Был июнь. Шла война. Ч-2.


Был июнь. Шла война. Ч-2.

* * *
Едва забрезжил рассвет, Глеб, стараясь не шуметь, оделся, укрыл Веронику бушлатом и вышел из землянки. Низкий туман стелился над травой. Поежившись, Разин прошелся по лесу, проверил бодрствующую смену караула. Выслушав доклад, сорвал несколько фиалок и вернулся в землянку. Младенова, накрашивая ресницы, нашептывала что – то негромко.
— Доброе утро, Ника. Песню поешь?
Девушка улыбнулась: — Проснулась и не пойму, где я. Полезли стихи на ум…
Тебя нет. Воздух свежий… запахи…
Вот послушай, что сочинила:

Утро… в постели запахи цветов…
твои… мои…
О многом потаенном,
шепчут, говорят они.
Их слышат –
душою ощущают только двое,
Им мир такой,
вокруг себя создать из грез пришлось,
В нем синь воды,
блеск звезд, прохладой волнует хвоя,
Сердце на выдохе от восхищения …
зашлось…
Слов для расставаний на полустанке
не нашлось,
Прикоснулись и слились навеки
две частицы,
На грани, на меже
на безумия, границе.

Разин поцеловал ее, протянул букетик: — Это тебе, моя радость.
Стихи – замечательные, смею заметить. Вы, девушка оказывается еще ко всему прочему в придачу и поэт?
— К чему ко всему? – понюхала фиалки Вероника.
— Ну, ко всему, — обнял ее Разин.
— Глеб…
— Ладно, ладно, я больше не буду.
— Будешь, только не сейчас, — чмокнула его в щеку Вероника и поднялась.- Где же московской штучке умыться? В этом Раю есть ванная, душ?
В дверь землянки тихо, но настойчиво постучали.
Глеб, изменившись в лице, выглянул наружу. – Что? Сколько их? Я сейчас.
Обернулся, нахмурившись: — Разведка обнаружила следы. Человек десять — пятнадцать. Одевайся быстро.
Взял рацию: — Первый, первый, докладывает седьмой. Обнаружил передвижение противника. Небольшая группа. Жду указаний.
Выслушав ответ, сказал в микрофон: — Принято. Преследую.
— Вот такие дела, Ника. Время не ждет. За мной.
Бойцы, пригибаясь к земле, перебежками поднялись на гору и рассыпались цепью.
Глеб, посмотрев в бинокль, протянул его Веронике: — Слева возле трех сосен, видишь?
— Вижу несколько вооруженных людей. А вот еще пятеро. Смотри Глеб, чуть выше.
Тот кивнул: — Основная группа. По рации скомандовал: — Без моего приказа никаких действий не предпринимать. Наблюдаем, наблюдаем…
-Глеб, — окликнула его журналистка, — тот человек, с которым ты вчера на дороге встретился, однокурсник. Мне кажется, что это он. Если не ошибаюсь. Посмотри.
Разин взял у нее бинокль. – Точно, это Сашка Башлыков. Хм, странно. Подождем, пока они через реку переправятся.
Незнакомцы гуськом осторожно вошли в бурлящий поток. Башлыков шел в середине группы, придерживая за руку и помогая передвигаться худощавому человеку с усами на смуглом лице. Тот время, от времени оглядываясь, что-то говорил спутникам. Выйдя на берег, они сели на привал под нависшей над рекой елью.
Глеб, не отрываясь от бинокля, прошептал: — Вот это сюрприз. Дудаев собственной персоной. Но ничего не понимаю. Он и Башлыков… Чушь какая-то.
Крюков, следи за ними. Я на доклад.
Отполз на несколько метров, подозвал радиста: — Вызывай первого быстро.
— Первый, первый. Я седьмой, как слышите? Прямо по курсу Дуда собственной персоной. С ним Башлык и двадцать человек. Разрешите уничтожить? Разрешите уничтожить?
В рации раздался голос Неустроева: — Ты спятил седьмой? Галлюцинации, что ли?
