ЦИКЛ РАССКАЗОВ: «ЭТО НЕ ФАНТАСТИКА» (5)

ЦИКЛ РАССКАЗОВ: «ЭТО НЕ ФАНТАСТИКА»

ЛЮБОВЬ РОБОТА
Психоделический триллер

Если б я с тобой скучала,
Я тебя бы выключала.
Я б на кнопки нажимала,
Я б тебя переключала.

Из песни.

Это был сексуальный робот пятого поколения. Она потратила на него почти все свои накопления.
— О, Кэт! — сказала ей Синдия, — неужели, тебе лучше с ним, чем со мной?
— Но ты же не умеешь говорить мужским голосом?
— Зато я люблю тебя, а это бесчувственная машина.
— Отнюдь! Я говорю с ним, глажу его. И он учится эмоциям.
— Но он, всё равно, не живой.
— Билли, ты любишь меня? — включила Кэтрин робота в активный режим.
Робот тут же, довольно резво, шагнул к хозяйке, упал на колени и уткнулся ей мордочкой между ног.
— Как собачка! — усмехнулась Синдия, — ты его запрограммировала на это движение?
— Нет, — просто, раньше я первая призналась ему в любви, а он не может быть безответным.
— Нам хорошо вместе! — Билли поднял на Синди свои большие круглые глаза,
обнимая, между тем, Кэт чуть ниже поясницы.
— Мать моя! — воскликнула Синдия, — он и, вправду, как живой! Выключи его!
Кэт нажала на кнопку:
— Теперь ты видишь?
— Ты занималась с ним сексом?
— Пока нет. Мы адаптируемся.
— О, Кэт! Зачем тебе робот или мужчина? Давай займёмся любовью друг с другом! Я купила потрясающий аппарат!

С этим, Синдия вытащила из сумочки двучлен последней модификации, один конец, поменьше она вставила в свою вагину и застегнула крепящий пояс на талии, другой призывно топорщился с другой стороны.
— Понимаешь, когда он входит в тебя и достаёт до матки, то в этот же момент выстреливает до матки в меня! Я с ума схожу, так хочу попробовать!
— Нет, Синди! У меня теперь есть Билл. Ты же знаешь, что я до последней клеточки женщина и мне нужно существо мужского рода.
— Но мы же были с тобой вместе! Ты зареклась иметь дело с мужчинами!
— С мужчинами да. Ты же знаешь, они все входят со мной в азарт и перестают себя контролировать.
— Конечно, знаю! Я целый месяц ходила к тебе в госпиталь, когда эта сволочь Томас порвал всю тебя!
— Лучше бы я не родилась такой сексапильной! — вздохнула Кэт.
— Да разве могут они понять твою неземную красоту?! — воскликнула Синдия, — эти мужланы скоты! Такую красоту как у тебя, может оценить только женщина!
— И всё-таки, наверно, я любила Томаса, пока не случилось такое … — слеза из огромного глаза Кэт размазала тушь по её щеке.
— А меня? Ты любишь меня?
— Нет Синдия, я уступила тебе за твою заботу, но я не могу любить женщину!
— Люби тогда свою железку! — в гневе воскликнула Синдия, сорвала с себя пояс с аппаратом и выскочила за дверь.

Дикая страсть Синдии пугала Кэт не меньше, чем взрывные поступки мужчин, когда они дорывались до неё. Она подошла к зеркалу и уставилась в него.
Господи, зачем природа дала так много ей одной! Кэт избегала смотреть на себя в зеркало, так и ловила себя на мысли, что если бы могла сама обнять своё сладострастное отражение в плоском стекле, то измучила бы его до последней клеточки! Нет, она больше никогда не войдёт в сексуальный контакт ни с мужчиной, ни с женщиной, у неё теперь есть всё понимающий Билл!
Руководитель фирмы, в которой она приобрела его, заверил её в бесконечной корректности робота при сексуальной связи, к тому же она всегда может выключить его.
Босс, пожирающий девушку при беседе во все глаза, предложил Кэт скопировать её лицо и тело для новой модели сексробота — женщины, она отказалась, представив множество клонов её тела, которых исступлённо будут трахать обезумевшие от похоти мужчины.

Она задумчиво вернулась к кушетке, перед которой так и стоял на коленях робот, и включила его.
— Билл, что ты чувствуешь при взгляде на меня?
— Мне хочется крепко, крепко прижаться к тебе и обцеловать всю.
Они с ним уже целовались раньше и Кэт оценила натуральность изделия фирмы, всё в роботе — и нейлоновые губки, заполненные тёплым гелем, и влажный язык с сосущими микроприсосками и все обволакивающие движения рта, отражающие и усиливающие её движения, было продумано на высшем уровне, так что она сделала вывод — ни один мужчина не умеет целоваться лучше Билла!
— Слушай, Билл, а тебе всё равно кого целовать — меня или другую хозяйку?
— О, нет Кэт, я хочу только тебя!
— Да тебя запрограммировали, глупыш, на вежливые фразы!
— Нет, Кэт. Здесь всё сложнее. Мои рецепторы — видиконы, тактильность, микрофоны запрограммированы на наслаждение при виде и ощущении прекрасного лица, тела, голоса, кожи, всё это я чувствую с тобой.
— Что значит чувствуешь, и что для тебя наслаждение?
— Матрицы прекрасного заложены в моей памяти и, когда это совпадает с объектом …
— Так я для тебя объект? — перебила Кэт.
— Да, как я для тебя — объект контакта.
— Ладно, отвечай дальше!
— Когда параметры объекта близко совпадают с идеальными, возрастает электрический ток к моей памяти, ну как у тебя, когда ты выпьешь бокал шампанского, и мои чипы включаются по максимуму и благодушествуют от прилива энергии.
— А если твоя хозяйка не будет такой красивой, как я? Ты будешь задыхаться от недостатка энергии?
— Почти так. Тогда мне приходится осуществлять по отношению к ней все действия, чтобы она стала красивой.
— Как так?
— Когда женщина воспламеняется страстью, то любая становится красивой, даже голос у неё меняется. Моя задача — добиться этого всеми способами.
— Вот как!
— Потом у меня происходит перенастройка памяти, и хозяйка становится для меня идеалом красоты и поведения. Но, с тобой мне не надо инициировать эту стадию.
— А что потом?
— Потом сексуальный контакт, с развитием до оргазма, я обучен всем тонкостям стимуляции.
— Я должна просить тебя о сексуальном контакте?
— Не обязательно. Мои рецепторы почувствуют, что тебе надо в данный момент.
— И что ты чувствуешь в данный момент?
— Я люблю и боготворю тебя. Но ты сейчас много размышляешь и спонтанно не готова к сексуальному контакту, но можешь попросить меня об этом, и я тебя настрою.
— Ого! А с тобой не опасно заниматься сексом? Ты не войдёшь в раж, как некоторые мужчины?
— Фирма гарантирует — я буду делать только то, что ты хочешь сама.
— Какой ты умный! А если я потеряю над собой контроль и попрошу тебя делать то, что навредит моему здоровью?
— Нет, Кэт! Все мои усилия ограничиваются автоматически до такой степени, что не могут причинить тебе существенный вред.
— А не существенный?
— Если ты установишь рычажок на крайнюю степень мазохизма, то будешь чувствовать определённую боль, без которой невозможен этот вид наслаждения, но без последствий.
— Ты в этом уверен?
— Кэт, посмотри письменную гарантию фирмы, там есть об этом. Ты хочешь переключить рычажок?
— Может быть, может быть … — рассеянно произнесла Кэт. Она только сейчас осознала, что не такой уж скотина Томас, она сама подтолкнула его к сумасшествию насилия над ней. Как она похотливо стонала и орала от бешеного сладострастия, смешанного с болью, когда партнёр совершал невообразимые пируэты с её телом, пронзая все виды её плоти во всех направлениях!
— Хорошо, Билли. Я хочу секса. Иди ко мне.
— Кэт, первый сеанс лучше делать, чтобы ты не видела моего лица, так рекомендует инструкция.
Кэт взглянула на робота и сказала с ехидцей:
— Да ты и, вправду, умный! Я же не целую вибратор, хотя он доставляет мне удовольствие.
— О, Кэт! То, что сказала ты, на языке людей и моей программы называется стервозностью, которая усиливает желание.

Кэт повернулась к роботу задом, встала на кушетке на коленки, задрала платье и хотела снять трусики.
— Я сам! — сказал Билли.
Движения его нейлоновых конечностей были не только нежны, от пальцев стала исходить приятная вибрация ягодиц, на такой массаж человеческие руки не способны, и Кэт быстро завелась.

Робот, между тем, припал своим язычком к её половым губам и клитору и опять Кэт отметила, что такое сочетание виртуозного то нарастающего, то спадающего темпа сосания её плоти, вместе с проникновением до самой матки щекочущих электрических токов невозможно для партнёра — человека.
Она почувствовала, как импульсивно сжались внутренние кольца вагины, и она задрожала всем своим выпяченным крупом от желания раздвинуть мужским снарядом эти сомкнутые стенки.

Робот без слов проинтуировал её состояние и осторожно, но мощно вставил свой инструмент, который вибрировал с перекатыванием колечек пещерного тела по всей длине туда — сюда. Кэт осознала , что с этим чудом технологии ей не требуются фрикции члена , возбуждение происходило от поверхностных девиаций его оболочки. Тут она почувствовала, как тёплый источник удовольствия начал шарить своим концом по всем закоулкам её пещерки, касаясь и стенок, и матки со всех сторон, а потом раздулся в размерах, как резиновая груша, полностью повторяя очертания внутренней полости женщины и массируя всю её поверхность.

Кэт задохнулась от наслаждения, она теряла сознание от мощного наплывающего оргазма. В этот момент робот резко вытащил свой снаряд из её разогретой плоти. Кэт остервенело закричала:
— Вставь снова! И насилуй меня, насилуй изо всех сил!

Она почувствовала, как робот крепко сжал её бёдра и с размаху всадил огромный, разрывающий половую щель член. Кэт заскрипела зубами от боли, вместе с бешеным восторгом мощного излияния женского секрета.
Тут беспощадный член переместился, вдруг, в её узенькое отверстие ануса и Кэт поняла, что сейчас он непоправимо изуродует её.
Маленький пультик болтался на цепочке на её запястье. Она резко нажала кнопку выключения. Но снаряд, как ни в чём не бывало, протыкал её насквозь, создавая невыносимую боль. Кэт изумилась, и это было последнее её ощущение.
Сердце не выдержало боли и разорвалось …

Синдия дёрнулась задницей вверх с искажённым лицом, потом сорвала пояс, но не могла выдернуть рукой крепко засаженный в тело Кэт двучлен. Вдруг, она почувствовала, как некий энергетический поток вонзается в её затылок. Она обернулась. Билли, резко отброшенный её взбешенной рукой от тела Кэт, лежал на полу, чуть в стороне. Его тоскливые шарообразные глаза излучили последний затухающий импульс любви к поверженной хозяйке.
Синдия вздрогнула:
— А ведь он мог напасть на меня, защищая Кэт!
Но тут же вспомнила про декларацию, категорически запрещающую производителям закладывать в роботов проявление насилия к людям, и удовлетворённо улыбнулась .

БИОКОМПЬЮТЕР
Триллер

— Очнулся что ли? Или это сон? – заторможено зашевелилась мысль.
Голова раскалывалась, саднило спину, а руки… Руки за спиной в наручниках. Я их не видел, только ощущал боль в запястьях, натёртых металлом. Ныло подвывихнутое плечо, не открывался рот. И кругом чёрная темень.
Наконец, дошло, что на глазах непроницаемая повязка, а губы заклеены скотчем. Валялся я на грубой соломе, едкие ости жгли шею, набившись за воротник.

Постепенно начала возвращаться память.
— Вдарь ему прикладом по башке! – последнее, что я слышал перед тем, как провалился в бессознание.
— А, ведь, он, скотина, русский, — подумал я, с трудом повернувшись на бок и замотал головой, пытаясь вытряхнуть колющие соломины, — чечены говорят между собой на своём языке.
Потом, вдруг, в памяти что то вспыхнуло:
— Да это же тот самый, командир ментов!
Сразу стало ясно, почему они нас схватили. Когда нашей группе спецназа поручили вылазку, чтобы освободить попавших в плен армейского подполковника и журналистку, то этот майор-оборотень присутствовал тоже при выдаче задания, его менты должны были отвлечь боевиков, чтобы мы просочились в район.

Наша группа, три человека, успешно преодолела ущелье; наверху, из расщелины, в которой мы лежали, был виден аул, в котором, по данным разведки, были заключены пленники. Эта расщелина была единственно возможным путём проникновения в аул с этой стороны, мы вслушивались, ожидая гранатных взрывов и автоматного стрёкота с другой стороны, милицейский отряд должен был отвлечь чеченцев боем, выманить их подальше на тропу, ведущую в аул с другой стороны, тогда бы мы сделали рывок.

