Все беды от любви.

Прозвище «Чума» прилипло к Степке Чумичеву лет в десять. Бежит, бывало, по деревне Ванька Конопатый – сын сельповской завмагши, – и орет:
— Мамка-а-а-а-а….
— Шо стряслось? – Волнуется мамка
— У меня Степка Чума десюлик отняв.
— Ох, я его… ух, я ему….

Не могла завмагша знать, что отнимает Степа медяки у ее отпрыска не
баловства ради, а дабы купить фруктовое мороженое за семь копеек и обменять его у соседской девочки Маруси на два, а то и на три ее поцелуя – так начинался их роман!

***
Прошли годы. Биография Чумичева: школа – армия – водка – тюрьма, и его внешность: пучеглазый, щербатый, редко бритый, – слились воедино и являли собой образец среднестатистического россиянина с точки зрения среднестатистического американца.

Случилось так, что в начале перестройки экспроприировал Степан по пьянке сельповское имущество в размере восьми бутылок водки и пяти плиток шоколада. Водку брал для себя, шоколадом намеревался Марусины зубки побаловать.
Не успевшие перестроиться судьи, Степкин поступок сочли грабежом и оценили его в четыре года тюрьмы.

Пока срок мотал, Маруся вышла замуж за Ваньку Конопатого и такая ревность взяла Степана, что не стал он после отсидки домой возвращаться – скитался, бичевал, бомжевал, пока не зацепился в нефтяной Сибири. Устроился на буровую, получил койку в общежитии, выписал местную газетку «Нефтеюга́нские ведомости», и… и даже вычитал в ней о том, что все беды мужские – от любви! Не поверил.

И все бы ничего, да все эти годы одолевало Степана желание утереть нос Ваньке и отомстить Марусе за измену. Чуть ли не каждую ночь виделся ему сон: как приезжает он с полными карманами денег в свою глухую украинскую деревню; как закатывает там пир человек на … на всю сумму, что в карманах; как Маруся, осознавая роковую ошибку, рвет на себе волосы и молит Степана о прощении. Сны заканчивались всегда одинаково – Ванька, униженный и посрамленный, совершает акт суицида в сарае, а Степан прощает Марусю и берет ее в жены прям тут же, рядом с повесившимся мужем. Просыпался – и хоть кричи! Кто ревновал – тот поймет.

На ловца и зверь бежит – вытурили Степана в отпуск в начале февраля. Не успел и половину отпускных пропить, как по телевизору объявляют: «четырнадцатого февраля день всех влюбленных!» Как услышал о таком поводе, так и обомлел. Купил на местном рынке китайскую куртку «Аляску», армянские ботинки от «Эрнесто Долани», немецкую бритву с лезвиями «NEVA», взял билет на десятое, и….

Всю дорогу опасался – в состоянии подпития терял он контроль над своим языком и мог наговорить такого, за что был бит неоднократно. А в голове свербело сомнение – помнят ли его в деревне, узнают ли?

Зря сомневался – помнили и узнали! Не успел из такси вылезти, как по деревне эхом прокатилось «Чума-а-а-а приехал!»

Иван встретил словами: «Тю, кого я вижу?» Сгреб Степана в объятиях и сообщил:
— Народ казав, шо ты у москалей бешенные гроши заробляешь, а мы тут уже и вкус водки забыли. Обмыть не мешало б.

Насчет «забыли» Ванька лукавил – от него так несло перегаром, что даже Степан учуял.

Для «обмывания» заказал Степан деревенскую столовую. Пришли все способные передвигаться, включая девяностолетнюю бабушку Гапку. Маруся явилась в шелковом сиреневом платье в сопровождении из последних сил трезвого мужа. Здороваясь, Степан спросил:
— Ну как ты тут?
— А как видишь – цвету и пахну!!!
Пахла Маруся Иваном, самогоном, и чуть — навозом.

