Истерзан, распят, ты ответь, где предел тебе, разум?
Безжалостно сердце сжимается спрутами вен…
В каких тайниках обретается эта зараза,
Несущая комплекс вины в суету перемен?
Вина ль моя в том, что иду неторёной дорогой –
Своей колеёй, то взмывая, то падая в грязь?
Что ждут эвересты, стремнины, пороги, отроги,
Когда я по ним, стервенея, пройду торопясь?!
Вина ль моя в том, что пишу откровенно и нервно?
Что почерк мой мелок, но бисер не свиньям мечу?
Что Муза, порой навещая, изменчивой стервой
Не раз уходила, похлопав меня по плечу?
Вина ль моя в том, что оторванным бурею чёлном,
Исхлёстан штормами, о счастье заморском мечтал?
Я понял теперь: одуренье свободой никчёмно:
Увы!..- без корней неустойчив любой пьедестал…
Вина ль моя в том, что неласков я и неудобен
Для тех, кто меня в донкихотстве не раз обвинял,
Кто сердце моё измождённое кознями гробил?
Калёным железом испытана эта броня!
Не ждите смиренья: я буду всё также напорист —
Сомнения – к чёрту! Я свой не меняю устав.
Взрастёт из дерзаний моих благодатная поросль,
Напишется кровью страданий бессмертная повесть,
И в ней откровеньем прорвётся вселенская совесть!..
Они – пьедестал мне, а значит, я вечен и прав.
Вина ль? Нет уж – водки! Устал с коньяком «брудершафтить»,
Кромсая лимон, забывая сорвать кожуру…
Зерно своих истин ищу я в заброшенной шахте
В отвалах руды. На юру. На ветру. Не помру-у-у-у!..
