Хранитель музея
одноактная пьеса

действующие лица:

Софико Мадлиани, 24-x лет

Джибо Мадлиани, призрак деда Софико

тетка Софико, пытающаяся войти в кабинет

Кабинет Джибо Мадлиани, вечером после поминок, в наши дни.

Памяти Эрнеста и Марго Хемингуэй посвящаю

1.
В переполненном мебелью и всевозможными вещами рабочем кабинете Джибо Мадлиани царит беспорядок – у дверей стоит мольберт, на котором установлен портрет владельца кабинета; рядом возвышается буль. Вдоль стен выстроены полки с книгами, промежутки между которыми заполнены старыми фотографиями и картинами. Стенные часы стоят. В одном углу комнаты огромный камин, в другом, на двуручный меч опирается фигура выряженного в латы средневекового рыцаря. На его плечи накинут современный фрак. Прямо находятся два окна с железными решетками, которые выходят на улицу. Письменный стол и полки покрыты белыми простынями. Простыня же прикрывает высокое старинное зеркало. Из соседней комнаты доносится невнятный гул неразборчивых голосов, шум собирания посуды, звяканье обеденных приборов, скрип передвигаемых стульев.

В кабинет проходит облаченная в траур Софико, пытается найти себе место в опустевшем помещении – вначале усядется в кресло, затем пересядет на стул, после чего отодвинет мольберт в угол, установит его рядом с рыцарем, вновь усядется, возьмет со стола несколько телеграмм и перечитывает их бесцветным голосом

СОФИКО.
«Никак не свыкнусь с мыслью, милый Джибо, что никогда более не смогу ощутить пожатие твоей сильной, доброй руки, никогда более не чокнусь с тобой стаканом, наполненном нектаром твоей родины, не услышу более бархатистых раскатов твоего голоса, а твоя лучистая, исполненная мудрости улыбка не проникнет на самое дно дно души твоего собеседника. Прощай, верный друг, покойся с миром… Твой тёзка, Габриэль Карлос де ла Пенья»… (и) «Пен-клуб Франции скорбит вместе с вами по поводу кончины нашего великого современника, писателя Джибраила Мадлиани… (отложит и эту телеграмму, возьмёт следующую) Дорогая Софико, всем сердцем скорбим вместе с тобой по поводу безвременной утраты твоего замечательного деда… »

Боковая дверь приоткроется и покажется веник, которым прибирают соседнюю комнату. После этого кто-то попытается занести в комнату старинный тяжелый стул. Софико подойдёт к двери.

СОФИКО.
Не беспокойтесь, тётя, завтра я приберу тут всё сама!

Софико заберёт у тётки стул и закроет дверь у неё перед носом. Тётка вновь попытается войти

ТЁТКА.
(из соседней комнаты) Думаешь, шуршуньчик, ты справишся одна?

СОФИКО.
Спасибо! Я вам итак стольким обязана!

ТЁТКА.
(из соседней комнаты) О чём речь? Дай, солнышко, я всё же подмету кабинет!

СОФИКО.
Обещаю, честное пионерское – завтра тут всё будет блестеть!

Софико водворит стул на причитающееся ему место, однако дверь вновь отворится и в проёме, на этот раз, покажется кресло. Софико направится навстрепу тётке.

СОФИКО.
Тётя, оставьте меня пожалуйста ненадолго одну! Я же вам обещала – завтра тут всё будет сверкать! Но это произойдет лишь завтра!

ТЁТКА.
Отдохнула бы немного, кисик! Всю неделю носишься, как угорелая!

СОФИКО.
Вот я и решила остановиться!

ТЁТКА.
Так пойди, приляг! Или, может, поедешь сегодня вместе с нами?

СОФИКО.
Спасибо! У меня одна единственная просьба – оставьте меня ненадолго одну!

Софико занесёт в комнату очередной стул, однако дверь откроется вновь и на пороге покажутся ножки очередного стула.

ТЁТКА.
Ласточка моя, пока домработница не ушла, может…

СОФИКО.
(с надрывом) Как мне вам объяснить? Завтра я всё приберу сама – всюду вытру пыль, надраю полы и даже натру их мастикой!

Софико вырвет стул из рук тётки и запрёт дверь изнутри на ключ. Присядет на секунду, однако от волнения не может успокоится, вскочит с места и примется прибирать кабинет – вытаскивает кнопки, которыми прикреплены простыни, складывает их. В дверь вновь постучат.

ТЁТКА.
(из соседней комнаты) Отвори мне, мой персик!

СОФИКО.
Оставьте меня в покое!

ТЁТКА.
Тут мы уже всё прибрали, остался лишь один стул. И хорошо было бы вынести буль из кабинета…

СОФИКО.
Куда вы все так торопитесь?! Дайте трупу остыть в могиле! Неужели непонятно – все эти вещи можно прибрать и завтра! (плача, прибавит темп работы) Слышать вас больше нет сил!

После того, как девушка сложит все простыни, она возмётся за тряпку и примется прибирать на письменном столе – вытирает пыль с давно знакомых ей предметов, заигрывает с пепельницей, сделанной в форме львиной головы. Играет так, как это делала в далёком детстве.

СОФИКО.
(подражает голосу деда) Ну, кого тут напугал Лёва? Неужто Софико? Или Джибо? О-о-о! (зарычит подобно льву и улыбнётся сквозь слёзы)

2.

На глаза Софико попадётся рукопись и она возьмёт её в руки, прочитает.

СОФИКО.
«Джибо Мадлиани… ‘Хранитель музея»… Посвящаю моей Софико…» (с сарказмом, от себя) единственной и неповторимой! (в задумчивости) Посвящаю или предсказываю?… А может и вовсе предначертываю?! (читает) «Глядите, глядите, эта девочка прямо-таки светится! – воскликнула повивальная бабка, не одну сотню раз приходившая на помощь матушке-природе в творимом ею великом таинстве. – Так и надо бы её назвать – Натела, Натия!

Софико отложит в сторону рукопись и продолжит уборку, хотя всё время косится в сторону рукописи. Во избежание искушения она нажмет на кнопку стоящего рядом магнитофона. Из динамиков донесётся траурнаю музыка. Девушка торопливо выключит её и сменит кассету. Из динамика раздастся мужской голос.

ГОЛОС ДЖИБО.
(из динамика) Дамы и господа!… Ваше величество!… Нет, не годится! Начнём сначала. Ваше величество!… Уважаемые дамы и господа! Софико, переводи!

ГОЛОС СОФИКО.
(из динамика же) Ну и что же прикажешь мне тут переводить? , » Уважаемые дамы», или «господа»?

ГОЛОС ДЖИБО.
(шутя) Когда великий классик глаголет, что остаётся обыкновенным смертным?… Правильно, помалкивать в тряпочку… Dear…your… Ваше величество» Как это будет по-английски?ј «Dear Ladies and Gentlemen, dear…»

В темноте покажется фигура Джибо в брюках из под фрака и белоснежной манишке, голос из динамика сменит живое исполнение. Софико также занята приготовлениями к торжеству.

ГОЛОС СОФИКО.
(из динамика) Как прикажешь! Your royal majesty, dear ladies and gentlemen…

ДЖИБО.
Вот так-то! Ваше величество, сегодня я слишком взволнован… (Софико) Ну что же ты? Переводи!

СОФИКО.
Если будем останавливаться на каждом шагу, так мы не закончим до полуночи! Уж коли начал «глаголить» – изреки еще пату фраз!

ДЖИБО.
Бог ты мой! Вконец всё волетело из головы! (никак не застегнет белый шелковый пояс, который полагается носить под фраком) Попался бы мне тот умник, что придумал такой пояс! Софико, помоги же!

СОФИКО.
В смысле – перевести?

ДЖИБО.
Да нет же!… Хотя… Ведь любое произнесённое мною слово – достояние истории! Итак, дорогие дамы…

СОФИКО.
Думаю, все уважаемые дамы и дорогие господа успели уже костьми полечь! Уверена, свою тронную речь тебе придётся произносить в пустом зале!

ДЖИБО.
Милые дамы, прошу не покидать нас! Господа, проявите активность!… (наденет накинутый на плечи рыцаря фрак) Ваше высочество… или величество? Софико, ты что молчишь? Помоги же! Господа, в этот торжественный день, перед получением столь важной премии, мне попросту не передать словами, насколько паршиво я себя чувствую! Этот дурацкий пояс, эти узкие туфли, да еще фалды фрака, что заплетают между ног!… И заметьте – я еще ни словом не обмолвился о «Мартини», доконавшем меня вчера вечером…

СОФИКО.
Словом, хана?

ДЖИБО.
Как бы не так! (глянет на часы) Но через двадцать минут машина будет здець! И «ханы» нам тут точно не миновать! (Софико завязывает ему на шее бабочку) Ваше величество, моя внучка никак не позволяет мне произнести торжественную речь!

СОФИКО.
Your Royal Majesty – между прочим, наша беседа записывается на диктафон! От потомков никак не утаить, что за несерьезный ты тип!

ДЖИБО.
Уж лучше бы ты зарезала меня этой булавкой!

СОФИКО.
Осторожно, не верти головой! Повернись! Замечательно! Давай, я произнесу сейчас всё по-английски, ты же переведи это на понятный тебе язык! Договорились? (голос из магнитофона) Your Royal Majesty, dear Ladies and Gentlemen…

Софико остановит магнитофон, фигура же призрака растает во мраке.

СОФИКО.
Finita la comedia!

Софико подойдёт к булю и вытащит его в соседнюю комнату, оттуда же занесёт стул и поставит его на привычное место, оглядится кругом.

СОФИКО.
Вроде бы, вернулись к привычному порядку? (Возьмет со стола очки Джибо и использует их, подобно лупе, озирается круом, с сарказмом) Вроде бы всё на месте! А человека нет! Джибо! Ау!… Джибо!

3.

Софико подойдёт к стенным часам, переведёт стрелки и качнёт маятник. Вернувшись к письменному столу, она усядется в кресло, возьмёт рукопись и примется читать отдельное фразы.

СОФИКО.
«Джибо Мадлиани… ‘Хранитель музея»… Посвящаю моей Софико… Глядите, глядите, она прямо-таки светится! – воскликнула повивальная бабка, не одну сотню раз приходившая на помощь матушке-природе в творимом ею великом таинстве. – Так и надо бы её назвать – Натела, Натия! Старуха провела шершавой ладонью по головке новорожденной… бла-бла-бла… Так и назвали девочу этим именем… бла-бла-бла… В дальнейшем невидимая связь, установившаяся между девочкой и её именем еще более окребла… бла-бла-бла… Пять букв, три гласных вместе с двумя мягкими согласными ‘эн» и «тэ» полностью гармонировали с тем светом, что излучала девочка вокруг себя.

