволил ей жить и распоряжаться его владениями, как она захочет. Когда она только родилась, отец разбил вокруг небольшого грота с каменистыми пещерами, который находился недалеко от дворца, прекрасный сад с ветвистыми деревьями, мраморными фонтанами полными разноцветных рыб, колоннами, с которых спускались ветвящиеся лозы сладчайшего винограда, площадками, с клумбами полными цветов самых немыслимых форм и полянами, по которым гордо вышагивали белые и цветные павлины. Создав этот маленький рай, он преподнес его в подарок на свадьбу своей дочери. И это стало поистине достойной оправой для такого дорогого камня.
Её муж, еще более знатный и богатый человек, чем её отец, окружал свою жену не меньшим блеском, заботой и защитой. Но сам он был очень жестоким человеком, ревнивым и мстительным, хотя никогда не давал себе воли при жене и сдерживал себя во всём. Так что жизнь девушки по-прежнему оставалась такой же сладкой, яркой и беззаботной. Она была по-прежнему счастлива и вольна во всем, как и в доме своего отца.
Но вот однажды, когда мужа её не было дома, она решила, как это делала часто, отправиться в чудесный грот, подаренный ей отцом. И с самого утра всё было собрано и организовано к её поездке. Ей осталось только сесть в повозку и наблюдать через маленькое окошко за меняющимся вокруг пейзажем. И все было как всегда, всё было просто чудесно, день был светлый, и светло было на душе. Повозка медленно продолжала свой путь. И вот когда они ехали мимо рощицы по грязной широкой дороге размытой недавно прошедшим дождем, им встретилась по пути череда повозок, на одной из которых стояла высокая прогнившая клетка, в которой сидели трое детей лет пяти. Они были грязны и худы, одежда на них была изодрана в лохмотья, руки и ноги связаны тугими веревками, из под которых медленно сочилась кровь, которая, перемешиваясь с пылью и грязью налипшими на смуглую кожу детей, стекала серыми каплями на дно клетки. Но самое ужасающее было то, что дети были неописуемо уродливы. Их лица и тела были лишены гармонии и пропорциональности, при одном взгляде на них все в душе переворачивалась. Глаза их были тусклыми, равнодушными и холодными. Этих существ вообще сложно было назвать людьми…
-Стойте! Остановите повозки! — раздался звонкий и мелодичный, чистый, как горный родник, голос девушки.
Её приказание мгновенно было исполнено. Она поспешно выбралась наружу, и к ней тут же подскочили несколько слуг. Один, из которых был постарше, главный, обратился к ней:
-Что случилось, госпожа? Немыслимо вам показываться этим людям! Скорее садитесь, и мы продолжим наш путь!
-Кто это? — спросила девушка, указывая на детей в клетке, у выскочивших из повозок людей, которые так были поражены красотой и знатностью девушки, что не смели глаз на неё поднять.
-Это уродцы, госпожа, мы везем их на городской рынок.
-Для чего?
-Показывать людям за деньги.
Нависло непродолжительное молчание, девушка разглядывала детей.
-Разве они уродливы? — удивленно и наивно спросила она у своего слуги.
Он не нашелся что ответить.
-Я забираю их с собой, — сказала она, и зная что её приказание будет тут же исполнено, направилась к повозке.
-Но это невозможно, мы получаем за них деньги.
-Деньги? — сверкая глазами, просто спросила она.
-Да, это как золото на ваших руках, — не поднимая глаз, сказал владелец детей.
Девушка сняла со своих тонких изящных запястий три браслета и протянула их ему.
-Я вам дам это, по одному за каждого.
-Но это невозможно, госпожа, господин не позволит, он накажет… — зашептал её слуга.
-Накажет?… В таком случае ему никто ничего не скажет!- и с этими словами, она скрылась массивными покрывалами из дорогой парчи.
Девушку и детей доставили в грот. Слуги отмыли уродцев, переодели, накормили и привели к госпоже, которая, оставаясь по-прежнему счастливой и беззаботной, спокойно лакомилась виноградом. Она познакомилась с детьми, поговорила с ними и уехала во дворец, оставив их жить в гроте, не уступающим по красоте и богатству великолепию дворца. Когда господин вернулся, он спросил у слуги, о том, как прошла поездка, все ли хорошо и счастлива ли госпожа, на что слуга , поклонившись ответил:
-Госпожа счастлива. Все хорошо, сегодня и как всегда.
С тех пор девушка стала часто навещать детей и по-настоящему подружилась с ними. Они играли вместе, разговаривали, смеялись, и она заботилась о них, как о своих детях и нашла в них по-настоящему близких для себя людей. Но слуги, видя их, отворачивались, старались не общаться с ними. Казалось, только госпожа не замечает ужасающего уродства детей. И эта тайна продолжала скрываться, и слуга продолжал говорить, что все замечательно, что госпожа счастлива, и все хорошо, как всегда.
Но однажды с вестью от господина в грот прибыл слуга из дворца. И увидев уродцев, сделал вид, что ничего не заметил странного, а, прибыв во дворец, обо всем доложил господину.
Все было замечательно, как всегда, и госпожа была счастлива. Они сидели с детьми у фонтана и, наблюдали за рыбками, плававшими по дну. Как вдруг, под каменистые своды грота вбежали десятки солдат, и строго вытянувшись, выстроились ровными рядами. За ними вышел господин, глаза которого горели яростью. Презрительно сощурившись, он оглядел обстановку. Все его существо выражало злость и отвращение. Он бросил взгляд на жену и скомандовал:
-Казнить детей!
В одно мгновение, не взирая на крики и рыдания госпожи, двое солдат оттащили её к каменистой стене грота, несколько других, на её глазах растерзали детей. Госпожа без сил упала на руки солдат, но по приказанию, её быстро привели в чувства.
-Казнить слуг! — громко приказал господин.
Когда пришел черед старого слуги, господин подошел к нему и сказал:
-Госпожа счастлива. Все хорошо, сегодня и как всегда, не так ли?
После этого грот и сад были сожжены, а госпожа доставлена во дворец.

