Генри слыл псом авторитетным, сильным и волевым: ни котам, ни посторонним собакам спуску не давал. У него был ледяной взгляд, властная линия подбородка, хладнокровие чемпиона и несокрушимые челюсти. В округе он — главарь своры бездомных псов — был личностью известной, его уважали и даже побаивались. Генри, отличавшийся крепким телосложением и решительностью в поступках, когда-то был восточно-европейской овчаркой, к тому же довольно породистой. Но с тех пор много воды утекло, от былого экстерьера одна осанка и осталась. Шерсть свалялась, когти от постоянной беготни стерлись, а уши он потерял позапрошлой зимой – отмерзли. Генри сильно переживал из-за ушей, хотя без них как-то даже сподручнее стало — опять же в драке свои преимущества. Но как Генри ни старался, чувство неловкости из-за отсутствия ушей сидело в нем крепко. Даже комплекс на этой почве развился: ну какая из тебя овчарка, когда ушей и тех нет?
Но в целом жилось Генри неплохо: ел вдоволь – помойки да сердобольные старушки с голода помереть не давали, спал на травке, а зимой прибивался к бомжам и ночевал в теплотрассах. Ни жизнь – сказка!
Проснулся Генри сегодня рано — от голода. Вчера поужинать не успел – участвовал в разборке с соседскими псами, поэтому в животе противно ныло. Ну, да это дело поправимое. Не смотря на баталии в брюхе настроение у пса было отличное. Солнышко ласково пригревало бока, а слух услаждало веселое чириканье воробьев. Генри сладко потянулся так, что косточки затрещали, и легкой трусцой направился к дальней мусорке. К дальней, потому что по пятницам из столовой № 5 туда привозили отходы. Сегодня была суббота, но Генри не переживал, что останется без завтрака. В округе все знали, что добыча из столовки по праву старшинства принадлежит ему – грозе окрестных дворняг великому и ужасному Генри. И ни один здравомыслящий пес, дороживший своей шкурой, не позволил бы себе позариться на его собственность.
Немногочисленные пешеходы молча, с мрачным видом, торопливо шагали по улице, засунув руки в карманы. Поигрывая мышцами и находясь в своем лучшем расположении духа, Генри подходил к мусорке. Еще издалека уловил он приятный аромат говяжьих костей – добыча обещала сегодня быть более чем съедобной. И действительно то был настоящий храм желудка: живописную кучу пустых консервных банок, измятой бумаги, старых башмаков, яичной скорлупы и другого, видавшего виды, ненужного барахла венчал увесистый пластиковый пакет столовских отходов! В предвкушении плотного завтрака Генри облизнулся и, разгребая хлам, полез в мусорный контейнер. Вдруг оттуда, словно черт из табакерки, выскочил кот. От неожиданности Генри резко отскочил в сторону и страшно выпучил глаза. Кот вспрыгнул на забор, окружавший мусорку, выгнул спину дугой и угрожающе зашипел. С остервенением клацая зубами, Генри стал подпрыгивать, пытаясь тяпнуть котяру за хвост. Но тот сидел в зоне недосягаемости и издевательски сверкал на Генри своими бесстыжими зелеными глазищами. Кот был холоден, безмятежен и недоступен, как пятикаратный брильянт. От такого наглого поведения незнакомца Генри пришел в ярость. Никто на свете, ни одна живая душа не смела позариться на то, что на законном основании принадлежит ему. Даже бомжи и те обходили мусорку стороной, памятуя о том, какие мощные у Генри челюсти. Но сейчас какой-то полосатый бесстыдник, вальяжно расположившись на заборе, смотрел на Генри с презрением и к тому же гнусно усмехался в усы!
Генри напустил на себя самый грозный вид и тихо, еле сдерживая бешенство, прорычал:
— Ты, морда сопливая, в курсе, что это моя помойка?
— Впервые слышу, – голосом, напоминающим треснувший патефон, молвил кот, проигнорировав оскорбление. – Эта помойка принадлежит ЖЭУ № 1 Центрального района. Но возможно, у меня устаревшая информация, — он пожал плечами. — Потрудитесь-ка предъявить документики.
— Какие еще документики? – зарычал пес.
— Ну, дарственную, например, или там справку о приватизации, — промурлыкал кот с самой холодной, самой любезной, самой безразличной улыбкой из арсенала Джонни Депа.
— Ты мне это брось! – лопнуло терпение Генри. – Отвечай, когда тебя спрашивают, что ты на моей помойке потерял?