Софико вернёт лист обратно в стопку, подойдёт к высокому зеркалу и оглядит собственную фигуру.

СОФИКО.
Ну и с чего бы это, милая София, ты решила, будто в рассказе предначертано именно твоё будущее? (с сарказмом) «София», «мудрость», те же пять букв, три гласных вместе с двумя мягкими согласными, но на этот раз ‘эс» и «эф»? Воистину гениальное открытие! В одном случае Джибо автор рассказа, в другом же – он нарек тебя именем? Интересно, кто бы помешал писателю перенести подсмотренные в жизни детали в собственные произведения? Либо наоборот… Или твои сомнения возникли в связи с тем, что в день похорон тебе также предложили занять пост хранителя музея? Мало-ли случается подобных совпадений?

Софико возьмёт другой лист и вначале примется читать, однако затем отложит в сторону и продолжит наизусть.

СОФИКО.
Натия принадлежала к той породе потомственной знати, в чьем роду горевать и сетовать на собственную судьбу запрещалось не только прилюдно, но даже тогда, когда представители этой семьи оставались наедине с собой. Свойство это настолько въелось в их плоть и кровь, что приумноженное в веках, закрепилось в генах каждого представителя… Судьба семьи настолько переплелась с судьбой страны, бла-бла-бла… К великому несчастью, горестных годин в нашей истории насчитывается намного больше, чем счастливых мгновений… (продолжит полемику с собой) … это тоже не повод для беспокойства… вокруг тебя, дорогуша, масса отпрысков аристократических семейств… Так что этот довод можно отложить в сторону… Ну, а что скажете по поводу директорства музеем, которое было предложено вам сегодня? Символы и факты совпадают полностью! (подойдёт к столу у возьмёт другой лист, читает) «…девушка с юношеским энтузиазмом взялась восстанавливать музей. Вначале, дом предков мало чем напоминал человеческое жилище – давным давно обветшавшая кровля обрушилась и лежала, скрючившись, подобно старому горькому пьянице, сам же музейный фонд попросту не сушествовал – немногочисленные реликвии были рассеяны по всему свету… (возьмёт другой лист) …»вначале ей удалось восстановить одну единственную комнату – многие вещи односельчане забросили за ненадобностью на чердаки и в чуланы – в двадцатые и в тридцатые годы, в периоды экспроприации и коллективизации, дом не раз разграблялся ближайшими соседями. Большая же часть тех крох, что сохранились за период советской власти, в начале девиностых вновь подпали под турецкий полон и в виде утиля и лома вновь были вывезены за границу. Так, набившая всем оскомину история вновь повторилась в конце двадцатого столетия…

Софико отложит листы в сторону и продолжит начатую ранее полемику с самой собой.

СОФИКО.
Ну и что? Стану я хранителем музея! Почему бы и нет?! Кто-то же должен заняться этим? Кто, лучше меня знаком с вещами моего деда? Кто, лучше меня, присмотрит за всем этим добром? Вон, погляди, сколько корреспонденции! А неопубликованнье произведения?… Надо немедленно начать работу над полным собранием сочинений! Кому это под силу, если не мне?… Пока еще живы современники и друзья, необходимо издать сборник воспоминаний. Если дадут возможность набрать небольшой штат сотрудников, все эти материалы мы систематизируем за несколько лет… На окнах надо сменить занавески, стулья тоже неплохо бы обить новой тканью, старая совсем прохудилась!

Софико неожиданно усмехнется, достанет из ящика стола нижницы, коробок с кнопками и моток шпагата. Она нарежет шпагат на меньшие куски и обходит стулья, прикрепляет нарезанное ленточки между спинками и сиденьями так, как это принято в музеях, чтобы посетители не усаживались на экспонаты.

СОФИКО.
В ближайшие лет двадцать дел тут невпроворот. Я буду строгой директриссой, надо же защитить музей от проказ школьников. (вооружится мечом рыцаря, использует его в виде указки, паясничает) Ну-ка, дети, востроились по двое! В музее ни в коем случае нельзя шалить и трогать экспонаты! Нето изведаете всемирно известной толедской стали! (угрожающе поигрывает мечом) Музей будет открываться в десять… Или в одиннадцать?… В десять открою, в одиннадцать начнутся экскурсии… «Ты что грызешь свои ногти?! Учителя в школе наверное объяснили вам, что сегодня вы посетите дом-музей известного писателя, Джибраила Мадлиани. Ну-ка, поднимите руки, кто из вас чирал его роман «Стрелец»? Раз,… два… Негусто… Девочка, ты куда засунула пальцы? Может, тебе подсобить моими? А, читать-то вы хотя бы умеете? Ах, нет?! Замечательно!… В отличии от вас, Джибо Мадлиани обучился грамоте в возрасте трёх лет и, как видите, стал маститым писателем. На этом портрете изображен дед писателя, генерал от инфантерии Караман Мадлиани (обратится к воображаемому шалуну) Ну-ка, не трогай трубку! Какое время вам курить? Это коллекция его трубок – чтож тут греха таить – любил покойный попыхтеть на досуге! Надеюсь, в этой дурной привычке вы не станете брать с него пример!… Немедленно отойдите от рыцаря – эти латы были привезены нашим предком, Зазой Мадлиани в шестнадцатом веке из Франции. На турнире при дворе короля Генриха второго, он победил герцога де Немюра, Максимилиана и тот, согласно правилам, вручил свои доспехи победителю. Живя во Франции, Заза женился на Марте Эстерхази, дочери посланника венгерского короля. За особые заслуги король Франции наградил Зазу почётным званием маршала – к вашему сведению, это звание не совпадает с сегодняшним главнокомандующим… К сожалению, маршальский жезл, также как и масса других реликвий, исчез в хранилищах НКВД в тридцать седьмом… Ну а в шестнадцатом столетии Заза Мадлиани посадил свою красавицу жену на коня и вернулся на родину – остепенившись, не смог ужиться с порядками, царившими во Ф%F

Хранитель музея
одноактная пьеса

действующие лица:

Софико Мадлиани, 24-x лет

Джибо Мадлиани, призрак деда Софико

тетка Софико, пытающаяся войти в кабинет

Кабинет Джибо Мадлиани, вечером после поминок, в наши дни.

Памяти Эрнеста и Марго Хемингуэй посвящаю

1.
В переполненном мебелью и всевозможными вещами рабочем кабинете Джибо Мадлиани царит беспорядок – у дверей стоит мольберт, на котором установлен портрет владельца кабинета; рядом возвышается буль. Вд%

Хранитель музея
одноактная пьеса

действующие лица:

Софико Мадлиани, 24-x лет

Джибо Мадлиани, призрак деда Софико

тетка Софико, пытающаяся войти в кабинет

Кабинет Джибо Мадлиани, вечером после поминок, в наши дни.

Памяти Эрнеста и Марго Хемингуэй посвящаю

1.
В переполненном мебелью и всевозможными вещами рабочем кабинете Джибо Мадлиани царит беспорядок – у дверей стоит мольберт, на котором установлен портрет владельца кабинета; рядом возвышается буль. Вдоль стен выстроены полки с книгами, промежутки между которыми заполнены старыми фотографиями и картинами. Стенные часы стоят. В одном углу комнаты огромный камин, в другом, на двуручный меч опирается фигура выряженного в латы средневекового рыцаря. На его плечи накинут современный фрак. Прямо находятся два окна с железными решетками, которые выходят на улицу. Письменный стол и полки покрыты белыми простынями. Простыня же прикрывает высокое старинное зеркало. Из соседней комнаты доносится невнятный гул неразборчивых голосов, шум собирания посуды, звяканье обеденных приборов, скрип передвигаемых стульев.

В кабинет проходит облаченная в траур Софико, пытается найти себе место в опустевшем помещении – вначале усядется в кресло, затем пересядет на стул, после чего отодвинет мольберт в угол, установит его рядом с рыцарем, вновь усядется, возьмет со стола несколько телеграмм и перечитывает их бесцветным голосом

СОФИКО.
«Никак не свыкнусь с мыслью, милый Джибо, что никогда более не смогу ощутить пожатие твоей сильной, доброй руки, никогда более не чокнусь с тобой стаканом, наполненном нектаром твоей родины, не услышу более бархатистых раскатов твоего голоса, а твоя лучистая, исполненная мудрости улыбка не проникнет на самое дно дно души твоего собеседника. Прощай, верный друг, покойся с миром… Твой тёзка, Габриэль Карлос де ла Пенья»… (возьмёт другую телеграмму) «Пен-клуб Франции скорбит вместе с вами по поводу кончины нашего великого современника, писателя Джибраила Мадлиани… (отложит и эту телеграмму, возьмёт следующую) Дорогая Софико, всем сердцем скорбим вместе с тобой по поводу безвременной утраты твоего замечательного деда… »

Боковая дверь приоткроется и покажется веник, которым прибирают соседнюю комнату. После этого кто-то попытается занести в комнату старинный тяжелый стул. Софико подойдёт к двери.

СОФИКО.
Не беспокойтесь, тётя, завтра я приберу тут всё сама!

Софико заберёт у тётки стул и закроет дверь у неё перед носом. Тётка вновь попытается войти

ТЁТКА.
(из соседней комнаты) Думаешь, шуршуньчик, ты справишся одна?

СОФИКО.
Спасибо! Я вам итак стольким обязана!

ТЁТКА.
(из соседней комнаты) О чём речь? Дай, солнышко, я всё же подмету кабинет!

СОФИКО.
Обещаю, честное пионерское – завтра тут всё будет блестеть!

Софико водворит стул на причитающееся ему место, однако дверь вновь отворится и в проёме, на этот раз, покажется кресло. Софико направится навстрепу тётке.

СОФИКО.
Тётя, оставьте меня пожалуйста ненадолго одну! Я же вам обещала – завтра тут всё будет сверкать! Но это произойдет лишь завтра!

ТЁТКА.
Отдохнула бы немного, кисик! Всю неделю носишься, как угорелая!

СОФИКО.
Вот я и решила остановиться!

ТЁТКА.
Так пойди, приляг! Или, может, поедешь сегодня вместе с нами?

СОФИКО.
Спасибо! У меня одна единственная просьба – оставьте меня ненадолго одну!

Софико занесёт в комнату очередной стул, однако дверь откроется вновь и на пороге покажутся ножки очередного стула.

ТЁТКА.
Ласточка моя, пока домработница не ушла, может…

СОФИКО.
(с надрывом) Как мне вам объяснить? Завтра я всё приберу сама – всюду вытру пыль, надраю полы и даже натру их мастикой!

