Поэма третья. Груня Васильева
Мое студенчество, как все,
Я вспоминаю благодарно.
В любимом нашем «медресе»
Мне было, коль сказать суммарно,
Прикольно… Встретил в сентябре
Меня ня третьем курсе Хорош —
Вздохнув, вознес глаза горе:
— Васильева, вам нужен сторож –
Беременная третий раз!
Сюда за этим поступали?
Уж лучше не конфузьте нас… —
Сусаннка с Машей тем спасали,
Чтоб не казнил меня спортзал,
Что Машин папа дважды справку
Мне о беременности дал,
А к Хорошу нести – Сусаннку
Я отсылала за себя…
На третий год явилась с пузом…
Тот мини-выговор стерпя,
Я вскорости с чудесным грузом,
Что столько радости дарил,
Уже в роддоме оказалась…
Журфак! Он вдохновенным был.
Я хорошо в него вписалась…
Физвоспитание… Его
По этим справкам прогуляла.
А больше – честно – ничего.
Все семинары посещала,
На лекциях на всех была –
И даже многие любила…
Родной язык… В него вошла
Всем естеством… Еще учила
Сосредоточенно истпарт
И философию марксизма,
Научный коммунизм – отпад!
Что доводил до пароксизма…
Два взятых с детства языка
Давали мне в учебе фору.
Как на веревочке телка,
Раиса отвела в контору,
Экзамены велела сдать…
Наставнице сопротивлялась:
— Я не хочу преподавать!
Учительница не сдавалась:
— Тебе дадут сертификат,
Дающий право на уроки…
— С мечтою это невпопад…
— Пути судьбы бывают строги,
А репетиторство всегда
На хлеб поможет заработать… –
Едва послушалась тогда…
Бумажку, что способна «ботать»
И языки преподавать
Закинула на антресоли,
Чтоб впредь о ней не вспоминать…
Военка… Медсестра – по роли
Предназначавшейся страной
В военном противостоянье.
И эта тоже роль со мной
Не совпадает, но старанье
Я проявляю – и учу,
Какие где на теле мышцы.
На семинарах не молчу,
Порой высказываю мысли…
Другой предмет военный – «гроб» —
Гражданской обороны сколок.
Читает солдафонский лоб,
Лет отслуживший, может, сорок,
Лихой полковник Макогон.
В войну однажды отличился,
Пригнав табун монгольский он.
Такой с ним казус приключился:
Шел по второму этажу.
Вдруг сверху под ноги слетает
Портфель… Он замер. Я слежу
Со стороны… И он кивает –
И честь портфелю отдает.
Потом чеканно марширует.
Такой случайный эпизод
Занятно характеризует:
Оструган службой под бревно…
Вот я – дневальная на «гробе».
Садиться не разрешено –
Стою, как снеговик в сугробе.
Вошел полковник. На меня –
Молчит – и пялится свинцово.
Вокруг затихла колготня.
Начальник говорит сурово:
— Должны приветствовать…
— Привет!
— Неверно! Повторим попытку.
Выходит… Я вздыхаю вслед:
Какую-то придумал пытку.
Вновь в дверь проходит. Я ему –
С улыбкой:
— Здравствуйте! –
Сказала…
— Неверно!
— Что да почему? –
Мысль «полководца» ускользала.
Он – через левое плечо
Кругом два полных оборота –
И входит
— Добрый день!
— Еще!
— Я рада встрече… –
Отчего-то
Он снова вышел и зашел –
Я книксен сделала учтиво.
Полковник пятнами пошел.
Была бы под рукой крапива,
Он, точно б выстегал меня…
Негодованием пылаю…
— А как?
— Устав от «А» до «Я»
Читайте — «Здравия желаю!»
Нет чтоб без придури сказать.
Но, может, не в уставе придурь
А просто нравилось терзать —
И, бедный, благоглупость выдал?
Прикольно жизнь моя текла:
Родители, друзья, собака…
На деньги папины могла
Порадовать подруг с журфака.
Все книги, что велят читать,
В квартире нахожу на полке…
Жизнь – лучше нечего мечтать…
И вдруг – удар судьбы по холке.
Судьбы непредсказуем крой —
Итог ошибки эскулапа…
Был август. Семьдесят второй.
В кремлевке умирает папа.
Ушел на собственных ногах –
Кривился от холецистита…
И вот – всей нашей жизни крах –
«Врачи анкетные»… Убита
Всего основа. Как атлант
Держал всего семейства небо –
Отец, моей судьбы гарант…
С ним и сухая корка хлеба
Казалась слаще и сытней…
Однажды я проснулась рано
На пике августовских дней:
Сквозь полусон услышав явно
Вдруг:
— Грушенька, иди сюда! –
И звук упавшего стакана.
Откликнулась тотчас же:
— Да! –
И в спальню к папе с мамой… Странно:
Накрыта пледом их кровать…
Соображаю он в больнице,
С ним мама… Мне б еще поспать.
Иду к себе… Уже не снится
Ни папа и никто другой.
Но поспала совсем немножко.
Прервал предутренний покой
Внезапный тихий стук в окошко…
Мне сжало ужасом гортань —
Катаева явилась Эстер
Давыдовна в такую рань:
— Оденься. Павлик выйдет – вместе
Рванете в город… –
Поняла,
Что папы больше нет на свете –
И жизнь счастливая ушла…
Летели, точно на ракете…
В «кремлевке» рассказали мне,
Что папа в шесть утра скончался –
Едва рассвет светлел в окне…
У медсестры не удержался
В руках стакан, упал, звеня –
И этот звук какой-то силой
Сквозь расстоянья до меня
Донесся… Папочка, мой милый!…
В Дубовом зале ЦДЛ
Назначен ритуал прощанья.
Весь мир писательский хотел
Трагическое воздаянье
Свершить в прощальный час тому,
Кто был достойным человеком.
Несли, несли венки ему…
То, что в гробу лежало, неким
Чужим казалось…
— Там не он.
Он улетел в командировку… –
Венки, цветы со всех сторон…
Я знаю правду, мне неловко:
Все верят, что в гробу лежит
Васильев, всей стране известный
Писатель… Вижу вдруг: дрожит
На веке капелька…
— Нечестный
И неуместный ритуал, —
Кричу:
— Он жив! Глядите – плачет! –
Никита Михалков сказал:
— Он умер, Груня. Умер – значит,
Теперь придется без него… –
И я заплакала негромко…
Толкали речи, отчего
Еще мне горше – и ребенка
Разволновала – он во мне
Барахтался и копошился…
Мне стул поставили к стене…
Присела… Он угомонился…
На Новодевичьем отца
(Продолжение следует)
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.