Продавец времени.

Явление.

Кревен устало спустил ноги с кровати, ещё только утро, а уже. Эта липкая усталость прицепилось давно, и она очень напоминает крепкое похмелье. И ведь болит просто всё! И если посчитать все эти дни, которые он провёл в её душных и потных объятиях — раз, два, три. хм, лучше считать годами, так… д-д-а-а. В семь лет я пошёл в школу, и тогда мне казалось, что прожил целую жизнь. Нет, я не был мальчишкой, ну да, конечно, я им был, но в другом смысле, для меня, который был тогда. Да, и ведь это была жизнь!
Гувернантка мисс Элиз знала о древнем инстинкте служанок, гувернанток и секретарш с ненавистью плевать в кофе своего босса, и делала это каждое утро с глубоким, смачным удовлетворением. И ведь проделывала это, когда в турке, забалдевший от жары кофе, рвался наружу из- под густой пенки, по её простодушному мнению, так плевок глубже проникал в отвар вожделенного напитка.
Понятно, что такие чувства затаённого и в невысокой степени удовлетворяемого мщения, вызывал знакомый нам Кревен, сэр Кревен. В недалёком прошлом биржевой спекулянт, живший теперь на весьма приличную ренту.
И вот, вы представьте первое, что нужно сделать, поднявшись утром из тёплой постели, помимо умывания, конечно, готовить завтрак занудному старику с противным кашлем заядлого курильщика. Потом все причитающиеся к этому завтраку принадлежности аккуратно составить на столик с резиновыми колёсиками (это чтобы он не скрипел, его раздражает скрип, но его кости скрипят громче несмазанных ворот) и вкатить в его душную спальню. А он, вместо того чтобы, как положено джентльмену, заняться утренним туалетом, вот так вот, не умывшись, жёлтыми пальцами со скрюченными ногтями снимет накрахмаленную белоснежную салфетку, сидя в ночной рубашке и колпаке, с голыми и волосатыми ногами. Он тупо уставится на завтрак, будет жевать губами и покачиваться и, подняв мутные глаза, промямлит: «Вы варили диетическое яйцо? Надеюсь, Вы не переварили его, Вы должны помнить, я не люблю посиневшие желтки. И что вы тут стоите, Вам что, нечем заняться? У вас очень приличное жалованье?!»
И тут он был прав, и это было единственной причиной, по которой мисс Элиз продолжала обслуживать этот трухлявый пень, воспоминание из прошлого века.

Теперь же я вернусь к мыслям сэра Кревена, а лучше просто Кревена, мы с ним уже настолько близко знакомы, что можем избавиться от официального обозначения его драгоценной персоны.
Так вот, Кревен сидел на краю кровати и поджимал пальцы голых и волосатых ног. Он с ужасом думал, что ему предстоит идти в ванную. Нет, нет, он не принадлежал к ордену первоклассных толстеньких свинок, которые, как известно, не любят мыться, просто его кости и впрямь скрипели и каждое, почти каждое движение вызывало тупую, упругую боль, складывающуюся в гримасу муки на его лице. Кстати, эту гримасу обычно окружающие воспринимали не иначе как саркастическую усмешку, пропитанную едким презрением. Но Кревен не был хозяином своей мимики, и что получалось, то и выходило, а столь неадекватная (или адекватная, с какой стороны посмотреть (опять проделки Эйнштейна)) реакция вызывала уже другую мучительную боль, но уже в другом месте, что обычно называется душой.
Если вы подумали, что сейчас будет неожиданный поворот сюжета и Кревен окажется милым добрым стариком, только немного сварливым из-за своих болей, то вы ошиблись. Кревен — старая акула биржи, напрочь лишённый сантиментов, считающий подобные чувства человечества плодом непрактичных иллюзий бесполезно существующих на теле общества поэтов и юных барышень.
Не будет такого поворота сюжета, поскольку я стараюсь эту историю именно в таком порядке, в котором она происходила. У Кревена отсутствовали те органы, которыми люди воспринимают любовь и прочие прекрасные чувства, и он нашёл себя в движении бумаг, где проявил себя без малого гением, но приличествующей славы не снискал, ровно, как и почёта с уважением. А ведь хотелось, ибо тщеславие ему не чуждо, да ещё все считают, что он их презирает, словом муки, которые я посмел назвать душевными.

