Не дай Вам Бог!

Не дай Вам Бог!

Конечно, это глупо сидеть на автобусной остановке и ждать тех, кто никогда уже не приедет. Нет! Они живы, даже здоровы, но ты для них чужой, ненужный. Туман прошлого, в котором когда-то вместе блуждали — давно рассеялся. Все определились. Пусть не обрели, но нашли, кто ясную поляну, кто липовый лес, или затененный овраг, где спокойнее и не так душно, чем на бурной поверхности. Сегодня у Павла суд, точнее развод, и он, посидев немного на остановке, неторопливо бредет по проспекту, вглядываясь в проплывающие здания и мелькающие лица. Времени предостаточно. Суд только к вечеру. А потом свобода, что сейчас во всех красках мелькает перед Павлом. Свобода холостяка на этих многоликих улицах без светофоров, расставленных условностями семейной жизни, перед каждым смазливым личиком, кафешкой или пивбаром. Уже вечером Павел войдет в этот мир и тогда, что его судьба, что иные, пока еще безмятежно мелькающие, сольются в иной непредсказуемой. Совсем по иному запестрят эти тени и краски. А пока Павел приглядывается, стараясь повнимательнее рассмотреть, то, что еще вчера казалось чужим и недоступным.
Вот дед, сердитый и беспокойный, поглядывая на часы, кого-то ожидает у подъезда. Дитя своего времени он приучен не опаздывать. Для него точность сродни понятию честь. А вот вылетает из подъезда и тот, ради кого дед добивает свои последние нервные клетки. Похоже внук. Высокий лоб, приплюснутый нос как у седого деда, но мальчик рыженький, широколицый, усеянный веснушками, словно поле на котором собираются выращивать солнечных зайчиков. Да, явно другое поколение. Мальчишка выскакивает в расстегнутой курточке, в кроссовках с одним не завязанным шнурком, на ходу болтая по сотовому телефону.
Павел отворачивается, но успевает заметить, как дед вырывает у внука телефон, засовывает его в свой карман, хватает за руку мальчишку и тащит в сторону спорткомплекса. Тот извивается и вопит в карман деду;
— Я еще перезвоню, перезвоню!
Из-за книжного киоска, за дедом и мальчиком наблюдает молодая женщина. Одетая не по сезону в легкую курточку с пышным норковым воротником, прическа слегка растрепана, в ушах постреливают сережки с крупными бриллиантами. Лицо бледное, наспех напудренное. В руках носовой платочек, которым она то и дело вытирает глаза. К женщине подбегает черноволосый мужчина и, схватив за локоть, еле сдерживая себя, шипит с кавказским акцентом;
— Сколько можно прасыть тэбя, нэ приезжать сюды, у тэбя другая жизь, понимаешь другая. Этого больше нэт! Слышишь, нэт!
Женщина молчит, и с тоскою глядит в ту сторону, где скрылись дед и мальчик. А мужчина, схватив ее, как дед внука, буквально волочет к машине.
— Не дай Бог кому пережить подобное! – подумал Павел и брезгливо поморщившись, снова побрел по проспекту.
На пороге кафе, девушка в коротенькой темно вишневой юбочке и ярко красной кофточке, кого -то успокаивала в сотовый телефон.
— Ванечик, зайчик мой, разве так можно так волноваться. Ну что ты, ты же прекрасно знаешь, что ты для меня значишь. Конечно пупсеночек, занятий по горло, сейчас на лекции, перерыв и сразу же тебе звоню, сладенький. Ну почему отключала телефон, сам понимать, не положено на лекции, да, да, ругаются.
Да брось ты эти глупые мысли, кому я нужна. Ванечка, потерпи, еще два экзамена осталось, всего то два, ты и не заметишь, зайчик мой. Я и сама не знала, что перенесут.
Из кафе вышел парень с женской курткой в руках и накинул ее на плечи девушки. Она благодарно кивнула и приложила палец к губам. Парень понимающе усмехнулся.
— Ванечка, мне уже пора, да сейчас начнутся занятия, я побежала, а то наши профессора не любят когда опаздывают. А уж заочников так тех вообще не жалуют.