— Я-то? – хмыкнул кот и сверху вниз смерил Генри уничижительным взглядом. – Да вот уши серые потерял, ты случайно не видел? – спросил негодяй с улыбкой, от которой на сей раз его верхняя губа презрительно и высокомерно искривилась.
«Нет», — чуть было не ответил Генри, но осекся.
— Что ты сказал? А ну-ка повтори?
— Я говорю, ушей не видел? Маленькие такие, внутри розовые, сверху — шерсть, — нисколечко не смутившись, отвечал кот.
Генри не верил своим собственным отмороженным ушам. Еще ни один пес, а тем более какой-то там кот не смел так нагло измываться над его физическим недостатком.
— Ты что, издеваться надо мной вздумал?! – рявкнул он в бешенстве.
— Ни в коем разе, — спокойно молвил кот и, широко разинув пасть, зевнул.
Да, этот мерзавец был явно не из робкого десятка. Генри внимательно пригляделся к полосатому негодяю, и вдруг заметил, что у кота, как и у него самого нет ушей! Этот изъян придавал его наглой морде даже некое с Генри сходство. Вот те раз!
— Ты сейчас чьи уши имел в виду? — подозрительно прищурился на кота пес.
— Ну, разумеется, свои, — ответил хитрюга. – В отличии от некоторых я весьма наблюдателен — сразу заметил, что ты тоже безухий.
— Я свои в позапрошлом году потерял, — с горечью сказал Генри, — когда на улице минус сорок было. Помнишь? – пес присел возле бачка.
— Еще бы мне не помнить, своих-то я тоже тогда лишился, – вздохнул кот.
— Серьезно? – заинтересовался Генри.
— Да-а, — протянул кот. – Болел тогда страшно, чуть лапы не отбросил. Думал, все – кранты мне, но потом ничего, через месяц все зажило.
— А у меня через полтора, — подхватил Генри. – Чем я их только не лечил! Даже Моську из соседнего двора просил, чтобы зализывала на ночь.
— А ты растирания не пробовал? – с любопытством поинтересовался кот.
— Спрашиваешь! Целыми вечерами только этим и занимался.
— А я валерьянку принимал, — заметил, между прочим, кот. – От боли, конечно, не спасало, зато спал крепко.
— У меня, как морозы, так эти места опять ноют, — пожаловался Генри, потрогав отсутствующее ухо лапой.
— Ага, по ночам особенно. Бывает, как начнет ломить, хоть на стену лезь!
— И не говори, — понимающе кивнул головой пес. – А иногда даже летом побаливают. Особенно перед дождем – просто мочи нет.
— Ну да, и у меня тоже. Муки адовы! – поморщился кот.
— Слушай, приятель, а ты не пробовал вазелин? — сердечным тоном спросил пес.
— Пустое дело, — отмахнулся кот лапой. – С таким же успехом можно коровье масло втирать. Вот я когда в доме жил, у хозяйки моей мазь одна была, забыл, как называется, что-то с гусями связано. Так она говорила, от всего помогает. Но где ее сейчас раздобудешь…
— А ты что, раньше домашним был? – удивился Генри.
— А то! Я, между прочим, в частном секторе жил, на печке спал, — с чувством собственного достоинства ответил кот.
— Правда? – встрепенулся Генри. – А я в квартире жил до трех лет. А потом хозяевам надоел, и они меня одним знакомым отдали. Но я сбежал, уж больно меня там колотили.
— Обычное дело, — фыркнул кот.
— А ты как на улице оказался?
— Моим квартиру дали в новом микрорайоне, они уехали, а меня так на печке и оставили. Я там пожил какое-то время, соседи меня подкармливали. Но для моего гордого духа дары благотворительности тягостны. А потом печку мою вместе с домом снесли. Вот теперь бродяжничаю, уже третий год как, — рассказал свою нехитрую историю кот – одну из тех, от которых ежедневно зевает город.
— А я четвертый, — вздохнул пес. — Слушай, тебя как зовут?
— Барсик, — с величайшей серьезностью представился кот.
— А меня Генри — в честь знаменитого писателя американского.
— Что ж, Генри, приятно было познакомиться. Ну, я пошел, — засобирался вдруг Барсик.
— Погоди, — остановил его Генри. – Ты сегодня завтракал?
— Только собирался, — Барсик с тоской покосился на мусорный бачок.
— Так ты оставайся! – радостно предложил пес. — Вон вчера сколько вкуснятины навезли!
— А можно? – усомнился кот, подозрительно глянув на Генри.