Софико вырвет стул из рук тётки и запрёт дверь изнутри на ключ. Присядет на секунду, однако от волнения не может успокоится, вскочит с места и примется прибирать кабинет – вытаскивает кнопки, которыми прикреплены простыни, складывает их. В дверь вновь постучат.

ТЁТКА.
(из соседней комнаты) Отвори мне, мой персик!

СОФИКО.
Оставьте меня в покое!

ТЁТКА.
Тут мы уже всё прибрали, остался лишь один стул. И хорошо было бы вынести буль из кабинета…

СОФИКО.
Куда вы все так торопитесь?! Дайте трупу остыть в могиле! Неужели непонятно – все эти вещи можно прибрать и завтра! (плача, прибавит темп работы) Слышать вас больше нет сил!

После того, как девушка сложит все простыни, она возмётся за тряпку и примется прибирать на письменном столе – вытирает пыль с давно знакомых ей предметов, заигрывает с пепельницей, сделанной в форме львиной головы. Играет так, как это делала в далёком детстве.

СОФИКО.
(подражает голосу деда) Ну, кого тут напугал Лёва? Неужто Софико? Или Джибо? О-о-о! (зарычит подобно льву и улыбнётся сквозь слёзы)

2.

На глаза Софико попадётся рукопись и она возьмёт её в руки, прочитает.

СОФИКО.
«Джибо Мадлиани… ‘Хранитель музея»… Посвящаю моей Софико…» (с сарказмом, от себя) единственной и неповторимой! (в задумчивости) Посвящаю или предсказываю?… А может и вовсе предначертываю?! (читает) «Глядите, глядите, эта девочка прямо-таки светится! – воскликнула повивальная бабка, не одну сотню раз приходившая на помощь матушке-природе в творимом ею великом таинстве. – Так и надо бы её назвать – Натела, Натия!

Софико отложит в сторону рукопись и продолжит уборку, хотя всё время косится в сторону рукописи. Во избежание искушения она нажмет на кнопку стоящего рядом магнитофона. Из динамиков донесётся траурнаю музыка. Девушка торопливо выключит её и сменит кассету. Из динамика раздастся мужской голос.

ГОЛОС ДЖИБО.
(из динамика) Дамы и господа!… Ваше величество!… Нет, не годится! Начнём сначала. Ваше величество!… Уважаемые дамы и господа! Софико, переводи!

ГОЛОС СОФИКО.
(из динамика же) Ну и что же прикажешь мне тут переводить? , » Уважаемые дамы», или «господа»?

ГОЛОС ДЖИБО.
(шутя) Когда великий классик глаголет, что остаётся обыкновенным смертным?… Правильно, помалкивать в тряпочку… Dear…your… Ваше величество» Как это будет по-английски?ј «Dear Ladies and Gentlemen, dear…»

В темноте покажется фигура Джибо в брюках из под фрака и белоснежной манишке, голос из динамика сменит живое исполнение. Софико также занята приготовлениями к торжеству.

ГОЛОС СОФИКО.
(из динамика) Как прикажешь! Your royal majesty, dear ladies and gentlemen…

ДЖИБО.
Вот так-то! Ваше величество, сегодня я слишком взволнован… (Софико) Ну что же ты? Переводи!

СОФИКО.
Если будем останавливаться на каждом шагу, так мы не закончим до полуночи! Уж коли начал «глаголить» – изреки еще пату фраз!

ДЖИБО.
Бог ты мой! Вконец всё волетело из головы! (никак не застегнет белый шелковый пояс, который полагается носить под фраком) Попался бы мне тот умник, что придумал такой пояс! Софико, помоги же!

СОФИКО.
В смысле – перевести?

ДЖИБО.
Да нет же!… Хотя… Ведь любое произнесённое мною слово – достояние истории! Итак, дорогие дамы…

СОФИКО.
Думаю, все уважаемые дамы и дорогие господа успели уже костьми полечь! Уверена, свою тронную речь тебе придётся произносить в пустом зале!

ДЖИБО.
Милые дамы, прошу не покидать нас! Господа, проявите активность!… (наденет накинутый на плечи рыцаря фрак) Ваше высочество… или величество? Софико, ты что молчишь? Помоги же! Господа, в этот торжественный день, перед получением столь важной премии, мне попросту не передать словами, насколько паршиво я себя чувствую! Этот дурацкий пояс, эти узкие туфли, да еще фалды фрака, что заплетают между ног!… И заметьте – я еще ни словом не обмолвился о «Мартини», доконавшем меня вчера вечером…

СОФИКО.
Словом, хана?

ДЖИБО.
Как бы не так! (глянет на часы) Но через двадцать минут машина будет здець! И «ханы» нам тут точно не миновать! (Софико завязывает ему на шее бабочку) Ваше величество, моя внучка никак не позволяет мне произнести торжественную речь!

СОФИКО.
Your Royal Majesty – между прочим, наша беседа записывается на диктафон! От потомков никак не утаить, что за несерьезный ты тип!

ДЖИБО.
Уж лучше бы ты зарезала меня этой булавкой!

СОФИКО.
Осторожно, не верти головой! Повернись! Замечательно! Давай, я произнесу сейчас всё по-английски, ты же переведи это на понятный тебе язык! Договорились? (голос из магнитофона) Your Royal Majesty, dear Ladies and Gentlemen…

Софико остановит магнитофон, фигура же призрака растает во мраке.

СОФИКО.
Finita la comedia!

Софико подойдёт к булю и вытащит его в соседнюю комнату, оттуда же занесёт стул и поставит его на привычное место, оглядится кругом.

СОФИКО.
Вроде бы, вернулись к привычному порядку? (Возьмет со стола очки Джибо и использует их, подобно лупе, озирается круом, с сарказмом) Вроде бы всё на месте! А человека нет! Джибо! Ау!… Джибо!

3.

Софико подойдёт к стенным часам, переведёт стрелки и качнёт маятник. Вернувшись к письменному столу, она усядется в кресло, возьмёт рукопись и примется читать отдельное фразы.

СОФИКО.
«Джибо Мадлиани… ‘Хранитель музея»… Посвящаю моей Софико… Глядите, глядите, она прямо-таки светится! – воскликнула повивальная бабка, не одну сотню раз приходившая на помощь матушке-природе в творимом ею великом таинстве. – Так и надо бы её назвать – Натела, Натия! Старуха провела шершавой ладонью по головке новорожденной… бла-бла-бла… Так и назвали девочу этим именем… бла-бла-бла… В дальнейшем невидимая связь, установившаяся между девочкой и её именем еще более окребла… бла-бла-бла… Пять букв, три гласных вместе с двумя мягкими согласными ‘эн» и «тэ» полностью гармонировали с тем светом, что излучала девочка вокруг себя.

Софико вернёт лист обратно в стопку, подойдёт к высокому зеркалу и оглядит собственную фигуру.

СОФИКО.
Ну и с чего бы это, милая София, ты решила, будто в рассказе предначертано именно твоё будущее? (с сарказмом) «София», «мудрость», те же пять букв, три гласных вместе с двумя мягкими согласными, но на этот раз ‘эс» и «эф»? Воистину гениальное открытие! В одном случае Джибо автор рассказа, в другом же – он нарек тебя именем? Интересно, кто бы помешал писателю перенести подсмотренные в жизни детали в собственные произведения? Либо наоборот… Или твои сомнения возникли в связи с тем, что в день похорон тебе также предложили занять пост хранителя музея? Мало-ли случается подобных совпадений?

Софико возьмёт другой лист и вначале примется читать, однако затем отложит в сторону и продолжит наизусть.

СОФИКО.
Натия принадлежала к той породе потомственной знати, в чьем роду горевать и сетовать на собственную судьбу запрещалось не только прилюдно, но даже тогда, когда представители этой семьи оставались наедине с собой. Свойство это настолько въелось в их плоть и кровь, что приумноженное в веках, закрепилось в генах каждого представителя… Судьба семьи настолько переплелась с судьбой страны, бла-бла-бла… К великому несчастью, горестных годин в нашей истории насчитывается намного больше, чем счастливых мгновений… (продолжит полемику с собой) … это тоже не повод для беспокойства… вокруг тебя, дорогуша, масса отпрысков аристократических семейств… Так что этот довод можно отложить в сторону… Ну, а что скажете по поводу директорства музеем, которое было предложено вам сегодня? Символы и факты совпадают полностью! (подойдёт к столу у возьмёт другой лист, читает) «…девушка с юношеским энтузиазмом взялась восстанавливать музей. Вначале, дом предков мало чем напоминал человеческое жилище – давным давно обветшавшая кровля обрушилась и лежала, скрючившись, подобно старому горькому пьянице, сам же музейный фонд попросту не сушествовал – немногочисленные реликвии были рассеяны по всему свету… (возьмёт другой лист) …»вначале ей удалось восстановить одну единственную комнату – многие вещи односельчане забросили за ненадобностью на чердаки и в чуланы – в двадцатые и в тридцатые годы, в периоды экспроприации и коллективизации, дом не раз разграблялся ближайшими соседями. Большая же часть тех крох, что сохранились за период советской власти, в начале девиностых вновь подпали под турецкий полон и в виде утиля и лома вновь были вывезены за границу. Так, набившая всем оскомину история вновь повторилась в конце двадцатого столетия…

Софико отложит листы в сторону и продолжит начатую ранее полемику с самой собой.

СОФИКО.
Ну и что? Стану я хранителем музея! Почему бы и нет?! Кто-то же должен заняться этим? Кто, лучше меня знаком с вещами моего деда? Кто, лучше меня, присмотрит за всем этим добром? Вон, погляди, сколько корреспонденции! А неопубликованнье произведения?… Надо немедленно начать работу над полным собранием сочинений! Кому это под силу, если не мне?… Пока еще живы современники и друзья, необходимо издать сборник воспоминаний. Если дадут возможность набрать небольшой штат сотрудников, все эти материалы мы систематизируем за несколько лет… На окнах надо сменить занавески, стулья тоже неплохо бы обить новой тканью, старая совсем прохудилась!

Софико неожиданно усмехнется, достанет из ящика стола нижницы, коробок с кнопками и моток шпагата. Она нарежет шпагат на меньшие куски и обходит стулья, прикрепляет нарезанное ленточки между спинками и сиденьями так, как это принято в музеях, чтобы посетители не усаживались на экспонаты.

