Он переставлял шахматные фигуры. Хаотично, безо всякого видимого смысла, и Джейн, великолепный игрок, просто отказывался понимать значение такой игры. Где-то далеко внизу, в сотнях метров под ними, бурлила машинами широкая магистраль, хлопал занавесками весенний ветер, вертелись флюгера на низеньких крышах одноэтажных домиков. Многие, конечно, мечтали надстроить себе пару-другую этажей, но закон строжайше воспрещал это: если рядом с Башней начать строить высотные дома, земля, в конце концов, может просто не выдержать.
Джейн сидел на мягком стуле прямо и напряженно, будто на скамье подсудимых. Длинная, почти бесконечная, лестница в небо. Серые давящие камни стен и потолков. Все мечтали побывать в Башне: она словно притягивала, манила приблизиться, потрогать. К ней приходили все, кто чувствовал недомогание, и боль вскоре улетучивалась. Йоги со всего света съезжались к этим стенам, потому, что только тут, под станами башни, была такая плотная благоприятная аура. Как нигде более в мире. И даже Джейн, который никогда ничем подобным не увлекался, чувствовал это. Особенно здесь, на такой высоте. Будто кто-то накрыл его теплым одеялом и заботливо поправил подушку.
— Скажи мне, Мил, только скажи честно, ты и вправду бессмертный?
Тот, казалось, не слышал его: фигуры, белые и черные, кость с деревом, драгоценные камни, они двигались, повинуясь унизанным кольцами перстам.
— Нет. Не знаю. Я думаю так: если умру, значит смертен, а если нет – значит, нет. А ты так не считаешь, Джейн?
Мил оставил наконец шахматы и откинулся на спинку трона.
— Так что там, недоволен мой народ?
Джейн немного замялся, не зная, с чего начать. Шутка ли, ведь Повелителя за последние два десятилетия видели всего несколько человек.
Когда пол века назад Мил пришел сюда, на этом месте была обычная крупная деревня. Но Он видел в ней город, и не просто, какой-нибудь, а Столицу, Главный Город Грендейля. Тогда об этом даже подумать никто не мог. Но Повелитель сказал: «Мы построим башню, по образу и подобию той, что стояла на Земле тысячи лет назад. Мы построим Вавилонскую Башню!»
Грендейль… Теперь это уже не та страна, в которую Он пришел. Теперь – это мощнейшая держава в мире. Словно сам Господь укрыл её своим покровом: ни убийств, ни крупных краж, ни терроризма. Мир, красота и процветание…
Впрочем, Джейн не помнил, каким всё было раньше: теперь ему едва исполнилось двадцать пять. Он бывал, правда, за границей, но там ему не понравилось: убогость, глупость и пьянство. Больше ничего.
— Народ требует войны, Повелитель. Народ хочет, чтобы Ты дал ему победу.
Мил досадливо поморщился.
— Иными словами, он требует крови? Встань, быстро!
Джейн резко вскочил и замер в каком — то нелепом полупоклоне. Повелитель медленно поднялся и мягко, беззвучно обошел застывшего человека по широкому кругу, потом подошел к нему совсем близко и наклонился к самому его уху, от чего длинные спутанные волосы едва не коснулись пола, и тихо сказал:
— Не так ли?
Джейн знал, что Мил странный, иначе зачем бы он стал жить почти в одиночестве на вершине Башни? Но чтобы до такой степени…
-Нет, Джейн, я не сошел с ума. Просто ты забит стереотипами, как старый сарай – гвоздями. С той лишь разницей, что твои гвозди причиняют тебе нешуточный вред.
— Мил, мне всё равно, что ты думаешь обо мне. Просто мне до смерти надоело торчать тут, ты ведь знаешь, что все обычные люди боятся высоты. Впрочем, если я спущусь и скажу, что не дождался ответа, меня просто отправят обратно…
Мил задумчиво почесал щетинистый подбородок, нет, решительно, старше сорока он не выглядел.
— Надеюсь, ты не откажешься пообедать со мной? Мне поставляют еду из лучших ресторанов мира.
Джейн стоял в нерешительности.
У повелителя, он только теперь заметил это, были очень яркие, почти аквамариновые глаза, излучавшие, казалось, какой-то свет.
— Полагаю, выбора у меня нет?
Мил кивнул и решительно направился к выходу из зала.
— Тогда идем.
Когда Джейн читал в учебниках о Повелителе, когда разглядывал его фотографии двадцатилетней давности в газетах, он всегда представлял его в дорогом, с иголочки, костюме, довольно пожилым и задумчивым. Хотя однажды в его руки попалась одна фотография, где Мил был заснят во время постройки Башни: в рабочих перчатках, рваных кедах, в надетой козырьком назад китайской кепке и с тачкой в руках. Тогда молодому человеку показалось, что такого просто не может быть. Теперь он, конечно, понимал, как ошибался.
