Так подают сообщникам сигнал,
так к проруби подходят рыбы,
так улетают в пропасть, как в прогал,
так в дельтапланы обращают дыбы.
О чем я, собственно? Ты подошла к окну.
Там торможенье зернами граната
оскоминную вызовет слюну
у тишины. Прикованы к руну
мои зрачки — два хищных аргонавта.
Когда приблизишь яблоко к губам
и пальцем локон отведешь, — ревную.
Погибель ты моя и пагуба, —
все прихорашиваешься напропалую.
Но мы поладим, милая, с тобой,
в том случае поладим, если
раскроет гребень, проведя пробор,
том золотой на Песне песней.
***
Счастливая любовь
делает тебя уникальным.
При несчастной —
шлягер любой вопит,
тыча в тебя пальцем,
и ты пикируешь
эдаким
вылинявшим Икаром, —
точнее, —
получившим от неба пинок
паяцем.
Счастливая —
разгоняет до скорости света
каждый твой атом.
Несчастная —
превращает тебя
в Парцифаля фальстарта,
и дедуля Дедал
Пасифаю спаривает
со скотом рогатым,
а потом жилплощадью
обеспечивает бастарда.
Но и несчастная,
и счастливая
заставят тебя
блуждать в лабиринте.
Та и другая — повод
для стихотворенья.
Различие только
в метафоре,
метафизике,
казуистике,
ритме и рифме,
в акустике,
в голосе,
в характере
сердцебиенья.
***
Приближение к станции
промежуточной — как рулетка.
Что выпадет? Может, «зеро».
Выигрыш — купе без соседей.
Лето.
Путевых обходчиков «Болеро».
Соловьи привокзальные
ромашкой, шалфеем
глиняное горло полощут.
До родимых мест
сорок километров.
Злым или добрым феям
принадлежат голоса,
что вздымаю крест
полуночной клоунады
акробатической лепки?
Локомотив с перроном —
Арлекин и Пьеро.
Отправление поезда —
это как рулетка.
Детство — пустых зеркал королевство.
Проводница с лопаткой крупье:
“зеро».
***
Хорошо ветру —
он каждый день именинник:
то задует поляну
одуванчиков
как со свечами торт
то пригласит иву
на танго
или спляшет фокстрот
с яблоней
а потом склоняется
над костром затухающим
вороша клавиши
бетховен
дымных
сонат.
***
День дождливый
улитка
мигрирует в лето
загримирована под:
пепельницу
затушенную в сигарете
палец
с перстнем-секундомером…
прозрачна линия
проведенная крапчатым
мелом
он же
тюрбан-невидимка
ластик
о мхатовской паузы
мастер
ретардации классик
а еще конечно же
проволочек
гроссмейстер
сама
шахматная фигура
среди прочих пешек троянских
прочерк
цезура
в табуне калигулы-
балагура.
***
Сердце:
самый лучший в мире
хук слева
ах возраст
в детстве
бой с тенью
тела собственного
скорее теннис
союзнический
а не единоборство
встреча
серебряного зерцала
с единорогом-лириком
на опушке бескрайних таинств
потом
спарринг-партнер мозга
груша
на черенке аорты
эволюционирующая
минуя стадию розы
в перчатку
с костью-свинчаткой
ты отправлен в нокаут
ах сердце
самый классный в мире
хук слева…
***
Блестит на солнце паутина,
переливается ковыль.
Ребра и бороды рутина?
Но ветер с листьями «на вы».
Шнуровку пробуют дубровы,
багряновласы, златобровы.
“Широкошумный листопад
стартует завтра», — говорят.
А на тропинках узнаваний
не то «ура», не то «ау».
Нестройный хор воспоминаний…
Меня зовут иль я зову?
Но я не звал вас, отвяжитесь.
Иной, наверно, местный житель
назначил здесь свиданье вам,
и вы поверили — словам.
Ты синим ледяным закатом
куда-нибудь нас, осень, спрячь —
вне поля зрения, за кадром —
как голос, музыку и плач.
***
Над классной доской висело изречение Маркса:
оружие, мол, в жизненной борьбе иностранные языки.
Репродуктор над площадью утверждал, что на Марсе
будут цвести яблони. Выражение «не видно ни зги»
было мной любимо тогда, а еще «скрипя сердцем».
У нас в саду было полумертвое дерево бергамот.
Моя сестра посещала гимнастическую секцию
и однажды, поздним вечером возвращаясь домой,
крохотных инопланетян повстречала. Сграбастали
они ее и исчезли, жужжа как жуки.
И тогда в школе запретили художественную гимнастику,
а я начал учить иностранные языки.
***
Пришествия ждал наивно я
Афродиты — второго, нового —
из пены варенья малинового,
из пены варенья вишневого.
О Вунус, звезда! В деревне я
степной вырос. Дева неба,
намажь мне лавой сиреневой
горбушку белого хлеба.
***
Летают умноженья знаки
в костюмах голубых стрекоз.
Воздушные плодятся замки
со скоростью твоих стихов.
Там самозваного Артура
застолье, мат в три этажа,
и жрет с ножа литература,
и пальцы вытирает хмуро
о злую лысину пажа.
***
Осень — гонки за лидером.
Ветер — огненный мистик.
Ночь золотыми слитками
воспоминаний о листьях
стелит — благие намеренья! —
инкам дорогу к инею…
Может, минует Америку,
ибо манила — в Индию.
***
Муравьи — муравы самураи,
чай зеленый под чаем черным.
Жук присядет — на миг — самоваром
и: адье, гуд бай, он — ученый.