День первый.

Часы не бьют, они пока застыли.
У них и так ранимая душа.
И мы опять, не знаю — я ли, ты ли?
Боимся сделать этот самый шаг.

Вдали маячат пушкинские баки,
Вблизи моя небритая щека,
А новый год — весёлый год собаки,
Уж он наступит — так наверняка.

И мы следим из мрака колоколен,
У времени терпению учась,
Как наступает, вежлив и спокоен,
Собачий звёздный, комендантский час.

То радостен, как живопись Шагала,
То мрачен, как булгаковский Фагот,
Большими пол-литровыми шагами
На время наступает Новый Год.

Ах, как он нов. И славно запакован!
Хорош ли он? Неважно, коли в дар.
Идёт волна, срывая с нас оковы,
Со стен же — прошлогодний календарь.

И пауза взрывается финалом,
Как фейерверком — занавес и туш,
И Дед Мороз — доверчивый меняла —
Смеётся и теряет высоту.

И бьют часы пылающей прорехой
И я кричу неведомо куда:
«А ну, петух, давай прокукарекай!
Двенадцать раз, по разу за удар.»

И лает пёс, смешной и косолапый,
Ещё щенок, виляющий хвостом.
И я пишу в дневник, как кура лапой:
«День первый. Год две тысячи шестой».