БЕНДЕРИАДА

Б Е Н Д Е Р И А Д А
Отрывки из глав повести.

Глава 1 . Машина времени.

Профессор из Днепропетровска был стар и болен. Всю свою жизнь он провёл за изучением возобновляемой энергии из физического вакуума, изобрёл вихревые электромагнитные двигатели, которые работали с КПД более ста процентов и при запуске сводили гравитацию на нет и взмывали в космос.
Сначала он долго не мог понять: Почему разным официальным инстанциям, к которым он измозолил ноги, не нужны его изобретения, сулящие переворот в электроснабжении корчащихся на голодном пайке Украине и России, пока его не вызвал к себе полковник из ГБ и настоятельно посоветовал «прекратить эти штучки, которые давно применяются, «где надо». Профессор понял, что не он один «не лыком шит», что на «военке» давно используют эти изобретения, а на «гражданку» их не пустят, чтобы не устроить хаос и передел захваченного монополистами рынка энергии.

Тогда он перестал сообщать кому-либо информацию о своих новых разработках, но упорно втихую занимался ими «для души» на своей старой даче за городом.
На машину времени он вышел попутно, изучая плазменные вихри, которые обладали свойством закручивать время в заданном направлении. Профессор истратил почти все свои скудные средства – при рыночной экономике всё как-то сильно подорожало, но, наконец, машина была готова, и он с волнением, поставив рычажок на «минус 75 лет», именно столько исполнилось ему в текущем году, готовился нажать кнопку.

Решающий шаг был сделан, вокруг засветились плазменные вихри с противным жужжанием, всегда сопровождающим момент критического перехода к эфирной субстанции и профессор почувствовал себя в невесомости. Потом, вдруг, наступила пронзительная тишина, вернулось ощущение собственного веса, и он с ещё большим волнением покинул машину времени, с любопытством рассуждая, где же он теперь очутился?

На первый взгляд ничего не изменилось – он остался в своей большой комнате на старой даче, только выглядела она чуть поновее и с другой мебелью. Тут профессор вспомнил, что машина должна переносить в другое время, но не в новое место, путешествие в пространстве он ещё не освоил, а старая дача досталась ему от родителей, отец был известный учёный ещё в царское время, большевики не стали её реквизировать. Но, странным образом, на профессоре сохранился прежний костюм.

Он совсем успокоился и вышел на улицу. Конечно, он не обнаружил по соседству красно-коричневых хоромов «новых украинцев», равно как и асфальтированной дороги на Днепропетровск и автобусов на остановке, которых, впрочем, не было видно и в последнее время из-за нехватки бензина.
— Моей «Волги», конечно, ещё тоже нет, – вздохнул профессор и, для убедительности, ощупав свои руки и ноги, направился по просёлочной дороге к городу.

Тут у обочины он, вдруг, увидел пожухлый, видавший виды автомобиль, с яркой оранжевой надписью на боку: «Эх, прокачу!», в котором, помимо водителя, на заднем сиденье сидели два гражданина – один был молод и красив со жгучими чёрными усами, в клетчатом пиджаке поверх вязаного пуловера и офицерской кепке периода русско-немецкой войны четырнадцатого года; другой был высокий пожилой, худощавый мужчина, в пенсне, одетый непонятно во что, но с гордой выправкой, изобличавшей в нём потомственного дворянина.

Профессор приблизился к автомобилю и вежливо осведомился:
— Уважаемые господа, не подбросите ли до Днепропетровска, я вижу у вас есть свободное место.
— Извольте, товарищ – не поддался на провокацию с обращением «господа» молодой, — но где это?
— Да вон там, — махнул профессор рукой.
— Но там, позвольте, Старгород! – удивлённо вступил в беседу пожилой джентльмен.
Тут профессор вспомнил, что раньше Днепропетровск прозывался Старгородом и, чтобы замять объяснение, слукавил:
— Простите, так называется новый ресторан в Старгороде, который открывает мой товарищ.
— Однако! – хмыкнуло пенсне.
— С Вами надо дружить! – отозвался молодой. – Садитесь рядом с Кисой, я пересяду к Козлевичу.

