Жар-птицы стаями не летают


Жар-птицы стаями не летают

Жар-птицы стаями не летают

«Синее небо, белая пена,
бурных волн бесконечная смена.
Знаю, за той чертой, за поволокою,
за волоокою далью далекою,
Знаю, за той чертой вечно чудесные,
мне неизвестные страны лежат…»
(Песня Тани из к/ф «Дикая собака Динго»)

Бабушка моя была большая сказочница. С детства я училась у нее жить по сказке: училась добру, оптимизму, борьбе со злом. Наивные риторические вопросы, сформулированные мною в стихотворной форме: «Почему на свете есть жестокость, отчего на свете злые люди? Почему на свете, отчего на свете существуют добрые и эти?» — волновали меня всегда. Именно бабушка Анна выстроила мою лирическую душу. Я очень ее любила и хотела носить ее имя. Но моя старшая сестра Нина нарекла меня именем Вера, что в переводе с латинского языка значит «истинная». Тогда она и я этого не знали. Как и не знали того, что имена становятся судьбой, что я всю жизнь буду верить в добро, в истинную любовь, оставаясь преданной своей мечте, выбранной дороге жизни.
Детство и юность пролетели незаметно. Пришла зрелость, пора седых висков, морщин у глаз и грустного состояния души, потому что многое не успела, не все сложилось по мечте… Но надо признать, что главная линия моей судьбы все же сложилась, правда, с моими поправками: колебаниями в ту или другую сторону, борьбой с влиянием обстоятельств.
Но вот одно звено из моего собственного плана жизни, как я ни старалась за него бороться, выпало: это любовь. Не сложилась у меня счастливая любовь. Несмелая я была в жизни. Любила, а не действовала, все ждала того мужчину, который заметит, придет, почувствовав, что я жду и верю, как Ассоль… Но тот, кто пришел, не верил в чудеса и сказки, и потому я одна. А я-то верю! Жар-птица, Ассоль, Дюймовочка — эти и другие сказочные персонажи сформировали во мне, как потом показала жизнь, глубочайшую веру и неистребимую жажду большой сказочной любви.
Сказка учит: добро и любовь побеждают. Я убеждена: так должно быть и в жизни. Но в моей жизни столько было неудач и разочарований, что теперь все труднее верить в Нappy-End, хотя я по-прежнему так и живу, как в сказке: «Иди туда, не знаешь куда. Найдешь то, не знаешь что». И мне это все больше и больше нравится. Интересно! Ночь. Дождь. Поезд. Спутник, сосед по купе Андрей, помогает вынести вещи на перрон. Тамбов. Моя родина. Поезд стоит всего две минуты! Я выхожу в ночь, в дождь. И я уже привыкла, что меня иногда провожают посторонние люди и чаще всего никто нигде не встречает. А я последнее время много езжу. И по своей стране, и за ее рубежи: в страну моей детской мечты — в Германию.
Вот и сейчас мне предстоит долгая дорога, о которой хочется поведать Тебе, Читатель. Хочется рассказать, что рано или поздно, но все задуманное в жизни сбывается, как сбылась и моя мечта детства, хотя путь к ее воплощению был длинным и неровным.
Да, это так. Все начинается с детства, с мечты. Летом я любила лежать на траве, а зимой на снегу и смотреть вечером на звездное небо или днем на облака и мечтать:
«Я глядел на него: облака, облака… Высоту пополам перерезала птица… Все течет и течет голубая река, а воды из нее никогда не напиться», — вспоминаются полюбившиеся мне строки Сергея Острового. Я все искала там, в небесах, свою путеводную звезду. У меня была, действительно, тяга к небу, к полету. Есть такая теория, по которой мы все пришли на эту землю оттуда, с какой-то другой далекой планеты. И, погостив некоторое время здесь, мы все туда вернемся. Это уже моя теория. А глядела я на небо в деревне Тамбовской области, где росла, шлепая летом босиком по теплым лужам в дождь, разглядывая в них пузыри и дождевых червей. Как пчелка высасывала из цветков клевера сладкий нектар. Хрустела очищенными корешками лопуха, отыскивала и ела анис. Близость с землей, с природой была тогда такой тесной! Долговязая, доверчивая, с открытой для добра и незащищенной от зла душой, я шла по жизни, бежала навстречу своей судьбе. Там, в Тамбове, мои корни.
