Осенние сказки


Осенние сказки

Хорошо осенью. Нет, не тогда, когда уже все листья с деревьев облетели, и на дорогах лужи, и по утрам иногда иней на земле лежит. А вот сейчас, ранней, золотой осенью. Листья желтеют. И начинают понемножку осыпаться. И покрывают золотым ковром бульвар. И убирать их будут позже, когда они уже все осыпятся. А сейчас они лежат, еще не тронутые осенними дождями и московскими дворниками, и последние лучи заходящего солнца как бы отражаются от них, и от желтеющих листьев в кронах деревьев. И окрашиваются в какой-то волшебный желтый цвет. Кажется, сам воздух окрашивается в желтый цвет. Как будто глядишь на мир через желтый фильтр.
А мы сидим «на углу», на улице, за летними столиками нашего любимого кафе. И перед нами пиво, такое же янтарное, такое же волшебное, как невероятно яркий, желтый воздух. А воздух кажется таким же густым и таким же тягучим, как пиво в наших бокалах. И мы пьем его. И уже непонятно, что же мы пьем. То ли пиво, то ли этот воздух. Мир сливается воедино. Тают грани между домами, деревьями, людьми. Есть только одна субстанция – вот этот, окружающий, окутывающий, впитывающий нас МИР. И мы растворяемся в нем. И чувствуем эту всеобщую гармонию. Воздух, пиво, наше настроение. Красота!

Красоты невиданной полотна
Нарисует вечер, в синих окнах
Розовую краску размешав.

