Сухарь тонул в проруби. Он судорожно цеплялся за ее края, но те с веселым хрустом ломались, превращаясь в искрящуюся ледяную крошку. От холодной воды грузное тело Сухаря сводило судорогой, руки не слушались, но он продолжал бороться за свою никчемную жизнь. Возможно, оно того не стоило, но умирать в расцвете сил Сухарю никак не хотелось. Сознание постепенно покидало его, холода уже не чувствовалось. В испуганном воображении Сухарь представлял себя маленькой зеленой лягушкой, барахтающейся в крынке со сметаной. Но сметана эта, а точнее вода, никак почему-то не желала становиться маслом. Сухарь закрыл глаза, расслабился и медленно пошел под воду.
Вдруг в его угасающее сознание ворвался громкий, и, как Сухарю показалось, осуждающий лай.
«Что ж я делаю?» — ужаснулся на свое бесхарактерное поведение Сухарь и, что было сил, заработал конечностями.
Когда он вынырнул, первое что увидел, была собачья морда. Маленькие карие глаза смотрели на Сухаря с нескрываемым презрением. От этого взгляда ему даже неловко стало. Собака тяжело вздохнула и повернулась к Сухарю задом. Его потрясенному взору предстал куцый потрепанный хвост. Два раза Сухарю объяснять не пришлось. Собрав последние силы, он протянул к спасительному хвосту руку и рванулся всем телом из воды. Однако, сей хвост был слишком короток, и Сухарь промахнулся. Снова и снова повторял он попытку ухватиться за хвост, но безрезультатно. Собака то и дело оглядывалась, наблюдая за бесславными телодвижениями утопающего. Наконец, терпение ее лопнуло, и она молвила: «Вы, Кузьма Михайлович Сухарев – слабак, и вообще – нехороший человек».
Сказала это собака и ушла…

Сухарь открыл глаза. Мокрый от холодного пота, он лежал на больничной койке палаты-люкс. Над ним с испуганным лицом стояла сиделка.
— Что с Вами? Вы так кричали! Может, доктора позвать? – заботливо поинтересовалась она.
— Не надо, — скривился Сухарь. – Попить лучше дай.
Сиделка с подобострастием протянула ему стаканчик «Перье».
Сухарь опустошил его залпом и откинулся на подушки.
Опять эта чертова прорубь! Он уже месяц здесь валяется, а она все снится проклятая. И как же это он, Сухарь — известный в городе криминальный авторитет, мог попасться на эту удочку. Братва из конкурирующей группировки решила на мировую пойти — пригласила на шашлыки с баней и купанием в проруби. Делить им теперь было нечего, каждый в своем районе заправлял, вот Сухарь и согласился. А чем его наивность обернулась? Двоих ребят – Душмана и Лысого на той неделе схоронили, а он вот на больничной койке с отмороженным ногами парится. Хорошо хоть ампутировать не пришлось. Испугавшись собственным мыслям, Сухарь судорожно перекрестился.
«Да, права была та собака: слабак ты, Сухарь, и место тебе на…»
Постойте-ка… Сухарь вдруг встрепенулся. А откуда там собака взялась? Которую неделю ему снится один и тот же сон, но собака со своим куцым хвостом там появилась впервые.
Сухарь задумался. Какая-то мысль не давала ему покоя, но он не мог ее уловить. Что-то знакомое, уже виденное им ранее было в этой собаке из кошмарного сна. Дэ-жавю, какое-то!
Дверь отворилась, и, благоухая ароматом из новой коллекции «Kenzo» в палату впорхнула его жена. Выглядела она, как реклама бутика на Кутузовском: на плечах небрежно накинута соболья шубка, в ушах брильянты сверкают, а на лице – улыбка.
«Хоть бы для приличия прикинулась, что переживает!» — разозлился Сухарь.
— Привет, дорогой. Ну, как там наши ножки? – словно прочитав его мысли, жена с наигранной жалостью смотрела на Сухаря.
— Нормально, — проворчал он. – Чего пришла, денег опять надо?
— Зачем ты так, Сухарик! Я тебе вот витаминчиков принесла, — жена обиженно протянула ему ананас.
— У меня этими витаминами весь холодильник забит. Когда мне их жрать-то? На той неделе меня выписывают уже, — Сухарь с ненавистью смотрел на жену.
