Виктор Гавура
КАРТИНКИ В ТЕМНОТЕ
И снова я лежал в темной пустоте ночи, все убаюкивал, пытался уложить спать свои недодуманные и полуоформленные мысли, которые только увеличивали неразбериху в моей голове. Мысли, своенравней и ветренее женщин. Одна, приходит к тебе сама, но она тебя не интересует и ты ее не замечаешь. За другой, позабыв обо всем на свете, всем сердцем устремляешься сам, но ты ей безразличен и она тебя отвергает. Одним, они позволяют все, другим – ничего.
Играет солнечными бликами, раскачивается, вздымаясь медлительными валами, живая материя необъятной морской глади. Две изумрудно-прозрачные волны с кружевной бахромой пены по гребням и мириадами сверкающих брызг медленно поднялись и устремились навстречу друг другу, их беззвучно поглотила третья, гигантских размеров темная глубинная волна, которая вздыбилась и, набирая скорость, прокатилась наискось их движению. Неповторимый привкус морской соли на зубах. Порывами ветра дышит ковыльная степь, вдалеке на востоке седой ее край встретился с небом и потерялся в ночи, на другом краю широко распахнут горизонт, там садится солнце. Стеной шинели, полушубки, матросские бушлаты, колышутся лошадиные крупы, топот копыт, малиновый перезвон удил перекрывает глухое звяканье ножен о стремена, поблескивают подковы да кованные колеса, пырхают уставшие кони, скрипят рессорами расписанные красными украинскими яблоками пулеметные тачанки, лавой уходящие в сторону ночи, на Гуляйполе. Высокие степные травы, кашки да пастушьи сумки хлещут по сапогам. Запах конского пота и запах полыни. Лучи заката нимбом сияют за спиной.
Вода и Земля, Море и Степь, настолько разные и в чем-то непостижимо похожие стихии, подобно мужскому и женскому началу, вместе они составляют единое целое. Но, так ли верна эта расхожая истина? Ведь никто еще убедительно не доказал, что они так необходимы и в чем-то дополняют друг друга, а может, они противостоят и разрушают друг друга? Как сочетается сила Солнца и нежность Луны, неделимые составляющие мироздания, где счастье и бездонные глубины страдания являются сутью двух сторон одной медали. А ведь Солнце самое жестокое из светил, всегда идет своей дорогой, оплодотворяя и сжигая все на своем пути, тогда как Луна – повелительница Вод, символ жизни и любви, совместимы ли они? В чем же кроется необъяснимая притягательность этого идеально ровного черного треугольника у тебя, книзу от живота? Наивен Малевич со своим «Черным квадратом», я бы написал «Черный треугольник». Треугольник, расположенный между твоими бедрами. Вопрос, где взять такие краски, чтобы передать все эти потаенные глубины черного.
Но все эти фантазии отступают, когда начинается ледоход на реке Памяти. Моя мысль пронзает память и воспоминаний мне хватит на тысячу и одну ночь. Наконец, одно из них вспыхнуло и ослепило. Приходит время и тебя настигает Прошлое. От него не спрячешься, не убежишь. Оно в тебе. Заглянув в колодец Прошлого, можно увидеть Вечность, но не забывай, что и Вечность, с другой стороны смотрит на тебя. Где тот мальчик, которым я был когда-то, почему и куда он ушел от меня? С каких пор я начал себя помнить? – Одна и та же картина.
Огромный, сотни метров глубиной крепостной ров. Когда-то он опоясывал Херсонскую крепость, делая ее грозной и непреступной. Быстрые воды Днепра катились в нем, с плеском омывая гордые бастионы. С их высоты подолгу любил смотреть на уходящие за горизонт сине-зеленые плавни светлейший князь Потемкин-Таврический. Он смотрел в зеленую даль, а перед глазами: золотые салоны и дворцы Петербурга и Она, охладевшая и отвергнувшая его навсегда.
Женщины шутят всерьез. Необратима и безысходна судьба. Да, навсегда.
А он все ждал, надеялся, быть может, Она вспомнит и, позовет. Здесь его и похоронили, рядом с моим домом, в соборе, возведенном Ею на территории крепости. Время не властно над глубиною чувства, оно и сегодня не утратило своей силы, как тогда, много веков назад.
Сейчас ров наполовину засыпан, но все еще неимоверно глубокий. На далеком его дне масляно блестит стоячая мертвая вода. Когда-то, она забежала сюда из Днепра и осталась во рву навсегда. Здесь городская свалка.
Несмотря на запреты родителей, я все-таки прибежал сегодня сюда полюбоваться поразительной глубиной крепостного рва и взбесившимся калейдоскопом красок свалки. Этот хаос необыкновенно будоражит мой детский разум. Я был в том возрасте, когда дети интересуются всем, что называется, «набирался впечатлений»…
Да! Я помню этот ярчайший восторг детского изумления.
Свалка огромна. Здесь есть все, всевозможный хлам и барахло, вся рвань и отходы мира собраны здесь. Из горы гниющих овощей торчат обломки детской коляски. Между кучей тлеющих древесных опилок и еще большей кучей разноцветной металлической стружки бесстыже распластался полосатый зеленый матрац с географическими ореолами многократных ночных наводнений. Неподалеку от растерзанного чемодана притягивает взгляд ярко-красный матерчатый абажур с наполовину оборванной бахромой. Изувеченные игрушки, труп дохлой кошки. Рядом с оторванной головой куклы с помятым порочным лицом невозмутимо белеет бок расколотого унитаза. Разевают щербатые пасти консервные банки. Причудливых форм флаконы из-под духов выглядывают из-за разломанного керогаза. Окровавленные женские гигиенические подкладки. Ржавый скелет велосипеда. Осколки багрового пережженного кирпича. Клочья рваных газет, грязные радуги цветной ветоши и всюду россыпи битого стекла и строительного мусора.