Вдруг, раздался хлопок и на нас, словно с неба, свалилась тяжёлая, к тому же липкая, всё обволакивающая сеть. Я попытался повернуть ствол автомата в направлении хлопка, но тут же запутался в сети ещё больше.
— Вот сволочи! Нашей же сеточкой! – зло прошипел Костя. Это был последний вскрик возмущения, сетка у всех слепила, даже, губы.
Потом я услышал это:
— Вдарь ему прикладом по башке!

— М-м-му! – услышал я рядом глухой стон.
— Костя! – понял я. Не узнать стон командира группы, моего друга, с которым мы вместе спали и дневали вот уже несколько месяцев, я не мог.
— Приходит тоже в себя. И рот у него тоже заклеен. По мычанию ясно.

Именно Костя внушил нам, что занятия по биокомпьютеру, на которых нас учили видеть не глазами, а непосредственно мозгом и управлять своим сознанием — не забавная блажь, а необходимое качество, которое может пригодиться нам, бойцам спецназа в непредсказуемой обстановке. Наверно в меня от природы были заложены данные, мои результаты по освоению методики оказались заметно лучше, чем у товарищей.

— Так! – сосредоточился я, — как нас там учили?
Сначала в области затылка засветился солнечный шарик, потом он запульсировал и переместился к макушке, всё расширяясь и расширяясь, потом в моём мозгу, не перед глазами, а именно в мозгу, вернее в пространстве, близко рядом с макушкой, возник светлый экран, на котором я увидел всю обстановку.
Мы, все трое лежали, скованные наручниками, в грязном полуподвальном сарае, в который проникал свет из единственного, высоко расположенного оконца. Костя шевелился на соломе рядом со мной, Стась лежал без движения чуть подальше.

— Так! Как там учили?
Я совершил волевое усилие и моё мозговое вИдение оторвалось от головы и переместилось вверх, откуда, со стороны, я увидел себя бедного.
— Господи, что за рожа! – передёрнуло меня. Всё мое лицо было исполосовано красными рубцами в сеточку.
— Ясно, отодрали липкую сетку вместе с мясом! – понял я. – Так, руки в наручниках и ещё привязаны верёвкой за скобку в стене. Ну что ж, нет худа без добра.

Теперь сверхсознанию предстояло выполнить задачу посложнее.
– У меня получится! – внушил я себе. – Недаром сам полковник, командир спецназа, узнав о моих успехах по методике, пригласил к себе, чтобы я покопался своим вИдением в его больной печёнке. Я не только покопался, но, увидев в жёлчном протоке камешки, напрягся и выгнал их наружу в кишечник, полковник только ойкнул раз. По этому случаю он достал из сейфа настоящий «Наполеон» и восторженно расспросив меня о занятиях по биокомпьютеру стал ходить туда сам, хотя всегда у него времени было в обрез.

— Кисти моих рук расслабляются, — внушал я себе. – Становятся мягкими… желеобразными, как медуза… сжимаются в ширине и вытягиваются в длину…
Я видел на экране, как они, сначала безвольно расплывшись, начали менять свою форму. Я потянул левую руку, прицепленную к скобке, пытаясь протянуть кисть сквозь жерло наручника, но он застрял на казанках и не поддавался.
– Косточки в кисти плотно сдвигаются друг к другу… – продолжал я внушать. Видимо это потребовало большой энергии, вся она переключилась на выполнение заданной операции, экран биокомпьютера сначала стал из светлого синим, а потом погас.
Но тут же я почувствовал, как рука протиснулась сквозь наручник и освободилась.

Первым делом я сдёрнул повязку с глаз, от перерасхода энергии внутреннее зрение выключилось совсем.
Я не стал пока разлеплять скотч на ртах ни у себя, ни у товарищей, опасаясь нечаянно выдать нас разговором возможной охране за дверью сарая.
Ноги спутаны не были, я поднялся, заправив наручники, которые болтались на одной руке, в карман брюк, чтобы не брякали и, подойдя к командиру, снял повязку с его глаз.
Он понял сразу всё.
— Молодец! – прочитал я в его глазах. Тут он кивнул головой в сторону Стася. Я подошёл к тому. Он не приходил в сознание, голова его была рассечена, видимо, ему вдарили покрепче. Я порылся рукой в карманах. – Нет! Сволочи очистили их полностью, пакетика экспресс-помощи я не обнаружил.
Пришлось прибегнуть к дыханию рот в рот, и Стась застонал, открыв глаза, но пытаясь, приподнять голову, тут же уронил её на солому.
— Ладно, главное живой! – вздохнул я с облегчением.

Мой наручник пригодился. Его острые края, недавно с болью впивавшиеся в тело, быстро перерезали обе верёвки пленников, и командир, с моей помощью, тоже поднялся на ноги. Мы прислушались, что там за дверью. Костя мотнул головой, я понял его и содрал скотч с наших ртов.
— Там никого нет! — негромко сказал он — я тоже включал компьютер.
— Видел через стену? — спросил я, хотя и так было понятно.
— Думаешь ты один такой умник? – пошутил Костя. – Но наручники мне не снять, не получится, как у тебя. Помнишь, на занятиях этот фокус показал только ты?
— Что, командир, будем прорываться. Ноги то у всех, — спросил я.
— Не у всех! – взглянул Костя на Стася. – Не ходок он. Да и оба мы с ним в наручниках, мордобой не устроить, в случае чего.

По мордобою Костя был великий специалист. Безоружный, с выбитым из рук автоматом, он, однажды, уложил четверых вооружённых чеченов и, завладев их оружием, всех взял в плен.

— Вот что! – сказал командир. – Дверь выбить – не проблема. Выйди в разведку, может быть что подвернётся, чтобы железки сбить.
Командир, зная, что у него это получится лучше, чем у меня, подошёл к двери, присмотрелся и вдарил ногой под нижний косяк. Но косяк оказался стойким.
Тут же забрехала собака. Мы замерли в ожидании.
— Что ты, Акбар? – послышалось на чеченском. Все спецназовцы давно усвоили вражеский язык. Мы замерли. Было слышно, как чеченец затопал к двери сарая. Мы с командиром рухнули на солому, как будто и не подымались. Чеченец подошёл к двери, побрякал замком, хотел приоткрыть край двери, чтобы взглянуть, не открывая замка, но, через узкую щёлку со свету в темноту было плохо видно, и он снял замок. Но в сарай заходить не стал, а разглядывал нас снаружи, придерживая дверь и наставив автомат с выпяченной трубкой глушителя.

— Есть два способа обмануть врага, — вспомнил я слова полковника на общей учёбе, — один притвориться, что неживой и подпустить поближе, второй мобилизовать себя и быстро преодолеть дистанцию до врага.
— Что выбрать? Есть риск, что он успеет захлопнуть дверь, если броситься на него и подымет шум. Но и заходить в сарай он не собирается, а дверь потом, без большого шума, не выбьешь.
Обе мысли моментально пронеслись в голове, а моё тело, разжавшись как пружина, уже летело навстречу чеченцу, чуть опустил тот автомат, собираясь захлопнуть дверь. Он успел лишь издать глухой утробный звук горлом, насмерть пережатым моей железной хваткой. Теперь в моих руках оказался автомат врага, и первым делом я полоснул короткой глухой очередью по овчарке, которая, взвизгнув, рухнула на землю.
Я забежал за угол сарая, готовый отразить атаку из дома, расположенного метрах в тридцати от сарая.
Но оттуда, на крыльцо никто не выходил.

Я затащил бездыханного бородача в сарай, от него несло алкоголем, связал ему руки верёвкой и заклеил рот скотчем, содранным раньше с себя.
— Ужрались скоты! – сказал командир. – Ну мы с этой вонью здесь побудем, попытайся узнать, что там в домике.

Я прикрыл дверь сарая и по-пластунски, через открытую дверцу в палисаднике, переместился до крыльца домика. Попробовал вновь включить в мозгу биокомпьютер, но получил только серый экран с мушками, как в телевизоре, когда отключается станция. Для возобновления энергии следовало произвести прокачку головы, но это делается в вертикальной стойке, а вставать было опасно, поэтому я подтянулся руками за деревянный подоконник и осторожно заглянул в окно.

За столом сидели, вернее разлеглись на креслах, три фигуры. Два бородатых чеченца, которые курили анашу, и предатель майор с фужером в руке. Было велико желание порушить их всех сразу из автомата, но сквозь стекло можно было расслышать пьяный разговор собутыльников, и я прислушался.
— Ты, н-и-и думай, что мало, — говорил чеченец, по-видимому старший, обращаясь к майору, — штука эта на мелкие расходы, завтра тебе в Дубай на счёт пять переведут.
— Спасибо, Русбек, знаешь ведь как рискую!
— Ты молодец, Валентин! Тебе Адамши велел привет передать.
— Пусть в банк и передаст!
— Передаст, передаст! Тибе ещё за подполковника с девкой положено.
— Рустам, отдай девку мне! – очнулся второй чеченец, — хороша девка!
— Нэт! Менять будем на Джамбалута. И девку и подполковника.
— Где они у вас? – спросил оборотень.
— Здесь, здесь! Видишь вон саклю на горке? – показал он рукой в окно, за которым хоронился я. Я едва успел отмотнуть голову, чтобы не встретиться взглядом с чеченцем.
— Слушай, Валентин, продолжал старший, — поговори с офицером, молчит, а нам надо, чтобы он сам сообщил по мобильнику вашим, что жив.
— Ты что подставить меня хочешь? Он потом расскажет.
— Что, Валентин, я дурак что ли? Мы его заставим сначала убить пару русских, из этих.
— Ладно. Подожди, я ещё попить хочу.
— Пей, пей, дорогой! Арабский коньяк лучше французского. Сейчас я тебе лучший кусок отрежу!

Мне страшно захотелось есть, казалось запах копчёного мяса на столе проникал сквозь стекло.
— Сколько у нас времени, пока они будут насыщаться? Действовать надо быстро и пальбу не устраивать, чёрт знает чем она кончится!
Я пошарил глазами по двору.
— Отлично! То что надо, — прихватил я топор, прислонённый к поленнице дров, и опять по-пластунски вернулся в сарай.

Командир понял обстановку с полуслова. Стась стонал в полузабытьи.
Однако разбить оковы топором было невозможно, ру+ки за спиной были плотно прижаты к туловищу, не давая места для размаха.
— Так не выйдет, — сказал Костя, — к тому же будет шум.
Он выдвинул руки как можно дальше назад и приказал:
— Стреляй одиночными! Тут пол мягкий – не срикошетит.
Я прицелился и со второй пули пробил браслет между наручниками.
Однако, прочная сталь не поддавалась на разгиб. Я встал, поднял руки вверх и попросил у космоса энергии. В экстремальной ситуации сверхсознание забурлило всеми нейронами. Я физически ощущал энергетический вихрь, ввёртывающийся в мою голову через темя и направил его весь к рукам. Теперь я мог, наверно, переломить ими подкову и справился с браслетом без труда.
— Что с этим ублюдком, командир? – тряхнул я на плече ремень автомата.
— Не скоро очухается, пусть живёт! – глянул Костя на чечена. – Сними с него шкуру!
Я снял с бородача толстую куртку, которую мы осторожно подвели под Стася. Теперь мы могли его транспортировать.

Быстро завернув с ношей за сарай, мы устремились в ближайшую складку горной местности, где положили Стася на землю, на возвышение, и подложили ему под плечи куртку, чтобы руки не поджимались под весом тела.
— Ты оставайся с ним, я пойду к сакле, — сказал командир.
Стась открыл глаза:
— Ребята, идите вместе… мне нормально… подожду… — медленно с паузами произнёс он.
— Ладно! – решил Костя, — вместе быстрей управимся.
Нас в спецназе долго обучали психологи, что в трудной ситуации надо думать только о непосредственной опасности, а не прокручивать заведомо страхи и произвести установку на обязательный успех.
— Мысль материальна! – любил повторять психолог, — чего ждёте – то и будет.

Сакля, указанная чеченским главарём, одиноко чернела на вершине холма, спутать её с другими строениями в ауле было невозможно, но издалека, присмотревшись, мы заметили около неё опять огромную кавказскую овчарку. Она наверняка подняла бы лай, устрой мы перебежку. Также проблематично было снять её автоматом с дальней дистанции.
— Ну что, командир? – сказал я, — пойду творить чудеса сверхсознания, постереги моё бренное тело.
— Валяй! – разрешил Костя.

На занятиях инструктор, между прочим, с профессорским званием, внушал нам, что вершиной сверхсознания является отделение его от тела и перемещение в пространстве в заданную точку. Тело при этом, временно освобождённое от сознания, безвольной куклой дожидается возвращения хозяина. Но никто из нас на учёбе не мог добиться такого состояния. Лично мне больше всего мешал страх наблюдения своего безжизненно обмякшего тела.
— Ничего! – сказал профессор, — в экстремальной ситуации вы забудете про это.