— Ну конечно! Я тебя угощаю. Послушай, дружище, а ты мазь из кедровых орешков втирать не пробовал? У меня еще есть немножко…

Генри слыл псом авторитетным, сильным и волевым: ни котам, ни посторонним собакам спуску не давал. У него был ледяной взгляд, властная линия подбородка, хладнокровие чемпиона и несокрушимые челюсти. В округе он — главарь своры бездомных псов — был личностью известной, его уважали и даже побаивались. Генри, отличавшийся крепким телосложением и решительностью в поступках, когда-то был восточно-европейской овчаркой, к тому же довольно породистой. Но с тех пор много воды утекло, от былого экстерьера одна осанка и осталась. Шерсть свалялась, когти от постоянной беготни стерлись, а уши он потерял позапрошлой зимой – отмерзли. Генри сильно переживал из-за ушей, хотя без них как-то даже сподручнее стало — опять же в драке свои преимущества. Но как Генри ни старался, чувство неловкости из-за отсутствия ушей сидело в нем крепко. Даже комплекс на этой почве развился: ну какая из тебя овчарка, когда ушей и тех нет?
Но в целом жилось Генри неплохо: ел вдоволь – помойки да сердобольные старушки с голода помереть не давали, спал на травке, а зимой прибивался к бомжам и ночевал в теплотрассах. Ни жизнь – сказка!
Проснулся Генри сегодня рано — от голода. Вчера поужинать не успел – участвовал в разборке с соседскими псами, поэтому в животе противно ныло. Ну, да это дело поправимое. Не смотря на баталии в брюхе настроение у пса было отличное. Солнышко ласково пригревало бока, а слух услаждало веселое чириканье воробьев. Генри сладко потянулся так, что косточки затрещали, и легкой трусцой направился к дальней мусорке. К дальней, потому что по пятницам из столовой № 5 туда привозили отходы. Сегодня была суббота, но Генри не переживал, что останется без завтрака. В округе все знали, что добыча из столовки по праву старшинства принадлежит ему – грозе окрестных дворняг великому и ужасному Генри. И ни один здравомыслящий пес, дороживший своей шкурой, не позволил бы себе позариться на его собственность.
Немногочисленные пешеходы молча, с мрачным видом, торопливо шагали по улице, засунув руки в карманы. Поигрывая мышцами и находясь в своем лучшем расположении духа, Генри подходил к мусорке. Еще издалека уловил он приятный аромат говяжьих костей – добыча обещала сегодня быть более чем съедобной. И действительно то был настоящий храм желудка: живописную кучу пустых консервных банок, измятой бумаги, старых башмаков, яичной скорлупы и другого, видавшего виды, ненужного барахла венчал увесистый пластиковый пакет столовских отходов! В предвкушении плотного завтрака Генри облизнулся и, разгребая хлам, полез в мусорный контейнер. Вдруг оттуда, словно черт из табакерки, выскочил кот. От неожиданности Генри резко отскочил в сторону и страшно выпучил глаза. Кот вспрыгнул на забор, окружавший мусорку, выгнул спину дугой и угрожающе зашипел. С остервенением клацая зубами, Генри стал подпрыгивать, пытаясь тяпнуть котяру за хвост. Но тот сидел в зоне недосягаемости и издевательски сверкал на Генри своими бесстыжими зелеными глазищами. Кот был холоден, безмятежен и недоступен, как пятикаратный брильянт. От такого наглого поведения незнакомца Генри пришел в ярость. Никто на свете, ни одна живая душа не смела позариться на то, что на законном основании принадлежит ему. Даже бомжи и те обходили мусорку стороной, памятуя о том, какие мощные у Генри челюсти. Но сейчас какой-то полосатый бесстыдник, вальяжно расположившись на заборе, смотрел на Генри с презрением и к тому же гнусно усмехался в усы!
Генри напустил на себя самый грозный вид и тихо, еле сдерживая бешенство, прорычал:
— Ты, морда сопливая, в курсе, что это моя помойка?
— Впервые слышу, – голосом, напоминающим треснувший патефон, молвил кот, проигнорировав оскорбление. – Эта помойка принадлежит ЖЭУ № 1 Центрального района. Но возможно, у меня устаревшая информация, — он пожал плечами. — Потрудитесь-ка предъявить документики.
— Какие еще документики? – зарычал пес.
— Ну, дарственную, например, или там справку о приватизации, — промурлыкал кот с самой холодной, самой любезной, самой безразличной улыбкой из арсенала Джонни Депа.
— Ты мне это брось! – лопнуло терпение Генри. – Отвечай, когда тебя спрашивают, что ты на моей помойке потерял?
