Январский Петербург

Утра серая фигура
Нереальна словно тень,
Озабоченно и хмуро
Промелькнет ненастный день.

Вечер снова смоет краски,
Захлебнувшись синевой.
И в тревожной черной маске
Ночь склонится над Невой.

Время сумрачных видений —
Ночь длинна, как триста лет.
В темный город входят тени
Рисовать его портрет.

Фонари гримасы корчат,
Невский шинами шуршит
Беспокойный и бессонный,
Что он ждет, куда спешит?
Словно поезд многотонный,
И задумчивый как полночь,
И развязный как босяк.
Чем его наполнит время,
Где минуты бьются в темя?
Он и с этими и с теми,
Пьет портвейн, смолит косяк,
Создает дворцы и храмы
И разыгрывает драмы.
Здесь его апокалипсис
Под названием «Двенадцать»,
Он как будто бы боится
В этом сам себе признаться.
И хотя другой уж век –
«Черный вечер – белый снег» —
Таковы слова пророка,
Так написано у Блока!
Что же этот город странный,
Русский или иностранный?
Ветром сорванный листок
На чужой лежит дороге,
Или это сам Восток
У Европы на пороге?
Он в гостиных и салонах,
Где изыскан стиль и слог,
(Где, конечно, тоже Блок).
Он сидит на царских тронах
В бриллиантовых коронах,
И в столыпинских вагонах,
Он бессильный и голодный
В бесконечности холодной
Проклиная даль и ширь
Едет, сосланный в Сибирь.

Это он на льду залива,
Где свистят нетерпеливо
Пули в поисках поживы…
Не найдут — так будем живы.
А бессмертных не бывает…
В темноте огромный город
Черный ужас, черный голод,
Силы тают, тают, тают,
Их уже совсем не много.
Силы тают – лед не тает,
Через Ладогу дорога,
Серый сумрак небо скроет,
Чтоб не видели прицелы,
Чтоб сирены не завыли.
Не увидят – будем целы,
Целы – значит, не убили.

Ночь длинна, как триста лет,
За окном мерцает свет,
И колышутся, как тени,
Воды здешних наводнений…

Это он лаптями месит
Грязь, кляня царя причуды:
«На болоте строить крепость —
Эко, невидаль и чудо!
На болоте город ставить!
Или мало нам простора?»
Но с царем не будет спора.
Будет город, будет скоро.
Он царя Петра прославит.

Темный замок над водою,
Снег притоптан у ворот,
Через черный ход гурьбою…
Кто такие? Что за сброд?

Сапоги, мундиры, шпаги,
Светят факелы, горя,
Дай нам, господи, отваги,
Мы идем душить царя!

Так недолго нами правил
Бедный Павел, странный Павел.
Натворил он разных дел.
Старых правил, добрых правил
Павел знать не захотел.
Государь, да, ты не прав!
Разве мы не слуги трона?
Нами держится корона.
Ты не тронь дворянских прав!
Этак думал Пален — граф.

Тишина дворцовых спален,
Гаснет тусклая заря.
Добрый Пален, славный Пален,
Бывший верный друг царя…

Сапоги, мундиры, шпаги,
Узких лестниц теснота
Запах пота, запах браги,
Крик, убийство, дурнота…

И застыли в онеменье
Темный замок и река,
И стоят, как привиденья,
А прошли уже века…

Бег минут уносят воды,
Тени прошлого плывут
И пророчеством свободы
Обольщают и зовут.

Пушек жерла смотрят грозно,
На Сенатской дрогнул строй,
Все потеряно, все поздно…
Залпа гром, картечи вой…

Злой морозный ветер воет
И заносит санный след…
В кандалах и под конвоем
Петербургский высший свет.

В лавре тихо ставят свечки,
И как будто из дали,
Скрип шагов у Черной речки
Долетит до Натали.
С корнем вырвана страница
Слишком просто, слишком рано,
Пистолетный ствол дымится
И сочится кровью рана…

Мрачно призраки смеются
В колыхании свечи,
Тень прошедших революций
Скалит зубы из ночи.

Сколько разного народа,
Угодило в эту пасть,
И погибло за свободу,
Чтоб другим досталась власть!