Так и вышло. Начиная с момента броска через дверь на бородача, время спрессовалась для меня в один момент без всяких перерывов.
Я совершал много разных действий, но, казалось, что это единое быстрое действие, как будто свистящий затяжной прыжок без раскрытия парашюта, а внизу стреляющие по тебе враги, и надо в падении успевать ещё уворачиваться от этих пуль, не задумываясь меняя положение тела. На таких тренировках, конечно с холостыми зарядами, мы научились «нырковому» эффекту.
Охотники знают, что нырок чувствует спрессованный воздух впереди заряда и успевает нырнуть под воду.
Но главное, отстегнув сознание от тела, сейчас я ничуть не был обеспокоен состоянием своей «куклы», надо всем господствовала мысль – выполнить задачу. Скорей, скорей!

В полёте моё сознание, выпорхнув из тела, видело насквозь всё, что творилось в сакле и около неё. В помещении обедают за столом два чеченца, отец и сын, мне не надо было додумываться об этом, биокомпьютер точно знал, что это отец и сын. Чуть в стороне, за отдельным столиком закусывала жена хозяина, как положено у строгих ваххабитов. Два автомата висели над мужчинами на стенке, а моё вИдение, настроенное на задачу, засекло ещё под кроватью ящик с запасными рожкАми.

Отфиксировав оборонные резервы сакли, биокомпьютер засканировал в поисках пленников. Они выявились в голбце – яме , вырытой прямо под половицами пола в кухне помещения. В тесном пространстве, на табуретках, сидели рядом мужчина и женщина. Они были в наручниках, на руках и на ногах, которые, скорее, можно было назвать кандалами, так как соединялись цепями, ограничивающими движения, но позволяющими принять пищу. Мужчина курил, стараясь не сильно втягиваться и выдыхать вверх, женщина сложила руки на коленях и дремала. Она была необыкновенно красива, той обострённой красотой, которая развивается от недоедания.

У сверхсознания, как и у бога, нет инструмента, кроме рук человеческих. Первым делом, надо было нейтрализовать собаку. Она не могла ощущать присутствие моей сконцентрированной плазмы сознания, как не имеющей запаха, но встревожено завыла. Учёные давно знают, что животные чувствуют и, даже, видят бестелесные сущности: домовых, леших и прочих криттеров параллельного мира.

Собачий вой насторожил хозяев, они отложили ложки, но особой тревоги не проявили, пёс не лаял, как положено при приближении людей.
— Наверно жрать просит, — сказал отец, — жена дай Мату печёнку, пусть покормит.
Я знал, что охранную собаку положено кормить только мужчинам.
Молодой вышел во двор и кинул собаке мясо. Но пёс заскулил, что его неправильно поняли, и устремил морду вверх, в сторону от куска.
— Ты что, заболел? – подошёл чеченец поближе и начал осматривать собачью морду.

— Час пробил! – приказал я себе и сосредоточил всю силу внушения. Мат облапил морду пса огромными ладонями и … свернул ему шею. У несчастного животного вырвался только предсмертный хрип. Потом мОлодец в растерянности разжал руки и замер над телом собаки, не понимая, что он сотворил.
Я быстро вернул сознание в своё тело, в двух словах объяснил командиру обстановку, и мы устроили перебежки, выбрав сторону двора, прикрытую строениями.

Теперь над трупом пса стояли все трое, а сын пытался объясниться с отцом, яростно жестикулируя. Автоматов при них не было.
— Все на землю, руки за спину! – заорал Костя голосом, который наводил, порой, страх и на нас, попривыкшим к зычному рыку командира. В руках у него был автомат, реквизированный у меня.
Старший хозяин дёрнулся, было, к двери в помещение, но получив очередь по ногам, свалился с проклятиями на землю. Жена и сын упали послушно сразу, от неожиданности. Я заскочил на момент в комнату, прихватил со стены оба автомата и кинжал со стола, а в сенях сорвал с гвоздя ремённый круг вожжей.
Теперь противники были связаны, а мы хорошо вооружены.
— Где ключи от кандалов? – грозно спросил командир у старшего.
— Какой кандалы? – попробовал притвориться на русском языке хозяин.
— Ну ты! – сказал я. – Будешь ваньку играть – ещё получишь пулю. Мы знаем всё.
— Ванку, ванку! – запричитал старший, — ключ в кувшин на кухня.

Я открыл крышку подземного колодца. Оттуда вдарил спёртый запах застоявшегося воздуха.
— Это свои! Павел, Лена! – крикнул я, нам сообщили их имена.
— Здесь мы! – радостно отозвался подполковник.
Я спустился в подвал, где с трудом мог разместиться ещё один человек. Журналистка зарыдала и повесилась мне на шею, обвив её цепью.
— Ну что ты, что ты? – зачастил Павел. – Ни разу за месяц не плакала.
— Прорвалось! – поднесла Лена кулачки к глазам. — Ничего, сейчас справлюсь.

Я помог подняться им на поверхность, где отстегнул кандалы. Павел тут же привычно вцепился в автомат, когда смекнул про лишний боекомплект.
Всю троицу, связав их вместе их кандалами, мы опустили в голбец и закрыли крышку.
— Вынь там тряпку в крышка, — взмолился младший.
Я посмотрел на командира. Наши пленники сидели в подвале с закрытым отверстием.
— Вынь! – приказал он. – Уходим!

Но, едва мы выглянули из двора, как заметили плотную сеть чеченцев, спешивших на гору к сакле. Их было больше десятка, и продвигались они перебежками, падая, время от времени, на землю, ощерившись дулами автоматов.
— Всё они поняли, командир! – сказал я, — пожалели мы бородача.
— Прорвёмся! – заявил Костя тоном, не вызывающим сомнения.
— Двинули вправо! Потом повернём.
Вправо мы могли бы уйти через основную тропу, её чеченцы пока не успели перерезать, но я сразу понял, что имел ввиду командир, надо было забрать из укрытия Стася и возвращаться к своим через ущелье, которым пришли сюда.
Однако, сейчас мы быстро, отстреливаясь короткими очередями от чеченцев, больше для того, чтобы они видели, что мы хорошо вооружены и не наглели с преследованием, устремились к тропе.
Манёвр удался. Чеченцы поняли, что мы хотим ретироваться по ней и разделились на две группы, вторая пошла в обход холма, стремясь достичь тропы раньше нас.
Как только мы исчезли из вида за невысоким гребнем, то резко сменили направление налево, где вновь попали в поле зрения чеченцев и стали опять постреливать в их сторону, но время выиграли.

Стась, слава богу, находился на месте, видимо у чеченцев не было больше поблизости собак, чтобы идти по нашим следам, или они сразу кинулись к сакле по наводке бородача, который слышал наши разговоры.
— Как вы попали в плен? –спросил Костя подполковника.
— Сам удивляюсь, нам с Леной надо было только пересечь местность, пару километров, чтобы добраться до передового отряда.
— Вот, хотела на передовую, — вздохнула Лена.
— Потом, где-то, на середине пути они нас окружили. Автоматчика нашего убили, взяли Лену на прицел, мне пришлось бросить оружие.
— Ну всё понятно, это сволочь, майор-мент.
— Кто? – спросил подполковник.
— Жигалин, он сегодня был в цепи с чеченцами.
— Вот, сука! Он мне давно не нравился. Но фактов не было.
— В нашей дерьмократической стране даже фактам не верят – всех отсуживают за деньги, — изрёк философски Костя.
— Знаю! С такими сволочами мы расправляемся без суда и следствия, было дело! – скрежетнул подполковник зубами, — лишь бы попался.

Из-за пригорка послышались автоматные трели.
— Подходят, — сказал Костя. – Надо уходить, их много.
— Капитан, у меня личный счёт за месяц страха, идите я прикрою, — сказал Павел.
— Не положено, товарищ подполковник, у меня приказ – доставить вас в целостности и сохранности. Я буду прикрывать.
— Товарищ командир! – обратился я к Косте официально, — личные счёты у всех нас; уходите, на тебе ответственность за всю операцию, а я постараюсь включить вихревую защиту. Помнишь, у меня получалось?
Костя подумал.
— Давай, пробуй сынок! – согласился он. Сынком меня командир, шутя, называл часто, хотя и был старше всего на четыре года. Но в этот раз я ощутил, что он оставляет меня, на самом деле, как родного сына.
В сакле мы реквизировали мобильник. Костя раньше успел соединиться с командованием и доложить обстановку – обещали выслать в помощь отряд.
— Держи мобилу! – сказал Костя. – И сообщай по ситуации – что и как.
При подходе пустим три зелёных ракеты, если что, отступай в их направлении.

Группа удалилась. Чеченцы, передвигаясь по-пластунски, показались на гребне пригорка.
Я вспомнил лекцию профессора:
— Во всей нашей жизни энергией управляют вихри, что на Земле, что во внутриатомном пространстве, что в космосе. Они собирают её в огромных количествах. Но совсем немного надо энергии, чтобы организовать вихрь. Главное, чтобы начальное устремление было весьма упорядочено по вихревому формату. Тогда катализатором мощного вихря может служить человеческая мысль. Создайте вихревое движение сначала в мозгу, потом переместите его на выход из третьей чакры, чуть выше пупка и направьте усилием воли в заданное место.
Этим, как раз, я сейчас и занимался. Сначала не получалось. Но, когда ненависть к предателю-майору, погубителю душ своих соплеменников, вдарила мне в голову и сопряглась с учением профессора, то я заметил, что на гребне пригорка, куда я мысленно направил вихрь, заклубилось облако тёмной пыли, которое, постепенно забирая энергию, уже от внешней среды, превратилось в настоящий смерч, который стал приподнимать и разбрасывать тела преследователей.
— Вот вам, сволочи! – то ли прокричал я, то ли вспыхнул ассоциативный импульс в моём мозгу, только я точно знал, что мне не страшна эта нечисть, и я справлюсь с ней.
Однако, бородач, которого раньше пленили мы, и самый могучий и тяжёлый из всех нападающих, не взмыл в воздух и, приподнявшись, выхватил гранату, целясь в меня.
— Брось гранату себе под ноги! – приказал мысленно я, не сомневаясь, что он исполнит мой приказ, в этот момент я упивался властью над пространством.
С диким воплем, преодолевая естественный инстинкт против самоуничтожения, богатырь бросил гранату под себя, взорвав всех окружающих. Взрыв был очень сильный, похоже граната оказалась противотанковой, меня тоже отбросило в сторону, разметав и автомат, и мобильник.

Потом всё стихло. Вихрь улетел в сторону, мне только было видно, как оно клубился вдалеке под самое небо, противники не подавали признаков жизни.
Я приподнялся и, тут же опустился на колени, из-за резкой боли, где-то в районе живота. Я разорвал рубашку, из моего пупка струилась кровь. Сначала я подумал, что меня тоже достал осколок гранаты, но, потом понял. Бешеная энергия, которую я материализовал, разорвала мой пупок.

Я лежал и истекал кровью, сознание работало чуть-чуть.
— Эй! – услышал я хриплый голос.
Я с трудом повернул голову на клик. Метрах в пяти от меня лежал предатель-майор. Он как то уцелел, но, похоже, был обездвижен. Между нами, ближе к майору валялся мой мобильник.
— Эй! – повторил майор. – Я тебя помню.
— Я тебя тоже, скотина, — выругался я.
— Ты обучался биокомпьютеру? – спросил майор.
Я молчал.
— Я, ведь, тоже обучался, в другой группе. Но ты показал чудеса.
— Сколько наших душ ты предал?
— Мы все давно преданы верхами. За что ты воюешь?
— За то, за что должен и ты. За Родину.
— Что дала тебе Родина? Тебе даже «боевые» не платят.
В этом отщепенец был прав. «Боевые», в последний раз, нам выдали полгода назад.
— А знаешь откуда у чеченов все эти гранаты, автоматы, стреляющие сетки, которой вас накрыли? Это генеральский бизнес, и «боевые» они поделили, и терракты провоцируют, чтобы не прекратился бизнес на войне, вот и спроси, сколько они душ предали.
— Значит тебя генералы развратили?
— Генералов самих развратили, кто повыше. Обокрали страну на сотни миллиардов. Просто они ближе к ним, поэтому всё видят. А вы, как слепые котята. За идею гробитесь. Какая у тебя идея?
— Я русский, и этим всё сказано.
— А чечены не люди? Почему им не дают жить, как они хотят?
— Ты что, таким умным себя считаешь? Сама Чечня тут ни причём. Их арабы подначивают. Чтобы потом на нас пойти.
— А здесь ты прав. Эмираты самая богатая страна, после Штатов, так что зря американы разбомбили этих бедняков: Афган, Ирак. Мусульманские деньги – все в эмиратах. Пока их не грохнут, всё время будет война. А их не грохнут.
— И ты пользуешься их деньгами в Дубае.
— А знаешь, самая древняя библия написана на арабском. От неё и Коран пошёл и Христианское Писание. Она одна верная, так в ней написано, что мир, всё-равно, будет мусульманским, в конце концов.
— Это почему?
— Создатель управляет людьми через Слово. Через слова включает файлы в мозгу человека и включает заданные функции. А смысл слов проясняется, если их написать по-арабски. Вот когда все люди усвоят арабский смысл слов, тогда и будут жить по Господу. А до этого будет идти нескончаемая война.
— Что, Господу угодно убивать людей?
— Господу это всё равно, он заботится не о бренных телах, а о спасении вечных душ.
— Ты ещё надеешься спасти свою душу?