Стаи бездомных собак с лаем и визгом остервенело, грызутся между собой. Одна из них, с болтающимися под впалым брюхом отвисшими палевыми сосками с опаской косясь по сторонам, суетливо роется в гниющих нечистотах. Молочный дым тлеющего мусора лениво растекается между архипелагами сваленных отбросов. Мокрые вороны похожие на клочья разбросанного черного тряпья, нахохлившись, сидят на кучах разлагающегося гнилья. Тяжелый дух гари, падали и собачьей мочи.
Моросит тошнотворный дождик, то мелкий, то еще мельче, мельче водяной пыли. Холодно.
В мутной пелене дождя я увидел высокого старика. Приближаясь ко мне, он становился все выше и выше, будто вырастал передо мной из-под земли. Одет он был в детское демисезонное пальто в елочку. На босых ногах у него были испачканные грязью рваные галоши. Поросшее седой щетиной, морщинистое лицо. Запавший, беззубый рот. Твердый, когда-то волевой подбородок. Оттопыренные, побелевшие от холода уши. Ярко-синие, в красной кайме вывернутых век, полные безумного света глаза. Редкие белые волосы прилипли к выпуклому лбу. В озябшей трясущейся руке сжимает длинную кочергу. Ею он, о чем-то напряженно думая, ковыряется в этих грудах добра.
Заметив меня, быстро приблизился. Присел передо мной на корточки. Его безобразное лицо, с торчащими из ушей и носа толстыми, словно проволока седыми волосами, оказалось на одном уровне с моим. Изрытые морщинами его дряблые щеки были похожи на кожуру залежалого апельсина, темные поры на них были огромны, большой, весь в красных прожилках нос. Быстро заговорил, не отрываясь глядя мне в глаза:
– Понимаете ли… Как бы вам объяснить… Видите ли, я нашел здесь жемчужину. Она ведь была не очень большая… – смущается он.
– Да, я должен признаться, она была совсем не большая, – печально уточнил он.
– Но она была прекрасна! Да, нет же! Не прекрасна… Она была невообразимой красоты! И это, опять таки, нет!… – он волнуется, с лихорадочной поспешностью рукавом пальто вытирает мокрый рот.
– Она была… Нет, пожалуй, в русском языке нет такого слова, чтобы передать ее прелесть. Да и вряд ли, в каком другом, есть такое емкое, содержательное слово.
Задумавшись, качает головой и, будто на что-то решившись, тяжело вздохнув, – Она, я держал ее вот в этих руках… – словно не узнавая, он внимательно рассматривает свои красные от холода руки.
– И, я… Я ее уронил, а найти потом не сумел, как ни искал – не нашел… Но я ее обязательно найду! – с неожиданной силой воскликнул он.
– Или, или зачем тогда жить? – голос его дрогнул, в полном отчаянии он на мгновение замолчал. – Зачем есть, пить? Зачем? Зачем, это пасмурное небо, холод и дождь? Зачем тогда, теплое нежное солнце? Не думайте, оно есть!
Зачем?! Зачем?…
Если ее нет, этой же, жемчужины, зачем тогда все?
Она есть! Пусть мне не верят, смеются, но она существует! Она рядом со мной, но пока отдельно от меня. Она – мой Апрель, часть ее в моем сердце, во мне! И, наверняка, в вас, мой милый, очень молодой человек! Поверьте, я это чувствую. Ее только надо найти и она засверкает, озарив все вокруг и вы поймете, что все не зря!
Надежда, вначале слабая, крошечная Надежда. Вслед за ней прейдет Уверенность, Удача, Успех и вот – Она, долгожданная Победа, Она блестяща!
Победа войдет в вас, заполнит все ваше сознание, подымет вас из праха повседневности. Радость, ярчайшая радость захлестнет вас. Любовь! Любимая, чистая, как невеста. Ласковая, любимая моя …
Где ты, моя любимая? Неужели, я потерял тебя навсегда? Найду ли я тебя? Я уже не верю в это.
Это… Это… – затухающим эхом повторил он.
Глаза его остановились, живой отсвет ушел из них. Он выпрямился передо мной во весь свой гигантский рост. Задумавшись, пристально смотрит под ноги. Сгорбившись, побрел куда-то вниз по склону рва. Вдруг поскользнулся на желтой расползающейся глине и со страшным внутренним всхлипом упал на спину. Весь измазанный с трудом поднялся, постоял, качаясь, и снова побрел хромая, всматриваясь под ноги.
На свалку, вместе с ненужной рухлядью люди обычно выбрасывают и самих себя. Старые вещи принимают и хранят в себе информацию об их жизни. Поэтому свалки так притягивают детей и стариков. Первых, волнуют неведомые переживания, вторых – влекут воспоминания.
Таково мое первое детское впечатление, мои ранние образы и чувства, согревшие и ранившие мое детское воображение, я сберег и пронес их по жизни.
Сейчас, спустя годы, я понимаю, что это был не оживший мертвец, смерть не самое страшное, что может случиться, я видел гораздо худшее – живое тело с вырванной душой.
E-mail: gavura@bigmir.net