СОФИКО.
В ближайшие лет двадцать дел тут невпроворот. Я буду строгой директриссой, надо же защитить музей от проказ школьников. (вооружится мечом рыцаря, использует его в виде указки, паясничает) Ну-ка, дети, востроились по двое! В музее ни в коем случае нельзя шалить и трогать экспонаты! Нето изведаете всемирно известной толедской стали! (угрожающе поигрывает мечом) Музей будет открываться в десять… Или в одиннадцать?… В десять открою, в одиннадцать начнутся экскурсии… «Ты что грызешь свои ногти?! Учителя в школе наверное объяснили вам, что сегодня вы посетите дом-музей известного писателя, Джибраила Мадлиани. Ну-ка, поднимите руки, кто из вас чирал его роман «Стрелец»? Раз,… два… Негусто… Девочка, ты куда засунула пальцы? Может, тебе подсобить моими? А, читать-то вы хотя бы умеете? Ах, нет?! Замечательно!… В отличии от вас, Джибо Мадлиани обучился грамоте в возрасте трёх лет и, как видите, стал маститым писателем. На этом портрете изображен дед писателя, генерал от инфантерии Караман Мадлиани (обратится к воображаемому шалуну) Ну-ка, не трогай трубку! Какое время вам курить? Это коллекция его трубок – чтож тут греха таить – любил покойный попыхтеть на досуге! Надеюсь, в этой дурной привычке вы не станете брать с него пример!… Немедленно отойдите от рыцаря – эти латы были привезены нашим предком, Зазой Мадлиани в шестнадцатом веке из Франции. На турнире при дворе короля Генриха второго, он победил герцога де Немюра, Максимилиана и тот, согласно правилам, вручил свои доспехи победителю. Живя во Франции, Заза женился на Марте Эстерхази, дочери посланника венгерского короля. За особые заслуги король Франции наградил Зазу почётным званием маршала – к вашему сведению, это звание не совпадает с сегодняшним главнокомандующим… К сожалению, маршальский жезл, также как и масса других реликвий, исчез в хранилищах НКВД в тридцать седьмом… Ну а в шестнадцатом столетии Заза Мадлиани посадил свою красавицу жену на коня и вернулся на родину – остепенившись, не смог ужиться с порядками, царившими во Франции. В последние годы жизни мой дед собирал материалы о той эпохе, собирался написать роман о своем именитом предке… (укажет на перекинутый на плечи рыцаря фрак) А вот этот фрак был одет на Джибо во время вручения торжественной премии на приёма в Голландии. Следует сказать – мой дед признавал лишь свитера, хотя всевозможной церемониальной одежды в нашей квартире скопилось о-го-го! Содержимое этого шкафа так и называлось – музейный хлам. (раскроет дверцу и примется демонстрировать висящие в нём плащи и накидки, надевает их себе на плечи) Этот плащ из Оксфорда, когда ему вручали почётного дотора… А этот из Гарварда… Это – Болонья – накидка Doc¬tor honoris causa старейшего университета Европы вместе с соответствующим головным убором. Нет, простите, Болонья вот это, этот же плащ из Сарагоссы. Одним словом, пищи для моли тут хоть отбавляй! (снимает с себя плащи) Болонья, Сарагосса, Гарвард, Оксфорд… Нет, эта шаль уже моя, хотя и её мне подарил мой дед… Привёз из Норвегии. Платье также подарено мне им. (воображаемому экскурсанту) нет, миленький, его я не сниму, не дождешься! Туфли… того же происхождения, часы – подарены гостем Джибо из Японии. Кольцо – бабушкино, хотя и его ей подарил мой дед. Чулки приобретены на мою зарплату, однако устроилась я на работу опять-таки благодаря протекции Джибо Мадлиани! Посмотрела бы я, как удержаться на том месте без его помощи! До сегодняшнего дня ходила бы безработной!… Что еше осталось?… Плоть да кровь?!… Ну, они и подавно дедовские – начиная с формы носа и заканчивая едой, которая была приобретена на его деньги! Этот экспонат, дети, называется Софико Мадлиани! Двадцати четырех лет, сирота, родители погибли в автокатастрофе. Филолог по образованию, единственная внучка и прямая наследница Джибо Мадлиани, будущий директор еще не созданного музея. По крайней мере, именно так порешил анклав родственников: «Кто, лучше тебя справится с этим ответственным и почётным заданием? Так и превращусь в навекивечного директора музея. «Навекивечного»! Что за жуткое слово! На веки… Нет, это не чей-нибудь чужой, посторонний век! Это век мой, моя жизнь, которую я должна положить во исполнение решения совета семьи! Здесь я останусь до скончанья своих дней, здесь я буду заживо похоронена! А как же иначе, нельзя же проявлять неблагодарность – платье – от Джибо, чулки – от Джибо, трусы – оттуда же! Фейс – вылитый дедушка! А где же Софико, наш директор? Софа, София, Софочка, где ты? Вы кого ищете? Софико Мадлиани? А кто это такая? (гротескно разыскивает себя) О такой мы и слыхом не слыхивали! Тут всё принадлежит Джибо! Это его мир – его квартира, его кабинет, его книги, его кресло, его стулья… Я же ведь тоже всего лишь его внучка! Да проживи я хоть до семидесяти, люди лишь благодаря нему будут указывать на меня пальцем, шушукаться, «поглядите, эта старая развалина – внучка нашего Джибо!» А что она представляет из себя сама?… Как её зовут?… Кто такая?!… А какое это имеет значение? Профессия – внучка, социальное предназначение – всё тоже! В действительности же полное НИЧТО! НИ-ЧТО! Независимо она попросту не существует! Так что, милые дети, экскурсию вам провело несуществующее нечто! Вы можете себе представить такое? НЕЧ-ТО НЕ-СУ-ЩЕ-СТВУ-Ю-ЩЕ-Е! Ладно, закончили, дуйте по домам! Ну а ты, девочка, что с тобой, почему у тебя глаза на мокром месте? (нагнётся и присядет перед воображаемой маленькой собеседницей) Тебе стало жаль Софико? Не плачь, иди ко мне, я вытру тебе слёзы… Тебя как зовут? Ах, ты тоже маленькая Софа? Твой дед тоже в тебе души не чает?… Где твой платок?

Из соседней комнаты в дверь постучат.

ТЁТКА.
Зайчик мой, отвори дверь! (сама же откроет дверь, заглянет, однако не заметит девушку, которая присела за письменным столом) Куда она только запропастилась? И прибрала всё кругом! Софико! Софико!

В то время, пока Софико приводит себя в порядок и вытирает слёзы, тётка выйдет из кабинета и прикроет за собой дверь.

4.

Софико встанет с пола.