Этот мир — он слишком тесный,
Серый, безнадежно пресный,
Мы построим мир иной
Все равно, какой ценой.
Для начала все разрушим —
Ваши жизни, наши души.
Нам не страшно сеять ветер,
Тошно жить на этом свете,
Но зато достанет дури
Ждать и жаждать страшной бури.

Достоевский «Бесов» пишет,
Ночь становится темней
Скоро целый мир услышит,
Тех, кто притаился в ней.

И уже идет охота,
На несчастного царя.
Ждали долго. Едет кто-то!
Встали, словно егеря.
Из манежа вдоль канала
Едет царь. Ударил ало
Под каретой первый взрыв,
Колесо разворотив.

Невредимым на брусчатку
Вышел он, но тут взрывчатку
Бросил вслед второй юнец.
И теперь уже конец…

Вырос темный и печальный
Храм на пролитой крови,
Словно взмах руки прощальный,
Исчезающий вдали…

Но опять убийства снятся.
Раз, шагнувши за предел,
Им теперь уж не уняться.
Будет много страшных дел.

Над державой ходят тучи.
Закрутите гайки круче!
Заклепайте клапана!
В чем причина? Чья вина?!

Будет много разговоров,
Криков, жалоб и раздоров,
И заламыванья рук,
Все развалится не вдруг.
Будут вопли, будут страсти,
Расползается на части
Со стрельбою и гульбой
Город в дымке голубой.
Где же он? Его не видно,
Это странно и обидно.
Где же парки и дворцы?
Где же троны и венцы?
Как же это все случилось?
Где же царь, скажи на милость?
Пусть об этом судят розно,
Да судить уж слишком поздно!

Ночь, война, наследник болен,
Царь бессилен и безволен,
А безумная царица
Всех заставила молиться
На святого оборванца,
Чудотворца- голодранца.
Он живет и кутит всласть,
Любит деньги, любит власть.

Мойку прячет сумрак синий,
Есть, что прятать, что скрывать,
Здесь спасители России
Будут Гришку убивать.

Без пальто, как будто летом,
Пуришкевич с пистолетом.
Догоняет мужика,
Не дрожит его рука…

Но с Невы палит «Аврора»,
Вот, ужо, вам будет скоро!
Берегись! Идут матросы!
Начинаются допросы,
И аресты, и доносы,
И в подвалах ВЧК
В жизни, словно в документе,
Чья-то грязная рука
Ставит точку. О моменте
Рассуждают между тем,
Чтоб понятно было всем,
Что такой сейчас момент –
«Маузер» — главный аргумент!
Слово «маузеру» дано,
Незатейливо оно…
И историю, как клячу,
Гонят, гонят на удачу.
Только плохи шутки с ней.
Словно клочья паутины
Появляются картины
Все абсурдней и мрачней.
Нет уже живого места,
Неживая тишина,
Ночь за ночью ждет ареста
Город, как и вся страна.

В полумраке дом Фонтанный,
Флигель, в инее ограда.
За серебряным, туманом
Во дворе исчадьем ада

Притаился век свирепый,
Век маньяк и людоед,
Век помпезности нелепой,
Век подонков и калек.

Он давно в затылок дышит,
В дом стучась, стоит в дверях…
Муж убит, а сын не слышит
В диких омских лагерях.

Не начертит знак спасенья
Богом избранный пророк,
От креста до воскресенья
Длинен путь и долог срок…

Ночь темней перед рассветом
И видения страшней,
Перед утром, перед светом
Ужас правит бал теней.

Но пройдут и три столетья —
Все же это только ночь!
Тени бед и лихолетья
Вместе с ней уходят прочь.

Растворяя сумрак ночи
Серый свет сменяет тень.
Ночи день пока короче,
Но длинней, чем прошлый день.

В январе, в начале года
Невеселая пора,
Непонятная погода,
Дни без солнца и тепла.

Но настанет царство света,
Будет северное лето
Без ночей, без темноты,
Чтоб мысли и мечты
Пробудить совсем другие —
О любви, о красоте…
Но пока, увы – не те…

СПБ – Москва.
Январь – февраль 2005