В КАРАУЛЕ

Наш взвод в очередной раз заступил в караул по охране складов с боеприпасами. Среди нас был новобранец, очень смешной и неловкий долговязый парень по фамилии Крутилин. Он заметно волновался, поскольку в карауле был впервые.
Осень вступала в свои права. С каждым днём становилось всё прохладнее, светлое время суток стремительно сокращалось. Когда Саша Крутилин принял свой пост, было совсем светло, когда же подошло время пост сдавать, уже смеркалось. Это простое природное явление почему-то весьма обеспокоило его. Крутилин то и дело поглядывал на часы, ожидая смену. В промежутках между взглядами на циферблат он всякий раз поднимал голову к темнеющему небу и озабоченно вздыхал.
Как и всякий новобранец, прежде чем заступить на пост, Саша целый месяц усердно изучал устав караульной службы. Он знал множество правил и инструкций. Однако толстая книга устава, как сейчас вдруг ясно представилось Крутилину, совсем не предусматривала его выходящей из ряда вон ситуации. И это было ужасно. Саша хорошо помнил, что ночью часовой, увидев приближающуюся к нему смену, должен кричать: «Стой! Кто идёт?», и затем, после установленного ответа, – разводящему: «Освети лицо!» В дневное же время всего этого, понятно, не требовалось. Но именно сейчас, когда Саша ожидал с минуты на минуту свою смену, природа с ним словно шутила шуточки. Световой день уже, несомненно, прошёл, ночь же ещё не вполне наступила. Над местностью, где Крутилин честно нёс свою службу, зависли подозрительные и не поддающиеся однозначному толкованию сумерки… «Как же мне быть?» – взволнованно думал он.
Старший лейтенант Сватов, командовавший в тот день караулом, был суровым человеком. Он лично проинструктировал рядового Крутилина перед его выходом на пост. «Ты – часовой! – торжественным голосом внушал ему Сватов. – У тебя в руках настоящее боевое оружие и патроны! А потому ты обязан поступать в точности, как учит великий Устав гарнизонной и караульной службы… Никто не имеет права командовать тобой на посту. Никто, кроме меня и помощников, не может снять тебя с поста. Ты обязан стрелять в случае нападения на охраняемый тобой объект…» Да, старший лейтенант Сватов был весьма суровым офицером, и он пожал лишь то, что сам заботливой рукой посеял в мятущейся душе рядового Крутилина.
Итак, в положенное время Сватов производил смену часовых. За ним по охраняемой территории послушно в колонну по одному двигался десяток солдат. Саша Крутилин от рождения обладал идеальным зрением и, несмотря на сгущающиеся сумерки, увидел начальника караула со сменой ещё издалека. Однако его мысль двигалась по порочному кругу: «Ну вот, скажем, я вижу их, но кто даст гарантию, что они так же хорошо видят меня? Может быть, у товарища старшего лейтенанта зрение уже не стопроцентное…» В этот момент рядовой Крутилин боялся своего родного командира взвода больше, чем все армии НАТО вместе взятые. Особенно же он боялся неправильно оценить ситуацию (кричать – не кричать?), и оттого сильно нервничал. А Сватов со сменой, между тем, подходили всё ближе и ближе.
Когда расстояние между часовым и сменой сократилось до каких-нибудь пяти-шести метров, Крутилин неожиданно для всех, включая самого себя, громко и несколько истерично закричал: «Стой! … Кто идёт? … Освети лицо!» Сватов и солдаты остановились. Нехорошая улыбка появилась на их лицах. С такого расстояния они ясно видели перед собой часового и не понимали, зачем он окрикнул их. Если бы Крутилин остановил всех метров за двадцать или более, это ещё имело бы какой-то смысл. Но даже и тогда можно было бы сказать, что парень перестарался. Теперь же ситуация выглядела просто смехотворной.
Старший лейтенант Сватов, не желая исполнять нелепый приказ часового и напрочь забыв свои собственные наставления, которыми он столь щедро снабдил новобранца, сделал было шаг вперёд. «Это проверка, буду ли я действовать по уставу! – пронеслось в распалённом сознании Крутилина. – «Никто не имеет права командовать тобой на посту…»» Часовой решительно направил свой автомат на офицера и, холодея от собственного мужества, произнёс: «Стой, стрелять буду!»
Сватов замер на месте и раздражённо спросил:
– Ты с ума сошёл?
– Никак нет, товарищ старший лейтенант!
– Чего тебе надо?
– Вы должны осветить лицо карманным фонариком… – покраснев и опуская глаза, проговорил Крутилин.
– Ты видишь моё лицо?
– Так точно.
– Чего же тебе ещё нужно?
– Вы должны…

В этот момент Сватов неосторожно сделал ещё один шаг вперёд. Крутилин в ответ, не снимая автомат с предохранителя, сымитировал подготовку оружия к бою: немного оттянул назад и резко отпустил затвор. Стрелять в таком положении было невозможно, однако щелчок затвора прозвучал весьма угрожающе. К тому же, никто из смены не мог видеть, что автомат не снят с предохранителя. Сватов мертвенно побледнел. Солдаты напряжённо молчали.
Итак, с одной стороны, начальник караула, чтобы не потерять лицо перед подчинёнными, должен был действовать решительно. С другой стороны, новобранец-часовой был уверен, что его изощрённо испытывают и строго накажут, если он не проявит твёрдость… Напряжение нарастало. Мирное разрешение конфликта было уже невозможно.
Наконец, Сватов нагнулся и сделал несколько быстрых шагов в сторону часового. При этом он кричал: «Не стрелять! Это приказ!» и вытягивал вперёд правую руку, намереваясь схватить направленный на него ствол автомата. Крутилину также не терпелось что-нибудь сделать. Он не собирался стрелять в своего командира, но лихорадочно искал способ, как ещё можно было бы остановить это явное «нападение на пост». И он нашёл этот способ! Внезапно Крутилин издал громкий протяжный звук, удачно имитируя выстрелы автоматной очереди: «Тр-р-р-р-р-р-р-р!»
Эффект был впечатляющий. Сватов и все солдаты мгновенно бросились на землю. Крутилин опустил ствол автомата и тихонько засмеялся…
Через несколько дней рядовой первого года службы Александр Крутилин был подвергнут самой серьёзной психиатрической экспертизе и всё же признан здоровым. Однако по негласному решению командования в караул его больше никогда не брали.