К полудню таки Кревену удалось умыть необходимые части тела и перенести его в чудесный сад, на террасу и усадить в шезлонг. Далее он принялся услаждать свою плоть коньяком и сигарой, где и продолжил странную математику сегодняшнего утра.
— Итак, порядка восьми лет, а это половина моего детства. Интересно, о чём я мечтал в детстве? Озадаченный этим неожиданным для себя вопросом, Кревен погрузился в табачным дым с плантации острова Ява. И из этого тумана выглянула рука и позвонила в колокольчик. Старик несколько обескуражено осмотрелся, оценил содержимое бутылки Мартеля, и убедился, что для видений такого рода он выпил мало. Появилась мисс Элиз и подчёркнуто вежливо спросила:
— Вы меня звали?
— Нет.
— Но ведь Вы звонили, я слышала звон.
— А, ну да, — Кревен замолчал, жевал губами, и что-то думал, — Да, кофе. Принесите мне кофе.
Мисс Элиз презрительно поджала губы (ведь он из-за своего вонючего табака не почувствует запах роз) развернулась и покачивая бёдрами, отправилась выполнять поручение. Кревен же на всякий случай убрал колокольчик в карман.
— Зачем ты попросил кофе? Лучше бы она принесла рюмку, обожаю Мартель. И будь любезен, угости меня сигарой.
— Кто ты такой? — сурово спросил Кревен. — Я не люблю розыгрышей и фокусов. Выходи и без глупостей.
— Я знаю, просто я хочу, чтобы ты понял, с кем имеешь дело. — В этот момент на столике появилась вторая коньячная рюмка и бутылка сама по себе пронеслась по воздуху, наклонилась, и когда рюмка была полна, вернулась на место. Рюмка так же немного полетала и исчезла. — Тебя надули, Кревен, это не настоящий Мартель. Рассчитай экономку, она покупает подделку, а разницу кладёт себе в карман.
Кревен, багровый от ярости, полез за револьвером, который по странному чудачеству всегда был с ним.
— Ты плохо встречаешь гостей, а я хотел предложить тебе сделку. Самую выгодную сделку в твоей жизни. Ты же любишь сделки, Кревен. И смешно меня пугать пластилиновым пистолетом.
Кревен посмотрел на оружие, оно и впрямь на глазах становилось пластилиновым. Он отлепил его от рук и в гневе швырнул в пустоту.
— Кто ты, чёрт подери?!
— Продавец времени и твой покорный слуга!
— Да уж, покорней некуда. Давай вылазь и без этих фокусов.
Послышался звон, это гувернантка наступила на пластилин и судорожно пыталась оторвать туфлю, что, разумеется, обернулось опрокинутым подносом.
— Оставь! — рявкнул Кревен. — И принеси ещё рюмку и коробку сигар с моего стола.
— А теперь правильно. — Перед Кревеном появился пухленький маленький дядечка в засаленном пиджаке, в нечищеных ботинках и с гнилыми зубами. Но больше всего бросались в глаза его румяные щёчки, прямо как на картинке у Санта Клауса. Незнакомец повертел головой, — Ай, а про стул мы забыли, ну да ладно. — И он невозмутимо уселся на воздух, немного поёрзал и откинулся, словно на шикарном и удобном кресле.
— Итак, поговорим о сделке.
— К чёрту сделку, кто ты такой?
— Я уже сказал, я продавец времени, но для тебя просто Робби. А эта сделка чёрту не нужна, сходим к нему, и ты сам убедишься в этом.
Кревен глухо сопел в шезлонге, уже совершенно не зная как ему реагировать. В этот момент появилась мисс Элиз и демонстративно поставила перед ним вторую рюмку, вслед грохнула коробкой сигар по столу, гордо развернулась и пошла, потом резко обернулась:
— Если Вам одному будет мало две рюмки, то я принесу третью. — И она исчезла за дверью.
Кревен повернул голову, дядечка по-прежнему невозмутимо, развалившись на воздухе, сладко причмокивая, попивал коньяк и пыхтел сигарой.