Памятуя о «халяве», гости на разговоры не отвлекались и к четвертой рюмке смели всю закуску. После пятой на женских лицах появилось умиротворение, мужиков потянуло на разговоры. Первым начал участковый:
— Ну, и скоко ж тебе москали платють?
Такой вопрос Степан предвидел и ответил честно:
— Двадцать тыщ в месяц. – Языку честность не понравилась и он добавил, – долларов!

Пока притихшие гости переводили русские доллары в украинские гривны, бабушка Гапка – приняв Степана за депутата, – поинтересовалась:
— А правда, шо пенсионеров скоро будуть отстрелювать?
Договорить ей не дали. Размер Степановой зарплаты произвел на его земляков шок, выйти из которого они могли лишь узнав – а можно ли им тоже приехать к Степану и устроиться хотя бы на половину названной суммы? Или на треть? На четверть? А некоторые соглашались и на сто долларов….

Степан, поглядывая на застывшего от зависти с открытым ртом Ивана, решил потешить свои многолетние моральные издержки:
— Вот эта куртка стоит штуку баксов, – он указал на свою «Аляску», – у нас такие на свалку выбрасывают! Я не стал выкидать, думаю, если в дороге украдут – не жалко.
И посыпались вопросы:
— А у вас децкие польта выбрасують?
— А ботинки сорок третьего, выкидають?
— А у вас там шапок подходящих нету?
Раскрасневшаяся Маруся поинтересовалась:
— А нельзя ли там шо-нибудь на меня подобрать… с песцовым воротником?
Иван хлопнул стакан и решил взять быка за рога:
— А как к вам добрацца?
Иваново намерение Степану не понравилось и он припугнул:
— У нас там такие морозы, что плевком можно убить! Да! Плюнешь, а оно пока летит – в лед превращается и если в глаз, то…
— А вдруг до ветру припрет, как тогда?
— Ни дай бог – сразу труп!
— А летом? – Не унимался Иван.
— А летом комары! За один укус могут запросто ребро перекусить. Бывает,
летит стая комарья по тайге – аж ветки трещат…

К полуночи Маруся выкроила минуту и, смущаясь, спросила:
— Женат?
— Да! На его дочке! – Степан достал из кармана заранее приготовленную газету с портретом осужденного нефтяного олигарха.
— Симпатичный дядечка, – оценила Маруся, и выразила догадку – а это случайно не тот, которого в тюрьму посадили? Я по телевизору видела.
— Тот самый! Пока он кантуется – я вместо него заправляю.
Ну а дальше все случилось так, как и мечтал Степан: был сарай, было «взятие в жены», не было лишь повесившегося Ивана – он в это время пытался затолкать в себя очередной стакан водки. Стакан сопротивлялся, но Иван оказался сильнее.

Встречали Степана как Чуму, а провожали как Степана Петровича! Его обнимали, жали руки, говорили приятные слова и вручали конверты с адресами и списками необходимых вещей, которые земляки жаждали получить с Нефтеюганской чудо-свалки. Степан, проклиная свой язык, списки брал без особого энтузиазма:
— Если что… короче – посмотрю….
— Ага, глянь. А если синих свитеров не будет – высылай красные, они тоже сгодятся. А если и красных не будет – высылай сапоги. Ага, и про польта не забудь… и про шубы….

***

Вроде и съездил Степан удачно, и ревность свою утолил, но тревожно было у него на душе, муторно как-то. Предчувствие не обмануло – через месяц после поездки, столкнулся он в своей общаге нос к носу с Ванькой Конопатым. Вместо приветствия, Ванька спросил:
— Народ волнуется, типа чё шмотки не высылаешь?
— Списки потерял. – Нашелся Степан.
— Я новые привез. – Обрадовал его земляк.

Обошлось без мордобоя. Улетал Ванька из Нефтеюганска в Степановой «Аляске», в его же ботинках, и с уверенностью, что украинский самогон гораздо хуже сибирской водки. Смотрел Степан вслед самолету и думал: правду в газете насчет любви писали – все беды на свете от нее, от любви проклятой.