Она отключила телефон и обняла парня, тот что-то ей шепнул и оба рассмеялись. Девушка достала сигареты. Павел торопливо прошел мимо.
— Не дай Бог кому такое чмо достанется, и будешь всю жизнь без шапки ходить, поблескивая остроконечными…
— Пашка! Снегирев!
Кто-то сзади дернул Павла за локоть.
— Ты на кого так загляделся, что своих не видишь?
Павел оглянулся. Бывший однокурсник, Юра Халин, смотрел на Павла обрадовано и удивленно.
— Юрка! Это же надо, Везунчик ты наш.
— Не забыл Снегирь позывных студенческих, молодца! А я смотрю, идет не замечает…
— Да вот слегка задумался…
— Бывает, сам такой. У тебя время есть? А то, как в детстве по пивку и на солнышко.
— А, что, можно. Полчасика погоды ни сделают, давай заглянем.
Пока искали пивбар, пока раздевались да усаживались за столик, Павел узнал от Юры, что у того солидная фирма, недавно прикупил «Ауди», достраивает коттедж на Волге, детей двое.
— А как еще по – другому, ты же по судьбе везунчик. Это для нас жизнь реквием, а для тебя песня. Дома то как, Маринка?
Был бы ты другой, разве вышла б она за тебя замуж. Да за ней половина университета бегало…
Лицо Юры помрачнело, улыбка на мгновение вздрогнула, но тут же вымученно застыла. Он взял одну из заказанных кружек пива и залпом выпил.
— Жарко что-то сегодня, жарко, твоя то Наташка как?
Паша задумался, говорить правду не хотелось, а врать тем более. Но Юра и без ответа догадался.
— Ладно, ни печалься. Все уладится. Главное, что бы не гуляла, а все остальное стерпеть можно.
Пашка улыбнулся. В чем угодно можно было упрекнуть его Наташку, но только ни в этом. Юра пододвинул к себе еще одну кружку и достал сигареты. Молча закурил. Потом не выдержал и так же залпом осушил вторую.
— Я вот, что думаю Снегирь, в природе должна быть гармония. Не будет равновесия, будет взрыв. Вот я везунчик, да не во всем… Денег хватает, баб левых море,- были б деньги, сын без зла растет, родные на здоровье не жалуются, да и сам не из рахитных. Ну не может природа такое долго терпеть – не может! Обязательно, какой ни будь, выверт подкинет. И подкинула. Вот ты говоришь Маринка. Да красавица – не скроешь. А, что дальше? Пусто Снегирь, пусто. Язык – вершина айсберга ее ледяной душонки. Я думал сын родиться, – отогреемся. Так она его через неделю от груди отняла, чтоб свою точеную фигурку не испортить.
— Сам же сказал, лишь бы не гуляла, остальное — стерпится.
— Долго я терпел Пашенька, долго. А недавно узнал о ней такое, что за ночь пол аптеки успокоительных слопал.
— И ты поверил? Сначала ее б спросил.
— Не могу, официально она еще в командировке.
— Ты хочешь сказать, что все произошло недавно?
— Если точно, то вчера. Я ведь, что по проспекту околачиваюсь. Недавно, она якобы уехала в командировку, а вчера ее здесь видели, с каким то молоденьким парнишкой…
Здесь она недалеко со своим залегла. Вот стервь, на молодняк потянуло. А мне звонит, будто через три дня будет.
— И ты решил выследить?
— Что-то вроде того.
— Адрес знаешь?
— Конечно. Даже ключ от квартиры есть.
— Как это ключ? Такого не бывает. Ну, ты Везунчик даже в таком…
— Бывает, Паша, бывает. Я сейчас при капитале, и решили мы сыну квартиру прикупить. Сам понимаешь, в какое время живем. В общем прикупили. Ну, а что б не пропадало добро даром, сдавали ее квартирантам разным. Деньги не особо большие, но и не в убыток. Да и Маринка не раз говорила, что так спокойнее. Мол, у меня соблазна не будет туда шлюх своих водить. За деньгами я ни следил, ни те деньги, что б за ними присматривать. До вчерашнего дня думал, что в квартире квартиранты, но есть подозрение, что Марина там, со своим хахальком.