— Докладываю. Нельзя упускать момент. Дуда здесь с прикрытием славян.
Разрешите уничтожить?
Рация захрипела.
— Связь, связь мне, — зашипел Разин на радиста.
— Нет связи, товарищ капитан, — пытаясь настроить аппаратуру, ответил солдат, виноватым тоном.
— У черт, как всегда не вовремя. – Стукнув кулаком по камню, Разин подполз к обрыву. – Что тут, Ника?
— Уходят, кажется.
— Товарищ капитан, есть связь, — позвал Разина радист.
Глеб, укрывая телом микрофон, надел наушники: — Слушаю вас первый. Как отставить? Повторите приказ, повторите приказ, первый….
Выслушав еще раз указания комбата, со злобой откинул микрофон: — Бляха муха. Ни хрена не понимаю. Впрочем…
Подполз к Младеновой:
— Ты снимала их на камеру?
Девушка слегка сузила голубые глаза. Ее пухлые губы шевельнулись: — А ты как думаешь?
— Снимала, значит. Представляешь себе, что эта информация не для разглашения, надеюсь?
— Конечно, представляю. Это бомба, Глеб. Бомба, которая потянет не на один миллион зеленых, которая прольет свет на многие вопросы об этой войне остававшиеся без ответа до настоящего времени. Меня аж дрожь колотит. Такая удача случается один раз. Пойми – один раз и не более за всю жизнь.
— А ты амбициозна, девочка моя, — заметил Глеб, слегка прикоснувшись к ее подбородку. – Но,… бомба у нас, а вот взрыватель – то находится в других руках.
Давай сюда кассету.
— Зачем?
— Давай – давай, я знаю, что с ней делать.
Младенова, помедлив, вытащила кассету из камеры: — Я тебе доверяю, Глеб.
— И я тебе, Ника. – Засунул кассету в карман и крикнул подчиненным: — Отходим. Быстро.
Спецназовцы отползли в глубину леса. Разин, отдал команду Крюкову следовать на базу. Затем, осмотревшись по сторонам, подозвал жестом журналистку: — Смотри, вот дупло, — подпрыгнул, ухватился за ветку сосны, подтянулся, — в нем я спрячу пленки. Знаем об этом месте двое: я и ты, Ника. Пусть пыль осядет. Потом решим, как воспользоваться этими материалами. Поняла?
Спрыгнув, отряхнулся. Повторил вопрос: — Ясно?
— Ok, Разин! Будь, по-твоему, — ответила журналистка, оглянулась, запоминая ориентиры.
— Что дальше?
-Дальше? – спросил Глеб. – Дальше… Кораблики — мечты плыли, не зная преград по журчащим ручьям в страну под названием Взрослость….
А потом что? Ты разве не знаешь? Потом пройдут ураганы, оглянуться не успеешь, наступит штиль, и, увы,… Старость….
-А как же мечты? – улыбнулась Вероника.
— Мечты достанутся в завещание детям и внукам, и в этом есть суть жизни, в этом нет нашей вины… Так задумал ее бесцеремонный Создатель…
А мы, грешные, ждем вертушку и до дому до хаты. Потопали, леди, — обнял ее Разин.
Быстро собрав вещи, спецназовцы покинули базу. Через час вертолет подобрал их в установленном месте. Бойцы дремали, думая каждый о своем.
Вероника наклонила голову на колени Глебу.
— Устала?
— Немного.
— Ничего, скоро прилетим. Отдыхай, Ника.
Сильный толчок потряс корпус вертолета. Его закружило и понесло к склону горы. Едкий дым и огонь заполнили тесное пространство. Скрежет металла… Искры… Темнота…Его подбросило тяжело и медленно, подбрасывая и переворачивая где-то в воздухе. Но потом он неожиданно легко встал на ноги и сделал несколько очень мягких, почти невесомых шагов. Где-то тут его должны были ждать свои, но отчего-то никого из них он не видел, зато чувствовал всем существом хорошую, почти сладостную полутьму.