— Она не видит меня, пусть тебя это не беспокоит. И не сопи так сильно, я уже говорил, что хочу продемонстрировать тебе кое-что. Хочу, чтобы ты меня понял и воспринимал всерьёз. Ты человек практичный и не станешь пустословить с бродягой. А ведь у меня к тебе серьёзное дело.
Старик в ответ гневно сверкнул глазами и потянулся за коньком.
— Так я продолжу, — дядечка взмахнул пухленькой ручкой и рюмка Кревена наполнилась. — Это настоящий «Мартель», почувствуй разницу. А вообще-то мы с тобой одной породы, собственно потому я здесь. Только я скупаю и продаю время, как ты когда-то акции. Играю на понижение и повышение, главное всё сбросить в нужный момент и остаться в выигрыше, или при своих на худой конец. — Дядечка вытер потные ладошки о штаны и торжественно поднялся. — Я Роберт Таун, продавец времени, предлагаю Вам, сэр Кревен, купить у меня партию времени. Без спекуляций, я подчёркиваю, всё безупречно честно, и я в состоянии предъявить все необходимые реквизиты. Точка. Нет! Восклицательный знак!
— Пошёл ты к чёрту.
— Был. Уже был, сегодня утром, когда ты вспоминал свою детскую мечту. Кстати, — дядечка подошёл к Кревену и доверительно зашептал ему в ухо, — Ты хотел стать знаменитым мореплавателем, спасти от дикарей возлюбленную и поселиться с ней на необитаемом острове. Но большей мечтой у тебя была стать древним героем и основать свою империю. — Робби отскочил в сторону, хлопнул в ладоши. — И в этой империи ты хотел, чтобы были все счастливы и у всех всегда были леденцы, не только к празднику, и детям не надо было ходить в школу.
Кревен в бессилии вжался в шезлонг и закрыл глаза. Ведь этот фокусник был прав, только откуда он знает?
— Пойдём, — пухленькая ручка без труда подняла старика с шезлонга. — И не мучай себя лишними вопросами. Тебе скоро всё станет предельно ясно. И вообще попробуй просто довериться происходящему. Сначала я предъявлю тебе образцы, отвечу на твои вопросы, а потом ты купишь то, что тебе понравится.
Старик, не найдя в себе силы возражать дядечке, плёлся за ним, наблюдая как тот скакал впереди, словно резиновый мячик. Такое впечатление в большей степени создавала его лысина, ритмично подпрыгивающая при каждом шаге.
Вы правильно думаете, конечно, ему хотелось всё послать к чертям и, наконец, насладиться покоем, но неведомая сила тянула его вперёд. Да и он уже успел покопаться в себе и найти некое наличие интереса, ведь таки заинтриговал его этот «продавец».
— А теперь смотри! — Робби первый прошёл сквозь свод увитой плющом калитки. — Мы с тобой оказались на плантации, где щедро произрастает мой урожай. Каждый, кого ты увидишь, является одновременно садовником и поставщиком минуток, часов, дней, лет, наконец. А вот ты жадина, за свою жизнь в целом ты не потратил зря и месяца — это вторая причина, по которой я предложил тебе сделку.
— Ты мне ещё ничего не предложил. Ты впустую молотишь языком и предлагаешь мне неизвестно что.
— Ой, не ври, ты уже понял, что я тебе предлагаю. У меня с собой Мартель, не хочешь рюмочку? Твоя жадная экономка такого не купит.
Мужчины выпили по рюмочке и выкурили по сигаре. Робби потирал лысину, а Кревен улыбался, ему вдруг начала нравится эта игра, где он не чувствовал себя никому обязанным и совершенно не болели кости. Да и эта кошмарная усталость испарилась, словно послеобеденный сон.
— Сэр, — дядечка вдруг сделался серьёзным, — я начинаю Вам демонстрировать величие собственного могущества и никчёмность существования.