— Так иди, посмотри, убедись!
— Не могу Снегирь, если увижу – сяду. Прибью, кого ни будь или покалечу, ты меня знаешь.
— Да, помню, как ты на пятом курсе из–за Маринки Кешу — Боксера убивал, еле оттащили. Кстати где он сейчас?
— Читал недавно, он на Европе третье место взял.
— Да раскидала судьба. Мало кто по специальности работает. И что толку пять лет штаны протирали. Витек – Скипидар, в политику ударился, какой то партией рулит, Гена – Кривой кутюрье, мамзелек обряжает, Женя – Шапокляк в ментовке пристроился, Коля – Тупорылый, в армии остался, сейчас уже подполковник…
Ладно, Паша – это их судьбы, нам бы в своих разобраться.
Ты то с Наташей, чего не поделил?
Пашка усмехнулся.
Везунчик, тебе этого не понять. У нас, у невезучих, все неприятности в семье из–за недостатков, вот и поругиваемся, так сказать для гармонии.
А по серьезному, что?
Да из – за машины сцепились. Живем то мы в хрущевке, в двухкомнатной, втроем. Кое-что поднакопили, жена за то, что бы квартиру разменять, а я машину купить. Вот и не поделим никак последнее…
Юрка улыбнулся.
Я не знаю, где ты работаешь, но это мелочи. Ты все бросай, ко мне переходи. Я своих, не обижаю. А уж тачку, правда российскую, с завтрашнего дня гарантирую.
Павел молчал. Юра достал из портманэ визитку, протянул.
Считай, что с сегодняшнего дня приступил к своим обязанностям, а на работу выйдешь, когда надумаешь.
Молча еще выпили по кружке, покурили. Первым нарушил молчание Юрий. Он снова полез в карман, достал связку ключей и положил на стол.
Слушай, Павел, есть идея. Слегка странная, но, здравая. Тебе я верю. Столько лет вместе и ты меня ни разу, Паша, ни разу не подвел. А ведь в каких переделках побывали. Маринку в лицо помнишь?. Сходи посмотри, что в хате деется, а я тебя здесь подожду. Подумаю, как жить дальше.
Паша допил кружку, молча взял ключи. Юра, увидев, как он их рассматривает, написал на салфетке адрес, протянул Павлу.
Помнишь, где раньше был магазин «Ткани» напротив консерватории, в этом доме, второй подъезд. Здесь пять минут ходу.
Паша взял салфетку встал.
Только обязательно дождись здесь, а то действительно беды натворишь.
Уже возле дома Павел остановился, закурил, думая о своем. Затем решительно вошел в дом. Дверь открылась быстро, так как была закрыта на один ключ.
В квартире пахло дорогими духами и потом. Прямо от коридора валялись разбросанные женские вещи, а на кровати в розовом пеньюаре лежала Марина, обнимая обнаженную девушку с короткой стрижкой. Пашку словно обухом по голове достали. Все, что угодно ожидал увидеть, но только ни подобное. Он осторожно прошелся по квартире, пытаясь найти хоть какие то признаки мужского присутствия, но ничего, даже тапочек домашних не обнаружил. Пока Паша разглядывал комнаты, Марина проснулась и с удивлением вглядывалась в знакомое лицо. Наконец, что-то припоминая, тихо выдавила.
— Снегирь, а ты тут, что шляиш…ш…си. Как ты с..с…суда по…ппи…пал.
И снова чувство брезгливости охватило Павла. Он глядел на Марину, как на плесень, от которой исходил тошнотворный запах. Она приподняла подол пеньюара, едва прикрывающий обнаженный низ живота наклонилась и высморкалась. Затем икнула и попыталась встать, но не удержалась, и рухнула на кровать, широко раскинув ноги.
Ну, чего таращишся, лупень, г…г…оолую бабу да…давно н… не видел, пи…подыми.
