Гидравлика

(в первую номинацию)

— Бубубу-ооо-аааеее…, — услышала Таська какие-то нечленораздельные звуки и, вздрогнув от неожиданности, с тихим криком рухнула с узенького тряпичного гамака прямо на сосновые корни.
Она с трудом оторвалась от земли, глянула вверх и, узрела любимую подругу, от вида которой оторопела.

Наташкина ещё вчера очаровательная мордашка выглядела так, будто её долго и упорно били. И, может быть, даже ногами. На лице подруги виднелись какие-то пятна, вернее — полосы. Две сине-чёрные, вертикальные полосы, широкие – сантиметра по три. Они симметрично располагались с каждой стороны лица перед ушами. Зрелище было душераздирающим, и сердобольная Таська тихо ахнула от ужаса. В её горле немедленно распух комок, а глаза защемило от жалости.

— Что с тобой? – с трудом удерживая слёзы, выдавила она.
— Уяяя…неу…огу…гоуворить…, — Наташка с трудом двигала челюстями, и понять её было чрезвычайно трудно.

Таське немедленно представились на выбор: злобная бандитская банда, маньяк-насильник, сумасшедший боксёр-любитель, ревнивая Танька Аганян с третьего курса и Вашек Гапроев, давно обещавший оторвать Наташке голову, если она его не полюбит.

— Вашек? На тебя напал Вашек, да?
— Пааа…че…му? – удивилась Наташка.
— Ну…, у тебя вид, как будто тебе голову оторвать пытались.
Наташка улыбнуться не смогла, но сделала попытку, покривив по очереди глазами, щеками и ушами. Таська успокоилась на счёт Вашека. Неплохой, вообще-то, парень, только со слишком уж южным темпераментом.
— Эле…ктри…чка, за…жала две…ряяя…ми, — с трудом выдавила Наташка, — це…лую оста…ноу…ку так…

Таська проглотила комок и, зажмурившись, зашипела, молниеносно представив себя на месте несчастной.
— Господи! Ужас, какой! Ты целую остановку болталась снаружи вагона? – с замиранием сердца спросила она, и жуткие картины одна страшнее другой пронеслись перед её внутренним взором.
Как в кинохронике: тонкое, длинное тело в чёрном, развевающемся платьице безвольно болтается из стороны в сторону, вися на двери вагона… Худенькие ручки взмахивают в бесполезной надежде… Ножки — стройные, обутые в стильные лодочки — пытаются зацепиться за какой-нибудь выступ… Вот приближается следующая станция… Платформа!

— А как же ты…, Боже мой…, а как же ты по платформе-то бежала? На твоих-то шпильках? – Таська уже орала от ужаса.
— Плат…форме? – выпучилась Наташка, — пааа…чему бе…жала?…
— Ну, а как же? Когда электричка к той станции подошла, ты же бежала? Ну, в смысле, пока она не остановилась. Я бы не смогла! Я бы сразу рухнула! Как тебе по-по-повезло, что ты бе-бе-бегаешь быстро! – принялась заикаться от волнения Таська.
Наташка молча посмотрела на неё и ничего не ответила, только отвернулась. Плечи её затряслись. Плачет – решила Таська и тяжко вздохнула от скорбной жалости.

Нет, если бы на её долю выпало такой страшное испытание, она бы точно жива не осталась… От Удельной до Малаховки висеть на двери электрички… Ужас, просто ужас!
Наташка продолжала беззвучно трястись. Таська обошла вокруг подруги и попыталась оторвать её руки от лица. Руки отвалились сами собой и бессильно повисли вдоль худенького тела.
Таська вдруг увидела красное, искаженное кучей эмоций лицо. Наташка корчилась, ей было очень больно. Очень. Но она ничего не могла с собой поделать. Чтобы победить боль, ей надо было сначала прекратить этот дурацкий, истерический смех. Наташка смеялась и уже не сдерживала хриплых, мычащих звуков. Ей наконец-то удалось открыть рот пошире, и она расхохоталась в голос, причмокивая и похрюкивая, размазывая по лицу слёзы. Одновременно она хваталась за синяки и постанывала от боли.

Таська растерялась. Увидеть такое она никак не ожидала. Видимо, подруга сошла с ума, — решила она, — видимо с ней приключилось что-то такое страшное…
Наташка успокоилась, только выпив стакан воды. Она слегка захлебнулась на последнем глотке и охвативший её кашель, потушил последние всплески смеха.
— Вну…трии…, — с трудом выдавила несчастная, подтверждая Таськину давнишнюю догадку о собственной умственной заторможенности.

Но Таська уже и сама всё поняла. Ну и дурочку же она сваляла! Конечно, подруга не летела снаружи вагона целую остановку и не бегала по платформе со скоростью шестьдесят километров в час… Или сорок? Таська на секунду задумалась — а с какой скоростью, собственно, ездят электрички? — но взмахом головы отмела неуместные мысли.

Наташка поделилась подробностями дня через два, когда челюсти уже не болели так сильно. Она поведала Таське и всем желающим, что высунулась из двери вагона, увидев на платформе знакомого, и тут-то и была зажата дверями.

Гидравлика в электропоездах оказалась силы не мерянной. Три мужика не смогли разжать капкан. Хорошо, что один из героев догадался вставить ногу и не вся сила дверного сжатия пришлась на тонкое Наташкино лицо… Жаль только, что никто не сообразил дёрнуть стоп-кран!

* * *

Года через два, Таська и Наташа возвращались откуда-то на метро. Они как раз подъехали к очередной остановке, когда Таська, вдруг возьми и ляпни: «Слушай, Наташ, ну не понимаю я, как это тебе тогда голову зажало?»
— Как, как?!! Да вот так! – махнув раздраженно рукой, ответствовала Наташка и высунула голову наружу…

Всё-таки хорошо, что в метровских дверях слабенькая гидравлика…

* * *

С тех пор Наташка не любит путешествовать с Таськой.
Потому что, во-первых, сразу вспоминает, как та ржала на весь вагон, пока два мужика разжимали двери, а во-вторых, потому что Таська никак не может удержаться, чтобы не задавать один и тот же, всё время мучающий её чисто теологический вопрос: «Как ты думаешь, Бог любит троицу?»