Телефон, лежавший между нами, зазвонил.
— Мне звонят, — понял я, но дотянуться до мобильника не мог.
Вдруг тот начал медленно передвигаться по земле, пока не очутился в руках майора.
— Включил, биокомпьютер, сволочь, — догадался я. У меня не было сил противодействовать ему таким же образом.
Майор послушал телефон, потом набрал номер и отдал какую-то шифрованную команду. Улыбнулся удовлетворённо и вновь обратился ко мне:
— Твои не успеют, скоро сюда придут мои люди и убьют тебя. Мне нельзя оставлять тебя в живых, сам понимаешь.
Я понял. Сначала его (наши!) люди убьют меня, как врага, по приказу командира, чтобы я не успел сообщить им, кто настоящий враг.

Я откинулся на спину и попытался изо всех сил внушить прекращение кровотечения из своего живота. Но эти мысленные операции во внутренних органах, которые раньше с успехом удавались мне с другими, сейчас не привели ни к какому результату. Я продолжал истекать кровью, но отметил, что силы покинули и майора, звонил телефон, кого вызывали теперь – меня или его, узнать было невозможно, мобильник бессильно валялся рядом с ним, похоже арабский философ впал в беспамятство.

— А зря! У меня было, что ему ответить. Я читал статью военного переводчика-арабиста Вашкевича: «Системные языки мозга». Там, наряду с арабским языком, приоритетным для понимания первозданного смысла слов считается русский язык. Исторически русские в древности жили на землях нынешней Сирии и Палестины, и, согласно нумерологии Создателя, являлись страной №1, первоосновой создания ислама, древнейшей из религий. Всё, что записано и в Коране, и в последующих Христианских писаниях от русского духа. И быть ему спасителем человечества, когда явится Откровение Господне, после чего все люди будут жить в полной гармонии и согласии друг с другом, без войн, убийств и стяжательства.
И заложил Творец единство Бога и всех верований и придёт это понимание.
Я знал, за что я воюю.

Что-то странное произошло с моей головой. В ней словно выключился быстрый бег времени, сопровождавший меня до сих пор, и оно, наоборот, потекло томительно медленно. Я знал, что такое состояние свидетельствует об отключении защитных ресурсов организма и о его бессилии перед сложившейся обстановкой, когда остаётся только ждать.

Потом ощущение утомительности течения времени пропало. Стало хорошо, хорошо и совсем беззаботно. В голове побежало много, много разноцветных радужных колец. Они формировались из маленького полыхающего шарика в затылке, отрывались от него концентрическими окружностями, а на каждом колечке прыгали и резвились цветные картинки всех приятных эпизодов моей жизни: детства, юности, молодости…
Угасающим слухом я услышал серию сухих тресков. Я сумел открыть на секунду глаза.
В небе надо мной зависли три зелёные ракеты.

НООСФЕРА
Это не фантастика!

— Смотрите туда! – крикнул командир.
Космонавты, все трое, в изумлении всматривались в пространство
над облаками вокруг Земли.
Там на пустом месте, из ничего, вдруг, возник и засветился маленький
красный шарик, который начал заметно расти в размерах.
— Идёт по орбите, ниже нашей, — заметил командир.
— Но радар показывает, что он на неизменном расстоянии от нас,
почему же он растёт? – спросил второй космонавт.
Светящийся шар, между тем, набрал уже приличный размер,
радар показывал больше десяти метров в диаметре, и круто устремился
вверх, выходя на траекторию выше орбиты корабля.
— Он как живой! Смотрите – как колыхается внутри его плазменная
масса! – вскричал третий пилот, — что это? Инопланетяне?
— Это? – задумчиво произнёс командир, — нет это чисто земное.
Это ТРАНСПОРТ ДУШ УМЕРШИХ ЛЮДЕЙ.
— Что, что? – спросил Второй, — ты нам не рассказывал.
Шар исчез из поля видения космонавтов.

— Не рассказывал потому, что сам не верил, пока не увидел. На
симпозиуме в Штатах ко мне подошёл учёный и спросил:
— Не видели ли Вы в космосе растущие плазменные шары?
— Нет, — честно ответил я. — А что это такое?

И он мне рассказал .
Оказывается, их астронавты уже несколько раз видели эти шары.
Вернее, увидев однажды, стали их искать и нашли ещё.
Им удалось проследить, куда они взмывают. Сейчас этот шар
достиг плазменного облака ноосферы и растворился в нём,
подпитав её энергией душ.

— Так он летал вокруг Земли, собирал души? – спросил Третий.
— Именно так. Ноосфера сначала выбрасывает на орбиту планеты
небольшой, невидимый сгусток энергии. Он скользит по низкой
орбите, чуть выше обычных траекторий современных самолётов.
Всё время на Земле умирают люди, много людей, их души
взлетают вверх, но энергии душ хватает только-только для
преодоления плотной атмосферы. Там их встречает ноосферный
посланец, он притягивает отмучившихся странников, и потом, набрав
от них энергии, начинает светиться и расти в размерах.
Наконец энергии становится достаточно для перехода на более
высокую орбиту и шар взмывает в плазменное облако ноосферы и
растворяется в нём, привнеся в ноосферу и дополнительную
энергию, и новую информацию о том, чему научились эти души на
Земле.

— Так что? Души существуют? – спросил второй пилот.
— Эх, Павел! Ты и безбожник, и неуч – губят тебя бабы! – не зло
подтрунил командир, — душу давно учёные и сфотографировали и
взвесили.
— Не слышал. А где она у человека сидит?
— Ну, у неё, как бы, нет постоянного места в теле, даже в пятку может
уйти при испуге.
— Чтобы сбежать из тела в случае чего?
— Точно! Она и сбежать может и опять вернуться, пока человек живой.
А чаще всего обитает где-то в районе от солнечного сплетения до
лба. Это ведь сгусток плазмы, весом меньше грамма.
— И какая же она на фото?
— Её сфотографировали в высокочастотном поле. У каждого она лицом
несёт образ ребёнка, а вместо тела, рук и ног четыре крылышка
вниз и вбок.
— Ну ангелочек, просто!
— Да мы и рождаемся все ангелочками.
И добавил с грустью: — Пока!

Космонавты задумались.
— Наливай! – сказал Виктор, третий космонавт.
Имелось ввиду, конечно, не вино, а кофе, который хранился в термосе
с сифоном. Процедура поглощения этого напитка, после внедрения
в космосе замечательного изобретения, стала у обитателей станции
актом священнодействия.
Кофе космонавты пили теперь не высасывая из туб, как раньше, а
прихлёбывая из почти обычных кружек, только изготовленных из
магнитного сплава. Кофейная жидкость также содержала в своём составе
безвредные магнитные микроэлементы, поэтому напиток образовывал в кружке
причудливый вогнутый мениск, притягиваясь к стенкам, и не выливался наружу.
Эх, ничего нет лучше в космосе исполнения обычных земных привычек!

— Так вот, — продолжил Алексей, затянувшись глотком кофе, — этот
учёный, специалист по контактам с Внеземной цивилизацией,
предоставил мне доклад, который в последний момент сняли с
симпозиума.
Американы прощупали эту ноосферу. В своё время, когда
Создатель сотворил её в стратосфере вокруг Земли для прибежища
земных душ, она была зыбкой и эфемерной, он дал ей ровно столько
энергии, чтобы плазма могла сохраняться и функционировать,
вбирая души. Существует постоянный информационный обмен
между ноосферой и душами людей через биологическое поле.
— Ну это я знаю, у человека есть аура, — заметил Павел.
— Да, у ауры семь слоёв, четыре внешних отвечают за связь с общим
информационным полем.
— Значит ноосфера влияет таким образом на наши мысли, а мы на
неё?
— Разница в том, что у человека всего один ум, на основании
собственного приобретённого опыта, а ноосфера, приобщая души,
постепенно вобрала в себя опыт всех ранее живущих людей.
Стоит ли объяснять – насколько умнее одного любого человека
сгусток интеллектуальной и психической энергии миллиардов
сущностей! Поэтому ноосфера способна воздействовать и
воздействует на каждого из нас подавляющим образом.
— Давит на каждого из нас глобальной информацией! – отозвался Виктор,
третий космонавт.
— Если б только это! – воскликнул Алексей. – Так сначала и было.
Ноосфера передавала людям от Создателя новые знания, чтобы
бурно растущее население планеты могло себя обогреть и
прокормить.
Но эта забота является корыстной с её стороны. Всякое мыслящее
образование заботится, в первую очередь, о самовыживании. Для
выживания любой сущности необходимо постоянное расширение в
среде пространства, а это возможно только за счёт увеличения
числа душ, питающих ноосферу энергией, то есть человеческой
смертности. Чем больше умирает людей, тем больше повышается
потенциал для расширения ноосферы, поэтому никогда та не будет
способствовать повышать продолжительность жизни, чего так
жаждут люди.
— Ого! Для нас то это главное! – взволновался Павел.
— Но не для ноосферы и не для Создателя, потому что души вечные и
потеря жизни всего лишь потеря бренной телесной оболочки.
— Да к чему ей расширяться? Что ей мало занятого пространства? – спросил Виктор.

Алексей отхлебнул кофе.
— Раньше хватало. А сейчас! Человек взрывает ядерные бомбы,
разрывает ноосферу ракетами, короче, непосредственно ей
угрожает, такого, ведь, раньше не было, она хочет защититься. Ей
надо, чтобы и население росло, то есть надо продолжать
предоставлять новые знания для прогресса, но также надо, чтобы
эти знания не трансформировались для вредного воздействия на
плазменную оболочку.
Вот она и устраивает землетрясения, наводнения, температурные
броски, войны, болезни, терроризм – всё это от воздействия
ноосферы.
— Но как же она воздействует на глобальные катаклизмы, типа
землетрясений, это же не дело рук человека? – спросил Павел, —
даже Господь не имеет другого инструмента, кроме рук
человеческих.
— Имеет! У Земли тоже есть поле с гравитационной составляющей,
через это и влияет ноосфера.

— Да, уж! – сокрушённо заметил Виктор, – значит следует ожидать от
неё каких-то новых способов влияния на людей.
— А Интернет! Люди считают, что сами его придумали, но это им
внушила ноосфера. Как только он разовьётся до уровня, когда
человечество не сможет без него существовать – мир же всё
усложняется, то ноосфера будет через него глобально
воздействовать на всех людей сразу в нужном направлении. Ей
это просто сделать посредством влияния на лиц, у которых в руках
ключи от серверов.
— Вот тебе и прогресс! – чуть не захлебнулся Виктор нервно отпитым
глотком кофе.

— Слушай, Алексей! – сказал Павел, — я тут занялся развитием
медитации по преподанной нам методике и хотел установить прямую
связь с Высшим Разумом, спросить у него совета, кое о чём.
— О чём?
— Ну как мне быть с Мариной и Ольгой?
— Так и знал! Опять о бабах! Даже к Господу.
— Да для меня это главное. Любовь. Да и что ты язвишь? – рассердился
Павел, — почти для всех это главное, только многие скрывают.
— Это тебя ноосфера подначивает. К рождению новых душ для её
пропитания, — ехидно встрял Виктор.
— Это у тебя двое сопляков! У меня то пока нет детей.
— Законных!
— Ладно! – захохотал Алексей, — кончайте базар. Так что, Павел,
ответил тебе Господь?
— В том то и дело, не смог я до него достучаться. Напрягусь, чувствую
– вот он Разум! радужное сияние в затылке появляется и, вдруг, всё
меркнет! А потом ещё… Как будто внушение появляется – не
беспокой Господа, не до тебя ему сейчас.

— Да ну! Знаешь, в докладе тоже есть об этом. Раньше, когда
ноосфера была реденькой, люди быстрее доходили мыслью до Бога
– вон сколько святых на Руси было! А теперь оно плотное, это
скопище миллиардов душ и стало экраном между людьми и Высшим
Разумом.
И экранчик назад отбрасывает мысли возопивших к Господу.
А ещё ноосфера опасается выхода людей за своё плазменное
кольцо, для прямого контакта со Всевышним – американы уже на
Луне побывали, на симпозиуме астронавты рассказывали, какую
чистоту сознания ощутили они, преодолев границу стратосферы!
Мы то летаем в её пределах.
Доклад потому и не пустили на публикацию, чтобы не пугать людей
новым ужастиком, пока умы не найдут хотя бы принципы
противодействия.
— А ты думаешь найдут?
— Найдут! Только не противодействие, а Гармонию совместного
выживания, и между собой, и всеми разумными сущностями.