Волшебная формула.

Столик уличного кафе под тряпичным зонтиком приютил нашу парочку, только теперь лысый дядечка, ой, простите, Роберт Таун, не буду преуменьшать величие сего господина, был облачён в шикарный костюм по последнему писку моды и его ботинки, словно зеркало разбрасывали солнечные зайчики. Сэр Кревен же, к его великому удовольствию, тоже расстался с домашней одеждой и восседал в парадном костюме, да, в том самом, в котором ему руку пожал президент.
— Итак, — Робби величественно поднял рюмку, — я представляю Вам первый образец времени. Хотя почему представляю, ты его выберешь сам, ту-ту, не шуми, таковы правила. У нас с тобой великолепный обзор, вот и найди человека, который по твоему мнению прямо сейчас теряет наибольшее количество времени.
Кревен задумался. На самом деле выбор бал невелик: мальчишка, чистильщик обуви; шофёр, крутящий ручку автомобиля; две пожилые леди, с зонтиками от загара и студент, рассматривающий витрину продовольственного магазина.
— На мой взгляд, это студент.
— Почти, Кревен, почти. У тебя осталось две попытки.
— А в чём собственно…
— Выбирай, Кревен. Думай.
— Хм, тогда леди.
— Плохо.
— Мальчишка?!
— Да, мой дорогой. А теперь сможешь ли ответить почему?
— Не могу. На мой взгляд, мальчик единственный, кто занят делом.
— Ох, Кревен, вспомни, как ты дошёл до вершины собственного блаженства и величия. Ой, не сердись. Я знаю, тебе не перепало должного количества почестей. И таки не буду я тебя мучить, дам волшебную формулу. По ней всегда можно вычислить количество зря потраченного времени, которое я, собственно, и покупаю.
— А как?..
— О том потом. Думай о главном, это всегда тебя выручало. Да в этом и есть вся формула: время, потраченное на главное в жизни человека, является его собственностью. А остальное принадлежит тому, кто успеет его взять, я же его покупаю и продаю.
— Почему мальчик?
— Потому что он не тратит своё время на главное.
— Он работает.
— Конечно. При том он прекрасно понимает, вот только признаться себе не хочет, что если бы он пошёл в услужение к дяде Хозефу по вечерам убирать кухню в этом кафе, то зарабатывал чуть меньше, но мог бы учиться, и достигнуть своей мечты.
— Почти как я.
— Умничка, Кревен.
— Остальные?
— Дамы тоже теряют время, но оно невкусное, но это потом расскажу, по случаю, они уже поимели всё, что хотели от жизни, успели даже выгодно пристроить своих дочерей, теперь их удел сплетни.
Студент, почти как мальчишка, вместо того, чтобы где-то подрабатывать, смакует то, что не взять. Неразумный глупец. Но в целом идёт по жизни правильно, а если будет отвлекаться на подобные «лирические отступления», что скорее всего, то потеряет всё.
О шофёре. Он близок к цели. Он напряжен, внимателен и не теряет ни секунды, он давно шёл к ней. Если не подведёт мотор и машина заведётся, то он с дружками, которые грабят банк, перед которым он стоит, успеет смыться. Но я ещё куплю много его времени, когда он начнёт транжирить свою долю.
— Так что, сейчас грабят банк?!
— Что ты так волнуешься? Мы свидетелями не будем, я о том позабочусь, и не мешай людям заниматься своим делом. Тебе же никто не мешал банкротить банки и оставлять их хозяев без штанов. Ну ладно, пошли отсюда, а то ты слишком вспотел.
За спиной у парочки послышались выстрелы и фырканье мотора. А-а-а, слышишь, Кревен, отлично! Итак, чьё же время тебе продать?
— Мальчишки.
— Почему?
— У него больше возможностей, если я правильно понял твою формулу.
— Кревен, я не ошибся в тебе!..
— Но я ещё хочу посмотреть образцы, мне совершенно не достаточно материала для сделки, и у меня есть вопросы.
— Ух, Кревен, я даже сейчас не смог бы купить ни минуты твоего времени.
— Вопрос первый, ты меня замучил своим «главное». Что это такое?
— У тебя волчья хватка. Но видишь ли, о главном я могу говорить лишь намёками, иерархия, мать её так, надо мной довлеет высшая воля. Не смею нарушать. Как ты знаешь, каждый рождается для чего-нибудь или зачем-нибудь. Свою задачу знает каждый, называет мечтой и от неё отказывается, поскольку любая мечта — это детские фантазии. И выбрав надёжное и простое, человеки становятся поставщиками времени.
— По-твоему те пожилые леди в детстве мечтали стать сплетницами, а не принцессами? Ты сказал, что они всего достигли.
— Кревен, они вторая категория. Они выбрали не «главное», а «важное», и правильно его достигли.
— Я первая или вторая категория?
— Я тебе Бог-Отец что ли? Это к нему такие вопросы!
— Вопрос номер два, как ты покупаешь время?
— Кревен, я теперь понимаю, за что тебя ненавидят. Слушаю и повинуюсь. Я уже говорил, что существую, как и ты. Я ничем не владею, только перепродажа, никаких прямых контактов. Не смотри на меня так. Нет, в этом баре плохой коньяк, пошли в тот. Мне тоже не нравится мой одеколон. Так, да, ага, вспомнил, вот. Твой вопрос очень длинный, а у тебя кости болят. Кстати, очень противно покупать время, когда болят кости, но за него хорошо платят. Уй, с тебя вот такие хлопья негатива сыплются. Начинаю по порядку. Итак, второй уровень посвящения неофита в тайны зря потерянного времени.

Второй уровень посвящения.