Откуда это? Что-то вертится в голове, а припомнить не могу.
Ах, волшебница Осень, ты сводишь меня с ума! Вот уже и глюки какие-то появились.
А мы ведь уже давно не ходили ужинать. Правда! И появилась, снова появилась та острота ощущений, которая бывает, когда есть в жизни что-то хорошее, но нечасто. И ты ждешь, когда же оно, это хорошее наступит, и оно приходит, и это скопившееся в тебе ожидание вырывается наружу! А может быть, всему виной волшебница Осень?
Глоток, еще глоток. Волшебно! Сказочно!
— Вовка, а ты помнишь, как в походе сказки рассказывал? – Спрашиваю я.
— Не-а. Когда? – Вовка на секунду отрывается от бастурмы.
— Давно уже. Это, когда Вероника с нами ходила. Лежим вечером в палатке, а спать чего-то и не хочется. А Вероника, она девушка маленькая, и говорит, как ребенок, капризно так: «Расскажите мне сказку, а то я без сказки не засну».
— И чего, я рассказывал ей сказку? – Искренне удивляется Вовка.
— Угу. Ты еще хвалился, что племяннику книжки на ночь читаешь.
— Ну, это еще может быть. – Успокаивается Вовка и опять принимается за закуску.
— Ну, и какую Вовка сказку рассказывал? – Спрашивает заинтересованный Александр.
Да-а, если Вовка что-то делает для девушек, это всегда интересно.
— Про трех поросят. Что-то я уж и не помню, чем сказка эта кончилась. Уж больно здорово она начиналась.
— Как?
— М-м-м… — Я попытался вспомнить в точности тот незабываемый текст. — Жили-были три поросенка: Ниф-Ниф, Няф-Няф и Нюф-Нюф. Всё! После этого сказку можно было не продолжать. Но когда потом в том месте, где волк хотел схитрить и сделал вид, что уходит, помните, да? Ну, так вот, когда волк в Вовкином исполнении назвал поросят «поросочными худосятами»… Тут уж вообще весь сон как рукой сняло.
Александр поперхнулся от смеха и, прокашлявшись, сказал:
— А Вовка, оказывается, знаменитый сказочник.
— Ну! Веронике понравилось.
— А девушкам всегда нравится, что Вовка делает. – Вставил Семёныч.
— И формы его нравятся. – Добавил под общий смех Борода.
— А вот, между прочим, я не помню, ты-то рассказывал Веронике сказку? – Перешёл в наступление на меня Вовка.
— Я-то?
Что верно — то верно. Зажал. Потому что конкурировать с Вовкой ну никак было невозможно. А Вероника потом на меня дулась. И я все-таки написал сказку и в конверте вручил ей на день рождения. Что же это за сказка была? Не помню. Что-то никак не вспомню. Да и не мудрено – сколько лет прошло. Сколько? Да лет двадцать уже.
— А кто-нибудь еще сказки знает? – Поспешил я сменить тему.
— Я знаю. – Сказал Борода. — Про репку. Посадил дед Репку. Вышел из тюряги Репка и пришил дедку.
— Фу, ты! Это прямо криминальная история какая-то!
— Семёныч, а ты сажаешь у себя на даче репку?
Семёныч не любит, когда его жилище называют «дачей». Он говорит: «У меня – дом. Это у тебя — дача». А разница, по Семёнычу, существенная. В доме ты – хозяин. Ты там живёшь, хозяйство ведёшь, кур-петухов разводишь. А на дачу, тьфу, приехал погостить на пару дней, да еще только летом.
У Семёныча – дом в Салтыковке. Он, как его отстроил, сразу с семьёй переехал туда жить. В городе ему тесно, шумно, воздух не тот.
— А в Салтыковке сосны – у-у!
Мы к нему в гости приезжали. Там у него на участке действительно сосны. И не просто – у-у, а у-у-у! Такие за человеческую жизнь не вырастить.
А ещё у Семеныча есть собака.
— Мохнатая такая. Любой мороз нипочем, бегает по двору, даже в будку не хочет залезать.
И эта собака охраняет его хозяйство.
— Ну как, Семёныч, работает твоя собака?
— Да ну её! Только жрёт и ср…!
А ещё у Семёныча есть куры. Которые дают свежие диетические яйца.
— А когда они перестанут давать яйца, из них можно сварить щи.
Как-то Семёныч приносил нам на пробу эти яйца. Вовка на них налетел орлом. Такие яйца, говорит, надо есть сырыми. Только, говорит, их надо надколоть с обеих сторон, а потом высасывать. И начал нам показывать, как это надо делать. Раз показал, два, три. Тут-то мы и смекнули, что нам уже может не достаться. Ну и, кто как может, надкалывая то с одной стороны, то со всех сразу… Перемазались изрядно, но тут уж не до этого – успеть бы попробовать.
И как только у Семёныча появились куры, тут же появились и другие домашние животные – крысы. А чтобы от них избавиться, пришлось ему завести самую лучшую мышеловку – кошку.
Вот такое у Семёныча хозяйство. Так что – какая же это дача?
— А ты сажаешь у себя на даче репку?
Но Семеныч уже перестал реагировать на наши подкалывания.
— Не-ет. Я пробовал, но у меня все посадки куры склёвывают. А то, что куры не поклюют, то собака потопчет.
— А куры-то несутся? – Продолжаем мы его расспрашивать.
— Несутся. Вот петух – не несётся. Я из него щи сделал.
— О! Я сказку про курочку Рябу вспомнил. Снесла курочка Ряба дедушке яичко… левое… напрочь…
Я что-то так реально представил себе Семёныча в роли этого дедушки, что меня аж слеза прошибла.
— …А курочка Ряба всё не унимается. Не плачь, говорит, бабушка, не плачь, дедушка. Я снесу тебе, говорит, другое яичко.
Я рыдал. О, Семёныч! Упаси Бог тебя завести такую курочку Рябу…
А мы сидели и пили пиво.
И солнце медленно катилось за горизонт. Мы этого не могли видеть за домами большого города. Но это чувствовалось. По тому, как желтый воздух превращался в розовый, потом в лиловый, фиолетовый… И весь окружающий мир как будто менялся вместе с ним. От безудержно-радостного он становился флегматичным, почти грустным. Но все равно безумно красивым!