Тут, вдруг, все космонавты разом вздрогнули.
— Что ты? – спросил Алексей, глядя на Павла.
— Что — что?
— Тряхнулся!
— Ты тоже!
— Какой то звук в голове раздался. Торжественный.
— И у меня. Как увертюра к Шестой симфонии, — подтвердил Виктор.
Космонавты замолчали.

— ОНА нас слушала… — тихо сказал, наконец, Павел.

ПОД НОВЫЙ ГОД
Сказка для взрослых

По путёвке отдыхал я в санатории «Увильды», перед самым Новым Годом.
Ясно, какой же отдых без сексуального приключения!

Так случилось, что я «положил глаз» не на отдыхающую женщину, а на врача кардиолога — Татьяну. Молодая врач готовила диссертацию о влиянии питания на состав крови, меня посадили на контрольную диету, она сама брала у меня кровь из вены, два раза в день, в первый раз мне стало дурно, и она прикрикнула:
— Отверните голову, не смотрите на шприц!

Тогда я переключил взгляд на ошеломительные Танины ноги, плотно обтянутые сиреневыми трикотажными колготками, выступающие в распахе белого халата.
Сочетание кровавой экзекуции с захватывающей воображение картиной мысленного раздевания молодой женщины оказалось очень сексуальным, и я забывал про шприц.
Наверно от меня излучались настолько сильные волны желания, что Таня однажды не выдержала и попросила:
— Не смотрите, пожалуйста, на мои ноги.
Тогда я перевёл взгляд на её потрясающую грудь, которой было тесно в медицинском халатике и казалось, что он вот, вот лопнет.
— Ну что с Вами делать! – вздохнула Таня, — ладно смотрите куда хотите, если это отвлекает Вас от укола.
Это милостивое разрешение было первым шагом к нашему сближению, и мы перешли на ты.

Романтика беззаботной отпускной атмосферы захватывала и обслуживающий персонал курорта.
— Я, ведь, развелась с мужем, полгода назад, — призналась мне Татьяна, когда мы, случайно, встретились с ней на аллее санатория с заснеженными, предновогодними елями.
— Любила его? – спросил я.
Она глянула тёплым вишнёвым взглядом из–под мохнатой шапки.
— Кто ж замуж без любви выходит?
— Да точно! — отвечал я. – Я тоже жену люблю.
— Сейчас всё перегорело. И одна осталась, и другой любви нет.
— Что ж развелись?
— Попался один такой. Из отдыхающих. Сказал, что не встречал ещё такую женщину.
— В вечной любви клялся?
— И это тоже, проще всё оказалось.
— Уехал, и не слова?
— Хуже! Муж нас «застукал».
— А отдыхающий?
— Уехал к жене.

Пять дней встречались мы с Татьяной – то по анализам моей крови, то, как бы, случайно, она жила тут же на территории санатория.
Предновогодние вечера были тихие, тёплые – подтаивал снег, обламываясь на нас с развесистых ёлок, когда мы уединялись на одной из бесчисленных скамеек в парке санатория.
По молодости, брал я с собой переносной магнитофон, и слух наш услаждали таинственные мелодии сайкаделика «Пинк Флойд».
— Знаешь, меня, почему-то, в студенческие годы всегда выбирали президентом, — рассказывала Таня.
— Это как? – спрашивал я, будучи лет на пять старше, я не застал пору демократических преобразований.
— Президентом неформального студенческого общества. Но, когда мы ездили за границу, КГБ имело дело со мной.
— Понятно. Потому что ты очень основательная.
Таня смотрела на меня немигающим взглядом, потом мы целовались.

В конце концов, моё естество потребовало более глубокого удовлетворения.
Новый год, мы уже договорились с Таней, Мишкой – моим соседом по палате, и Галей, зубным врачом санатория, встречать вместе.
Очень возможно, что эта встреча, наверняка подарила бы нам с Мишкой желаемых женщин, без лишних проблем.
До Нового года оставалось всего два дня, но ОН требовал немедленного удовлетворения, потому как, у него своя голова.
После одной из посиделок я, сославшись на то, что замёрз, попал таким путём в Танину квартиру.

Добротный пятизвёздный югославский виньяк, помог моему изнывающему дружку сделать своё дело, и через полчаса мы уже «кувыркались» с Таней на её широкой, бывшей супружеской кровати.
Тут я изведал нечто, прежде мне незнакомое.
Когда Таня «завелась», то я ощутил плотное, обжимающее весь мой орган, почти судорожное обволакивание моего пещеристого тела. Она доила мой член конвульсивными сжимающими фрикциями, доила бессознательно, не прилагая к этому волевых усилий, её ошеломительная возбуждённая вагина работала на автомате, сама по себе.
Я понял, почему она допустила для себя полугодовое воздержание от половых сношений, она не властна была контролировать это умопомрачительное состояние и себя, и мужчины, который познал это.
С таким редким свойством женщины нужно было или забыть всё на свете и быть с ней, или, наоборот, сбежать, уйти от этого навсегда!

Я кончил. Она тоже. Я вынул свой прибор из божественного лона и тут…
Из этого волшебного отверстия полилась кровь. Не так, чтобы хлынула, однако, алая струя быстро залила её промежность и заставила удивиться, в первую очередь, меня.
— Что это? – спросил я.
Таня приподнялась, внимательно рассмотрела кровавую струю и произнесла, спокойно так:
— Ну, всё, мы порвали матку.
Она не сказала: — Ты порвал мне матку! Она сказала: — Мы порвали матку.

Я молчал ошарашено.
— А что это такое? – наконец, выдавил я.
— Такое кровотечение нельзя остановить, – как-то безразлично отвечала Татьяна. И в этом спокойном безразличии чувствовался весь непонятный мне ужас и профессиональное самообладание врача перед очевидным и непоправимом жутким исходом.
— Таня, надо позвать врача, твоего коллегу, они все рядом, скажи кого, я сбегаю!
— Зачем? – отвечала Таня, — они ничем не смогут помочь.
— Ну, надо же что-то делать!? – вскричал я.
— Сядь рядом, и дай мне руку.
Я присел на край кровати к изголовью. Она сжала мою ладонь, текла кровь, и бледнело её лицо.
— Господи! – взмолился я. Неужели ничего нельзя сделать?

С возникшим спонтанным желанием остаться, хотя бы на минуту, одному, чтобы продумать ситуацию, я, вдруг, почувствовал резкий позыв к мочеиспусканию.
— Подожди! Сейчас приду.
Таня разжала руку, и я побежал в туалет.
Опорожняясь, я заметил, что с моего члена струится кровь.
Я присмотрелся. В месте соединения кожицы члена с крайней плотью зияла внушительная ранка, из которой и хлестала кровь.
Обострённое сознание проинтуировало:
— Вон что! Я порвал уздечку от уплотнённого сношения. Танина матка здесь не при чём.

Когда ситуация прояснилась, мой ужас сменился диким неконтролируемым хохотом, с которым я и появился снова в комнате.
— Ты сходишь с ума? – спросила бледная Татьяна.
— Да, да, уже сошёл, — с истерическим восторгом отвечал я и, встав над телом распростёртой женщины, самозабвенно тряс своим органом, поливая кровью её обалденные бёдра и живот.
Страдалица приподнялась на ложе и рассмотрела источник кровоизлияния. Врачу быстро открылся смысл трагикомической ситуации.
— Милый! Ты порвал уздечку!
— Таня! Я, наконец, сломал свою целку! И это, благодаря тебе.

Таня вскочила с постели и приникла к раненому органу всей душой и поверхностью налитых чувственных губ.
Ранка быстро затянулась, оставив белесый след.
Мы выпили по полстакана виньяка, после чего опять началась бурная, безудержная вакханалия совокупления.
Теперь я имел Татьяну не как мальчик, но как созревший муж.

Новый год мы встречали, как и договорились, двумя парами. Было весело, только Мишка удивлялся потом:
— Куда вы всё время исчезали? Ну и ненасытная твоя Татьяна!
— Ничего ты не понимаешь, Мишка, — отвечал я, кроме плотской любви существует ещё любовь духовная, которая тоже требует уединения.
— Это миньетная, что ли? – спрашивал мой похотливый друг.
— Циник, ты Мишка! — отвечал я. – Как хочешь, называй, только это святое, всё равно не поймёшь.
— Почему?
— Да потому что ты мальчик пока.

ТАЙНА НИМФЕТКИ
(Сексуальная сказка)

Остро эротический рассказ об отношениях, возникших у героя с молодой, но ранней «русской Лолитой».
Набоков отдыхает!
Повесть увлекает читателя наглядностью изображаемых сцен; он как бы перевоплощается в героя и проживает с ним экстремальные взлёты немыслимых эротических фантазий и высвобождения скрытых тайн из сокровенных глубин человеческой психики.

Об э т о м все не говорят,
От э т о г о все краснеют,
И все делают э т о.
МУЗ ТВ . Sexi

I
Я позвонил Витьке в субботу утром:
— У тебя есть Блэк Саббат в подлиннике?
— Клиенты спрашивают? Заходи, есть.
— Можно сейчас?
— Приходи.
Витька, как и все мы, числился на основной работе инженером в НИИ, а по призванию и для лишнего заработка вёл дискотеку в городском клубе.
Высокий, статный, с неизменной, чуть ироничной улыбкой на красивом худощавом лице он обладал неотразимой харизмой для местных «девушек» и среди ребят имел кучу друзей.

Виктор, как молодой специалист, занимал комнату на четырнадцать метров в квартире с подселением.
Я зашёл в коридор, сквозь дверь из комнаты доносились тягучие космоэротические звуки сайкаделика «Пинк Флойд», разрываемые громкими возгласами и хохотом.
Я тактично постучал, никто не откликнулся, видимо, не расслышали, и я приоткрыл дверь комнаты.
Передо мной открылась живописнейшая картина.

Голой пышной задницей ко мне наискосок, с задранным на спину платьем, стояла молодая высокая блондинка, опершись ладонями на овальный полированный стол, а Виктор лихорадочно «жарил» её сзади. Двое его компанейцев: долговязый Игорь, тоже один из моих приятелей, и Максим, помощник Виктора по дискотеке, стояли в углу левее открытой мной двери и с широко разинутыми от восторга ртами, хлопая в ладоши, наблюдали живую порнографию, издавая нечленораздельные вопли.

Меня никто не замечал.
— Ленка, кричи! — заорал Витька.
— А, о, о! — закричала блондинка грудным сдавленным голосом.
— Плохо! — не удовлетворился Виктор и, с этим вывернул свой член из мясистых половых губ блудницы, на секунду блеснула рубиновым перламутром влажная внутренность влагалища, и тут же малиновый разогретый пенёк с размаху вонзился в задний проход «жертвы».
— А, а, а! — заорала блондинка, на этот раз громче и вполне естественно, видимо клинок, больно рассекал узкое нежное отверстие.
— А, а, а! — восторженно подхватили наблюдатели.
Под неумолимым напором органа девушка дрыгнулась и распласталась животом на полированном столе, со стола полетели стаканчики и игральные карты. Виктор натужно произвёл последний качёк. Раздалось обоюдное мычание партнеров, и они вместе кончили. Необъятные ягодицы блондинки при этом судорожно затрепетали в резонанс с сокращениями изливающейся матки.

Здесь Виктор заметил меня.
— А Вадик, проходи. Мы тут в карты на Ленку играем, — нисколько не смутившись, произнёс он.
Зато смутился я:
— Я стучался …
— Вадим, да ты с бутылкой! — счастливо воскликнул долговязый Игорь.
Вся компания восторженно откликнулась на выставленную мной бутылку «Бюракана», великолепного узбекского вина, типа мадеры, тоже солнечного света, но с фиолетовым оттенком, редкого сегодня.
Сей акт помог избежать смущения и Елене, (мы знали друг друга), впрочем, ей ничего и делать было не надо, она лишь отряхнула платье, прикрыв развратную задницу.

Выпили.
— Что за правила игры? — осмелел я.
— Очень простые, — объяснил Виктор. — Елена раздаёт нам по три карты, объявляются козыри, берём взятки, кто набрал больше, тот трахает Ленку, остальные бросают на круг штрафные деньги — всё потом пропивается.
Присоединяйся!
— Давай, давай Вадик, — поддержал Игорь, — Елена у нас девушка серьёзная — депутат!

Лена при этом зарделась и нервно заёрзала. Вообще она была всегда молчаливой, как Геля из телепередачи Верки Сердючки. Её сексапильное изнеженное лицо казалось как бы скованным маской скромности, и создавало в глазах некоторых мужчин имидж недоступности красавицы. Похоже, что и сама Елена искренне верила в свою природную скромность, и, как бы нехотя, уступала половым притязаниям самцов — ну что тут поделаешь, если тебя так хотят!
Такое поведение, как известно, больше всего разжигает страсть обладания предметом вожделения — мужчины не любят откровенно доступных женщин.