Угодливый официант разлил по рюмкам «настоящий Мартель» и исчез, как привидение, в сумраке ресторана. Роберт Таун, вальяжно развалившийся на диване, вдруг резко вскочил, отпил коньяк и протёр лысину салфеткой.
— Кревен, Кревен, прости, но мне нужно. Ну не дуйся, у меня выходной, я не по делам, мне в туалет. Я знал, Кревен, что ты поймёшь меня.
Старик обрадовался передышке, такое количество впечатлений за такой короткий промежуток времени. Бывало и хуже, дело привычки, но всё же хорошо собраться с мыслями. Разумеется, поводом для размышлений были сомнения по каждому поводу. Ну что тут объяснять, вы и сами всё прекрасно понимаете.
Такой тип людей, как этот дурак продавец, Кревен относил в категорию пронырливых скунсов. — Ведь он обманет, это понятно, вот только где. А ведь он гад мои мысли читает. Значит, буду всё преподносить так, как он прогнозирует, буду для него предсказуем, а о своём козыре даже думать не буду.
— Кревен, оставил тебя на минуту сполоснуть унитаз, а ты уже скучаешь! Как тебе не стыдно!
Роберт Таун не вызвал своим обликом должного впечатления, старик уже, как закономерность, воспринимал его выходки. А выглядел теперь продавец совсем как Кревен, только лет в тридцать.
— Кревен, я тебе не нравлюсь? — Роберт кисло отвесил губу и обиженно выпил коньяк.
— Нет. Прежде ты был симпатичнее.
— Ну ладно, раз ты любишь симпатичное. — Роберт неопределённо помахал рукой, лёгкое облако тумана, как вуаль, на мгновение прикрыла его, и уже перед стариком сидела элегантная молодая особа в вечернем платье. — Зови меня по-прежнему Робби, мне так нравится, — кокетливо пропела она мелодичным голоском, — И увези меня отсюда, не пристало леди находиться в этом шалмане, там у входа стоит мой Роллс-Ройсс.
Кревен не стал возражать, ему тоже не нравилось это заведение. Они направились к выходу, а когда из-под платья Робби показался старый изношенный башмак, что был на Тауне в момент его появления, старик только пожал плечами, скрипеть зубами уже не было сил.
Через сорок минут характерных препирательств и получасовой поездки по городу, Кревен и Робби, наконец, оказались в самом лучшем ресторане города, где железным лязгом грохотал американский джаз, и пары танцевали этот ужасный фокстрот.
— Я в этом грохоте оглохну.
— Не всё так плохо, Кревен. Итак, как я покупаю время. Видишь, я всё помню, и мне веселье не мешает думать, кстати, подумай над этим. Время делится по категориям, и в зависимости от необходимости или дефицита варьируется его цена. Главное знать, как ты понял, кому и когда продать, а это большие вложения. Кстати, зря потраченное время называется неиспользованным.
— Фу, какая ты бука! Закажи мне шампанское. И оливки. Я хочу оливок. Кревен, ты считаешь это вульгарным, но дама хочет оливок, и ты не смеешь отказать, — Робби рассмеялась и стукнула старика по плечу сложенным веером. Кревен подозвал официанта, передал заказ и так глянул на его поднятые от удивления брови, что у того отпала челюсть.
— Кревен, не шали, он новенький, ещё не привык. Но о чём это я? А, вспомнила. Ты уже знаком с формулой, и это значительно упрощает дальнейшие объяснения. Кому интересно неиспользованное время? Ангелам и бесам. Вот теперь я опять хочу, чтобы ты подумал. Вернёмся к нашим утренним жертвам, как ты считаешь, кому в первую очередь интересно их неиспользованное время? По отдельности, разумеется.
— Шофёра и леди — бесам, а мальчика и студента — ангелам.
— Фи, Кревен, это пошло. Банальное мышление не твой удел. Традиции и стереотипы губят человечество. Кревен, это совершенно дурацкая идеология, если человек в трудах и молитве, то стало быть, это время ангелам угодно, а если он пребывает в увеселении и удовольствии, то бесы тут как тут. А формула тебе на что, я тебе её зря говорила? О, Кревен, восхитительно, мои оливки, какая прелесть! Скушай одну, да не будь ты такой букой, — Робби прямо в перчатках стала хватать оливки и горстями запихивать себе в рот, при том перчатки оставались чистыми. Старик же продолжал брезгливо морщиться.
— Душа моя, Кревен, чем же поднять твоё настроение. Хочешь, я тебя сделаю мальчиком, и ты попрыгаешь в костюме зайчика вокруг новогодней ёлки?
— И всё же, как с помощью твоей формулы…
— Уже рассказываю. Ангелам важно, чтобы каждый отдельно взятый индивидуум пошёл по главной дороге, бесы же склоняют к важному, или вовсе к пустому. Разве ты не слышал об этом? Вы люди всё знаете, но применяете так убого.
В том или ином случае время является некой палочкой — погонялочкой, эдакий стимул. Удовольствия и страдания одинаково активно используют и те, и другие, в зависимости от ситуации. Мол, вот видишь, пошёл бы туда, было бы плохо, а вот туда как хорошо. Одно не понятно, как ты сам до этого своим мощным «гением» недопёр.
На самом деле Кревен до всего «допёр», но козырь есть козырь, а тем более тот, о котором и думать нельзя.
— Робби, на что ты покупаешь время, и что ты получаешь в уплату?
— Кревен, я ждала этого вопроса, истомилась и взмокла, оливки кончились, и мне надоело тут. Этот джаз так грохочет, и этот дурацкий фокстрот.