Внешность Повелителя просто выходила за границы возможного: рыжая толстовка с вышитым на плече конопляным листиком, темно-синие штаны-трубы, расшитые золотом, бриллиантами и дешевыми рыночными стразами, очень длинные, давно нечесаные волосы, десятки драгоценных перстней на пальцах, растоптанные старые тапочки, уже лоснящиеся от постоянного использования. Он представлял собой такой невообразимый коктейль, что его вполне можно было бы принять за обнищавшего в один миг богача, сошедшего на этой почве с ума.
-Пойдем, пойдем. Ты ведь не боишься высоты.
И Джейн внезапно осознал, что и в самом деле не боится, совершенно, и что за этим странным человеком он может идти куда угодно.

Внизу, у подножья Башни, лестница шла по внешней её стороне, но, уже метров через пятьдесят скрывалась в массивной каменной арке, и далее шла уже внутри. Джейн упорно пытался разглядеть её конец, терявшийся где-то в полутьме далеко-далеко над ними.
— И высоко нам? – тихо спросил он, боясь потревожить эту бездну над их головами.
— Нет, — сказал Повелитель, протягивая Джейну руку.
На секунду сознание его замутилось. Он не мог бы сказать наверняка, что именно произошло, но кровь у него в висках внезапно застучала так, будто он на скоростном лифте опустился на дно глубочайшей океанской впадины. Лестница как-то странно сузилась, а справа от них оказалась совсем другая низенькая дверь. Они, осторожно пригнув головы, вошли в неё.
— Нет, Джейн, не далеко. Над нами ещё всего один пролет лестницы и мой кабинет. Там я обычно и провожу целые дни напролет. Может быть, я как-нибудь покажу тебе его.
Мил рассеянно улыбался, ненавязчиво пытаясь вырвать свою руку из судорожно сжатых пальцев дипломата.
У Джейна кружилась голова, он едва стоял на ногах, так, будто ему не хватало воздуха. Легкий аромат благовоний, казалось, душил его, выворачивал наизнанку.
— Я не могу дышать…
— Можешь!
Мил внезапно весь подобрался и резко ударил Джейна по лицу.
Горячая мозолистая рука Повелителя выскользнула из его пальцев. Воздух тут же хлынул в легкие, колени подогнулись, и он упал, внезапно ослабев. Отдышавшись, гость тяжело поднялся и слепо огляделся вокруг. Комната была значительно меньше предыдущей, но не беднее.
Повелитель сидел за небольшим обеденным столом и уже что-то накладывал в свою тарелку, на нем отчего-то оказался надет темно-синий потрепанный хала.
— Знаешь Джейн, эта индейка просто изумительна. Ты ведь хочешь её попробовать?
Тот неуверенно подошел и подсел к столу.
— Так ты не дашь людям войны?
— Нет. Скорее я сам умру, чем дам вам убивать. Кстати, обязательно попробуй этот соус!
Мил кушал жадно, наслаждаясь этим процессом, и, казалось, забыв о посетителе вовсе. Внезапно Джейн осознал, что не в силах отвести от него взгляда, будто вместо лица у Повелителя магнит.
— Мил, я не хочу есть. Зачем? Ведь когда я скажу им, что ты ответил, они могут просто убить меня: людьми овладело просто безумие какое-то. То, что так долго сдерживалось: ярость, агрессия, готово пролиться и пролиться на нас с тобой, как это не печально. Отведи удар. Что тебе стоит?!
— Ты думаешь… они способны на это? Ты и вправду так думаешь?
Джейн пожал плечами, он не мог бы сказать наверное, верит или нет.
— Значит, я могу идти?
Ответа не последовало. Повелитель кушал.
— Ведь тебе не сложно. Если ты встанешь во главе армии, то и сражаться-то никто не станет – сразу сдадутся, а, Мил? Ты же знаешь, на нашей земле нет нефти, а у соседей, буквально в 20-ти километрах от границы, богатейшие месторождения. А, Мил? Может быть, хоть туманно что пообещаешь? Внизу уже давно дежурят журналисты и просто любопытные. Вся страна ждет, что ты скажешь!
Повелитель удивленно посмотрел на дипломата, и, слегка улыбнувшись, взял из вазочки большое зеленое яблоко. Брызнул сок, хрустнула кисловато-сладкая мякоть.