Игорь работал вместе с Еленой и рассказывал интересную историю про выдвижение её в депутаты горсовета. Был горбачёвский перестроечный период. По инерции распадающаяся правящая партия установила в подразделении Игоря разнарядку на кандидата — женщину. Парторг на собрании предложил пожилую даму, заместителя начальника. Но время уже было не то. Начальство всем обрыдло. По задним рядам, где собрались молодые сотрудники, пошло шушуканье:
— Почему её? Она и тут нам надоела.
— Игорь, ты Ленку трахал?
— Ну да. А ты?
— И я. Она добрая — всем даёт.
— Вот её и выдвинем.
Так Лену — молодую красивую лаборантку выдвинули депутатом горсовета. Начальство перечить не стало, пришёл период, когда оно само стало выборным. Впрочем, по отзывам моих знакомых в депутатской среде, скромница для своих избирателей сделала больше, чем другие депутаты, благодаря своему авторитету среди городского, почти сплошь мужского начальства.
На слуху в городе была также история с потерей Ленкой невинности в младенческом возрасте шести лет. Девочка была — ну просто ангелочек, один маньяк, со звучной фамилией Пушкин, не устоял и завлёк её сладостями в подвал, где и удовлетворил свою непреодолимую похоть, за что потом отсидел шесть лет.

Между тем мне надо было отвечать на приглашение принять участие в групповухе.
— Да нет! Клиенты меня ждут, — не решился и оправдался я.
— Ну, бизнес — дело святое!
Я получил от Виктора катушку с Блэк Саббатом и удалился.

II

— Надо же! — размышлял я по дороге, — взбудораженный так, что
приходилось наклоняться при ходьбе и втягивать живот, чтобы прохожие не заметили под штанами подозрительную припухлость. Трахуются так просто, коллективом, а я тут по ночам по Таньке слёзы распускаю.
Татьяна была моей второй женой, на четырнадцать лет моложе; любовь, замешанная на взрывных романтических отношениях во время отпуска на южном взморье, была, казалось, вечной, но … она покинула меня.

— Зря ты сбежал от нас, — заулыбался Виктор, когда я возвращал ему катушку.
— Не люблю групповуху — не хочу совать член в «сливной бачок»,
— отвечал я решительно, но лицемерно, — гладкая, мраморной белизны трепещущаяся Ленкина ж о п а снилась мне с тех пор каждую ночь и вызывала обильные поллюции.
— Ленка сладкая женщина, а остальное комплексы, — заметил
продвинутый Витька, — ты сейчас с кем живёшь?
— Ни с кем, не могу забыть жену! — откровенно признался я.
— Нельзя же так! Лечиться надо. Слушай, тебе сейчас надо ОТОРВУ!
— Ленку что ли?
— Да что Ленка! Ей уже двадцать шесть, тебе надо юную оторву, шестнадцати — семнадцати лет.
— Ты, что Виктор, у меня дочка от первого брака старше!
— Чепуха всё это! — отмахнулся красавчик. Похоже, есть тут на дискотеке одна. Сам не пробовал, но ребята рассказывали.
— Что рассказывали?
— Чё я стану распространяться? Неинтересно будет, сам узнаешь. Ну что прислать к тебе ЛАРИСУ за записями? Девочка на музыке помешана.
— Да все они помешаны! Я с клиентками дел не имею, — отмахнулся я.
— Я тоже. Как правило! Но каждое правило существует для того, чтобы делать из него исключения.
— Ладно, там посмотрим, — неопределённо хмыкнул я.
Но мне и в голову не приходило связаться со столь юной девочкой.
Виктор, как будто, угадал мои мысли:
— О, девочки сейчас пошли ранние! Кстати, Лариса западает на зрелых сорокалетних джентльменов, таких как ты.
— Зачем я ей нужен?
— Да таким девочкам сопляки не нужны!

Я держал кооператив по записи и продаже кассет.
Как обычно по вечерам, включив на полную громкость, привлекающую клиентов музыку, сидел я в киоске и, в ожидании очередного покупателя, обозревал через окно противоположную сторону улицы, всегда людную — там стоял большой магазин.
Внимание привлекла высокая черноволосая красотка в элегантном джинсовом костюме с короткой юбкой. Она стояла лицом ко мне, с сумочкой на плече, пережидая транспорт. Сегодня, вдруг, похолодало, как нередко случается летом на Урале, и девушка надела высокие чёрные блестящие сапоги в обтяжку на массивных квадратных каблуках. Вид крепких загорелых коленок в сапогах всегда, почему-то, действует на меня агрессивно возбуждающе.
Когда размашистым шагом, помахивая сумочкой на длинном ремешке, прелестная юниорка повернула через улицу к киоску, я более не сомневался, что это Лариса.

Она подошла, и так и представилась, наклонившись в открытую форточку, но я, что называется, «потерял дар речи». Меня полностью обаяли и смутили невероятно огромные глаза Ларисы, да ещё раскошенные тушью и чем-то, по – необычному, загадочные, чем, я так и не понял в тот раз. Ко всему, заполонил весь мой слух её мелодичный голос, словно перезвон серебряного колокольчика.
— Вам Виктор говорил про меня? – переливисто зажурчал серебристый ручеёк.
— Говорил, Лариса, — пришёл я в себя, — я весь к твоим услугам.
— Мне Виктор сказал, что у Вас записей больше, чем у него, а у меня дома шикарный музыкальный центр.
— Ну, наверно, смогу удовлетворить твои заявки.
— Я куплю у Вас десять кассет, или больше, только у меня одно условие.
— Какое?
— Я хочу послушать подлинники и, потом, чтобы Вы записывали при мне — мне нужно качество. Это будет дороже?
— Не будет! Только, ведь, всё это требует времени.
— А когда Вы обычно пишете?
— По вечерам, после продаж.
— Сегодня можно?
— Можно, — согласился я. — Погуляй с полчаса, я скоро закроюсь, вот мой адрес. И вручил ей визитку.
— Вот здорово! Мне как раз ещё к подружке надо забежать.

Как только Лариса удалилась, я развил бурную деятельность — лихорадочно закрыл киоск и рванул через улицу в магазин за коньяком, шоколадом и буженинкой для серьёзной закуски.
Прискакав домой, я наскоро прибрал комнату и принял ванну.
Обтираясь полотенцем, я сервировал стол, еле успел — раздался звонок в дверь.
Лариса была не одна, а с подругой – блондинкой. Марину я знал, она раньше работала вместе с Татьяной.
Явление сразу двух девушек несколько раздосадовало меня, но я широким жестом пригласил их в комнату.
Подружки процокали высокими каблуками по плиткам коридора и, со свойственным всем женщинам любопытством, цепко обхватили глазами обстановку моей однокомнатной квартиры.
Ничего лишнего, всё целесообразно, пришли они к выводу и, освоившись, раскованно заулыбались и сели в кресла.
Себе я поднёс стул и взял в руки бутылку с коньяком.

— Ой, девушка на картине — вылитая Татьяна. Это её фотография? — спросила Марина, заметив репродукцию над
тахтой. Она всегда говорила громким, бесцеремонным голосом, как Дана из телепередачи «Армейский магазин», к тому же, смахивала на неё по внешности.
— Это мадонна Леонардо да Винчи. Татьяна тогда ещё не родилась, — объяснил я.

— А я думала — будем записью заниматься, — сказала Лариса,
глядя на коньяк.
Она сидела лицом к солнцу, и я понял, наконец, секрет её больших глаз, так смутивших меня в киоске — глаза её были хамелеоны, то есть изменяющие цвет — от почти чёрного до зелёного! под влиянием игры света.
Столь редкое качество сразило меня вконец, в голове промелькнуло страстное, безнадёжное желание слиться с ними, раствориться в них.
— Можно и записью заняться, — продохнул я.
— Ну, уж это без меня, — сказала Марина, — кстати, мы тоже принесли вино, — и она достала из сумочки подруги, поставленной
на угол стола, бутылку неизменного «Бюракана».
Насколько я знал Марину раньше, она всегда отличалась прямотой выражения своих мыслей.
— Но мы хотим выпить коньяку. Правда, Лариса? – продолжила
Марина.
— Люблю коньяк — налей земляк! – продекламировала Лариса и
пододвинула рюмку.
— О, да ты не робкого десятку! – подумал я и разлил «Арарат».

Сразу похорошело, девчонки затребовали музыку. Я включил жизнеутверждающую «Европу».
— Всё-таки зарубежная попса лучше нашей, — прозвенел Ларисин
колокольчик, она подняла на кресле руки кверху и, помахивая ими, стала подпевать в такт музыке.
— Ты серьёзно увлекаешься музыкой? – спросил я.
— Старший брат приучил.
— Так у него, наверно, всё есть, что у меня.
— Он уехал с предками в Волгодонск, я живу одна.
— А что они уехали?
— Юг есть юг.
— Не ври Лариса, — сказала Марина, — у неё папа импотент по радиации, а мама здесь загуляла. Зато у Лариски теперь отдельная квартира, предки оставили её доучиваться в колледже.
— Так сразу всё и выдала, дура! — огрызнулась Лариса.
Колледж в нашем городе считался его гордостью. Туда брали не всех, а по тестовому отбору. Значит красавица ещё и не дура.

— Да, ладно, пошли танцевать Вадик!
Марина выхватила меня со стула и заприжималась в танце горячим телом.
— Ты что всё ещё один? У тебя есть девушка?
Я знал, что Марина разведена.
— Нет и не надо, — ответил я лицемерно.
— Да уж на твоей Тане свет клином сошёлся. Подумаешь!
Я промолчал.
— Слушай, пусти меня пожить на квартиру!
Я опешил:
— У тебя же своя квартира!
— Я там оставлю мать с дочкой. Хочу жить в городе, в Лыковке даже телефона нет.
Лыковкой звали отдалённый, пока не благоустроенный район города.
— Вот так, то пусто, то густо, — подумал я, — сразу две девушки и обе очень ничего.
— Марин, ты что, хочешь спать со мной?
— Ты такой высокий – как тебе не дашь! – насмешливо пропела
Марина.
— Ну, Марина, прямо не знаю, что сказать.
— Ну, тогда займись Ларисой, — нимало не обидевшись,
предложила девушка, — знаешь, она такая …- загадочная! — наконец, подобрала она слово.
Мне стало весело, и я расхохотался.
— Что ты гогочешь?
— Знаешь в чём загадочность всех женщин?
— В чём?
Я наклонился к уху Марины, чтобы не услышала подружка, и прошептал:
— У всех женщин есть п … а, но ведут они себя так, как будто её нет.
— Наха-а-л! — жеманно пропела блондинка.
— Тогда нахал, не я, а Пушкин, это он открыл, вон, видишь, на полке, его «Записки» стоят?
Я заметил краем глаза, как Лариса, то ли ревниво, то ли осуждающе, следит за нашей болтовнёй.
— Вот, дурак, вдруг она что расслышала, — закорил я себя.

Тут музыка закончилась, мы сели и продолжили возлияние.
Потом я поставил свой любимый «Пинк Флойд» и пригласил на танец Ларису. Она на каблуках была, почти, одного со мной роста – под метр восемьдесят и поэтому взгляды наши уперлись. В гляделки я ей явно проигрывал.
— Голова идёт кругом от твоих глаз, — выдохнул я.
— А Вы тоже мужик ничего, люблю бородатых, — отвечала она.
— Не надо шутить Лара, я в отцы к тебе гожусь.
— Ты что, тоже с радиацией работаешь? — она перешла на «ты», а
сам вопрос содержал интимный непрозрачный намёк.
— Да нет, я электронщик, — выдал я прямой ответ, пропустив намёк.
— Да? А я хочу программисткой стать.
— Сколько тебе лет?
— Скоро шестнадцать.
— Так тебе пятнадцать? — вконец, изумился я.
— А ты сколько думал?
— Ну, извини, по фигуре лет восемнадцать — девятнадцать.
— Фигура — дура. Акселерация! — захохотала она.

Мне, однако, стало не смешно. Когда на следующий танец я пошёл с Мариной — такт обязывал меня приглашать дам по очереди, то начал сбиваться с ритма, и отвечал невпопад на её болтовню. Когда мы вернулись на место, то я заметил на столе прямо передо мной кусочек бумаги. Я развернул его. Там было написано: «Я не шутила». Кровь бросилась мне в голову, но потом я успокоил себя: «Так не бывает, просто вот маленькая девочка придумала игру в почту».

Между тем в дело пошёл и «Бюракан», потом Марина засобиралась домой, и я пошёл провожать вконец пьяных девчонок. На улице я уже было, распрощался с ними, но Лариса вдруг шепнула мне: «Я вернусь». Я остановился в растерянности метрах в пятидесяти от своего дома, а девушки зацокали вдаль по тротуару.
Я подождал минут пять, потом махнул рукой, сказав опять себе: «Так не бывает», и вернулся домой, не заперев, на всякий случай, входную дверь.