Кому нужны эти деньги?

Яхта мерно покачивалась на волнах. Кревен с тоской смотрел на горизонт, куда уже садилось солнце. Вокруг суетился юнга, угодливо подавая то кофе, то сигару.
— Кревен, — вдруг пропищал юнга, — ты меня теперь и признавать не хочешь.
— Это опять ты. Слушай, смени, то есть оставь хоть один облик. Меня эти твои перевоплощения жутко раздражают. Будь хоть немного посерьёзнее.
— Кревен, тогда я буду дутым индюком вроде тебя. Прости, но мне это не по душе. Кстати, прямо по курсу необитаемый остров, никем не открытый.
— Так всё же, на что ты покупаешь и продаёшь?
— Опять всё просто, Кревен, на потребности и возможности. Откуда ты думаешь, я нахватался этих мистических штучек? Купил себе возможности, отдав потребности. Вот и у тебя хочу купить возможность почти идеально просчитывать ситуации, и, не отклоняясь от курса, достигать цели. Это, кстати, третья причина, по которой я обратился именно к тебе.
— Так вот в чём дело. Я и думал, что всё не спроста, ведь не деньги же тебе нужны.
— Кому нужны эти деньги? Не ради же денег ты достигал своей цели. Хотя на них тоже можно купить возможности, правда, весьма ограниченные.
— И как всё это происходит? Зачем всё это нужно, то есть, зачем нужен ты? Что ангелы и бесы не в состоянии сами разобраться, что тут, где и почём?
— Ой, Кревен, ты самая занудная зануда из всех зануд, которых я знал. А зачем был нужен ты? Что продавцы и клиенты сами не в состоянии разобраться, где и что продают? То- то. И ситуация на рынке времени не менее сложная, мне не хватает твоего умения, Кревен.
— А мне что с того?
— Кревен, каждому нужно что-то. И единственное, что нет ни у кого, так это возможности и времени сделать то, что не успел, но так хотелось. Признайся же, дорогуша, взбудоражь свою душу, и ты ведь что-то не успел, но очень хотел. Я готов предоставить тебе любую возможность и необходимое количество времени. У тебя уникальный шанс, так ещё никому не везло из людей, ведь ты первый человек, к которому я обращаюсь. Ты что, мне не веришь, смотри: легкое головокружение сопровождало падение в пустоту, словно некая воронка подхватила Кревена и тянула в небытие. Очнулся он на троне в парчовых одеждах и огромной нелепой шляпе на голове, рядом в одеждах попроще стоял Роберт Таун.
— Ты неплохо летаешь, Кревен. У твоих ног империя, я замещаю главного визиря, или как там его, сейчас войдут все остальные.
— Я понял, Робби. Я хочу подумать.
Опять небытие и тоннель, и уже Роберт Таун и Кревен раскуриваю сигары за столиком летнего кафе. Полиция уже отъезжала от ограбленного банка и расходилась толпа зевак.
— Я бы хотел посмотреть ещё образцы. И такой ещё вопрос, если я куплю себе время, то потеряю способность?
— Да, Кревен, такова плата. Я, конечно, мог бы тебе этого не говорить, но я гарантировал, что всё честно.
— Это усложняет.
— Выпей, Кревен, выпей и думай. В твоих руках все возможности.
— А если я откажусь?
— Глупый, это не то предложение, от которого отказываются. Перенесу-ка я тебя годика на два вперёд.
— Не надо! — Кревен впервые повысил голос. Ему очень хорошо представилось утро безнадёжное, с усиленной болью в костях и новый бесполезный и бесконечный день.
— И зачем тебе образцы? Тебе хватит твоего воображения, чтобы понять все возможности.
— Пожалуй, ты прав. Мне нужно подумать спокойно и обстоятельно, и чтобы твои многочисленные физиономии не отравляли мою жизнь.
— Кревен, я рад доставить тебе самые комфортные условия. Душа моя Кревен, я появлюсь, когда ты будешь готов, и более того, у меня для тебя подарок, может и не очень значительный, хотя с какой стороны посмотреть.
— Не тяни.
— Просто когда ты будешь перебирать варианты, то ровно на десять минут, по желанию, разумеется, ты реально будешь находиться в них. Дабы вкусить, так сказать, всю прелесть эдакого существования. Кстати, кости болеть не будут, я об этом позабочусь, и не подумай, будто я их заставляю болеть.
— Заткнись, наконец. Давай уж начнём.
— С превеликим удовольствием!