Если бабушка научила меня доброте, жить по сказке, то тетя Наташа заронила в моей душе зерно любознательности, тяги к знаниям и к изучению немецкого языка, рассказывая мне в детстве, как училась ему сама. Дальше свою «воспитательную и обучающую функцию» выполняла мама Анастасия. Она учила на своем примере настойчивости, глубине, обязательности, цельности, прилежанию, прививая эти качества мне. От отца Николая, гармониста, мною унаследована любовь к поэзии, музыке, к душевным, лирическим песням, звучавшим в нашем доме. Так я начиналась. С бабушкиных сказок, с отцовской песни, с материнской любви и с мечты… Лежа в постели перед сном, я закрывала глаза и видела поезд, несущий меня в другие страны, видела рядом с собой немцев и говорила, и говорила с ними по-немецки. Я любила мечтать!
Сейчас это удается все реже и реже. А тогда, в юности, я часто мечтала. Мечтала и о большой, бесконечной и почему-то обязательно трудной любви. Почему-то даже в снах не получался у любви счастливый конец. И тогда, проснувшись, я упорно додумывала его себе сама. Видно, и теперь в жизни мне предстоит делать то же. Мечта, по-моему, это и предчувствие, и предопределение жизни, ее план, и желание заглянуть в будущее, вырваться из серого однообразия жизни, из одиночества. Говорят, письма рождаются тоже от одиночества. Это верно. И эти мои строки наивных, но искренних первых рассказов о себе тоже рождаются из одиночества, из слез, из ожидания чуда, из дефицита добра, из остро испытываемого голода по любви, по общению. Я пишу письма, чтобы их получать. Тогда я раскладываю веером на столе открытки со всего белого света и вспоминаю тепло, доброту, поддержку многих своих друзей. Я вспоминаю сказанные ими не раз слова: «Посмотри на себя в зеркало. Ты ведь жар-птица!»
И я утешаюсь мыслью, что жар-птицы стаями не летают. Я летаю в одиночку. Летаю по своему бездонному небу мечты, любви, миру поэзии, над прозой жизни. Это моя стихия. Полет — мой образ жизни. Главное для меня в жизни — быть всегда в полете, в пути. В этом году я много дней провела в дороге. Поездка в Тамбов началась с плацкартных вагонов, их спутников — тараканов, с их тамбурной грязью, с грязно-серым постельным бельем, иногда без полотенец, отсутствием в летнюю жару в отдельных вагонах даже кипятка. Такое знакомство с жизнью людей в вагонах «2-го класса» удовольствия началу отпуска не доставило. Но очень хотелось на родину… Душа просит лирики. И проза жизни незаметно становится поэзией.
Тамбовский волк — товарищ мне: в Тамбове я на родине – в моей родимой стороне. Спешу к родной деревне, давно заброшенной смородине. Душа любовью так горит во мне! Семь лет в Дегтянке не была и встречи с ней давно ждала. Вдыхаю свежий воздух я полей и запахи цветов. Мне не хватало пуха тополей и птичьих голосов. И не хватало мне тепла родных огней. И было мало для души чужих морей, заморского благополучия семей. К себе звала издалека, манила Цна — хранила память обо мне она. Поныне высока ее любви цена. Как верно ждут крутые берега, грустят в разлуке березы и роняют наземь слезы. И ивы тоже плачут у реки, тоскуя без моей руки. Я к вам лечу, друзья, и по реке скучаю, и душу излечу Святой водой, я знаю…
После долгой разлуки с родиной я вновь, наконец, побывала там, у своих истоков. Я шла по родным до боли улицам моего детства и дышала свободно родным живительным воздухом. Как легко и хорошо дышится на родине! Но, к сожалению, не живется также легко и хорошо.
Шла я и вспоминала слова из фильма «Иди и смотри», увиденного несколько лет назад в г.Ульяновске по телевидению о судьбе жены священника — матушки, бывшей певицы филармонии. Она объездила с концертами всю область и увидела резкий контраст между прекрасным миром, божественной красотой природы и часто убогим существованием почти поголовно спившегося народа. «Иди и смотри, Вера!» — думала я. Я шла и видела подвыпивших земляков, грязные улицы, заросшие дворы. Пьянство, сквернословие, скандалы в семьях, низкий уровень культуры повергли меня в депрессию. И теперь мне не дают покоя горькие размышления о трудной жизни многих земляков, боль за них не утихает.