Красоты невиданной полотна…

А, чёрт! Вот ведь привязалось!
— Семёныч, а ты как назвал собаку?
— А никак. Сын назвал – Мишка. Но я против, потому что у животных не должны быть человеческие имена.
— Ну, это он, наверное, потому, что на медвежонка похож. Ну, и как же ты его зовешь, если надо?
— А так и зову – Собака.
— Ты его в дом-то пускаешь?
— Не-ет. Пусть по двору бегает. Я ему еду один раз в день в миску насыпаю. А он, бестолковый такой, со всеми делится. Крыса была. Так я видел – сидит она, из его миски жрет, а он на неё смотрит и хвостом машет. Туды-сюды. Подружку себе нашел!
— А как же кошка?
— Это еще до кошки было. А когда кошка появилась, то и она начала из его миски хлебать.
— А птицы? Воробьи там, вороны всякие?
— У-у! Птицы, знаешь, какие хитрые. Одна, значит, прыгает перед ним и уводит его за собой. А остальные миску облепят, и давай клевать. А он не понимает, что ли, только хвостом виляет, ж… с ручкой!
И тут я вспомнил старую-старую сказку, которую слышал еще в институтские времена. И даже вспомнил, как и когда это было. Да-да. Курсе на втором или на третьем у нас последней парой был английский язык. А до этого, ведь надо же было кому-то додуматься, в расписании стояла физкультура. Ну и мы после физкультуры, распаренные и разморенные, всегда стояли перед дилеммой – куда идти? На английский или на «Вадковский». А «Вадковским» мы называли пивнушку недалеко от нашего института, потому что она находилась на Вадковском переулке. Собственно, даже и не на самом Вадковском переулке, а около троллейбусной остановки с этим названием. И была она со стоячими местами, «жигулевским» пивом из автоматов, в которые надо было монетку бросать, и «хрустящим картофелем» на закуску. И там постоянно толпился всякий сброд типа прогуливающих студентов. И вот там, да, там, я услышал эту историю.
— А вы знаете, откуда пошло это выражение – ж… с ручкой? – Спросил я.
— Ну-ну, рассказывай!
— М-м. Это – долгая история. Давайте-ка сначала закажем ещё по кружечке пива.
Я не торопился. Надо было собраться с мыслями и всё вспомнить. А обстановка, вот такая – с друзьями, да с пивом, да в погожий осенний вечер – располагала к длинному рассказу.
И принесли пиво. И мы уже сидели достаточно долго, чтобы не набрасываться на него, а вот так – с чувством, с толком, с расстановкой – посмаковать под неспешный разговор. И я начал рассказывать длинную сказку:
— А слышал я её от моего старого студенческого друга, который говорил, что ему её рассказывал его друг. И передаётся она из уст в уста, из поколения в поколение. И когда эта история случилось, никто теперь уже и не помнит.
— Ну же, ну! – Торопил меня Вовка.
Ну что ему неймётся! Терпение, дорогой ты мой, терпение.
— А было это так. В старые добрые времена на дорогах Эльзаса и Лотарингии можно было встретить кочующую труппу бродячих артистов. На старой, разбитой на сельских дорогах кибитке с полинялой от жаркого летнего солнца матерчатой крышей они переезжали из деревни в деревню, из городка в городок. И в базарный день на рыночной площади они устраивали свои представления. Папа Карло доставал шарманку, крутил ручку, и из шарманки лилась дивная мелодия. Девочка Мальвинка выходила в центр круга и танцевала. И делала она это легко, изящно и красиво. А пёсик Артамончик бегал по кругу с шапкой в зубах, и благодарные зрители бросали туда мелкие монеты.
— Но ведь Папа Карло, — перебил меня Борода, — насколько я понимаю, родом из Италии, а Эльзас и Лотарингия – это где-то, то ли во Франции, то ли на юге Германии.
— Да погоди ты, не мешай. Рассказывай дальше! — Зашикали на него ребята.
А я в это время глотнул пива, мысли уже пришли в порядок, успокоились. И меня понесло на лирические отступления:
— Вот так они и жили. Заработанных денег им едва хватало на то, чтобы прокормиться, да кое-как подлатать свою кибитку. Летом они спали под открытым небом, а зимой, промозглыми холодными ночами, грелись, сидя у костра.
— Издалека Серега начал. – Не то похвалил, не то подстегнул меня Александр.
— А ты не спеши… — Ответил я ему, а про себя подумал, что пора, пожалуй, переходить к сути дела. — И вот однажды после одного из своих концертов Папа Карло сидел в придорожном кабаке и, по своему обыкновению, пропивал заработанные в этот день деньги. На душе у него было тоскливо и муторно. Ему до смерти надоели и эти концерты, и всегда чему-то улыбающаяся девочка Мальвинка, и этот противно тявкающий песик Артамончик. И эта старая, потрескавшаяся шарманка. И он все брал и брал пиво, ещё и ещё. И гора пустых кружек на его столе всё росла и росла.
Заинтригованные ребята пододвинулись ближе к столу.
— Так, а мы-то еще пива заказали? Сусанна! – Вдруг забеспокоился Вовка.
Я решил им дать передышку на смену кружек и неспешно продолжил:
— А в это время девочка Мальвинка и пёсик Артамончик гуляли на лужайке неподалёку от кабака. Светило тёплое солнышко, пели птички, и настроение у девочки было радостное и прекрасное. Пёсик Артамончик, весело тявкая, носился по лужайке за красивой бабочкой. И бабочка села на цветок рядом с девочкой. И она поймала бабочку. И вдруг…
— Ну, когда же про ж…? – Не выдержал Вовка.
— А ты слушай, слушай… И вдруг бабочка заговорили человеческим голосом: «Отпусти меня, девочка Мальвинка, а за это я исполню любые три твоих желания». Девочка Мальвинка обрадовалась, но никак не могла придумать желания. Все было так прекрасно, ей все так нравилось, и казалось, что ничего больше и не нужно. «Ах, да! Наша старая шарманка. Сделай так, чтобы у нашей шарманки была золотая ручка. Ведь это будет так красиво, правда?». «Хорошо, — сказала бабочка, – у вашей шарманки теперь золотая ручка. А ещё два желания?». Но девочка Мальвинка думала-думала, но так ничего придумать не смогла. И тут ей пришла в голову великолепная мысль. «А пусть остальные два желания придумает Папа Карло». «Хорошо, — согласилась бабочка, – пусть будет так». И счастливая девочка Мальвинка, хлопая в ладоши, побежала в кабак, чтобы сообщить Папе Карло радостную весть. А за ней, весело тявкая, припустил пёсик Артамончик.
Я взял паузу, чтобы промочить пересохшее горло. И чуть-чуть передохнуть. Ничего, пусть немножко потерпят. Тем более, что сейчас как раз и наступит в рассказе самое главное. И ребята тоже потянулись к своим кружкам. Я сделал несколько глотков и продолжил:
— А в это время Папа Карло сидел, уронив голову посреди пустых пивных кружек на заляпанный пивом и засиженный мухами стол. Он оглядывал затуманенным взором грязное прокуренное помещение кабака. И в душе его было так, как будто там кошки нагадили. И вот тут… Вы представьте себе его состояние… И вот тут, когда всё уже было выпито и съедено, а хотелось ещё, а деньги, на которые им надо было жить ещё неделю, уже кончились… И вот тут уже изрядно назюзюкавшийся Папа Карло увидел вбегающую в кабак счастливую девочку Мальвинку и визжащего и тявкающего песика Артамончика. «Папа Карло, Папа Карло, — защебетала ничего не подозревающая девочка Мальвинка, — а у нашей шарманки теперь золотая ручка!»…
Вот теперь нужна пауза. Я сделал вид, что мне нужно промочить горло, отхлебнул пива, посматривая за ребятами. Ну, вот теперь можно продолжать.
— И вот тогда Папа Карло рявкнул: «А идите вы все в ж…, и ты, девочка Мальвинка, и ты, песик Артамончик, и ты, шарманка с золотой ручкой!». И тут… Да, представьте, и тут он почувствовал (о, ужас!), как то, что он только что произнес, начинает исполняться. Это ведь было то самое второе желание.
— Какой кошмар! – Вовка откинулся на спинку стула.
— «Назад, назад, все назад! И ты, девочка Мальвинка, и ты, песик Артамончик, и ты, шарманка! — В ужасе закричал Папа Карло».
Я отпил еще пива. Ну, как они, прочувствовали? Но сейчас затягивать паузу нельзя.
— — А про золотую ручку-то он и забыл. Но, увы, все три желания бабочка уже исполнила.
Вот теперь, уже для полноты прочувствования, можно не торопиться. Для того, чтобы запечатлелся и закрепился в сознании яркий образ бедного Папы Карло.
— С тех пор на дорогах Эльзаса и Лотарингии можно было встретить довольно странную труппу бродячих артистов. Они переезжали из деревни в деревню, из городка в городок. И в базарный день на рыночной площади они устраивали свои представления. Папа Карло становился в центр круга и… снимал штаны. Девочка Мальвинка крутила ручку, торчащую у него из ж…, и оттуда лилась дивная мелодия. И делала она это легко, изящно и красиво. А песик Артамончик бегал по кругу с шапкой в зубах, и благодарные зрители бросали туда мелкие монеты.
Семёныч потянулся в карман за мелкой монетой.
— Вот, собственно, оттуда и пошло выражение – «ж… с ручкой»… — Закончил я эту историю.
…И мы еще долго сидели за столиком. И вспоминали сказки. И анекдоты. И какие-то смешные истории из своей жизни. И был тихий теплый осенний вечер. И небо было необыкновенным, бархатным, мягким, без единого облачка, с разными оттенками синего цвета, от светлого в том месте, где зашло солнце, до густого фиолетового. И это было красиво – золотые листья на фоне синего бархата неба…
…Ребята пошли на проспект ловить такси. Им ехать далеко. А я один по бульвару побрел к метро. Я ведь всегда возвращаюсь домой на метро. И я никуда не спешил. И шел, загребая ногами осенние листья, которых сегодня, почему-то именно сегодня, нападало так много. И они расступались перед моими ногами, расходились, как волны перед носом корабля. И я шел по безбрежному океану этой листвы, а вокруг меня сверкала и переливалась золотом и драгоценными камнями царица Осень.
И я вспомнил, да, вспомнил ту сказку для Вероники.