— Что сидишь? Иди! Иди отсюда! И передай им, что я опасен. Неимоверно опасен. Я притягиваю людей к себе, и они уже не могут жить без меня. Думаешь, почему я живу тут почти один на такой высоте? С каждым днем, с каждой секундой моё влияние все сильнее. Теперь даже если я просто спущусь на первые этажи башни, внизу сразу собираются толпы, все говорят о моей божественности или наоборот – присваивают мне какие-то темные силы. И теперь, теперь им нужна не война, им нужен я! Убирайся отсюда, и никогда больше не возвращайся, иначе… я не ручаюсь.
Джейн не шевелился, не в силах отвести от Повелителя глаз. Ему хотелось дотронуться до него, встать перед ним на колени, целовать его ноги.
И вновь резкий удар по лицу привел его в чувство.
Молодой человек вздрогнул, и, быстро кивнув, не оборачиваясь, пошел к двери. Казалось, он чувствовал тугой жгут, который теперь связывал их, и, натягиваясь с каждым шагом все сильнее, звал обратно.
Через минуту он уже несся сломя голову вниз, вниз по бесконечной лестнице, будто разрывая невидимую паутину, перекрывшую дорогу назад.

Внизу, у подножья Башни, как и ожидал Джейн, уже собралась огромная толпа. Люди ждали решения Повелителя. Но дипломат только и смог, запыхавшись сказать, что войны не будет, а ОН опасен, и сознание его оставило.
Очнулся он от сосущего чувства одиночества в собственной кровати. Наверное, родные принесли его домой. Преодолевая немыслимую головную боль, он встал и подошел к окну. В ночной темноте города выделялись только ярко освещенные нижние ярусы каменного массива башни, возносившейся куда-то в небо. И где-то там, на огромной высоте морщился болезненно во сне Мил. Ему виделись крылья и когти, крылья и когти.
— Мил, — шепотом позвал его Джейн, и Повелитель, вздрогнув, проснулся. Где-то там, на огромной высоте.
Молодой человек у окна улыбнулся ему: «Добрых снов, Мил». «Добрых снов, Джейн», сказал он, поворачиваясь на другой бок.
Город жил своей обычной ночной жизнью.
Все чувствовали, Мил здесь, он никуда не ушел. И тысячи людей в этот миг проснулись на секунду, облегченно вздохнули, что видели всего лишь сон, и, повернувшись поудобнее, заснули вновь.

Утро началось в 6, необычайно рано для Города. Лихорадочное возбуждение овладело внезапно всеми его жителями. Доставали ружья, пистолеты, топоры, у кого что было. Будто не осознавая, что происходит, и старики, и женщины и даже маленькие дети, все готовились к войне. Против кого? Зачем? Было уже неважно. Смерть! Смерть ему!
По радио и телевидению вещали возбужденные ораторы. Общий сбор у башни назначили на 12 часов по полудню. Но уже к десяти утра по крайне мере половина города была на месте.
Захват Башни планировалось начать к часу. Смуглый представительный мужчина лет сорока проводил митинг.
— Друзья, — говорил он, — Чудовище поработило нас. Мы все живем как у подножья вулкана! Это существо считает, мы покорились ему, оно может делать с нами все что хочет, но я, его первый министр, так не считаю! Мы имеем право выбирать свой путь сами, и никто, никто в целом мире не судья нам! Граждане! Ваше правительство любит и заботится о вас. Мы не имеем никакого отношения к этому монстру, посмевшему величать себя «Повелитель». Вслушайтесь только: «Повелитель»! Какое пафосное…
Джейн протискивался сквозь кричащую, дрожащую от возбуждения толпу. Охрана у входа в Башню не пропускала его. Тогда дипломат обратился к толпе, сказав, что они должны дать ЕМУ последний шанс отречься от своих идей, чтобы это не было похоже на самосуд. Люди неохотно, но соглашались. Было решено, что если к половине первого не будет вывешен белый флаг, захват начнется, ни минутой более не медля.
Ворота отворились, пропуская Джейна. Проклятый лифт только до четвертого яруса. И дальше бегом, задыхаясь, с трудом, но бегом.
Когда дипломат наконец отворил тяжелые двери того зала, где только вчера Мил играл в шахматы, просто упал на пол.
— Мил, они…
Тяжело дышать.
-Мил…
Джейн судорожно вздохнул, закрыв глаза. С трудом поднявшись он осторожно, как по натянутой нити сделал шаг. Кружение в голове.
— Мил, я пришел…
Повелитель медленно повернулся. В его глазах стояло полное, абсолютное спокойствие. Он протянул к пришедшему руки, и тот кинулся к нему. Волна необъятного счастья накрыла его, заставив потерять равновесие. Не дойдя какого-то метра, он рухнул на колени и беззвучно зарыдал.
— Повелитель, ты должен бежать. Немедленно. Прочь. Они убьют тебя. Ты ведь можешь. Я знаю, чувствую, ты можешь. Оставь их, беги!