— Однако, где Вы купили такие часы? – поинтересовался названный Кисой, разглядев на руке у профессора часы с цифровым циферблатом.
— Не приставайте к человеку, Киса, с частнособственническими инстинктами, – перебил его Остап.
— Это …мне прислали из-за границы … мои ученики.
— О, я сразу понял, что Вы из учёных, – произнёс джентльмен в пенсне, знаете в Петербургском колледже нас обучал профессор, очень похожий на Вас.
— Это же был мой отец, — догадался профессор, но вслух ничего не сказал, а Козлевич, издав клаксоном ревущий гудок, спорящий по жуткости с завыванием плазменного вихря, покатил по пыльной дороге к Старгороду.

— В какой области науки Вы работаете? – осведомился Киса-Воробьянинов.
— В области высоких энергий физического вакуума, – ответил профессор.
— Это что-то интересное, – сказал Остап, — что же Вы изобрели?
— Машину времени,– выдохнул профессор едииым махом – от долгого затворничества, ему, вдруг, захотелось рассказать всё новым друзьям.
— Да … — многозначительно протянул Остап, когда профессор закончил свой рассказ.
— Да, уж! – подтвердил Киса-Воробьянинов, — так, значит, Ваши часы из будущего?
— Да, это самые обычные дешёвые часы для школьников.

— Остап, прошу Вас, остановите Козлевича, есть гениальная мысль! – выкрикнул Киса.
Машина затормозила.
— Уважаемый профессор, ну что Вам стоит перенести нас с Остапом ещё лет на пять назад? Ко времени, когда выносили стулья от моей бедной тётушки! Тогда бы мы точно узнали куда их все вывезли, чтобы не искать по одному.
— Я всегда знал Киса, что Вас не зря выбрали предводителем дворянства, изрёк Остап, — так как же профессор?
— Не могу отказать. Но машина ещё не испытана, не хотелось бы рисковать на вас.
— Риск – благородное дело, – воодушевился комбинатор новой идеей, — Козлевич заворачивайте назад.
— Только я не хочу назад, без «Антилопы», подожду вас у входа.
— Риск – дело добровольное.

Через полчаса компания возвратилась к профессорской даче, и тот завёл их в кабину машины времени. Втроём там было тесно и всем пришлось стоять.
Профессор передвинул рычажок и нажал на кнопку. Опять засверкали разноцветные вихри, но только лишь завыл критический сигнал, Кису, вдруг, передёрнуло от испуга, он запнулся за какой-то провод, который с электрическим треском оторвался от установки. Машина взвыла ещё сильнее, вихри развернулись в обратном направлении, наконец, всё стихло. Профессор озабочено глянул в окно кабины. Перед глазами предстала постаревшая комната с до боли знакомым диваном, на котором он засыпал, предельно устав от работы.

— Так и есть, — произнёс он. – Машина при аварии запрограммирована на возврат в настоящее время, чтобы как бы чего не вышло. Профессор тронул рычажок, но не получил ответного сигнала готовности.
— Господа, машина не исправна. Я предупреждал о риске.
— Так значит, мы сейчас находимся в двухтысячном году? – осведомился Остап.
— Точно так, – подтвердил профессор.
— Великолепно! Судя по Вашему рассказу, мы имеем возможность познакомиться со вновь обретённой рыночной экономикой, и не надо теперь бежать за границу, чтобы проявить себя.
— Да с рыночной. Дикой рыночной, – уточнил профессор.
— Ну, в мутной воде рыбку ловят! – оптимистично заключил Остап, – пошли Киса! А Вы профессор дайте нам свой телефон, чтобы знать, когда Вы исправите машину.
— Я дам Вам немного денег. Ведь ваши старые не годятся,
— сказал профессор.
— Только в долг, разумеется под проценты, – сказал Остап, принимая деньги.
— Да уж, – подтвердил Киса.