СОФИКО.
Вот, пожалуйста! Собственная тётка тоже не приметила! Впрочем, как она могла обнаружить «несуществующее нечто»? (глянет на себя в зеркало) Полная прозрачность, прямо таки животворящий горный воздух! Ни тебе какого-нибудь навыка, какого-нибудь подобия способностей, не говоря уж о таланте! Присущего мне! Лично! Моего собственного! Еще в школе, после автокатастрофы, учителя даже не вызывали меня к доске – «как бы не навредить чувствительной психике ребёнка!» Уверена – внучка такого деда всенепременно знает урок!» «Берите с неё примерь! На филфак попала всё по той же причине! «Как тебе не стыдно? Внучка такого деда просто обязана пойти по проторённому им пути! И смотри – ни шага в сторону! Ах, любишь рыбок, мечтаешь об ихтиологии? Замечательно – купи аквариум и поставь на оконную раму у себя в комнате! Результат – налицо! Полное ничтожество! Абсолютной нуль! А если прибавить к этому: «Ты должна быть на высоте призвания нашей семьи!» «Кому бы рассказать, что потомок Марты Эстергази, руку которой целовал сам король Франции, лузгает семечки!» Чтобы подумал царь Соломон, увидь он, как пра-правнучка Вахушти Мадлиани надувает шарик жевательной резинки!» Воспитали доцентиком! «Софико, погляди-ка, как мои рассказы издали во Франции!» «Тебя не интересно глянуть, как наша фамилия пишется по-китайски!» «Слушай, у тебя нет знакомых, говорящих на суахили? Уж больно интересно, что пишут обо мне в предисловии!» Окружена настоящим культом Мадлиани! Сплошное засилье! Ну и кем же являюсь тут я? Муравьем? Букашкой? Напечатали несколько моих рассказов и стихов – опять-таки благодаря заботе нашего великого душелюба и душеведа! (раскроет книжку) «Милому дедуле от автора!» Тоже мне, «автор»! Рабиндранат Тагор нашелся! Боже ты мой, что же мне делать? Бесталанная, невзрачная! Дурактриса Навекивечная! «Будут у тебя сотрудники, помогут!». Кто посмеет перечить внучке великого писателя в его же доме? Господи, прости мне весь этот вздор! Как ты терпишь всю эту желчь , не сотрешь в порошок, не изведешь меня со свету? Хотя, разве я не изведена? Человек помер, а ничего на этом свете не изменилось! Всё окаменело, застыло! Кругом одни лишь его рукописи, его дневники, его переводы! Он гниёт себе там, под землей, я же погибаю здесь, да еще должна уцепиться за эти рукописи!… Всё это добро разгребать мне! Своими руками!… Ежедневно, зимою и летом, в слякоть и в вёдро! И так до самой кончины! (схватит одну из тетрадей и раскроет наобум) «Поэзия остаётся всегда той, превыше всяких Альп прославленной высотой, которая валяется в траве, под ногами, так, что надо только нагнуться, чтобы её увидеть и подобрать с земли; она всегда будет проще того, чтобы её можно было обсуждать в собраниях, она навсегда останется… бла-бла-бла… Борис Пастернак… Пастенаку то что – кормился велеречивым произнесением слов! «превыше всяких Альп прославленная высота, что валяется в траве у твоих ног!…» Ну-ка, спросил бы Борис Леонидович у своего сына, какого стоять в тени этой травы, когда сверху тебя испепеляет знойное солнце по имени Борис Пастернак! А в довершение ко всему, всё заранее спланировано и ты не в силах что-либо изменить! Ничего! Весь этот мир неизменен! Ты понимаешь, Софико, в этом месте ты ничего никогда не сможешь изменить! Ты навсегда похоронена в этом склепе! Выбраться из этой пещеры невозможно! (подойдёт к окну и подётгает за железные прутья решетки) Этот мир надежно защищён! Войти в окружение этой семейки всегда было делом архисложным, что же касается освобождения из этого плена?! Попросту невозможно! Господи, сколько раз я молила тебя освободить меня от принадлежности к этой семье, сколько раз сбегала из дому, чтобы затем, подобно блудному сыну, вернуться назад! И после этого мы оба вели себя так, словно ничто не произошло на белом свете! Но с сегодняшнего дня… Да и куда сбежишь? Как вырваться из темницы, что прикипела ко мне подобно раковине улитки? Эх, Джибо, Джибо! Или, в твоих жилах вскипела кровь твоих мадьярских предков, что хоронили в курганах вместе со скончавшимся главой рода всех его домочадцев? Затащил меня в свою могилу? Неужели, этот проклятый рассказ должен был закончиться похоронами Натия, моего альтер-эго? Неужели последними словами этой трижды проклятой новеллы должны были стать слова: «На сороковой день её засыпали землей»?… Нет, безвыходных ситуаций не существует, свежий воздух хоть откуда-то, должен проникать и в эту могилу! (подойдёт к камину и заглянет снизу в дымоход, усмехнётся) Или мне необходимо превратиться в ведьму и, оседлав метлу, исчезнуть в дымоходе? «…спустя сорок дней…» Твои последние слова на этом свете… Что ты подразумевал, что хотел этим сказать? (возьмет отложенную в сторону рукопись, однако, при этом заденет пепельницу, сделанную в форме львиной головы, та упадёт на пол и разобьётся. Софико примется поднимать осколки) Ты тоже, Лео, решил разделить участь своего хозяина? Захотелось сойти вместе с ним в преисподнюю? Так, в виде обломков, ты уже никого не испугаешь! Грядущие археологи, при раскопках этой могилы, долго будут ломать себе голову над тем, что из себя представляли в действительности эти черепки… Или, может, облегчить им задачу? У деда где-то в ящике валялся клей… (возьмётся за поиски) Интересно, за что они тебя примут?… Скорее всего, всё же за нечто, связанное с магическими ритуалами, при которых изо рта и из ноздрей выпускался адский дым. (обнаружит клей) А вот и он! (читает) «Предназначается для склеиванья изделий из дерева, металла, жесткого поливинилхлорида, кожи, резины, стекла, керамики»… Сгодится! «Указания по применению: склеиваемые поверхности тщательно протрите, очистите бензином или ацетоном от жирных наслоений, покройте тонким слоем клея…» Сколько не проси, а за бензином я сейпас шага не ступлю, просто покрою тебя слоем клея… (принимается склеивать пепельницу, ищет сочетаущиеся поверхности) «спустя сорок дней…» Вряд-ли, когда я позвала его к телевизору, думал он в тот вечер о склеивании этой пепельницы «…спустя сорок дней…» Мысль прервалась на полуслове… Сам-то он, будь здоров, знал, в какую сторону направит ход своей мысли… Вся проблема в нас! Несчастных! Что ты подразумевал в своей лебединой песне? Что не завершил? Как воспринимать этот твой рассказ? Хотел предупредить меня? Или это образная метафора моей будущей жизни, в которой София Мадлиани попросту заменена на Натия Гвариани»? Это предсказание? Вся моя жизнь, и без того спланирована тобой. Решил даже после своей смерти утрясти мое будущее? (никак не удаётся склеить пепельницу) Вот Леопольд, он точно, никогда более не сможет издавать свой рык по-старинке! Лучше, чтоб за ним призмотрели будущие археологи? Может, они окажутся более усердными? Создадут интересные концепции по поводу нашего быта. «…спустя сорок дней…» Спустя лет десять, я уверена, литературоведы будут защищать диссертации, один провозгласит: «спустя сорок дней Натия Гвариани пристрастилась к наркотикам, другой же возразит ему: «отнюдь, отнюдь, спустя сорок дней её изнасиловали в подворотне, на пятый же месяц она разрешилась мертворождённым недоноском… Именно на развитие в этом направлении указывает всё предыдущее повествование… А какой-нибудь режиссёр снимет фильм и прервёт повествование именно на этих многозначительных словах… Что касается меня, то я буду приглашена в качестве эксперта-консультанта. «Уважаемая Софико, как по-вашему, мне удался мой гениальный финал, где всё зыбко и неопределённо?» Я же, в полном соответствии со своим имиджем величайшего знатока творчества собственного деда, отвечу не менее серьезным тоном: «Ни тут-то было! Извиняюсь, спустя сорок дней героиня… (задумается) …дала дуба! Ты смотри! К тому же, как свежо! И главное – оригинально?! Даже добавлю – перед самой смертью покойный указал мне при последнем вздохе: «впиши своей рукой – «героиня дала дуба!». Свидетелей всё равно нет, эти слова я могу объявить даже последней фразой писателя: она дала дуба!». И на этом закончатся какие бы то ни было споры о нашем будущем! Я даже запишу немедленно (вооружится ручкой, однако затем раздумает, усмехнётся и отбросит пишущую ручку в сторону) Интересно, это кто вам набрехал, будто героиня скончалась? Кто распоряжается всем этим добром? Кто владеет этими предметами? Кого тут назначают навекивечным директором? Ты кого, дорогуша, хоронишь? Ты кого убиваешь? Это всё принадлежит тебе! Это не тебя схоронят в этом мире – ты схоронишь тут всё вокруг! Предсказания Джибо лопнули! Мыльный пузырёк растёкся по стеклу! Ну как, способен был наш великий писатель придумать такое продолжение? Однажды чиркну спичкой и… Потянуло на борьбу?! С самим Джибо Мадлиани?… А почему бы, собственно, и нет? Ведь и в эту могилу проникает откуда-нибудь свет и воздух! (Софико схватит незавершенный рассказ, подойдёт к камину и подожжёт листы, следит за огнём) Отныне все пути для тебя открыты! Никакое будущее не сковывает меня! Моё будущее в моих руках! Гори! Гори! Я свободна! Свободна!

По другую сторону камина покажется фигура Джибо Мадлиани.

7.

Джибо с интересом наблюдает за тем, как горит рукопись.

ДЖИБО.
Красиво горит!

СОФИКО.
(испугается, однако не подаст вида) Красиво! С детства люблю наблюдать за огнём!

В целях самозащиты Софико отступит к рыцарю и выхватит из ножен кинжал, однако непрошенный гость не обратит внимания на её маневр..

ДЖИБО.
В кабинет ты заходила обычно под вечер, становилась возле стола и молча дожидалась – старалась с одной стороны не помешать мне, с другой же стороны давала знать – Джибо, вечер уже наступил , время зажигать камин! Дрова я заготавливал с утра, под большими поленьями укладывал скомканные бумажки и мелкие щепки, так что достаточно было чиркнуть лишь спичкой. Но вот эту честь ты не уступала никому! Могла извести целый коробок, но разжечь огонь должна была именно ты!

СОФИКО.
Давно я не зажигала камин… (тем временем она дошла до шкафа, достанет охотничью двустволку и нацелится в непрошенного гостя) Убирайся! Кто ты? Что ты тут потерял? Почему не успокоишься?

ДЖИБО.
Как всегда – вопросов с три короба! С которого начать? Вот и завершился мой последний рассказ! (переступит через пепел в камине и ступит в комнату)

СОФИКО.
Не подходи! Еще один шаг и я выстрелю!

ДЖИБО.
Ну и что же ты поведаешь своей тётке? Пупсик, ко мне заявился похороненный пять часов тому назад дедуля и я открыла по нему пальбу?

СОФИКО.
Убирайся!

ДЖИБО.
Положи пожалуйста ружье на место! Может, примешь успокоительные? Где-то тут, у меня на столе лежали таблетки…

СОФИКО.
Сгинь!

ДЖИБО.
(обнаружит таблетки) Ты смотри, куда их засунули! Давай, выпьем!… Помнишь, как ты принимала в детстве лекарства?

Джибо протянет девушке таблетку.

СОФИКО.
Оттого и превратили меня в аллергика!

ДЖИБО.
Знали бы, где упадем, подстелили бы соломку! (отложит лекарства в сторону) А может, прогуляемся на воздухе?

СОФИКО.
Парочка получится – хоть куда! Софико Мадлиани вместе с личным призраком! Куда направимся вначале – в цирк, или прямиком в психиатрическую клинику? Своим ходом!

ДЖИБО.
Я не шучу!

СОФИКО.
Я – тем более!

ДЖИБО.
Ну так…

СОФИКО.
Интересно, если попросить тебя поймать бабочку, с какого света она будет – с нашего, или с твоего, потустороннего?! Я не хочу гулять! И не хочу детских воспомианий! Господи, я не хочу сходить с ума!

ДЖИБО.
Софико!

СОФИКО.
Ты ошибся адресом! Это не Дания! И я далеко не принц Гамлет! Кого ты обвиняешь в своей смерти? Почему не успокоишься в могиле?!

ДЖИБО.
Никого я не обвиняю. И скончался я от сердечной недостаточности!

СОФИКО.
Ну так чего же тебе неймётся? Как мне избавиться от тебя?

ДЖИБО.
Я хочу, чтобы ты попросту успокоилась! Но вначале подойди к столу и открой левый ящик!

СОФИКО.
Что ты еще задумал?

ДЖИБО.
Открой! Открой ящик… видишь эту коробочку? Я не успел передать её тебе.

Софико откроет ящик и достанет из коробочки брелок и колечко.

СОФИКО.
Решил меня задобрить?

ДЖИБО.
Кто-то же должен был поздравить тебя сегодня с днём рождения! Нравится?

СОФИКО.
Нет.

ДЖИБО.
Не волнуйся, мой подарок ничем не осквернён!

СОФИКО.
Ты действительно подготовил его для меня? Заботишься обо мне?

ДЖИБО.
Разве я когда-нибудь обманывал тебя?

СОФИКО.
Нет! Вот и возьми, сгинь!?… Как же мне тебя прогнать?

ДЖИБО.
Я же тебе сказал – успокойся!

СОФИКО.
Так просто?! Считай, я сам Будда! Сейчас только закрою глаза и ты исчезнешь! Испаришься! Даже психиатр не понадобится!

Софико приляжет на диван, прикроет голову подушкой. Призрак подкрадётся, присмотрится к ней. Софико присядет.

СОФИКО.
Думаешь, раз ты ходишь бесшумно, я не почувствую твое приближение?

ДЖИБО.
А я было решил рассказать тебе что-нибудь на сон грядущий. В детстве, ты ведь иначе не соглашалась идти ко сну. Несколько детских книг я издал лишь благодаря тебе!

СОФИКО.
Ну и что ты решил поведать мне сегодня? Рассказ о вампирах? О том, как предки-душегубы высасывают кровь из своих потомков?

ДЖИБО.
Придумал бы что-нибудь по ходу. Допустим, рассказал бы тебе окончание моего последнего рассказа. Тебе ведь не терпится узнать, что же произошло на сороковой день?

СОФИКО.
Плевать!

ДЖИБО.
Ты всегла была любознательной!

СОФИКО.
Через сорок дней от твоего рассказа не останется и помина! Видишь, он уже сгорел до тла! А камин я выгребу завтра же, с утра.

ДЖИБО.
Но я то ведь здесь?

СОФИКО.
Считай, будто рассказ попросту не был написан. Ты очень обиделся?