— Прекрасные новости! Знаешь, любимый, а я как раз на недельку в Париж собралась — на распродажу сумок. Я себе такой классный ридикюльчик из соломки с ракушками от Лулу Гиннесса присмотрела! А там он процентов на семьдесят дешевле, – защебетала воодушевленная жена. — Но ты не думай, я успею – на той неделе вернусь.
— Все ясно, — выдавил из себя Сухарь. — Сколько тебе надо?
— Немного, тысяч сорок-пятьдесят, и лучше в евро. Ты не волнуйся, Сухарик, я в этот раз по скромному.
— Ладно, у Толяна возьмешь, а сейчас отваливай, устал я что-то. И чтобы дома сидела. Я проверю!
— Конечно, дорогой, — просияла жена. – Ну, я полетела. Мне еще на обертывание к семи, — дверь за ней захлопнулась.
«Хоть бы спасибо сказала, стерва», — обиделся Сухарь и загрустил.
Ему опять вспомнилась прорубь… Погоди-ка, как она там говорила? Лулу какой? А ведь точно: Лулу ее звали! — Сухарь аж подскочил на своей кровати. Он вдруг все вспомнил: и собаку, и хвост, и старушку. Да, давно это было. Сухарь тогда еще совсем пацаном был, и Сухарем то его в ту пору никто еще не называл – все больше Кузькой.
Была у них в деревне старушенция одна, учительницей музыки в школе работала. Странная была! Как-то на первое мая на демонстрацию в шляпе с вуалью явилась, так ее деревенские бабы на смех подняли. И была у этой старушенции собачка по кличке Лулу. Невзрачная такая собачонка – маленькая, криволапая, шерсть густая – вечно дыбом стояла. Зато был у этой Лулу хвост красоты дивной: пушистый, белый с рыжим, все загогулиной кверху торчал. Не собака – белка вылитая!
Невзлюбил Кузька собачку эту. Уж больно важно она свой хвост носила. Да и имя ее на иностранный манер его раздражало: у нас здесь не Париж ведь – деревня «Светлый путь Ильича»! И вот однажды изловили они с ребятами эту самую Лулу и решили наказать за высокомерие. Нечего расхаживать точно павлин по деревне! Взял Кузька топор и оттяпал ей этот самый хвост по самое некуда – один короткий обрубок остался. И правильно сделал! После этого случая старушенция забрала свою Лулу и из деревни уехала.
Давненько это было, сколько воды с тех пор утекло.
Сухарь лежал и все думал про Лулу, а все больше про ее хвост пушистый. И вот ведь странность какая – вдруг ему эту Лулу жалко стало. Всю жизнь прожил, и не вспоминал даже про нее ни разу. А тут нате вам – жалость в нем проснулась. А вместе с ней и совесть. Стыдно вдруг Сухарю стало — аж покраснел весь. И чем эта Лулу ему тогда мешала? Собачка то неплохая была, не злобная…
— Здорово, Сухарь! – от грустных мыслей его отвлек знакомый голос.
В дверях стояли Мясо и Матвей.
— Здорово, — мрачно поприветствовал Сухарь товарищей.
— Тут такое дело, — замялся Мясо. – Надо бы ствол новый раздобыть. Мы со всеми уже разобрались, вот только Леший один остался. А ведь это он с прорубью замутил.
Набычившись, Сухарь молчал.
— Я понимаю, мы с этим делом затянули. Но сам знаешь, его не так просто найти было. Он ведь в бега подался. Но вчера его пацаны выследили – он квартиру снимает у бабки в частном секторе. Завтра мы туда нагрянем, вот ствол только чистый нужен. Ты бы позвонил Гитлеру, — Матвей с опаской взглянул на бригадира.
Тот сидел на кровати и скрипел челюстями. Вид у него при этом был грозный. Вдруг он резко вскочил с кровати и бросился на товарищей.
— Ты чего, Сухарь?! – не поняли пацаны и попятились к дверям.
Кое-как передвигаясь на отмороженных ногах, Сухарь схватил одного за шиворот и что есть мочи заорал:
— Пошли вон! И чтобы никаких больше стволов! С сегодняшнего дня я вам больше не Сухарь! У меня имя нормальное есть — Кузьма Михалыч Сухарев!!