— Черт, как же это я… как это меня? — удивился Глеб своему везению и обернулся.

Черная, мутная гарь рассеивалась, и он увидел нелепо разбросавшего руки и ноги человека с запрокинутой головой.

Это было его тело.
Разин застонав, открыл глаза. Невдалеке догорал остов вертолета. Глеб, борясь с болью в голове, поднялся и, пошатываясь, побрел, озираясь к вертолету.
Повсюду виднелись остатки вещей, останки человеческих тел. Разин склонился над дымящейся горкой: — Крюков. Бог мой, где же Вероника?
Вероника!!!
— Здесь она товарищ капитан, — закричал ему один из оставшихся в живых бойцов.
Глеб подбежал к девушке, которая лежала на спине с закрытыми глазами.
— Ника, Ника, ты жива? – затряс ее.
Журналистка, с трудом открыв глаза, прошептала: — Вот видишь,… в карты ты так со мной и не сыграл, Глеб. Не успел меня обыграть…
— Ты что? Еще сыграем. Обязательно сыграем. Ты выиграешь! Я сейчас, подожди, Ника. Нас скоро найдут. Ты держись только. Хорошо?
— Я попробую, — попыталась шевельнуться Младенова, застонала, потеряв сознание.
Для Разина отчет времени разбился на промежутки, в которые девушка, то неровно дышала, то затихала. Глеб делал ей обезболивающие уколы, непрерывно говорил с ней, надеясь, веря, что она его слышит. Вдали раздался звук мотора. По склону рассыпалась рваная шеренга людей.
— Глеб, как ты?- Комбат стоял перед ним, теребя грязными пальцами сигарету.
— Я в норме. Вот Вероника и почти все мои люди… Подбили нас комбат, подбили.
* * *
-Хреново, капитан. Ты мне скажи, где пленки?
Глеб осмотрелся. Он сидит на стуле в кабинете Неустроева . В комнате кроме комбата, Сашка… Александр Башлыков.
— Что? Какие пленки? – недоуменно ответил Глеб. – Вероника, журналистка… Мне нужно в медсанбат.
Поднялся. Башлыков встал на его пути.
— Пропусти его подполковник, — сухо произнес Неустроев.
— Валя, как Вероника? Операцию сделали?- поглядывая за спину Щербатовой, спросил запекшимися губами Разин.
— Глеб, не ходи туда. Ее больше нет.- Заплакала медсестра.
— Не может быть, — схватился за голову Разин, — не может быть!
— На вот, выпей, — протянула ему Валентина стакан. – Выпей, это спирт. Полегчает.
Глеб кивнув, опрокинул стакан. – Без меня, ее не отправляйте на большую землю. Я хочу проститься. Сейчас вернусь.
Шаткой походкой вернулся в штаб, толкнул дверь кабинета комбата.
— Садись, Разин. Ты же понимаешь о чем я,… мы тебя спрашиваем. Это дело государственной важности…Политика!
— Да- да! Государственной важности, – ответил Глеб, понимая теперь, что вертолет,… Вероника и его люди погибли из-за дела государственной важности. Понимая, что и он должен быт погибнуть из-за этих пленок. Но выжил, чудом выжил и является одним из свидетелей. Он и еще тот солдатик. Они свидетели. А вот хрен вам, а не пленки, господа хорошие. Будут найдены пленки, и свидетели могут быть свободны. Предатели, суки. Продались. Интересно, сколько денег получили и Башлыков и комбат за охрану Дудаева? Суки.
— Пленки? Санек ты хорошо проверил место крушения вертолета?
— Прощупали каждый сантиметр, Глеб. Ничего нет. Обгоревшая камера, фотоаппарат и не более, — потирая переносицу, ответил Башлыков.
— Значит, сгорели пленки. На нет и суда нет, — поднялся Разин.
— Э нет, дорогой, так не пойдет. Ты не мудри, — задержал его Башлыков.
— Ты на что намекаешь, земеля? – спросил Глеб.
— Разин, не темни. Ты меня знаешь, — подошел к нему вплотную Башлыков.
— И ты меня знаешь. Уйди с дороги. Мало я тебе морду чистил в училище?
— Что? Ты забываешься, Разин.
Молчавший Неустроев резко выкрикнул: — Угомонитесь оба. Глеб или ты говоришь, где пленки или… Выход один. Осознаешь?
— Выход один. Это верно.- Сев за стол, взял чистый лист бумаги и, написав несколько строк, протянул его комбату.
— Что это?
— Рапорт об увольнении. С чем разрешите и откланяться, господа предприниматели.
— Ах, ты паршивец, — вырвалось у Башлыкова.
Глеб, не долго думая, коротко ударил подполковника в челюсть. Зло посмотрел на комбата, вынимая пистолет: — И не вздумайте встать у меня на пути.
У комбата отвисла челюсть, и лист бумаги мелко задрожал в руках.