Глава вторая. Бросок на восток.

Друзья выбрались на перекрёсток и, по причине отсутствия автобусов, стали ловить машину.
— Тоска без Козлевича! — вздохнул Остап, когда мимо проурчал шестисотый Мерседес, — увидеть Мерседес и умереть!
— Однако никто нас не хочет подвезти, – поправил Воробьянинов пенсне.
— Даю слово Киса, что мы скоро также будем проноситься мимо безлошадных пешеходов на могучей иномарке, а пока за дело. Надеюсь, Вы сохранили в своём бауле ту шикарную кисточку и краску, которую я подарил Вам в память нашего путешествия по Волге?
— Да уж! – достал предводитель дворянства из баула кисточку и краску.
— Чудесно! Снимайте рубаху!
— Что Вы хотите с ней сделать? У меня последняя рубашка!
— У меня, её вообще нет! – отрезал Остап, – снимайте Киса, если не хотите превратиться в краснокожую индейскую мумию на этом сдуревшем солнце.

Воробьянинов, ворча и ругаясь, снял и отдал Остапу белую рубашку, возвратив обратно галстук на голую грудь.
Остап оторвал от рубашки рукава, содрал указатель автобусной остановки и натянул на него полотно, закрепив сзади на булавки, которые всегда имелись в кармане великого комбинатора. После этого он намалевал на полотне: «Днепропетровская киностудия. Снимается фильм: «Двенадцать стульев».

На поднятую афишу сразу же остановился первый автомобиль.
— Я Вас сразу узнал! – защебетал водитель, – Вы играете Бендера, а Вы – Кису!
— Киса! Можно Вас погладить? — протянулась через плечо водителя изнеженная рука молодой женщины, условно одетой.
— Да уж. Не подвезёте нас до Стар … до Днепропетровска, — вежливо осведомился Воробьянинов, разминая в ладони подаренные профессором деньги.
— Да что, вы господа артисты, за честь изволите! Денег не надо. Однако, какой у Вас живописный вид! Галстук на голой груди! Понимаю, так по сценарию! Ха-ха-ха! Простите, давайте знакомиться – вот моя визитка – я Борис — старший менеджер фирмы «Святая вода».
— Что святой водой тоже торгуют? – осведомился Киса.
— Сейчас всем торгуют. Неужели Вы не пробовали нашей воды? В таких, синеньких бутылочках. Да вон она в холодильнике. Угощайтесь господа!
Остап приоткрыл крышку холодильника за задней стенкой переднего сиденья, достал две бутылочки – себе и Кисе и с удовольствием приложился к горлышку, изныв от полуденной жары. Вода по вкусу ничем не отличалась от обычной водопроводной, но для испытывающего жажду человека вполне сходила за святую.

— Как к вам обращаться господа артисты?
— Можно Бендер, просто Бендер, а к нему господин Воробьянинов – мы вживаемся в роль.
— О понимаю! Система Станиславского! Помнишь Муся я говорил, что нам давно пора снять свой фильм про двенадцать стульев. Москва сняла два, Петербург снял, а незалежная ни одного! А ведь действие происходит в нашем родном городе.
— О, как я мечтаю сняться в кино, – закрыла глаза Муся, – я подойду для роли Эллочки господин Бендер?
Муся повернулась на широком кресле иномарки, выставив Бендеру для обозрения обнажённые ноги, прикрытые лишь модной набедренной повязкой.
— Конечно, я завтра же поговорю с главрежом, эта роль ещё не занята, – моментально согласился Остап, разомлев от обнажённой натуры. Муся вытянула свою ногу так, что загорелая полированная икра очутилась на коленях Остапа, а он явственно почувствовал возбуждающий запах молодой свежей плоти.
— Я думаю, мы изобразим с Вами прекрасную сексуальную сцену, – жеманно пропела блондинка.
— Ну что ты Муся, так нельзя! – ревниво заёрзал водитель.
— Хо, хо! – ответила входящая в роль Муся, но вернула ножки на исходное место.