Все те же стоптанные тапочки, потертые синие джинсы, испачканная травой футболка. Одним словом, Мил.
— Сыграем в шахматы?

… Люди ворвались в зал, выставив перед собой оружие.
Сидевший к ним спиной человек с длинными спутанными волосами, казалось, и не заметил этого, увлеченный шахматной партией. Джейн поднялся, внезапно красивый и высокий. До странности высокий.
— Отойди от него, — крикнули из толпы, — Тебя могут нечаянно задеть.
Он не шелохнулся.
— Мил, пойдем. Ещё не поздно. Как тогда, на лестнице, пойдем.
— Знаешь, я решился, отдам тебе слона. Прости, что ты сказал? О, да у нас гости? – изумленно спросил Повелитель, оборачиваясь, — Очень рад вам, господа! – Спокойно произнес он поднимаясь на встречу ружьям и винтовкам.
Люди не двигались, в оцепенении смотря на человека в тапочках. Влюбленные, преданные взгляды. Стук колен об пол. Сначала робкий и редкий, все нарастающий и оборачивающийся наконец грохотом. Люди на лестнице, толпы внизу башни. Весь город, преклонивший колени перед немолодым, никому особо незнакомым человеком.
Молодой человек лет двадцати. Прилипшие ко лбу мышиного цвета волосы, очень светлые голубые глаза, отцовский топор в руке. Дрожащие колени в модных облегающих джинсах. Он стоял в первом ряду, стоял с трудом, держась за плечи коленопреклоненных людей вокруг. Загнанный умоляющий взгляд.
— Не-ет! – душераздирающий вопль, крик самолюбия, ущемленной гордости, непереносимой боли, и он падает ниц, а пущенный из последних сил топор втыкается в дубовую панель почти за спиной Мила.
Вскакивают люди, обезумевшие люди. Они хватают, рвут, топчут друг-друга.
Мил еще дышал, когда озверевшая толпа вынесла его из Башни. Внезапно все застыли. Секундная полная тишина пронзила город. Маленький звонкий камешек серого камня бесшумно летел с неба. В глазах поднималась волна ужаса. Внезапное древнее как мир чутьё заставило всех поднять глаза к небу. Камешек упал на пыльный асфальт. Бежать! Бежать! Не узнавая собственных жен и детей, бросая оружие, теряясь в знакомых с детства улицах. Бежать.
Джейн не спеша, высоко подняв голову, спустился с серых мощных ступеней и опустился, сплетя ноги, рядом с распластанным на земле телом.
Повелитель лежал, широко раскрыв глаза и чуть заметно улыбаясь солнечным ярким небесам.
— Как давно… я не спускался на землю. Как тут хорошо!
— Мил, что с нами? Я едва сдерживаюсь, чтобы не побежать за всеми следом.
— Это Башня, Джейн. Это просто башня. Она дышит. Впервые за жизнь я чуть отступил от неё. Она наконец вздохнула. Увы, без меня она жить не будет…
— Нет.
Футболку на повелителе всю изодрали, превратив её в окровавленную тряпку, один тапочек свалился ещё на лестнице, а другой валялся неподалеку, из разбитого лба повелителя текла тонкой струйкой кровь.
— Беги, Джейн. Быть может, ты ещё успеешь…
— Нет, Мил. Никто не успеет.
Где-то недалеко щебетала неуверенно городская птичка. Заводились моторы тысяч машин – скорее, скорее прочь. Солнце стояло в зените.
Мил судорожно втянул в себя воздух. Тело свела судорога.
— Джейн, из меня сейчас польется сила. Ты… сможешь. Давай!
Внезапный толчок.
— Нет, Мил.
Повелитель крепко сжал его руку.
— Мил, нет. Не надо. Не умирай, Мил!
Башня рушилась. Камнепад, подобный извержению. Башня, подобная Вавилонской. Серые огромные плиты, обрушивающиеся на головы миллионов людей, накрывающие собой дома, гаражи, закрывающие выходы из метро, не оставляющие ничего. Ничего целого.
Джейн приподнял поникшую голову Мила и закрыл его глаза. Просвет над ним грозил обвалиться в любой момент.
— Я могу жить без тебя, Мил. Ты навсегда останешься со мной. Прощай.
Тогда он осторожно поднялся и полез наверх. Камень обрушился уже за его спиной, закрыв узкую щель. От Башни было видно только основание, да одна уцелевшая створка ворот на внутреннюю часть лестницы. Джейн опустился на теплый серый камень и заплакал. Горько и безнадежно.
Стоял город, Главный Город Грендейля. А над ним все так же ярко светило солнце.