III

Только я отлил в туалете, как в дверном его проёме во всей красе предстала Лариса, застав меня за естественным занятием. Я вздрогнул, но эта неожиданная интимность как-то сразу сблизила нас.
— Не тушуйся, — произнесла Лариса. — Я же сказала, что вернусь.
Она подошла ко мне и, обняв за шею, поцеловала в губы. Передо мной поплыл густой обволакивающий туман. Я точно знал про себя, что не смог бы первым сделать такой шаг, поняла это и Лариса, и сделала его сама, не сомневаясь в своей неотразимости.
— Я хочу принять ванну, — сказала она и, ловко сбросив со стуком на пол сапожки, не стесняясь, скинула на стиральную машину джинсовый костюмчик, а потом, зайдя в ванну, сиреневую ночнушку. Ни трусов, ни лифчика на ней не было, вид гладкого, коричнево загорелого тела, несмотря на то, что стояла только первая половина июня, настойчиво напряг мой истосковавшийся по работе орган.
Тут же богиня облила свой лик шампунькой и включила верхний душ.
Явление Афродиты в пене с торчащими вверх внушительными полушариями грудей, впечатляюще развитыми спортивными ляжками и чёрным, кудрявым треугольником на лобке было потрясающим.
— Раздевайся и иди ко мне, — скомандовала она тихим, но
решительным голосом.

Я разделся и зашёл в ванну. Лариса снова обняла меня за шею. Моё естество неудержимо восстало и, не смотря на то, что в девушке было чуть поменьше моих семидесяти восьми килограмм, а тело её было скользким, я приподнял её за ляжки и с писком насадил на возбуждённый член. Голову при этом сверлила всё та же мысль: «Так не бывает». Тут же роскошная акселератка соскользнула в ванну по моим мыльным ладоням, и мы оба чуть не упали.
— Здесь можно только так, — сказала Лариса и развернулась ко
мне задом. Она была высокого роста, более того, её ошеломительные ноги были длиннее обычной нормы для женщин, наверно, сантиметров на десять, поэтому я вошёл в её вагину сзади без всякого труда, не пришлось даже подгибать свои колени.
Траханье на прямых напружиненных ногах доставило мне большое удовольствие и привело к быстрому и обильному семяизвержению.
— Помыться не дадут! — шлёпнула Лариса меня по заднице. — Иди в кровать.
Я вылез из ванны, встал на полу на колени, прижал девушку к себе, и поцеловал в плоский упругий животик чуть повыше тёмного треугольника на лобке.

Я перешёл в комнату, закрыл на окнах шторы, включил светильник у изголовья тахты, достал из-под лежанки и застелил постель, и плюхнулся на неё ждать Ларису.
— Так не бывает! — опять засверлило в голове.
— Господи, схожу ума, — подумал я и, соскочив на момент с тахты,
врубил музыкальный центр. Призывно сексуальный голос Сандры и ритмичные звуки диско расслабили меня в состояние разрядившегося и удовлетворённого самца.
Жизнь была прекрасна!

Хлопнула дверца ванной. В комнате, пританцовывая и подпевая Сандре на английском, материализовалась Лариса — в чём мать родила.
Я, «одетый» также, присел на тахте:
— Да ты продвинутая во всех отношениях!
— Английский? С детского сада учу.

Большое видится на расстоянии. Теперь я, впервые, мог рассмотреть обнажённую девушку при ярком свете, освобождённую от пены и порхающую около аппаратуры в поисках любимых записей.
Конечно, первое, что бросалось в глаза и неимоверно возбуждало — это прилично, вернее неприлично развитая, ошеломляющая попа акселератки с чёткой границей полушарий снизу — так и хотелось подставить под них ладони и подпереть. Попа восседала на мощных ляжках, которые при движениях девушки плотно, без единой щёлки, тёрлись друг о друга, мне почудилось даже, что при этом они электризуются и искрят.
— О, нерукотворное чудо природы, какое безумие вызываешь ты у мужчин! – подумал я и почувствовал болезненное,
разрывающее напряжение дубенеющего пениса.

Тут девушка мельком взглянула в мою сторону и, заметив «Ваньку — встаньку», подлетела ко мне и толкнула рукой в грудь, так, что я очутился на спине. Она резво оседлала меня сверху, вожделенная задница с размаху шлёпнулась на мои ноги, и тут же перескочила на вибрирующий от возбуждения орган.
Это была бурная, жестокая атака. Лариса подскакивала на члене вверх до срыва с него половых губ, потом с размаху насаживалась на его головку, чуть ли не отрывая нежную кожицу крайней плоти, и
неистово продирала наждачным телом судорожно сжатого влагалища вздутые кольца моего пещеристого тела.
Мой снаряд бился в тугое резиновое устье её матки – вот он блаженный миг состыковки двух тел! и упруго напряжённая женская плоть отскакивала, чтобы вновь нанести удар.
Девушка, казалось, обезумела. Она царапала до крови мою грудь, кричала; так бомбила тяжеловесной задницей шарики моих яиц, что я испугался за их сохранность. Но и этого, вошедшей в раж нимфоманке, было мало, она запускала под себя руку, больно закручивала несчастные шарики и давила кулаком в просак на семявыводящий проток.

Потом Лариса успокоилась и поймала мой взгляд своими пронзительными, немигающими хамелеонами. Движения её стали медленными и тягучими, мышцы вульвы плотно, со скрипом обжимали мой разбухший орган. Она равномерно накачивала меня, наблюдая с любопытством за моей реакцией на умопомрачительное изнасилование. Сам я не двигался, только судорожно вцепился руками в её лодыжки, как в поручни, и издавал приглушённые стоны, вперемежку с нечленораздельными междометиями.

Лариса просунула руку меж своих обалденных ляжек, нащупала кожу пениса и притянула её к основанию органа большим и указательным пальцами. Кожа истончилась и стала особенно чувствительной к трению влагалищными мышцами, что бурно подстегнуло мой оргазм.

Я кончил так, как ни кончал раньше, ни разу ни с кем: с затяжным множественным излиянием в промежутки между периодами раздирающей боли по всему каналу следования спермы; я физически ощущал полноту и густоту своей жидкости, накопленной за всю жизнь где-то в глубинах организма и, наконец, исторгнутой и освободившейся, чего не могли добиться вместе все женщины, которых я знал до Ларисы.
Без сил я отключился от реальности и забылся …

IV

На утро я проснулся один, Ларисы рядом не было.
— Странно, — подумал я, — может где-то записку оставила?
Но записки не нашлось.
Я отметил, что впервые за полгода после отъезда Татьяны, было утро без мыслей о ней — всё моё существо было поглощено думами о Ларисе.
— Даже телефона её я не знаю, — рассеянно размышлял я на работе, — пойду, спрошу у Марины.
Марина работала рядом, в соседнем здании, но телефон наотрез отказалась дать.
— Что делать? — думал я. — Не звонить же в колледж! Кого спрашивать? Ларису — акселератку? Да! есть же Виктор!
Я позвонил Виктору на работу, но, тот, как назло, оказался в командировке.

Так я промучился несколько дней и, особенно, ночей. Лариса ничем не давала о себе знать.
— Да было ли всё это на самом деле? — засомневался я. — Может быть, это был прекрасный сон? Господи, схожу с ума!
Но когда я ложился в постель, то вся она источала оставшийся возбуждающий аромат девичьего тела, я закрывал глаза и всю ночь находился в каком-то зыбком состоянии полусна, когда Лариса являлась ко мне и я, почти как наяву, любил её как хотел.

Почти всегда сношение начиналось с той самой позы — она сверху. Вся красота юной девы, старательно насилующей меня, была видна, как на ладони. Запыхавшись и разогревшись, Лариса, не поворачиваясь назад, а лишь отведя руку, включала вентилятор, стоявший сзади тахты на тумбочке, который с мягким жужжанием охотно принимал участие в любовной игре девушки — то, поворачиваясь вокруг оси, охлаждал со всех сторон её разгорячённое тело, то, задержавшись в центре вращения, освежал её голову, развевая и запутывая на лицо пушистые прядки волос, которые падали ей на глаза. Она смешно и бесполезно пыталась сдуть их на сторону, и тогда девушка была особенно прекрасна — я просто умилялся при виде этого,
— Мне так нравится эта поза, — говорила она.
— Почему? — спрашивал я, — ну мне, понятно почему — самому делать ничего не надо.
— А мне потому, что ты не мешаешь любить тебя, как хочу, от тебя мне нужен только торчащий кол.

Постепенно я (к большому удивлению на утро, когда проходила ночная хмарь, и возвращалось чувство реальности) научился производить во сне с девушкой действия, которых наяву у нас с ней не было вообще.
Она ложилась на живот, попой вверх, распластав вдоль кровати свои массивные сладострастные ляжки. Пушок между ягодицами над анальным отверстием призывно будоражил меня, и я с мукой пропихивал свой член в маленькую липкую дырочку. Лариса запрокидывала своё красивое юное лицо назад, почти на целый оборот, я полностью вжимался в её упругую попу и кончал, кончал, растворяясь в милых огромных глазах и впиваясь до крови в полуоткрытые губки.

В другой раз я любил её, закинув полированные загорелые ноги себе на плечи и, покусывал ей под коленками, лобок, животик, сосочки грудей, а мой член истово долбил девичью плоть резкими, отрывистыми движениями.
— А, а, а! — кричала Лариса, — пощади сумасшедший!
— Нет тебе пощады, развратная девка, – хрипел я и к
собственному восторгу, смешанному с ужасом, чувствовал, что не только мой член, но весь я вдолбился в её влагалище и, всасываемый мощным смерчем, исчезаю в нём. Потом, слава богу, проскочив внутри через всю Ларису, душа моя размытым клубочком тумана выпархивала через горло и губы дьяволицы и, повибрировав в воздухе, вновь материализовывалась в тело.
— Что это такое? — пытался размышлять я, сидя на работе. — К чёрту всю эту эзотерику! — внушал я себе, — пора остановить это помешательство.
Но наступала ночь, и всё повторялось снова.

V

С Ларисой наяву я столкнулся случайно, вернее, мои ноги во всякое свободное время подсознательно несли меня в окрестности колледжа, где встреча была более вероятной.
Мучительно сладкая химера моих ночных бдений, на этот раз в вызывающе коротком, бежевом с переливами полупрозрачном платьице чуть не сбила меня быстрой походкой навстречу и резко затормозила в метре от меня.
Она стояла на прямых, широко расставленных ногах с сумочкой через плечо, как модель на подиуме, без того короткая юбка уплыла гармошкой ещё выше, обнажая ошеломляющие бёдра и краешек тонких трусиков.
— Слава богу, что хоть в школу она ходит в трусах, — подумал я и
предложил:
— Давай поговорим на скамейке.
Она хотела возразить, но, со свойственным молодым девушкам непостоянством, передумала и ответила:
— Давай!

Мы отошли к скамейке и сели, я осторожно начал:
— Понимаю, что я тебе до «фени», но могла бы хоть позвонить, я же твой телефон не знаю.
— Да, вообще-то, я рада видеть тебя.
— Что ж не позвонила?
Последовала пауза.
— Стыдно было.
— Ну, пусть внезапно случилось, пусть по «пьяне», но нам ведь было хорошо?
— Ты думаешь? — зыркнула она на меня своими радужными хамелеонами и во мне сразу всё куда-то опустилось.

— Так я её потеряю, — тревожно забилось в голове, — надо найти аргументы. Я взял её руки в свои, они были податливо нежными.
— Лариса, то, то происходит сейчас со мной, никогда у меня раньше не было. Даже ничего похожего не было, и мне неизвестно, бывает ли это, вообще, у других людей.
Хамелеоны изменили цвет, и в них вспыхнул интерес.
— Что же происходит?
Я понял, что в искренности моё спасение и откровенно воспроизвёл девушке картинки моих ночных иллюзий. Видно было, что юная красавица тронута таким сильным, произведённым ей впечатлением на мужчину, хотя, я не сомневался, что внимания к ней мужского пола не занимать.
— Знаешь, ты мне тоже снился.
— Также?
— Также! — засмеялась она и с размаху влепила мне в щёку
поцелуй.
Похорошело.
— Мы встретимся с тобой? — еле удержался я от того, чтобы в
ответ не зажать, не раздавить, не съесть благоухающее эротическое чудо.
— Я сама позвоню тебе.
— Дать тебе телефон?
— Да я взяла его у Марины.
— Вот как!