ДЖИБО.
На что?

СОФИКО.
На то, как я с ним поступила?

ДЖИБО.
Ну… не каждый день сжигают лебединую песню писателя! Но твоё состояние меня действительно беспокоит!

СОФИКО.
Поэтому и решил свести меня с ума? Поставить на мне жирный крест?

ДЖИБО.
О своём будущем не беспокойся – рассказ заканчивается хеппи эндом

СОФИКО.
Очередной обман! Раньше ты по крайней мере не лгал!

ДЖИБО.
Я говорю сущую правду (откровенно лжет)

СОФИКО.
Хочешь, чтобы я успокоилась и вновь вернулась к сонливому состоянию в мире, предназчертанном тобой? По прежнему продолжила бы жизнь марионетки? До самой смерти повторяла бы те фразы, что ты заложил в моё сознание? Нет! Не хочу! Неужели ты не понимаешь – с детством покончено! Давно и бесповоротно! Я выросла, так что никому не дано вертеть в руках моей жизнью! И тем более никто не имеет права влезать в неё! Дед, ты понимаешь – я не намерена возвращаться в выдуманный и сотворённый тобою мир! Господи, даруй мне свободу! Мою! Собственную! Независимую от всех вас!

ДЖИБО.
Софико!

СОФИКО.
Не приближайся! Исчезни! Возвращайся в свой мрак!

Софико схватит валяющееся рядом ружье и выстрелит в призрака, хотя тот останется невредимым. Призрак подойдёт к книжной полке и возьмёт томик разорванных стихов.

ДЖИБО.
Несчастный Пушкин! В который раз?!… В самое сердце! Хорошее было издание! Academia! (подойдет к мольберту, на котором установлен его портрет) Интересно, чем провинилась перед тобой эта картина?

ГОЛОС ТЁТКИ.
(из соседней комнаты) Кролик ты мой, слышала? Кто-то стрелял по-соседству!

Софико подбежит к двери и не впустит тетку в комнату.

СОФИКО.
Нет, я ничего не слышала. Наверное, стреляли во дворе.

ГОЛОС ТЁТКИ.
Но я слышала отсюда!

СОФИКО.
Я здесь одна! И никаких вострелов тут не было. Торжественно обещаю – завтра кабинет будет в полном порядке!

Софико запрет дверь изнутри. Тётка дёргает за ручку снаружи

ГОЛОС ТЁТКИ.
Софико! Софико!

8.

Софико направится к пострадавшей от выстрела картине. Джибо перелистает истрёпанные страницы книги.

ДЖИБО.
«Я помню чудное мгновенье…» (Софико) Совать пальцы в холст вовсе не обязательно!… Передо мной явилась ты…

СОФИКО.
Ты в порядке?

ДЖИБО.
Что мне пули?… А вот книгу жаль! Как ни крути, память!

СОФИКО.
Выходит, будь ты живым, я бы могла тебя убить?… В довершение ко всем бедам, ты превратил меня еще и в убийцу?!

ДЖИБО.
(возвратит книгу на полку) О ней не беспокойся. Что же касается картины, придётся её отреставрировать. Подклеют сзади небольшой холст… Что с тобой? Тебе нездоровится?

СОФИКО.
Не бери в голову. (возьмется за ружье)

ДЖИБО.
Оставь ружье! Как тебе не стыдно мыслить настолько примитивно! Неужели ты думаешь, этот поступок освободит тебя от моего предсказаниа?

СОФИКО.
А ты сам?! Не испытывал неудобство, когда приписывал своему рассказу столь примитивный финал?

ДЖИБО.
Почему ты не веришь мне? Рассказ заканивается хеппи-эндом!

СОФИКО.
Причём тут рассказ? Причём тут рассказ? Литература своё дело уже сделала!… У меня к тебе вопрос – обещай ответить на него честно! Без свойственного тебе привирания!

Джибо поднимет ладонь и произнесёт скороговоркой так, как это делал лет двадцать назад.

ДЖИБО.
Шли сорок мышей, несли сорок грошей; две мыши поплоше, несли…

СОФИКО.
Я стреляла в тебя, а ты всё шутишь?

ДЖИБО.
Прикажешь плакать? Ну, что ж! (пародийно расплачется)

СОФИКО.
Дед, кончай паясничать! Здесь, перед тобой я уже ничего не исправлю… Признайся– там, где ты сейчас, я навсегда останусь убийцей? Или там возможно что-то изменить?

ДЖИБО.
Какое это имеет значение?

СОФИКО.
Неужели, ни в одном из своих произведений ты ни разу не указал, что наша завтрашняя участь решается непременно сегодня?

ДЖИБО.
(по прежнему пытается обернуть всё в шутку ) Глубина мысли, словно Арлезианская впадина! Погоди, вооружусь карандашом, подкинь еще пару афоризмов!

СОФИКО.
Снова увиливаешь от ответа?! Скажи хотя бы – встретимся мы когда-нибудь вновь?

ДЖИБО.
Вот он я! Мы встретились! Хочешь обязательно, чтобы я пригласил тебя на танец? (подхватит её за талию и закружит в вальсе. Ружье, которое Софико так и не выпустила из рук, мешает в танце) По правде говоря, мне никогда не приходилось танцевать ни с артилеристками, ни с пулемётчицами! Может, отложим оружие в сторону?

Софико высвободится из объятий, остановится, однако ружье не уступит.

СОФИКО.
Немедленно прекрати паясничать!

ДЖИБО.
Ну а ты покончи со своими неуместными шутками! Отложи-же наконех это ружьё в сторону!

СОФИКО.
(оказывает сопротивление) Отпусти! Прекрати!.

Борются. Дед сопит, пытается обратить всё в шутку.

ДЖИБО.
Помнишь, как мы разрешали обычно раньше все возникающие проблемы?… Настаиваешь на том, чтобы изображая тебя я покончил жизнь самоубийством?… Уговорила! Но и ты подостовернее изображай маститого писателя-мыслителя, лауреата всевозможных премий! Но до того вссё-же объясни, – в чем соль? Почему меня тянет застрелиться?

СОФИКО.
В этих, тобою же придуманных играх победителем всегда воступал ты!

ДЖИБО.
Я бы не сказал!

СОФИКО.
Это было лучшим средством продемонстрировать мне мою же несостоятельность! Убирайся! Сгинь! (поднесёт ружье к подбородку и спустит курок. Ружье не вострелит. Раскроет ружье и вытажит использованные гильзы) Чёрт бы их подрал!

ДЖИБО.
(начиная с этого момента гротескно пародирует внучку) Чёрт бы его побрал! Родной дед настолько поработил меня, что лишил возможности застрелиться! Сам же подложил исползованные гильзы! Джибо, не мешай хотя бы размозжить себе голову прикладом!

Софико не отдаст ружье, отступит к шкафу, откроет дверцу.

СОФИКО.
Где пули? Куда ты их запрятал?

ДЖИБО.
Где пули, коварный Джибо? Куда же запропастилась эта чёртова коробка с пулями? (увлеченный мнимым поиском пуль, устроит в кабинете настоящий кавардак) Пули, пули , где вы, пули?! Вот, наконец, одна! (обнаружит детскую хлопушку, выстрелит из неё и словно подкошенный рухнет на пол) Сразил! Убил наповал! Злой, подлый вражина! Ну как, не всё коту масленица? Сумела-таки застрелиться? Тебе назло?! (кинет взгляд на Софико, которая не обращает на него внимание. Обратится к ней нормальным голосом) Тебе не надоело? (девушка обнаружит в ящике пули и Джибо подскочит к ней, обратится голосом внучки) А вот и мои хлопушки! Дедуля, дай мне выстрелить! Дай мне! Дай! (пытается вырвать у неё из рук коробку, однако Софико окажет сопротивление, отложит при этом ружье в сторону. Джибо завладеет им) Как тебе только удаётся оставаться так долго серьезным?! Дед, глянь, как я расквитаюсь с этой поганой жизнью у тебя на глазах! (поднесёт дуло к сердцу и спустит курок) Бах! И меня больше нет! Теперь мы вновь принадлежим одному и тому же свету! Тому… нет, одна смерть там, одна здесь,…получается, мы снова на этом свете?…

СОФИКО.
Верни мне ружье!

ДЖИБО.
Дед, как можно оригинальничать всю жизнь напролёт? Какое время идти в полночь на охоту? То тянул меня на прогулку, сейчас решил поохотиться? Глянешь на тебя – вроде бы серьёзный писатель – приглядишься – отъявленный балалболка!

Софико протянет руку за ружьём.

СОФИКО.
Отдай!

ДЖИБО.
(подражает внучке,) «Так ты не отдашь?» (изображает, как бы девушка спародировала его) Нет! Это наш музейный экспонат! Инвентаризационный номер… еще не прикрепили!… А известно ли тебе, что кончать жизнь сщмоубийством при помощи музейных экспонатов запрещено законом? Об этом позаботилась наш новый директор – СОФИКО.

Вот так-то! Ну как, проглотил? Интересно, взглянуть, что ты предпримешь после этого!

Софико достанет из шкафа галстук деда и влезет та стол. После секундного замешательства Джибо выхватит из шкафа сразу несколько галстуков и полезет на стол вслед за внучкой. Тем временем она завязала петлю и привязывает её к люстре. Джибо в свою очередь подцепит люстру галстуками и примется раскачиваться..

ДЖИБО.
Отлично! Дед, чего же ты стоишь? А сам рассказывал, как мечтал в детстве стать клоуном! Или, быть может, ты обманывал? Какой же ты неповоротливый! Что ты просовываешь в петлю шею? – лучше ухватись рукой, словно мы на трапеции! Вместе совершим этот роковой шаг! Так и влетим прямиком на арену!

СОФИКО.
Дед, ты можешь замолчать хоть на секунду?

ДЖИБО.
Не понравилось? Смерть мне тоже не по нутру! Да и где это слыхано – умереть в цирке?! Тем более – сюицид! Ну же, дедуля! Раскачаемся! (пародирует) Нет! нет! Я боюсь!

Джибо подхватит внучку и раскачается. Люстра оборбётся и оба окажутся на полу.

ДЖИБО.
Дед, это рай? Наша последняя остановка? Мы в раю? Что ты со мной сделал? К тому же разбил ценнейший экспонат! Как я объясню экскурсантам? Баста! Я на тебя в обиде!

СОФИКО.
(подыграет деду, пародирует Джибо) Не скули! Даже реки слёз не склеют люстру! Так что, возьми веник и прибери то, что умудрилась поломать! Поторопись!

9.

Джибо поднимется на ноги, поможет девушке.

ДЖИБО.
(доволен, щепелявит, подражая Софико) Причём тут я? Ты поломал, а мне прибирать?