Солнце село, вечер гасит краски.
И меня ты вправе упрекать.
«Обещал ты рассказать мне сказку».
Обещал. Про что же рассказать?

Ведь неинтересно то, что знаешь,
Это ж скучно, коль знаком сюжет.
Я досочиню (не возражаешь?)
То, чего в сюжете сказки нет.

С «Красной шапочкою» с детства ты знакома.
Помнишь, как охотники пришли
И на волка, спящего у дома,
Ружья беспощадно навели?

Серый Волк! Убить его – почетно.
Только неизвестно – был ли прок?
Может он уставшую девчонку
На хребте до дома доволок.

Не пустили в дом – уж больно грязен.
В доме чисто и полно ковров.
Запах в щелку. Как он был прекрасен!
Запах чая, меда, пирогов.

И тогда он на крыльце остался.
Что ж, коль не пустили за порог.
Он не слышал, как охотник крался
Как ружье поднял и взвел курок.

За окошком сухо выстрел щелкнул.
Вой звериный, птиц истошный гам…
А она, подумав: «Ну и черт с ним!»,-
Руку протянула к пирогам…

Жаль, что в сказках часто так бывает:
Пьянки, лень, разбой, неравный брак,
Лгут, хамят, друг друга убивают.
И герой, как правило – Дурак…

Вот и все! Ты, дверь за мной захлопнув,
Сядешь, ноги под себя поджав.
Красоты невиданной полотна
Нарисует вечер, в синих окнах
Розовую краску размешав.

Добавить комментарий