Кревен думает.

Мисс Элиз соскребла остатки пластилина с каменного пола террасы и собрала разбитую посуду на злополучный поднос.
— Спасибо, мисс Элиз, так намного лучше. И принесите мне творог с клубничным вареньем.
Поднос, уже поднятый гувернанткой, вновь со звоном оказался на полу. За несколько десятков лет, которые она проработала в этом доме, «спасибо» от сэра Кревена она слышала впервые, ровно, как и своё имя из его уст. А уж творог с клубникой!
— И поставьте мне на стол букет свежих роз, они так прекрасны.
Ошеломлённая мисс Элиз молча удалилась, и через пятнадцать минут на столе стояли творог, клубника и цветы, а Кревен блаженно грезил, закрыв глаза, разумеется, и до боли уже атрофированных мышц улыбался.
Ну, что сказать, он действительно побывал в своём детстве, уж коли выпала такая возможность, он пережил юношество, встретился, уже зрелый, с единственной женщиной, которую любил, правда, так и не смог вспомнить её имени. Впрочем, оставим личные переживания Кревена ему самому, и оставим тайной те возможности, которые он перебирал. Ничего интересного и оригинального, всё очень обычно. А вот его мысли после этого действа, думаю надо.
Только поясню на всякий случай такой момент. Как вы поняли, Кревен возбудился перед такими соблазнами, что не мудрено, представьте себя на его месте. Все возможности так пленяли и очаровывали, ой, ну да что там говорить. Сложный выбор. Почти тоже, что начать жизнь заново. Увлекательная игра. Попробую подобрать к ней ключ. Поскольку игра идёт по правилам Тауна, то воспользуюсь его формулой. Мне нужно время, которое приведёт меня к «главному». В таком случае всё рушится и упрощается. Мне не удалось три вещи, которые важны для меня: признание, любовь и, как верно напомнил этот скунс, быть императором справедливого государства. Вот, вот где и признание, и любовь, и при таких-то возможностях!
Кревен открыл глаза.
— Спасибо, мисс Элиз, принесите чаю на две персоны, — В очередной раз ошеломлённая гувернантка удалилась.
Кревен же в ожидании принялся жевать вдруг опять полюбившийся творог. Гувернантка принесла чай и стала разливать его по чашкам.
— Садитесь, попейте со мной. Я хочу с Вами поговорить, так по-человечески. Забудьте, что Вы служите у меня. Будто мы приятели или лучше друзья.
— Вы серьёзно?
— Вполне.
— Но Вы понимаете…
— Я всё понимаю, Вам не о чем беспокоиться.
— И о чём же Вы хотели поговорить?
— Да, представьте, что Вам предложили жизнь прожить заново. Как бы Вы хотели её прожить? Кем Вы хотели быть, и какую бы Вы жизнь выбрали?
— О, сэр Кревен, для любой женщины важна любовь. Я бы вышла замуж за богатого по любви, и… — мисс Элиз мечтательно закрыла глаза.
— А если у Вас за это заберут одно из самых важнейших для Вас качеств?
— Самое главное у меня качество — это то, что я женщина! И, следовательно, я могу чувствовать и любить, а если это отнять, то я бы выбрала Вашу участь. По крайней мере, богата, но я бы знала, что делать с такой уймой денег. В мире так много удовольствий.
— Спасибо, мисс Элиз, я понял. Не желаете ли пройтись по саду? Но гувернантка отказалась, она и так считала, что сидение за столом с собственным хозяином это чересчур.
Кревен же нисколько не огорчился, он окружил себя облаком табачного дыма и вернулся к своим размышлениям. — Так, она, по-видимому, права. Ох, ничего я не смыслю в этих любовных интригах. Ну, да и пусть. Путь императора принесёт много больше пользы.

Последние дни императора.