Лариса хотела что-то сказать, но, дважды, приоткрыв маленький ротик, замолкала.
— Слушай девочка, я с тобой так откровенен — в чём дело?
— Вот ты взрослый мужик, с большим опытом с женщинами.
Можешь ответить на вопрос?
— Конечно!
— Как ты думаешь — я к о н ч а л а с тобой?
При всей интимности нашего разговора и отношений вопрос застал меня врасплох и смутил. До него я не сомневался, что девочка кончала, теперь до меня дошло, что явных «вещдоков» этого нет.
— Тебе было приятно со мной? – осторожно спросил я.
— Клёво! — она плотоядно потянулась – руки вверх, с выворотом
плеч, смешливо корча губки. Хотела что-то сказать, но замолкла.
Я не вмешивался в её признания, только цепко поймал её взгляд и ласково и ободряюще закреплял ниточку связи и доверия между нами.
— Несколько раз я почти кончила с тобой, но … не вышло.
— Спасибо за искренность, — сказал я, — но в наших силах всё исправить.
— Ладно! — засмеялась она, — я всё равно не всё тебе сказала, позвоню! — шлёпнула меня Лариса пониже спины, поднялась
со скамейки и, сделав рукой прощальный знак, удалилась быстрой походкой «от бедра».
Я опять мог, воочию, созерцать сексуальные колыхания её выдающейся задницы, полупрозрачное платье не скрывало, а, наоборот, подчёркивало просвечивающие прелести.
— Что же она не досказала? – мучился я в догадках. Непознанная тайна заняла всё моё воображение…

VI

Она позвонила вечером на выходной.
— Как здоровье? Много пил на неделе?
— Совсем не пью без тебя.
— Правильно, прикупи на вечер бутылочку коньяка и шампанское.
— Ноу проблем, леди.
— Буду в десять вечера.

Лариса засияла на пороге моей квартиры ровно в десять. В её естественной улыбке кинозвезды было столько энергии, что она разом разожгла во мне неукротимое желание немедленного обладания огнедышащей кобылицей.
Этот порыв был настолько очевидным, еле сдерживаемым мной, что она сама, бросив на тахту сумочку, опустилась передо мной на колени и, расстегнув замочек моих джинсов, всосала давно изнывающий член, крепко сжимая мои ягодицы. Вид сверху разгоревшегося лица юной развратницы, чьи губки, выдвинутые вперёд, с ритмичной чёткостью массажировали напряжённые кольца моего вздутого органа, заставили меня уже через минуту выстрелить в рот красавице мощную струю многодневного запаса спермы, она чуть не захлебнулась, но справилась, сделав несколько судорожных глотков.
— Чуть не пробил мне горло! — наконец, отдышалась она, впрочем, с милой усмешкой.
Я поднял её за плечи и, впиваясь в огромные глаза, сначала расцеловал их, а потом утолил выстраданное желание долгим поцелуем в пахнущие анисом губы. Она, в конце концов, отодрала от себя за бороду мои губы:
— Задыхаюсь!
Я врубил «Аэросмит» — музыку нашей первой любви и мы сели к столу.
— Что будешь? Коньяк или шампанское?
— Шампанское? Ни в коем случае, — она схватила со стола
бутылку и поставила её на пол. Я не придал особого значения её движению, предпочитая из двух этих напитков коньяк, и разлил по рюмкам божественный «Арарат». В то же время, заранее я решил, что не надо напиваться так, как в прошлый раз, и мысленно поблагодарил Ларису за разрядку моего полового напряжения — теперь я мог контролировать свои поступки в направлении её сексуального удовлетворения.
— Уж теперь-то я точно не кончу без тебя, — решительно
настроился я, — иначе грош цена таким «джентльменам», которые не могут удовлетворить мечтающую об этом девочку.

Девушка, между тем, подняла меня на танец и повела, как кавалер даму. Она знала и слова песен «Аэросмита», правильно исполняя их на английском.
На этот раз на ней было надето платье-халат и более ничего, достаточно было отцепить две пуговки, как одежда слетела на пол. Я высоко приподнял её за талию, но не понёс сразу в постель, а посадил на крышку высокого холодильника, стоявшего в коридоре рядом с дверью в комнату.
Вот сейчас моя краса была передо мной действительно, как на ладони. У неё были выступающие половые губки, я не удержался и обвил их колечком из большого и указательного пальцев. Потом раздвинул пухлые пиявочки, свет от лампочки сверху бил прямо в отверстие влагалища, и жадно начал облизывать маленький клитор и слизистый, сверкающий рубиновым светом треугольничек под ним.
Девочка, похоже, заводилась, так как закрыла глаза и замычала, как тёлка:
— Так ты делаешь мне минет, как я тебе? Пошли в постель!

Я осторожно снял её с холодильника и перенёс на тахту, как хрупкую хрустальную вазу.
— Ложись! — приказала она.
Я лёг на спину, она сама стянула с меня джинсы. Затвердевший член, естественно, был наготове и выпорхнул вверх.
Теперь Лариса опять оседлала меня сверху, но задом ко мне. Она приподнялась на ступнях, так что её ягодицы оторвались от моих ног и, в прямой посадке, не сгибая спины, беспощадно начала накачивать мой насос. Лицезрение могучей полновесной задницы, летающей — вверх, вниз, казалось без опоры, было потрясающим, я с ужасом подумал, что быстро кончу, но один, и попытался несколько унять эту вакханалию, подложив ладони под Ларины ягодицы, чтобы замедлить силу и ритм её движений.

Этим я нечаянно подтолкнул ее, и она опрокинулась руками на мои ноги, обхватив кистями лодыжки.
Я ТОЛЬКО ТОГО И ЖДАЛ. Осторожно, с тем чтобы Лариса не прекращала прежней экзекуции моего органа, я повернул свои ноги, выдвинул их за тахту и резко опустил ступни на пол.
— Ах! — только и успела сказать девушка, сорвавшись ладонями
на пол, а я быстро подхватил её руками за ляжки, дрыгнувшие вверх, вскочил и начал рулить ими передвигающееся на руках по полу тело, Ларисе не оставалось ничего другого делать.
— Что это такое? — спросила изумлённая «садунья»?
— ТАЧКА называется, — ответил я, и с великим восторгом прокатил шагающую на руках живую тачку по всему периметру комнаты. «Тачка» не сопротивлялась, то ли была ошарашена, то ли понравилось. Однако, сил моих со стройным, но грузным телом Ларисы хватило лишь на один заход, кроме того, меня душил смех. Мы рухнули с ней прямо на ковёр на полу, и она тоже расхохоталась.
— Взрослый дяденька, а проказник! – обнимала она меня, лёжа
на спине, задрав вверх свои блестящие загорелые ноги и содрогаясь от смеха необъятной задницей, провоцируя меня тем самым на новые подвиги.
Я загнул её ноги вверх так, что она хрустнула в пояснице, зато обалденная задница взмыла вверх во всей своей красе.
Я скрестил ей ноги. Премилая выступающая ракушка оказалась настолько тугой, что я протиснулся в неё членом с немалым трудом.
— Кончай же, кончай, крутозадая тёлка! – мысленно молил я её,
чувствуя, что не в силах противиться собственному, мощно наплывающему оргазму. Стремясь предотвратить его, я выхватил свой член из сладострастного отверстия, но было уже поздно, я с остервенением излил стреляющую молочную струю на аккуратный пупок соблазнительницы.
Потом виновато опустился в кресло и закурил.
VII

Лариса подошла ко мне, и, как ребёнка, нежно погладила по головке.
— Дурачок! Ты не виноват, мне с тобой очень хорошо. И успокойся, сегодня мы кончим оба.
Я затравленно взглянул на неё исподлобья. Похоже, в моём арсенале больше не осталось удивляющих приёмов. Она как бы прочитала мои мысли:
— Это дело не твоё. Ты только должен быть очень послушным мальчиком.
— Это я тебе обещаю.
— Попьём пока. И сменим пластинку.

Лариса, сама налила себе коньяка, подошла с рюмкой к магнитофону и начала рыться в записях. Я пока тоже выпил.
Наконец, она нашла, что искала. Это был … «Блэк Саббат» — изматывающий жилы хард-рок из музыки, которую я сам недолюбливал.
Она подошла ко мне, села на колени тёплой задницей и, обхватив руками за шею, спросила:
— Ты выполнишь всё, что я попрошу?
— Да!
— И будешь молчать, если станешь удивляться, но не препятствовать?
— Да, — твёрдо ответил я, готовый вынести любые мучения ради
такой девушки.
Она поцеловала меня и усмехнулась, угадав мои мысли:
— Не бойся, тебе не будет больно, ложись в постель.

Я покорно плюхнулся на тахту. Лариса прихватила с полу бутылку с шампанским, легла на спину рядом со мной и попросила:
— Открой его, только тихо, без выстрела.
Я повиновался, как обещал и, присев на кровати, осторожно открыл шампанское, не пролив ни одной капли. Тут Лариса взяла свою сумочку, брошенную по приходе в дальний угол тахты, и достала из неё … большой шприц на двадцать кубиков.
— О, боже! Она наркоманка — мелькнуло у меня.
Потом Лариса достала из сумки иглу, большую, под стать шприцу, но с тупым, закруглённым концом.
— Набери в него шампанское, — попросила она.
Я с дрожью выполнил её желание.
— Повернись ко мне.
Я повернулся. Она чуть приподнялась и, взяв между большим и указательным пальцем маленький розовый сосок груди, приказала:
— Коли осторожно, видишь тут отверстие молочной железы?
— Но?
— Без но! Ты обещал! — впервые услышал я превращение
мелодичного серебряного голоска в резкий металлический голос.
Совладев с дрожью рук, я осторожно — не хватало ещё
членовредительства нежного органа, ввёл иглу в расширяющееся отверстие.
— Ну, что замер? — улыбнулась «оторва». Я вспомнил беседу с Виктором, сейчас мне, наконец, стало ясно, о чём он не хотел рассказывать, что от кого-то слышал.
Я, медленно подвигая поршень шприца, вдул в её грудь лошадиную дозу «лекарства».
— Набирай шприц ещё раз!
Я повторил операцию, на этот раз со второй грудью. Лариса ощупала груди и сказала:
— Мало. Давай ещё по шприцу.
После повторения экзекуции груди заметно раздулись.
— Я тебя люблю, — сказала девушка, — ложись на меня.
Я осторожно опустился над ней на стоячих руках.
— Вставляй свой член и соси мне груди.
— Так вот что она выдумала! – промелькнуло в моей изумленной
голове, но я исполнил её желание и приложился своими губами сначала к одному, потом к другому соску.
— Вот так и меняй груди, пей меня! О, как хорошо! Долби, долби меня х..м!

Подстёгнутый каким-то новым, неизвестным для меня возбуждением Ларисы, я скоро возбудился сам и моё изумление переросло в безумие выпивания её тела. Даже в моих фантасмагорических снах такое не могло придти в голову. Я высасывал шампанское из грудных желез, и это вино ударяло в голову сильнее, чем коньяк, она обхватила меня за спиной руками, я яростно проникал своим органом до матки, а она в полузабытьи шептала:
— Милый … Родной … Единственный …
Тут я почувствовал, как её по настоящему начал забирать оргазм, в её влагалище что-то закрутилось, и она пережала пенис так, что он затрещал.
— Пусть лопнет мой прибор! – в исступлении пронеслось в голове, — пусть погибнет весь мир вместе с нашим оргазмом!
— О, о, о! — закричала Лариса и из глаз её потекли крупные слёзы.
Она кончала так, как будто умирала, я вспомнил, что где-то читал, что настоящий оргазм — это маленькая смерть.
— О, вонзи мне член в ЖОПУ! – простонала девушка.
Я выполнил её просьбу, я чувствовал, что мой взбешенный орган разрывает нежное отверстие, она опять закричала, на этот раз от боли, но я уже никак не мог остановить собственное безумие и просверливал её прямую кишку до конца, в помутнённой от разума голове кругами поплыл туман — я тоже кончал и умирал.

Придя в себя после излияния, я заметил, что Лариса всё ещё корчится в конвульсиях оргазма, обильно выбрасывая на простынь и на мои ноги свой горячий секрет.

Когда, наконец, её сознание вернулось с того света, первым, что она произнесла, было:
— Не переживай! Я знала как это больно. Но мне это было НАДО.
Я молчал, в который раз за сегодняшний вечер, поражённый таинственной психикой женщины.
— Ты сама придумала всё это? — наконец, спросил я.
— Не сама — это придумал он.
— Кто он?
— Тот, который первым научил меня кончать таким способом. Мы с ним долгое время трахались, но кончить я никак не могла, хотя очень этого хотела. Кстати, ты ничего не чувствовал, когда сосал мою грудь?
— Чувствовал. Сильное возбуждение.
— А ещё?
— Ну, ещё … — при всей интимности между нами, мне было трудно в этом признаться.
— Что же ты чувствовал ещё? – мягко подбодрила она.
— Мне казалось, что я маленький и сосу маму,- смутился я.
— Такой маленький мальчик с большим х..м! – съязвила Лариса,
но тут же, по серьёзному, продолжила:
— Вот и он мне так сказал. Но до этой операции. Он уверял, что мне мешает кончить отсутствие полного родственного слияния душ, а это впитывается только с молоком.
— Молоко заменили на шампанское! – тоже съехидничал я.
— Виктор не любит молоко.
— Виктор, какой Виктор?
— Диск-жокей из танцклуба.

2002 – 2003 Эдуард Снежин (С)