СОФИКО.
Софико, я кому говорю?

ДЖИБО.
К чёрту! К чёрту! Сам перевернёт всё вверх дном, а отдуваться бедной Софико! Где веник?

СОФИКО.
Сейчас принесу.

Софико выходит из кабинета. Джибо посберёт рукой крупные обломки. Девушка вернётся с веником в руке, наблюдает за дедом.

ДЖИБО.
Давай, дед, прибери тут хоть раз! Не то, всю дорогу, прибираем тут то я, то наша домработнице!

СОФИКО.
Сперва скажи спасибо за то, что попала в кабинет живого классика!

ДЖИБО.
Ну и что прикажешь? Прибираться, или бить поклоны благодарности?… Я запросто! (бъет поклоны)

СОФИКО.
Уложи обломки на совок.

ДЖИБО.
(уложит) Что дальше?

СОФИКО.
Что дальше? А теперь послушай, милочка! Этот мир таков, что ты-то в нём существуешь, барахтаешься, однако повлиять на него не в состоянии! Тебе понятно?

ДЖИБО.
Хоть я и твоя внучка, не забывай – я примиривнейшее женское существо! Подай мне пожалуйста веник!

СОФИКО.
Милочка, в мире культурных ценностей недопустимо ни врываться, ни прибирать по собственному усмотрению! Положи веник!

ДЖИБО.
Как это «недомустимо прибрать»? (возьмёт веник и займётся уборкой) Чем же я тогда, на милость, занимаюсь?

СОФИКО.
(собственным голосом) Дед, эту игру предложил мне ты! Хочешь играть – подчиняйся правилам, не желаешь – другое дело!

Пауза.

ДЖИБО.
Так ты говоришь, я не могу ни к чему прикоснуться?

СОФИКО.
Ни к чему! (достанет из шкафа плащ почётного доктора, на голову нацепит рыцарский шлем) Этот мир, милопка моя, вечен! Это мой мир! Я его создал! И он просуществует до тех пор, пока ржа не съест этот шлем, ну а этот плащ не сожрет тля! Что же касается книг – они будут стоять на этих полках до тех пор, пока не сотрутся в пыль! Если до тех пор Великий потоп не унесёт их с собой. Так что, милости просим в наш мир извечных ценностей! Сегодня меня, Джибо Мадлиани, вынесли отсюда, я навеки покинул земную юдоль, однако же, я тут остался, всё это моё!

ДЖИБО.
Прекрасно! (рассядется в кресле) Так значит, мы отделились друг от друга? Ты проследи за своими вещами, я же займусь своими проблемами! (снимет трубку и наберет номер) Позвоню-ка моим Таточкам!

Софико подойдёт к Джибо и повесит трубку.

СОФИКО.
Извиняюсь, милочка! Мой мир требует соответствующего почитания и пиетета! Так то!

10.

Джибо и Софико сидят друг напротив друга. Наконец она встанет с места.

СОФИКО.
(собственным голосом,) Так ты не изчезнешь?

ДЖИБО.
Софико…

СОФИКО.
Ты мне советовал успокоиться? Запросто! Софа, ты успокаиваешься! (мечется, словно полоумная, по помещению) Софико, ты спокойна, словно платяной шкаф! Если б я, хотя бы, могла переносить табачный дым!…

ДЖИБО.
Понимаю. Избавиться от моего влияния, означает для тебя избавиться от моего наследия?

СОФИКО.
Что тебе еще? Всё, я уже совершенно спокойна!

ДЖИБО.
Поверь далее последует сплошная импровизация! В моём рассказе это не предусматривалось!

СОФИКО.
Очередной фортельчик известного мистификатора?!

ДЖИБО.
(достает бумаги из ящиков стола, просматривает их и сортирует) Если твоё единственное спасение – разрушение… Ну что ж, я готов!… Не секрет – разобрать свой архив я не успел. И негоже постронним рыться в моих документах. Лучше тебя мне в этом никто не поможет! Тем более, что тебе нравится уничтожать чужие вещи!

СОФИКО.
Изыди, сатана!

ДЖИБО.
В этой комнате масса личных писем… Многие женщины всё еще живы, у них мужья, дети… Дай мне, пожалуйста, спички!

СОФИКО.
Хочешь сделать меня соучастницей? (выхватет у него пачку писем, просматривает) Медея Александровна… Екатерина Викторовна… Речь идет о тете Катюше? Жене дяди Сергея?… Вероника Абесадзе… Мзия,… Тамара,… Лиана,… еще одна Тамара… Ты смотри, оказывается я воспитывалась в доме настоящего Казановы!

ДЖИБО.
Казанова ли, или Цезарь Борджия, посторонних эти письма не касаются! (пытается забрать у неё письма)

СОФИКО.
Кто бы подумал, мой дед – дон Жуан! (вертит в руках письма, не знает, что с ними поделать) Хотя, по мне, вкус у тебя мог бы быть и получше!

ДЖИБО.
De gustibus non est disputandum (выхватит письма и бросит их в камин)

СОФИКО.
Не доверяешь? А от тёти Катюши я такого точно не ожидала! Интересно, догадывался дядя Сергей о чём нибудь?

ДЖИБО.
Замолчи! Тут всё совершенно иначе!

СОФИКО.
Вот с этого момента попрошу поподробнее!

ДЖИБО.
Не тебе осуждать её!

СОФИКО.
Смотря, откуда посмотреть!

ДЖИБО.
Да хоть с Марса!

СОФИКО.
Джибо, признайся, зачем ты их прятал? Просматривал по вечерам, перед сном? Тешил своё самолюбие? Своё мужское достоинство? Каким молодцом ты был в свое время?

ДЖИБО.
Проехали! Эти письма более не существуют!

СОФИКО.
Зато у нас масса других! (возьмёт одно из них, достанет из конверта) Интересно, почему я никогда не задумывалась, что у моего деда должна быть личная жизнь?! (читает) Милый Джибунчик!

ДЖИБО.
Отдай немедленно!

СОФИКО.
Судя по всему, я не единственная, кто звал тебя Джибуна!

ДЖИБО.
Читать чужие письма безнравственно!

СОФИКО.
Что касается твоей земной жизни, то она завершилась пять дней тому назад! Живые воспоминания же о ней догорают в камине. Неужели ты не оставишь будущим исследователям никакой клубнички? Хочешь войти в историю скопцом?

ДЖИБО.
Немедленно верни мне письмо! Ты родилась и воспитывалась в культурной среде!

СОФИКО.
Культура давно окочурилась!

ДЖИБО.
Софико!

СОФИКО.
Ладно! Так и быть! (скомкает письмо и бросит в камин, однако взамен выхватит другое) Ну-ка, посмотрим, что написала нам тётя Люба! «Милый Джибо, вчера получила по почте твое послание»…

ДЖИБО.
Первый урок на эту тему я тебе преподал более двадцати лет тому назад! В пятилетнем возрасте ты его хорошо усвоила, перестала подглядывать через плечо! (Софико не слушает его, подзадоривает) Немедленно верни мне все письма!

СОФИКО.
Хочешь оставить меня безработной? Что прикажешь мне делать без архива всю оставшуюся жизнь? Чем заняться в этой могиле?

ДЖИБО.
Верни мне мои письма!

СОФИКО.
Это надобно заслужить! Помнишь, почтальоны часто заставляют адресатов танцевать! Так что милости просим, попляши! (танцует, раззадоривает деда)

ДЖИБО.
Когда-нибудь ты устыдишься за этот свой поступок!

СОФИКО.
Для меня более не существует прошлого! Нет будущего! На, возьми, попробуй!

ДЖИБО.
(пребывает в нерешительности, затем схватит оставшиеся письма) Я не оставлю тебе ни одного! Не увидишь ни одной единой строчки! Даже если придётся сжечь все, до единого!

СОФИКО.
Так, так, так! Творец собственноручно истребляет всякое воспоминание о себе! Заодно лишает собственную внучку средств к существованию!

ДЖИБО.
Тут, между прочим, и твои письма! Вот: «Дорогой дедуля! каждый день мы с мамой ходим на пляж, а я съедаю по три мороженых. Я так загорела, что мама прозвала меня маленьким негритёнком. Соскучилась по тебе невообразимо. Целую тысячу раз плюс еще восемь …

СОФИКО.
Интересно, что бы означало это «восемь»? Решил разбередить мне душу? Хочешь, чтобы я когда-нибудь присела к столу и разрыдалась над собственными строками? И не мечтай! Ну-же, почему остановился? Полагаешь, в этой комнате больше нечему гореть? (бросит письмо в огонь) До настоящего костра нам еще ой, как далеко! Ты что уставился на меня?

ДЖИБО.
Знаешь, что произошло в рассказе на сороковой день?

СОФИКО.
Нет! Однако мне досконально известно, что тут произойдёт спустя двадцать секунд! (достанет из ящика несколько папок и вытряхнет их содерщимое в камин)

ДЖИБО.
(подбежит к камину, пытается вытащить загоревшиеся рукописи) Ты что делаешь?! Это же «Грустный клоун»! Тебе так понравился рассказ, что ты выучила его наизусть!

СОФИКО.
Я притворялась! Одно название чего стоит! «Грустный клоун»! Интересно, где ты встречал весёлых клоунов?!

ДЖИБО.
(копошится в камине) «Странный гость»! Этот рассказ я даже не успел перепечатать! «Похитители слив»!

СОФИКО.
Гигант мысли, ты покинул сию земную юдоль, и не можешь уступить каких-то жалких похитителей слив? Ты бы мог себе представить, что на сороковой день хранитель предаст препорученный ему музей огню?

ДЖИБО.
К сожалению, смог!

11.

Софико застынет на месте, уставится на деда.

СОФИКО.
Твои шуточки мне хорошо известны! В «Грустном клоуне» ты использовал тот-же приём! Запомни, классик ты мой ненаглядный! Душевед от литературы! Хранители не уничтожают вверенных им музеев! Если хочешь, на то им не хватает фантазии! (бросит в огонь очередную порцию рукописей)

ДЖИБО.
(с грустью) В моем рассказе музей сгорел дотла! Целыми остались лишь покрытые копотью стены да одиноко взметнувшаяся в небо каминная труба…

СОФИКО.
Не лги! Это ты придумал сейчас!

ДЖИБО.
Как мне тебе доказать?… Тут где-то были черновики… Ты их сожгла?

СОФИКО.
Не увиливай! Признайся, чем заканчивался рассказ?

ДЖИБО.
Я уже сказал… Музей сгорел…

СОФИКО.
Не это! Как закончила жизнь Натия?

ДЖИБО.
А никак! Рассказ должен был закончиться пожаром.

