Звонок

ЗВОНОК

— И решил Иван повеситься от такой жизни. Смастерил петлю из ремня и зацепил за изгиб трубы у потолка в туалете. Да тут, вдруг, захотел по большому.
Присел Иван на унитаз, смотрит окурок «Явы» в углу на плитке валяется. Приличный. Закурил.
Пошарил рукой за унитазом – ба! Бутылку нащупал, а в ней портвейна не меньше пары глотков. Покурил Иван, попил и думает:
— Жизнь налаживается! И не стал вешаться.

Павел рассмеялся, как-то напряжённо, и опять плеснул в стаканы жидкость, припахивающую керосином, с этикеткой «Портвейн 777», зато дешёвую, за 25 рублей 0,7.
— А нам-то, что! Вот сидим, портвейн пока пьём из полной бутылки.
— Да уж! – поддержал я его. – Может быть зарплату, всё-таки, дадут к Новому Году. Кстати, сегодня начинается католическое Рождество.
— Я не верю, что в эту страну забредёт Рождество… – задумчиво произнёс Павел.

Поморщившись, выпили.
— А где твоя жена? Не вижу красавицы.
— Пошла на какую-то фирму. Работу обещали. Сказала, что испытание сегодня. Вроде, как экзамен.
— Да ну! Возьмут её, она у тебя, к тому же умная, помнишь, вчера моему Кольке зараз задачку решила, а я так и не врубился.
Тут, к слову сказать, высунулся на кухню, где мы сидели, Серёжа:
— Пап, задачку решить не могу! И кушать хочу, — глянул он на открытую баночку с килькой.
— Иди, иди отсюда! Вот мать придёт – и задачку решит, и картошки сварит, — сунул я ему бутербродик с килькой.
Вроде как, перед Пашкой неудобно – пришёл ко мне с выпивкой-закуской, а я ещё из неё семью подкармливаю.

И тут раздался звонок, я побежал открыть дверь – на пороге стояла Татьяна, перегруженная в руках какими-то пакетами, свёртками, просто удивительно как она дотянулась до кнопки звонка.
Я резво освободил её от половины ноши, которую занёс на кухню и поставил на стол. Серёжка оказался тут, как тут и принялся с восторгом освобождать пакеты.
Чего там только не было!
И аппетитные круги копчёной колбасы, и консервные банки с красной рыбой, и громадная тушка импортной курицы, фрукты, свежие огурцы, помидоры, сыр, ещё какая-то зелень…
И бутылка коньяка!
— Откуда всё это? – спросил я Таню.
— Приняли на работу, дали аванс.
— Я же говорил, говорил, что она у тебя умница! – затараторил Павел, рассматривая наклейки на бутылке с коньяком.
— На Новый год, конечно? – робко спросил я Таню.
— А пейте, купим ещё! – махнула она рукой.
Голодный Серёжа, не дожидаясь разрешения, уминал за обе щёки большой кусок колбасы.
— С хлебом ешь! – прикрикнул я на него.

В нашей квартирке, вроде не изменилось ничего, но почему она стала казаться такой красивой и уютной! Серёжа включил на полную громкость магнитофон, который я раньше в раздражении выключал, так что парень, в конце концов, перестал его крутить.
Павел – довольный и донельзя разговорчивый, ушёл часов в десять,
Серёжка сморился от сытости и уснул.
Мы с Таней тоже легли, и я потянулся к ней, забыл уже, когда это было в последний раз. Она нежно гладила меня по волосам. И всё у нас произошло тоже нежно и ласково.

Проснулся я от упорного раздражительного звонка телефона.
— Кого это угораздило будить нас ночью?
Трубку взяла Таня, телефон стоял с её стороны, я и не заметил, когда она перенесла его с моей тумбочки.
— Да… да… — произнесла она и стала одеваться, сидя на кровати.
Я смотрел на милую красивую спину жены, исчезающую под трикотажным платьем.
— Ты куда?
— На работу.
— У тебя ночная работа?
— Да.
— Что же раньше не сказала?

Таня пересела с кровати на стул напротив, лицом ко мне и сказала твёрдо и отчётливо, глядя мне в глаза:
— Ты всё равно узнаешь это Виктор. У меня работа по вызову.
— По вызову? Куда? – растерянно спросил я.
— К клиенту.
— Ты… ты… девушка по вызову? – присел я на кровати.
— Да.
Душа моя переместилась и комком застряла в горле.
— Так значит продукты, деньги это …
— Да, это! – перебила она. – Сколько можно терпеть такую нищую жизнь!
Я соскочил с кровати.
— Не пущу! Только не это! Завтра пойду грузчиком, заработаю, отдам, украду, наконец, только не это!
— Ты забыл, что уже пытался грузчиком? А воровать ты не сможешь! Знаю.

Она была права. Стало столько безработных, что на тяжёлую работу грузчиком устроиться было очень непросто. И там образовалась своя мафия. А воровать… Я рассказывал как-то Тане, что воровать меня отучила в детстве моя покойная мать. Когда с подцанами мы обчистили погреб соседки с вареньем и солёными огурцами, мать жестоко избила меня. Но мне запомнилась не боль побоев, а безнадежные мамины рыдания после экзекуции надо мной, и я поклялся не брать ничего чужого.

Я бросился на колени перед женой, обнял её за ноги.
— Не уходи всё-равно, пока не случилось непоправимое! Что-нибудь придумаем, выживем…
— Непоправимое уже случилось, Витя. Ты думаешь, по вызову всех берут? Там тоже конкуренция. И экзамен самый натуральный. Вот я прошла…

17.12.03 Эдуард Снежин (С)