Давно я не была на родине. В моей деревне осталось в живых всего двое из родственников. Другие лежат спокойно на двух кладбищах, где побывали мы с мамой. Странное чувство охватило меня там. Город умерших душ, покоящихся за оградками у могильных крестов, лежал у моих ног. В нем нет улиц. Там всюду цветы, зелень дубрав и пение птиц. И ближе к природе, к земле уже некуда. Там есть фотографии с именами рано успокоившихся, уставших жить. Спят спокойно отстрадавшие, отгулявшие, отвоевавшие, недолюбившие, не дожившие до глубокой старости мои родные и знакомые. Грустно смотрит с выцветшей фотографии на меня бабушка Анна. Свой внимательный взор обращает на меня родной отец, Николай Кузнецов.
Красивые, молодые лица смотрят с портретов на могильных крестах, у подножия которых бурно разрослись трава, цветы, малина, яблони. Представляю, как красиво и особенно тихо здесь весной, а летом зелено и прохладно. Среди ухоженных могил есть и забытые, осиротевшие. Здесь последнее пристанище и уставшим, и рано сломавшимся душам, и надорвавшимся сердцам. Иной, потусторонний мир — их последний приют.
А мы еще здесь, на земле, пока… Прощаемся и уезжаем в Тамбов, откуда мне предстоит путь в Москву и дальше — в Германию. Нужна перемена мест, чтобы освободиться от депрессии, схватывающей холодным кольцом душу, и от тяжелого, неспокойного чувства, вызванного увиденным застоем, трудным бытом русской деревни. Жизнь продолжается! В путь! В дорогу!
И поезд увозит меня в Германию. Начало этой поездки было, как всегда, тоже трудным: отсутствие крыши над головой в Москве, билета на нужное время. Эти трудности вскоре были преодолены и остались позади. Впереди — ожидание встречи в городе Ганновере, поездка на машине в Геттинген в семью к немецкому другу Хуберту Рипингу, затем в города: Кемниц, Хоенштейн, Йену, Веймар, Геру, Плеттенберг и в г.Апельдоорн (Голландия). Это пребывание в Германии было сопряжено и с разочарованиями, обманутыми ожиданиями, равно как и с неожиданными поворотами в судьбе, встречами с новыми добрыми немецкими друзьями. В Геттингене много читаю по-немецки, смотрю интересные видеофильмы с красивыми актерами, говорящими на хорошем немецком языке. Подпитав себя красивыми чувствами, скопив душевные и физические силы, освежив свой немецкий язык, еду по Германии дальше, впереди еще пять ее федеральных земель: Берлин, Нижняя Саксония, Саксония, Тюрингия, Нордрейн-Вестфалия.
В поездах и на машинах меня передают, как эстафету, с рук в руки в городах: в Веймаре, Гере, Зосте. Даже незнакомые мужчины помогают мне в пути: несут вещи, сажают в поезда. Еду я и вспоминаю добросердечных немцев: фрау доктор Шрейтер, фрау Патцер, фрау Коз, Ренату Мункельт, Эдит Клауер, Хуберта Рипинга — своих старых учителей и друзей. За время поездки мне были преподнесены уроки мужества, добра, человечности, но и, к сожалению, бессердечия, эгоизма и равнодушия, как среди своих соотечественников, так и среди немцев. К счастью, добро превалирует над злом, и все хорошо, что хорошо кончается. Только приятные впечатления задерживаются в памяти: я думаю о новых интересных встречах, о новых друзьях. А таких встреч было… сколько? Верно, три. Это профессор индийской филологии Марбургского университета, постоянный член Академии наук и литературы г.Мейнца, доктор Вильгельм Рау, связавший свою судьбу с Индией. Это голландский миссионер, живущий в местечке Визель недалеко от г.Апельдорна., Жак Тейвен, с которым я была раньше заочно знакома: перевела с немецкого языка на русский его «Краткое руководство к изучению Библии». С ним лично познакомилась я только в конце этой поездки. Удивительный человек Жак Тейвен привил христианство, человеческий образ жизни племени людоедов Дани в Новой Гвинее, выполнив свой гражданский долг и вернувшись живым на Родину. Это было очень непросто.
Не менее удивительная встреча, потрясшая меня в начале моего пути в Германию, произошла в поезде Москва — Ганновер: это знакомство с матерью и сыном, о судьбе которых я расскажу подробнее в новелле «Жизнь как поезд». Им адресую я и написанное в г.Йене, ФРГ, во время этой четырехнедельной поездки открытое письмо:

Душа болит, а сердце плачет…

Я в России рожден.
Родила меня мать
в пору яблок и в пору
созревшего хлеба.

И велела мне песню
в дорогу позвать,
и дала в изголовье
мне — синее небо…
(Сергей Островой)

Мне, родившейся после войны и смерти Сталина, в «холодное лето 53-го года» в России, хочется сегодня вдалеке от Родины, на второй своей Родине — в Германии, где я жила и училась в университете имени Ф.Шиллера с 1977г. по 1981г. (г.Йена, Тюрингия), поговорить с Вами, мои бывшие соотечественники, Лия Георгиевна и Эдуард Вейсенберг, ныне живущие в Ганновере. Хочется попросить у Вас, Лия Георгиевна, и у Тебя, Эдуард, прощения за чужое зло, причиненное Вам не мною. Болит моя душа. Плачет мое сердце. О многострадальной своей Родине, о России, потерявшей Вас, многих других, таких же, как Вы, и все еще теряющей лучших своих сыновей и дочерей, обретающих свою Родину где-нибудь за рубежом.
Душа болит, а сердце плачет о Вас, Ваших родных и близких, насильно увезенных в 30-е годы в поездах на край света. Больше 30 лет отбывали Вы «наказание» как «враги народа» на Крайнем Севере. Глотая слезы, читала я Вашу, Лия Георгиевна, исповедь, в поездах Ганновер — Магдебург, Лейпциг — Кемниц. Ехала я по Германии 1996 года и думала:
«Мы все едем в одном поезде. Заходим на остановках, выходим, кто-то навсегда остается на станциях, как это случилось в Ганновере, где поезд на 30 минут задержался из-за смерти 70-летнего мужчины, умершего от сердечного приступа в вагоне. Он остался лежать на перроне, прикрытый черным полиэтиленовым покрывалом. Мы же поехали дальше. Жизнь продолжается». Как поразительно точно сравнил Эрих Кестнер ее с вечно несущимся сквозь года поездом в своем стихотворении «Жизнь как поезд»:
Мы все едем в одном поезде
из настоящего в будущее….
И пусть не все наши мечты сбылись. Болезни, горе, потери коснулись нас. Жизнь не кончается. Несут нас поезда в дальние страны, к новым целям, с Родины и на Родину. Что-то ждет нас впереди? Как сложится судьба моей Родины — России? Хотелось бы заглянуть вперед и узнать, как сложатся наши судьбы, например, твоя судьба, Эдуард. Ты — продолжение своих родителей. Ты должен быть счастлив. За себя и за них. Ты ищешь на Родине своего отца счастье, как ищут его многие из последней волны эмигрантов в «обетованной земле» под названием Германия, оставив свои корни там, где было очень трудно, порой невыносимо, жить, где так много выстрадано! Я все понимаю… Но ведь Россия, она наша мать — Родина. А матерей, как известно, не выбирают. И мы можем многое простить матери, как и она прощает многое своим детям… Это правда: «Нас у России много, она у нас одна» (О. Шестинский).
Дорогие мои Лия Георгиевна и Эдуард! Пожалуйста, будьте счастливы! С надеждой на встречу:

Подарите мне вечер в Москве, подарите!
И улыбкой своею меня обожгите,
И надеждой на встречу согрейте,
И вина мне сухого налейте!

Подарите мне вечер в Москве, подарите!
И огни на Арбате ночные зажгите!
И Берлин никогда не забудьте,
Будьте счастливы, будьте!!!
(Евгений Кемеровский)

Отослав это письмо в Ганновер, я прощаюсь и уезжаю из Германии в Россию. Я снова возвращаюсь домой. Главное для меня — быть всегда в пути, не сидеть на месте, искать, ехать туда, где меня ждут, где в меня верят и любят просто за то, что я есть… И туда, где не ждут, тоже ехать. Главное — уезжать и возвращаться назад с новыми впечатлениями. А они, мои друзья, бывшие соотечественники, уже, наверное, никогда не вернутся.
Сегодня я подвожу итоги своей жизни: сбылась главная мечта детства. Стала явью. Есть поезда, из детских моих грез, увозящие меня в «вечно чудесные, мне неизвестные страны». Есть новые интересные встречи, есть добрые друзья в Германии и в Голландии. И будут, надеюсь, еще будут. Я пишу им письма, снова оставаясь одна. Гляжусь в небо России. Жду следующего полета. Одна. Жар-птицы стаями не летают…

7.07.96-25.08.96г. г.Ганновер, г.Йена, г.Гера, г.Ульяновск

0 комментариев

  1. vera_trifanova

    Утро вечера мудренее. Тихо сам с собою я веду беседу….
    Cама себе и отвечаю: «Неумение обращаться с техникой и
    паника, когда что-то не срабатывает. Я почему-то с
    детства боялась ТСО… Извините меня. Вера

Добавить комментарий