Павел отвернулся и ушел на кухню, налил в бокал холодной воды из под крана. Когда вернулся в спальню, Марина, засунув подушку между ног, спала, уткнувшись в живот девушки. Он хотел плеснуть воды из бокала ей в лицо, но не успел. Незакрытая Павлом дверь в квартиру, распахнулась.
На пороге, держа бутылку пива за горлышко, как гранату, стоял Юрий. Увидев, лежащую на кровати жену, ухмыльнулся.
Так, выходит ни сбрехали людишки добрые…Есть еще на земле правдонька лютая.
Он ворвался в спальню, протянул к лежащей рядом с женою девушке руки и удивленный замер.
Пашка, а откуда у этого хрена титьки, и это … это …где он, куда , где…Чем? Это, что баба!? Так это, что, молодняк — баба!?
Он сел на стоящий рядом с кроватью стул, большим пальцем руки открыл пробку и не выпил, а вылил в себя пиво. Утерся рукавом, и захохотал, да так раскатисто и громко, что легенькие занавески на окнах испуганно зашевелились. Обе женщины проснулись. Девушка прижалась к Марине и дрожащим голосом спросила;
Это кто, чего им надо?
Это муж.
Да, девонька, никуда ни деешся, муж. А ты селявка синюшная, не в тот огород попала. Не получится тебе из меня козла сделать. У обоих у вас не получится.
Девушка попыталась еще, что-то сказать, но не успела. Везунчик схватил ее за руку и поволок в зал. Там швырнул на диван, раздвинул ноги и, расстегнув ширинку брюк, накинулся… Девушка не сопротивлялась, а тихо постанывая, шептала.
— Мы так не договаривались, мы так не догова…
Марина, увидев, что делается в зале, зевнула, и слегка распушив подушку, легла, пробормотав.
— За свои удовольствия сам будешь расплачиваться, козюля ненасытная.
Что будет дальше, Павел не стал дожидаться. Швырнув ключи, в постель Марине – вышел. Оказавшись снова на улице, достал визитку Везунчика, поморщившись, порвал и выкинул. Затем посмотрел на часы, до суда оставалось два часа.
Пытаясь отвлечься, Павел снова стал вглядываться в то, что происходит. Возле арки старинного дома стоял плакат «Гадаю точно и ни дорого!!!» Рядом женщина с огненно рыжими волосами, в цветной шали, сиреневой куртке и черной плиссированной юбке, что-то доказывала молоденькой девушке. Когда Павел подошел поближе, женщина держала руку девушки в своих ладонях и тихо ворковала.
Что, ты милая, что ты звездочка, проплывет твой корабль меж двух берегов и ни у одного не причалит. Только остров далекий и желанный станет для него настоящей пристанью. Тяжко думать об ином, понимаю, но так предначертано.
Девушка тяжело вздохнула, достала из сумочки кошелек, расплатилась.
И дорого будет стоить правда для народа?
Спросил женщину Павел. Она улыбнулась и назвала цену, Павел протянул ладонь.
Что хочет узнать красавец!
Да, как и все, когда женюсь, сколько детей народится, долго ли счастлив буду?
Не уж то до сих пор холостой мыкаешся?
Официально да, а то, что есть не в счет…
Понятно; — перебила его женщина и стала внимательно вглядываться в ладонь Павла.
Лукавишь касатик, лукавишь милок, есть у тебя женщина и любишь ты ее, что в огне, что в воде, что в сердце твоем, образ ее живет то болью, то счастьем. И дочка у вас растет, на мамочку похожа. А в этом году сыночек будет, вылитый папа. Как раз под новый год народится, что месяц ясный — крепенький, смышленый как папа, и вырастут детки ваши в любви большой и раненой, той, что сейчас обжигает сердце твое и повелевает вами обоими. И если ошиблась, неправду сказала, не плати, а коли правду…
Павел достал деньги.
— Значит сын, говорите, будет, а жена уверяет жить негде, не до детей.
— А ты поменьше женщин слушай, они сердцем живут, а не разумом. Твое дело хозяйское – гнездышко вить, да опорой быть.