— Я-то? – хмыкнул кот и сверху вниз смерил Генри уничижительным взглядом. – Да вот уши серые потерял, ты случайно не видел? – спросил негодяй с улыбкой, от которой на сей раз его верхняя губа презрительно и высокомерно искривилась.
«Нет», — чуть было не ответил Генри, но осекся.
— Что ты сказал? А ну-ка повтори?
— Я говорю, ушей не видел? Маленькие такие, внутри розовые, сверху — шерсть, — нисколечко не смутившись, отвечал кот.
Генри не верил своим собственным отмороженным ушам. Еще ни один пес, а тем более какой-то там кот не смел так нагло измываться над его физическим недостатком.
— Ты что, издеваться надо мной вздумал?! – рявкнул он в бешенстве.
— Ни в коем разе, — спокойно молвил кот и, широко разинув пасть, зевнул.
Да, этот мерзавец был явно не из робкого десятка. Генри внимательно пригляделся к полосатому негодяю, и вдруг заметил, что у кота, как и у него самого нет ушей! Этот изъян придавал его наглой морде даже некое с Генри сходство. Вот те раз!
— Ты сейчас чьи уши имел в виду? — подозрительно прищурился на кота пес.
— Ну, разумеется, свои, — ответил хитрюга. – В отличии от некоторых я весьма наблюдателен — сразу заметил, что ты тоже безухий.
— Я свои в позапрошлом году потерял, — с горечью сказал Генри, — когда на улице минус сорок было. Помнишь? – пес присел возле бачка.
— Еще бы мне не помнить, своих-то я тоже тогда лишился, – вздохнул кот.
— Серьезно? – заинтересовался Генри.
— Да-а, — протянул кот. – Болел тогда страшно, чуть лапы не отбросил. Думал, все – кранты мне, но потом ничего, через месяц все зажило.
— А у меня через полтора, — подхватил Генри. – Чем я их только не лечил! Даже Моську из соседнего двора просил, чтобы зализывала на ночь.
— А ты растирания не пробовал? – с любопытством поинтересовался кот.
— Спрашиваешь! Целыми вечерами только этим и занимался.
— А я валерьянку принимал, — заметил, между прочим, кот. – От боли, конечно, не спасало, зато спал крепко.
— У меня, как морозы, так эти места опять ноют, — пожаловался Генри, потрогав отсутствующее ухо лапой.
— Ага, по ночам особенно. Бывает, как начнет ломить, хоть на стену лезь!
— И не говори, — понимающе кивнул головой пес. – А иногда даже летом побаливают. Особенно перед дождем – просто мочи нет.
— Ну да, и у меня тоже. Муки адовы! – поморщился кот.
— Слушай, приятель, а ты не пробовал вазелин? — сердечным тоном спросил пес.
— Пустое дело, — отмахнулся кот лапой. – С таким же успехом можно коровье масло втирать. Вот я когда в доме жил, у хозяйки моей мазь одна была, забыл, как называется, что-то с гусями связано. Так она говорила, от всего помогает. Но где ее сейчас раздобудешь…
— А ты что, раньше домашним был? – удивился Генри.
— А то! Я, между прочим, в частном секторе жил, на печке спал, — с чувством собственного достоинства ответил кот.
— Правда? – встрепенулся Генри. – А я в квартире жил до трех лет. А потом хозяевам надоел, и они меня одним знакомым отдали. Но я сбежал, уж больно меня там колотили.
— Обычное дело, — фыркнул кот.
— А ты как на улице оказался?
— Моим квартиру дали в новом микрорайоне, они уехали, а меня так на печке и оставили. Я там пожил какое-то время, соседи меня подкармливали. Но для моего гордого духа дары благотворительности тягостны. А потом печку мою вместе с домом снесли. Вот теперь бродяжничаю, уже третий год как, — рассказал свою нехитрую историю кот – одну из тех, от которых ежедневно зевает город.
— А я четвертый, — вздохнул пес. — Слушай, тебя как зовут?
— Барсик, — с величайшей серьезностью представился кот.
— А меня Генри — в честь знаменитого писателя американского.
— Что ж, Генри, приятно было познакомиться. Ну, я пошел, — засобирался вдруг Барсик.
— Погоди, — остановил его Генри. – Ты сегодня завтракал?
— Только собирался, — Барсик с тоской покосился на мусорный бачок.
— Так ты оставайся! – радостно предложил пес. — Вон вчера сколько вкуснятины навезли!
— А можно? – усомнился кот, подозрительно глянув на Генри.
— Ну конечно! Я тебя угощаю. Послушай, дружище, а ты мазь из кедровых орешков втирать не пробовал? У меня еще есть немножко…