Глава четвёртая. Банкет для деловых людей.

— Их трое, вместе с нами пятеро. Для банкета надо, по крайней мере, тыщу рублей, — подсчитал Остап.
— Но где мы возьмём тысячу? – тоскливо спросил Киса.
Остап оглянулся. Рядом на перекрёстке сияла вывеска: «ТА НА ТА», «Лучшие продовольственные товары!» Почему «ТА НА ТА» Остап не понял. Однако вторая часть вывески была содержательней.
— Ищите Киса свидетеля!
— Зачем?
— Быстро ищите и ведите в магазин – я буду там.
— Но где я найду свидетеля? – озирнулся Киса на пустынную улицу.
— Это неважно. Найдите бомжа, пообещайте бутылку керосинового портвейна.
— Давайте свидетелем выступлю я! По закону свидетелей должно быть два! Нас хватит! – выпрямился, хрустя подагрическими коленками Воробьянинов, – у меня аристократический вид! – и он залихватски сделал ладонью движение, чтобы смахнуть с плеча единственную случайную пылинку, но с него посыпался такой спад пыли, что Остап чихнул.
— Будьте здоровы! – вежливо заискнул осрамившийся аристократ.
— Слушайте киса. Да по закону должно быть два свидетеля, но это в законной стране. У нас их должно быть минимум три, ещё лучше четыре, пять, главное чтоб все они возмущались и шумели.
— Понял! А что Вы будете делать в этом волшебном магазине, — сказал, облизнувшись, голодный аристократ, глядя на пятиметровую витрину с сырами и окороками.
— Как что? Искать просроченный товар. В любом магазине должен быть просроченный товар.
— Даже в таком, огромном и цивилизованном? – опять облизнулся Киса на витрину.
— Чем больше магазин – тем больше просроченного товара! – произнёс комбинатор и направился ко входу в «ТА НА ТУ», благоухающему смесью запахов свежемолотого кофе и копчёной колбасы.

Колбасу Остап проверять не стал – надо было требовать накладные, а принялся внимательно изучать на витрине надписи на банках с консервами. Наконец, он нашёл, что искал.
— Дайте мне вон ту баночку индюшиного паштета. Страсть, как люблю печёночный паштет, да ещё индюшиный.
— Пожалуйста, — заулыбалась жгучему брюнету томная продавщица с отцветающей перезревшей красотой.
Остап еле наскрёб во всех карманах шестнадцать рублей сорок копеек, и продавщица выбила чек. Факт покупки свершился.
— Ба, да он ещё и стерилизованный! – с восторгом произнёс командор, разглядывая банку вблизи. Но тут же его вид изобразил крайнюю разочарованность и недоумение, как у человека, у которого вырвали из рук перед ртом шампур с дымящимся шашлыком.
— Какое сегодня число? – спросил он продавщицу с растерянным видом.
— С утра было двенадцатое, – ответила та, меняясь в лице, нутром чувствуя, что покупатель устроит какую-то гадость.
— Да, двенадцатое сентября двухтысячного года, а здесь написано, что срок годности данного продукта до 5 сентября.
— Не может быть! Дайте сюда!
— Вот ещё! Смотрите из моих рук и вызовите директора магазина, – непреклонно заявил командор.
— Я Вам сейчас обменяю на другую. Продавщица бросилась на пирамиду банок с индюшиной печенью, через минуту все они беспорядочно были повержены на пол, везде был всё тот же срок годности.
— Подумаешь, неделя! Что сделается консервам за неделю?
— За год и одну неделю! – изрёк Остап, потрясая банкой, как библией перед американским судом.
Тон командора безоговорочно укрепил продавщицу в незыблемом упорстве покупателя, и она пошла за директором.