Император отогнал слуг с опахалами и приказал сорвать балдахин и отворить окна, велел даже близко не подпускать врача, с него всё равно нет толку — старость не лечится. Теперь видны звёзды и тишина, только иногда бесшумно служанка приносит вино и фрукты, и тоска, беспредельная и пронзительная тоска.
Император устало опустил ноги с шёлковой постели, пару раз в день он позволял себе это, тогда его слуги вели на широкий балкон, откуда, казалось, была видна вся империя. Моя империя, — думал старик, вон памятник мне и вон столп с письменами о моих великих деяниях. Моя империя самая счастливая во всей Ойкумене, как говорят греки. Но моя тоска шире этой империи, богаче и сильнее моего величия и славы.
Император сидел на удобном кресле, созерцая звёзды, рука потянулась к персику, что оставила служанка. Но он не успел взять плод, пухленькая ручонка в последний момент опередила его.
— Кревен, тебе надо было велеть ей принести два персика! Теперь сиди голодным. Ха, да это я, Робби. Да ты, похоже, не рад видеть меня.
— Что тебе надо? Опять хочешь мне предложить время? Я больше не играю в эти игры.
— А что так, Кревен, ты же получил то, что хотел? Я всё честно исполнил, что не могу сказать о тебе. Мне не понравился твой последний ход.
— Я действовал согласно нашему договору.
— Знаю, Кревен, это-то больше всего и раздражает. Я чуть позже понял, что именно ты называл козырем.
— Ты всё же читал мои мысли?
— Да.
— И ты ведь манипулировал мной.
— Грешен, каюсь, но ведь как мне было тебя?..
— Мы квиты, Робби.
— Но твой козырь меня многому научил. Это ж надо дать умение, но не дать силу на его реализацию! Но ты то с ним проиграл, Кревен, признайся, себе.
— Я проиграл в другом.
— Я тебе предлагал всё, Кревен, ты помнишь, всё. Я обещал тебе честную сделку и сдержал слово! — Роберт, сидя на воздухе, раскачивался, словно на кресле-качалке и задумчиво покуривал сигару, его блестящая лысина отражала свет луны. — Кревен, давай по рюмочке Мартеля, ведь ты давно не пил коньяк.
— Давай уж и сигару. И сними боль с моих костей, тогда мы сможем пройтись до висячего сада.
— Уже.
Дивный вид на Вавилон и запах экзотических цветов услаждал нашу парочку, пившую коньяк.
— Вот что я хотел у тебя спросить, Робби, ты доволен своей участью?
— В целом, или после сделки?
— Я имел в виду сделку.
— Нет. Твоего умения не достаточно, а совершенство бесконечно. Я продолжил сотрудничество с людьми, они не такие хитрые как ты, а сила некоторых намного больше твоей.
— Это у кого же?
— У Македонского.
— И где он теперь?
— Да не всё ли равно? — А ты сильно тоскуешь.
— Я пытаюсь понять что такое «главное» и «важное». Мне покоя не даёт твоя формула.
— Молодец, Кревен. Ты был почти гениален, и этого «почти» тебе не хватило, чтобы выбрать «главное», ты ухватился за то, что тебе важнее всего. Я тебе покажу ещё кое-что.
Опять Кревена окружил туман, и он снова оказался на яхте, рядом стояла женщина, в облике которой с ним беседовал Таун. Потом они очутились на острове, который пока никто не открыл. Разговаривали со звёздами, беспечно купались в потоках божественного света и, смеясь, играли с ангелами. Кревен впервые понял, что такое любовь, он впервые соприкоснулся с мудростью.
Видение заканчивалось, уходили последние клубы тумана, и вдруг Кревен вспомнил, как звали его возлюбленную. Он вспомнил фотокарточку на камине. Элиз! Если снять парик, который так раздражал все эти годы! Так она…
— Роберт, продай мне ещё времени!
— Тебе больше нечего мне предложить, Кревен. Я пойду, мне понравился один парень, кажется, его зовут Микеланджело. Не обижайся, Кревен, бывает что-то, что бывает один раз, но никогда не бывает поздно. Пока!

Эпилог.

Роберт Таун грустно вздохнул и шагнул в небытие. « И этому не удалось помочь. А кто поможет мне?» — вдруг его что-то заставило опять настроиться на Кревена.
— И даже если бы я выбрал любовь и мудрость, точнее дорогу туда, то кто сказал, что это «главное» для меня? Но, может, это помогло бы мне понять что такое «важное», а что такое «главное» и где к ним дорога.
— Кревен, — Таун хлопнул императора по плечу, — если ты поймёшь это, то я куплю это понимание за любую цену. Я отдам тебе просто всё!
— Так ты тоже не знаешь?!
— Нет.
— Но чтобы это понять одной жизни мало.
— А как ты думаешь, почему я стал продавцом времени?
7.01.04.