Разин, выбежав из штаба, разыскал выжившего при аварии солдата. Оттащил его за палатку. – Слушай меня внимательно сынок. Ты ничего не видел там в горах. Стоял в оцеплении далеко от ущелья. Понял? О том, что и кого снимала журналистка на камеру, понятия не имеешь. Дело очень хреново может для тебя закончиться если….
— Я понял, товарищ капитан. Я ничего не видел. Ничего не знаю. А как же вы? – вопросительно, с досадой глянул на него карими глазищами мальчишка — воин.
— За меня не беспокойся. Меня больше нет. Пусть ищут ветра в поле.
Вот держи тебе деньжат на всякий случай. Пригодятся. И лучше всего запросись у врачей в госпиталь. Подальше отсюда. Сейчас же. Подальше, — Глеб пожал ему руку и заспешил в медсанбат.
— Валя. Пустите меня к ней.
— Пошли Глеб.
Санитары готовили к пайке цинковые гробы. Останки тел лежали на носилках с бирками.
Валентина подвела Разина к накрытому простыней телу.
Глеб откинул простынь, присел на колени.
Красивое лицо девушки еще не успела тронуть маска смерти. Губы, ресницы, родинка на правой щеке. Казалось, что Младенова спит. Казалось…
Глеб прикоснулся к ее губам, погладил по волосам. – Прости меня ВерОника.
Поднявшись, постоял несколько минут, накрыл простынку.
Обернулся к медсестре: — Ну, вот и все. Прощай сестренка.
— Как прощай?- удивилась Валентина.
Разин прижал палец к губам: — Тсс. Ты меня не видела. Дай Бог – встретимся еще.
Обнял ее и….
* * *
Минуло несколько лет…
На старом кладбище Варны в одной из тенистых аллей показалась фигура человека в черном плаще с поднятым воротником…
Глеб остановился на мгновение, осмотрелся по сторонам и по наитию свернул влево, раздвигая кусты жимолости, увидел невдалеке большой белый памятник:
Девушка с косынкой в руке идет по полю босиком…
— Здравствуй, Ника, — поклонился низко- низко Глеб, присев на лавочку, зажег свечку и поставил на надгробье, — прости меня.
Из внутреннего кармана плаща достал узкую металлическую фляжку, отпив их горлышка, налил водку в маленький пластмассовый стаканчик, — мне пора, Ласточка. Поцеловал фотографию и, не оборачиваясь, неспешно пошел к выходу. Взяв такси через несколько минут вышел на набережной. Море шумело, играя волнами. Разин покрутил в руках кассету с пленкой и, размахнувшись, бросил ее подальше в море. Чайки, испуганно крича, закружились над водой.
Вечерело…

0 комментариев

Добавить комментарий