Появившаяся директриса с семенящей за ней продавщицей, исподлобья посмотрела на Остапа цепким, изучающим взглядом и осторожно начала:
— Вы уж извините нас, я же сказала ей ещё неделю назад, чтобы убрать. Почему не убрала?! – взвизгнула она на продавщицу.
— Я … Вы … — опешила та непонимающе.
— Столько работы, за всем не уследишь. А Вы из торга?
— Я не из торга. Я покупатель, гражданин! – гордо произнёс Остап.
С директрисы мигом спала напряжённость.
— Знаете что, гражданин? Не мешайте работать! Подумаешь, на неделю просрочили! Сам, небось, недельные щи глотаешь!

Дальнейшему непростительному измывательству директрисы над священным суверенным правом гражданина на приобретение непросроченной пищи, равно как и на право добровольного употребления недельных щей, помешало появление Воробьянинова со свидетелем.
Свидетель, судя по замызганному дребежащему виду готов был дать любые показания даже за стакан с пивом и, будучи, видимо, подготовленный Кисой к сражению, заложа руки в карман, пробормотал:
— Да мы видели! Мы протестуем!
Однако опытная директриса чутьём поняла, что индюшиный паштет – это не экспромт, а домашняя заготовка противника и начала сдавать позиции.
— Ребята, если вы хотите выпить, сейчас вам принесут бутылку и закуску. Денег не надо.
— Да хотим! – жизнерадостно произнёс бомж, вынув руки из карманов.
Остап гневно зыркнул на предводителя. Тот прошептал на ухо бомжу:
— Мы же договорились! Вот она. И показал ему из внутреннего кармана горлышко керосиновой.
— Нет, мы не хотим! – нежизнерадостно произнёс бомж для директрисы.
— Ну я тогда не знаю, – недовольно протянула матрона.
— Прошу составить акт! Свидетели есть! Двое, я третий, — непримиримо произнёс Остап, — кто ещё хочет быть свидетелем? – крикнул он в собравшуюся вокруг толпу любопытных.
— Я вчера просила печёночной колбасы, а мне подсунули ливерную! – дребезжащим голосом завозмущалась старушка, – свидетели есть!
— Да что Вы бабушка, — стала защищаться продавщица. Я же помню, Вы колбасу покупали за сорок рублей кг. Разве может быть печёночная за сорок?
— Там написано с печенью, – не отставала старуха.
— С ливером и печенью, бабушка!
— Ну-ка, покажите, где печень?! – поддержал бабулю инвалид на костылях, — я тоже хотел взять!
— Я вам не лаборант из санэпидстанции, — неудачно защитилась продавщица.
— Сейчас пригласим эксперта из СЭС, — невозмутимо произнёс Остап.
Беспощадная эрудиция Остапа и назревающий бунт голодных покупателей, неисправимо мечтающих о советской печёночной колбасе за рубль шестьдесят, побудила матрону оставить сомнения.
— Молодой человек, Вы не пройдёте со мной? – участливо обратилась она к Остапу.
— Мы пошли составлять акт! – торжественно обратился комбинатор к толпе.
— Да акт. Им давно пора составить акт! – крикнула тщедушная нервная женщина. – Я пойду с Вами в свидетели!
— И мы! – ринулась вся толпа за Остапом, хотя никто из неё и не представлял — по какому случаю и какой акт.
Это в планы комбинатора не входило.
— Минуточку, товарищи! Я пишу в кабинете акт, выношу к вам, читаю, вы все его подписываете, иначе уйдёт много времени.
— Оно, верно, товарищ! – согласился инвалид, с наслаждением произнося забытое обращение с советских времён.

Остап проскользнул за дверь вслед за директрисой.
— Тысячу рублей и я выхожу задним ходом! – решил он форсировать события, используя ситуацию в свою пользу.
— А не слипнется, молодой человек? — прошипела матрона.
— Сейчас все они будут здесь!
Директриса швырнула Остапу из кармана халата две пятисотки и крикнула кому-то в глубине: — Таня выпусти его!

Когда Остап вынырнул из складской двери, поднаторевший от общения с командором Киса, уже поджидал его там.
Невдалеке бомж целовался с продукцией нефтехимического винного комбината.