-Даа, вот это сказка…- протянул мой приятель и съел еще одно печенье.
-Может сказка, а может, и нет, — ответил ему его художник.
-А что было с этой девушкой потом? — спросил я.
-А вы как думаете?
-Вряд ли она стала жить дальше…
-Нет, ошибаетесь, она жила еще долго, родила детей, вырастила их и была хорошей женой.
Он посмотрел на картину и добавил:
-Просто она никогда больше не была счастлива. В её душе поселилась печаль!
-Ладно, дядя, спасибо, нам пора идти.
Он проводил нас до двери и больше я его не видел.
Когда мы вышли на улицу, мой приятель сказал, что его дядя постоянно рассказывает истории еще интереснее, чем эта, и что, наверное, это всё из-за того, что много плавал и немного сошел с ума.
Через много лет, когда я стал собирать свои собственные коллекции картин, мне очень захотелось иметь среди них эту — «Печаль». Тогда я вернулся в этот город и нашел дом художника. Мой старый приятель сказал, что он давно умер. Я попросил продать мне ту самую картину. Мой друг порылся среди всех творений, все также небрежно валявшихся на полу.
-В какой-то момент, я испугался мысли, что художник однажды сжег эту картину. Но мой друг нашел её и просто подарил мне.
Когда я бережно взял её, то вся эта история, однажды рассказанная мне, невольно живо и ярко всплыла перед моими глазами. Сквозь толстый слой пыли на меня взирали сверкающие глаза азиатки, огромные и бездонные, полные глубокой печали, и когда я смотрел на неё , мне казалось, что с них вот-вот скатится слеза.

0 комментариев

  1. vita_osinova

    Рассказ очень понравился, но хотелось бы больше узнать о тайне самого художника, почему семья его так небрежно относилась к его творчеству и жизни. И очень здорово вы продолжили тему г-на Гальярди из вашего рассказа «Галерея необычных картин», может получиться серия рассказов. Содержание захватывает внимание, но поработайте над шероховатостью стиля. Удачи!

  2. igor_krasnov_

    Необычно, трогательно, грустно… Всё, что можно сказать.
    Я просто рад, что не ошибся в Вас, Зина! Ваша манера излагать свои мысли на бумаге просто импонирует, не может не вызвать восторг, удивление, живой интерес… Молодцы! Молодцы!
    Что ещё можно сказать? Одно… Знайте, я Ваш постоянный читатель! Дальнейших Вам творческих успехов!

  3. zinaida

    Спасибо , Игорь! Я очень рада, что Вам понравилось. Этот рассказ — продолжение рассказа «Галерея необычных картин».
    Я сама с удовольствием читаю рассказы красиво написанные, с элементами размышлений и удивительных событий. Это и пытаюсь писать …. Если получается, то очень приятно, что вы тоже путешествовали вместе со мной в этих необычных местах…

Добавить комментарий