Павел тяжело вздохнул, отсчитал деньги и снова побрел по проспекту. Конечно, гадалке разоблачить его якобы холостяцкое настоящее, было несложно, на руке красовалось обручальное кольцо. Но как она догадалась насчет дочери? Да и странно предсказание по поводу сына, хотя в него верится, потому что в остальном, гадалка не ошиблась. Павел присел на лавочку, прикурил. Рядом сидели две девушки и, не обращая на Павла внимания, тихо переговаривались.
— Ну, а ты, что сделала, когда узнала, что он с Катькой был.
— Вначале дурью маялась, как все, а потом, когда у Герки
потусовались, с Шуриком душу отвела, нормально все.
Прикольно.
— А я б Катьке глазенки выцарапала.
— На все глазенки ногтей не хватит, это мы про одну случайно узнали, а про…
Павел раздраженно встал. И тут плотские проблемы, как будто людям поговорить больше не о чем. Теперь он уже не брел по проспекту, а шел спокойно, не торопясь. До суда оставался час. Мимо Павла прошла небольшая группа школьниц старшеклассниц. Павел усмехнулся, мысленно подбирая их образы под себя. Но никто не понравился, и только одна, чем-то напоминающая Наташу, показалась Павлу миленькой. И снова мелькали лица, и снова Павел пытался выбрать подходящее лицо, и снова ловил себя на мысли, что в каждой девушке ищет Наташины черты. Вот и сейчас он стал пристально вглядываться в женщину, чем-то напоминающую Наташу. Она вела девочку за руку, и тихо приговаривала.
Прекрати капризничать, перед людьми стыдно.
А мне не стыдно, а мне людев не стыдно, — хныкала девочка, — хочу к папе, хочу к папе, у всех людев есть папы…
— Ирочка, пожалуйста, не капризничай, давай дома поговорим.
Девочка на мгновение перестала плакать и упираться.
— У папы дома?
— Да, нет, у нас.
— У нас нет дома, у нас нет дома, потому что там нет папы, потому что там нет папы…
Девочка еще сильнее заплакала и стала бить маму кулачками.
— Цветы, кому цветы, кто забыл купить цветы!?
Пытаясь перекричать девочку, нудно и устало заныла женщина, бредущая навстречу Павлу, с небольшой корзиной роз.
— А можно одну, без колючек, — попросил Павел.
Женщина достала большую темно — вишневую розу, аккуратно завернула в целлофан. Павел рассчитался, и догнав женщину с плачущей девочкой, протянул розу девочке.
— Держи малышка, смотри какой цветок красивый.
Но девочка резко оттолкнула его руку.
— Не хочу красивый, хочу папин, папин хочу, не хочу красивый!
Девочка уже не плакала, а билась в истерике, повиснув у мамы на руках. По ее щекам ручейком струились слезы, и Пашин цветок, отражаясь, делал их похожими на струйки крови. Паша вздрогнул, увидев рубиновые капельки на щеках девочки. Пальцы рук задрожали, роза выпала. И тут же чья то нога наступила на ее хрупкий стебелек, другая раздавила пышные лепесточки, еще одна отшвырнула цветок в лужу… Мир, куда должен был войти Павел, торопливо наслаждался своею свободой, и не смотрел под ноги.

Павел посмотрел на часы. До начала заседания в суде оставалось полчаса. Он догнал женщину с цветами и купил у нее девять роз.
— А почему девять?
Спросила она удивлено
— А мы столько лет с женою прожили.
— Праздник у вас сегодня? Завидую, а мой прощелыга день рождения не помнит, не то что бы день свадьбы.
В суд Паша не пошел. Обратно он буквально летел, не замечая тех мест, где только что брел, примеряя себя к будущей жизни.
Уже дома, отдышавшись, заглянул в спальню, за вазой и замер.
Наташа стояла на стуле, развешивая на окнах новые шторы. Увидев Павла с цветами, улыбнулась.
— А я думала ты в суд попрешься. Знаешь, первый раз в жизни в тебе засомневалась!