СОФИКО.
Лжешь! Ты снова мне лжешь! Признайся, что она сделала после?

ДЖИБО.
Я же ответил!

СОФИКО.
Погляди мне в глаза! Испугался? Отводишь взгляд?… Что она совершила еще?… Значит, выхода из этой могилы не существует? Освободиться от твоего влияния невозможно?!

ДЖИБО.
(лепечет) Поверь мне, рассказ заканчивался пожаром…

СОФИКО.
Дед, ложь тебе никогда не удавалась! Почему ты не решаешься произнести правду?

Раздастся стук в дверь.

ГОЛОС ТЁТКИ.
Софико, ты уснула?

СОФИКО.
Нет.

ГОЛОС ТЁТКИ.
Что это за нововведение – запираться изнутри?! Всё прибрано.

СОФИКО.
Огромное спасибо!

ГОЛОС ТЁТКИ.
Мы уезжаем. Может, поедешь все же с нами?

СОФИКО.
Нет, спасибо!

ГОЛОС ТЁТКИ.
Кисик, тебе не боязно одной? Или, может тебе плохо? Софико!

СОФИКО.
У меня всё в ажуре!

Софико выходит из кабинета. Джибо примется подбирать разлетевшиеся кругом бумаги. Софико возвращается.

СОФИКО.
Уехали. Теперь я действительно осталась одна одинёшенька.

ДЖИБО.
Успокойся. В твоём возрасте надо научиться приноравливаться к обстоятельствам.

СОФИКО.
Упоминая мой возраст, ты необычайно галантен! А смысл! Перлы, достойные величайшего гуманиста! «Пора приноравливаться к обстоятельствам»! Прямо-таки слова из манифеста нон-конформизма! Получая премии по всему свету, ты обращался к публике с этими словами? Ну, чего же ты ждешь? Водворился в этом кабинете на веки вечные? А в довершение решил раздавить собственноручно?… Ну-же, дерзай! Не стесняйся!

ДЖИБО.
Это я виноват. Не надо было разговаривать с тобой так вызывающе! Тут надо прибрать… Я помогу.

СОФИКО.
Думаешь, в этом склепе мне сложно подобрать несколько листов бумаги? (подбирает листы)

ДЖИБО.
Я хочу, чтоб ты знала – не я распоряжаюсь сюжетами рассказов. В этом призрачном, казалось бы вымышленном мною мире ход событий подчиняется не моей воле! В действительности, тут подключены иные силы. Предсказание принадлежит не мне! Будь на то моя воля, и финал рассказа, и твоя жизнь сложились бы иначе!

СОФИКО.
Думаешь, лучший удел возможен? Тут же ем, тут же сплю, тут же тружусь! Что может быть лучше родной хаты? Вот и сейчас, подбираю дорогие сердцу реликвии, пытаюсь найти им подобающее место.

ДЖИБО.
«Восстань пророк, и выждь, и внемли…»

СОФИКО.
Ты заметил, Лёва разбился вдребезги… Никогда больше не зарычит. Но и не испугает… А этот лист,… по-моему он из «Слепого»… Тебе не попадались его начало и конец? Действительно, один из лучших твоих рассказов.

ДЖИБО.
Вероятно, сгорел.

СОФИКО.
Не беда! Я скопирую его, вставлю в рамку и повешу на стене. А во время экскурсий буду рассказывать школьникам, какой это был замечательный рассказ! Как он писался во «исполнение волю моей», то бишь Его! О его достоинствах можно судить хотя бы по этой странице!… Ну а буду в настроении – прочитаю отрывки наизусть. При моей-то памяти!… «В один пригожий день…» нет, …»Стоял пригожий день…» Джибо, напомни мне, как начинается «Слепой»?

ДЖИБО.
«Пригожим днём» я начал «Вынос мясника», «Слепой» же начинается со слов: «Первое прикосновение солнечных лучей к его лицу, в тот день, было похоже…

СОФИКО.
Извиняюсь! Этими словами начинается «Блудный сын»! «Слепой» же начинается с… Джибо, с чего ты начал свой рассказ?

ДЖИБО.
В «Слепом» я сравнил первые солнечные лучи с прикосновением к коже сосновых иголок. Весь рассказ построен на сочетании сосновых иголок и первых лучей солнечного света.

СОФИКО.
Я отчетливо помню – «Слепой» начинаестся с «пригожего дня»… Между прочим, это не исключает ни сосен и ни луны.

Софико подойдёт к пишущей машинке и заправит в неё чистый лист, напечатает заглавие.

СОФИКО.
«Слепой»… Диктуй, как начинается рассказ? «В один пригожий день…» или …»Стоял пригожий день…» ?

ДЖИБО.
Ты с кем споришь? «Слепой» начинается с…

СОФИКО.
Ну- же! Говори!

ДЖИБО.
Я не помню…

СОФИКО.
Уж не хочешь ли ты сказать, что «Слепой» утрачен навсегда? Погоди! Потише! (напряженно вслушивается в тишину, в конце концов схватит с пола другой лист) это у нас… «Полуденный рапсод». Четвёртая и… девятая страницы… Как же начинается этот рассказ? (сотрёт прежнее заглавие и напечатает новое) «Полуденный рапсод»…

ДЖИБО.
Говоришь «Рапсод»…? Дай-ка глянуть… Кажется… «Яков разогнался и одним махом перепрыгнул через опрокинутую ветром ольху…Этот рассказ тоже был написан семь месяцев назад! Считай, всё это макулатура!

Джибо скомкает листы и бросит их в камин. Софико подбежит и вытащит их наружу.

СОФИКО.
Ты что вытворяешь? Давай, начнём всё с начала!

ДЖИБО.
Боже упаси! Знай – все эти листы не стоят ни единного твоего волоска! Ни сегодня, ни спустя восемьдесят лет! Всё это вчерашний день! Выбрось, сожги, если пожелаешь! Все эти письмена не стоят ни единой твоей слезинки!

СОФИКО.
Ты что?! Я всё это разложу, систематизирую! По мере возможности восстановлю содержание. Будь уверен – твой архив будет сохранен в образцовом порядке!

ДЖИБО.
Как скажешь… Мне пора…

СОФИКО.
Когда появишся снова?

ДЖИБО.
Это уже зависит от тебя.

СОФИКО.
От меня?… Впрочем, ты наверное прав! Я и есмь альфа и омега!… Первопричина всего и вся!… Уходя, так и не расскажешь мне на прощание хотя бы маленький рассказ?

ДЖИБО.
Тебе не требуются мои рассказы.

СОФИКО.
Погоди, в твоём последнем рассказе кому была отведена твоя роль?

ДЖИБО.
Никому. Этот рассказ более не существует.

СОФИКО.
Однако он же ведь существовал?! Каким ты задумал его финал?

ДЖИБО.
Об этом не стоит говорить.

СОФИКО.
Потому что то была фальш? Ложь? Подобно мыльному пузырю – лопнул и с концами?… Твое предсказание не оправдалось? Истинно нечто иное? (подойдёт к пишущей машинке и заправит в неё новый лист) Твоя лебединая песня не состоялась? Более того, ты сам же почувствовал это!…

ДЖИБО.
И поэтому ускорил свой конец?… Тыковка моя, подобные теории заведут нас очень далеко!

СОФИКО.
(печатает) «Хра-ни-тель му-зе-я»

ДЖИБО.
Дорогуша, литература не занимается восстановлением уничтоженных произведений почивших в бозе авторов…

СОФИКО.
Помолчи минутку (задумается, затем примется печатать)

ДЖИБО.
По-моему, ты уже в полном порядке!… Ну, счастливо…

СОФИКО.
Дед, ты куда? Решил бросить меня на пол-дороге? Кто же опишет мою историю?

ДЖИБО.
Этот рассказ более не существует для меня!

СОФИКО.
Это не рассказ, а пьеса. Помоги (печатает и заодно читает) В переполненном вещами рабочем кабинете Джибо Мадлиани царит беспорядок – у дверей стоит мольберт, на котором установлен портрет владельца кабинета; рядом возвышается буль. Вдоль стен выстроены полки с книгами, промежутки между которыми заполнены старыми фотографиями и картинами.

ДЖИБО.
Взялась за описание сегодняшнего дня? Решила главной героиней вывести себя?

СОФИКО.
Конечно! Главное, что твой рассказ не состоялся! В жизни меня ждёт иной финал!

ДЖИБО.
Софико, пьесы пишутся иначе. Переносить так прямо, на бумагу события, произошедшие в жизни, возможно лишь в прозе… В драматургии…

Свет на сцене постепенно гаснет.

СОФИКО.
Да, знаю. (печатает) Стенные часы стоят. В одном углу комнаты огромный камин, в другом, на двуручный меч опирается фигура выряженного в латы средневекового рыцаря. На плечах у него перекинут современный фрак. Прямо находятся два окна с железными решетками, которые выходят на улицу.

Свет на сцене окончательно погаснет.

ДЖИБО.
Письменный стол и полки покрыты белыми простынями. Точка. Простыня же прикрывает высокое старинное зеркало. Точка. Из соседней комнаты доносится невнятный гул неразборчивых голосов запятая, шум собирания посуды, запятая, звяканье обеденных приборов запятая, скрип передвигаемых стульев. Точка. В кабинет проходит облаченная в траур Софико запятая, пытается найти себе место в опустевшем помещении

СОФИКО.
Погоди, я не поспеваю… вначале усядется в кресло, затем пересядет на стул, после чего отодвинет мольберт в угол…

В глубине кабинета, окна снаружи окрасятся предрассветными красками. В лучах авроры покажутся силуэты работающих деда и внучки.

ДЖИБО.
…установит его рядом с рыцарем, вновь усядется,…

СОФИКО.
…возьмет со стола несколько телеграмм и перечитывает их бесцветным голосом

ДЖИБО.
Диалог. Софико. «Никак не свыкнутсь с мыслью, милый Джибо…

СОФИКО.
…что никогда более не смогу ощутить пожатие твоей сильной, доброй руки, никогда более не чокнусь с тобой стаканом, наполненном нектаром твоей родины,…

ДЖИБО.
…не услышу более бархатистых раскатов твоего голоса, а твоя лучистая, исполненная мудрости улыбка не проникнет на самое дно души твоего собеседника.

СОФИКО.
Дед, получается! Получается! У нас получается! Мы сдвинулись с места!

Дед и внучка продолжают работать. Комната всё более освещается проникающими снаружи солнечными лучами. Мебель, загромождавщая помещение, начинает сама собой раздвигаться, высвобождается место для новых свершений. Существенную помощь в этом оказывает облачённый в латы рыцарь, который помогает отодвигать шкафы и стулья.